Наш мир — это не самое приятное место. Рано или поздно родители покинут вас, и никто не будет безоговорочно вас защищать. Нужно научиться самим за себя постоять.
Елизавета II.

«В счастливом конце должен страдать злодей. А злодей — это я».

     Рефлексия не оставляла Арса в покое вот уже год. Уже прошёл год и месяц, как умер папа, прошел год и пять месяцев с тех пор, как погиб Сева и прошёл ровно год, как умерла Анна Васильевна.
Череда несчастий разбивала его душу в щепки. Банальным радостями бытия не оставалось места в его израненой, и оттого ставшей хрупкой, душе мальчика.
Арсений был просто человеком, который тоже может чувствовать. К сожалению, люди думали, что он способен претерпеть все эти несчастия, навалившиеся на него за раз.

Всю жизнь его то недооценивали, например, в школе, считая его бездарным учеником, то переоценивали, считая, что Арсений и сам справится с трудностями.

Он лежал и пытался подавить набрасывающиеся эмоции. Арсений лежал на кровати, свернувшись калачиком, и старался не думать о том, что потерял почти всех. Увы, не получалось. Стоило парню расслабиться, промелькала мысль о том, что он один в этом пустом доме.

С улицы проникал ненавистный парню свет яркой луны, пытающейся озарить своим видом мрак души молодого человека. Арсений остался один на один со своими страхами и со своим одиночеством. Зашторить окна было некому, Золоторев всех распустил, ведь больше не мог оплачивать услуги домашнего персонала. Дом был пустым. Аренда квартиры подходила к концу. Он не знал, остаться тут или переехать. Арсений теперь вообще ничего не знал.

Сейчас чаще, чем Закатный Арсений посещал разве что кладбище, где были похоронены его родители и Анна, мать Матвея, которая относилась к нему, как к сыну, а он к ней, как к крестной. Наверное, если бы Ульяна ещё была жива и была знакома с Аней, то сделала бы именно её крестной своего ребёнка. Они были точно нашли точки соприкосновения. По крайней мере, одна общая тема у них уже была — Арсений.

Женя и Степа оторвались и погрузились в себя, но в паре. Так у них хотя бы было мнимое чувство заполняющейся пустоты.
Матвей казался полностью бездушным, но это было невозможно. Ни один человек на свете не перенёс бы столько, совершенно не чувствуя боли. Он глубоко переживал перестрелку с Псами и смерти на ней. Мясорубка забрала не только друга детства Арсения и морально самого Золоторева, но и людей из охраны Бешеных псов.

Убить просто, а пережить убийство — нет. Это дано далеко не каждому. Страх за наказание и сам грех отегощали их души. Душу Матвея в том числе.

Они отняли жизни и для себя стали ничуть не лучше, чем сами наркоторговцы. Совесть душила их. Да, они самостоятельно нашли выход и стали на защиту своей жизни, но можно было никем не жертвуя, выйти из воды почти сухими, если бы... Если бы. Если бы. Если бы...

Все проблемы могло решить банальное «если бы».
Если бы всё так было просто...

И таким образом, уже прошло полтара года со дня смерти Севы, год с папы и матери Матвея. А это ебаное «если бы» всё ещё не покидало его.

Он ходил к психологу уже три месяца, но изменений в его состоянии не наблюдалось.
Жил был Арсений Золоторев. Ел, пил, спал, улыбался даже, а в душе умирал. В такие моменты он видел мир в пелене. Всё показывалось сквозь балабановскую призму: мрачно, сыро и уныло. Никакой радости бытия, одно лишь существование.

— Открой! - Он стоял на лестничной площадке и тарабанил по двери, потому что звонок уже не помогал. — Открой, придурок!

— Не надо так орать, - спокойным, но усталым голосом произнёс Арсений. Его волосы претерпевали лишения в виде расчески. Дома было темно, парень ходил по наитию, практически слепо передвигаясь по дому, в котором жил вот уже десять лет.

Ровно десять лет назад, благодаря Таисии, они переехали. За этот промежуток времени Арсений не только притерелся к людям вокруг, но и к дому, городу. Теперь всё это вокруг было ему родным, ценным, дорогим, хотя без отца всё теперь выглядело иначе. Мир утратил свои краски.

— Мать твою, это что за срань господня?! - Такие гадкие виды квартиры Степа не видел со времен пьянства родителей Жени.

— Я распустил дом работников, - голос с хрипотцой расстроился, и он прокашлялся. Недельной давности майка, штаны, заляпанные кетчупом, и немытое, небритое лицо. Похоже, Арсений глубоко погрузился в самобичевание, решив не уступать в этом своему лучшему другу Матвею.

— Это не повод жить в свинарнике.

— Давно тебя не видел. Приезжал бы чаще ко мне.

— Я и так часто приезжаю к тебе, и с Женей, и Ваней, это ты, еблан, не открываешь... Уу, это что, диван или гора тряпок? - Внимание Степы переключилось на центр гостиной.

— Это мои брендовые вещи. Правда, цена их практически тряпичная. Самая дорогая из этого максимум тысяч сорок, - пришуриваясь, ответил Арсений.

— Решил продать?

— Я их не ношу уже... — Арсений потирал шею, смотря на эту гору одежды, сравнивая эту гору с преградами на своём жизненном пути. — Нет, может быть отдам нуждающимся. Хотя продать тоже хорошая идея.

— Ты? Отдашь бесплатно? - удивлению Степы не было предела.

— Да, - тихо и спокойно, привычно прячя руки в карманах спортивных штанов, произнёс Арсений. Сердце его колотилось.
Он переживал, что все забыли о нем, а Степа приезжал. Это он сам не слышал, погрузившись в глубину своих чувств. Арс был важен для Степы, как и для Таси, Жени, Вани, Матвея и покойных Астафа, Ульяны. В тот момент он подумал: а может не всё ещё потеряно?.. Но эта мысль быстро растворилась.

— Смешно шутишь! Не пробовал пройти набор в стенд ап?

— Степан!

— О! - внимание Степы уже было отвлечено. — Твои долчи! Это же ты в них обоссался на вписке у Досика? - Гаврилов пытался развеселить друга, чтобы вывести из подавленного состояния.

— Фу, нет, те я уже давно выкинул. Это, кстати, подарок Севы... Был. - Он покрутил в руках брюки-джоггеры с лампасами, а затем воскликнул:
— Нет, это я не отдам никому!

Душа его сжиралась от тоски самим же собой. Все канули, прежних дней уже не стало, друзья исчезли, родители тоже, наступила взрослая жизнь без прекрас. Всё поменялось со смерти близких ему людей. Нетленным оставалось одно — ненависть к себе.

Он был готов выслушуть Степу, пришедшего на самом деле ему помочь, или даже приготовить еды, но наслаждение из его жизни исчезло. И даже наркотиками он не хотел вернуть эти забытые эмоции. Арс считал, что не достоин радоваться жизни, когда столько родных похоронено, а он всё дышит и дышит.

— Ты ел сегодня?

— Вроде нет.

— Сейчас сделаю тебе наикрутейший омлет! Закачаешься!

Арсений не чувствовал аромата жарящихся яиц, при приходе друга он не испытывал счастья, разве что искреннюю благодарность. Ему вообще казалось, что он больше ничего не чувствует. Естественно, ничего, кроме вины, скорби, обиды, стыда и боли.
Вина поглащала его раз за разом всё глубже, а он и не сопротивлялся. Не старался, не пытался. Арсений добровольно отдавал свои тело и душу на растерзание. Убийцей, жертвой и свидетелем, а так же судьёй — он стал для себя. И приговор уже был зачтён.

— ... И всего-то! Теперь закроем крышку, выключим огонь и дадим насытиться омлету собственным ароматом.

— В этом мире сложновато насытиться чем-то прекрасным, когда вокруг одна лишь тьма.

— И что ты хочешь этим сказать? - Степан не догонял. В начале он не понял, ведь крышкой сковороду прикрыл, как это не насытится?

— Я верю, что есть другой мир, где легче.

— Имеешь ввиду во Вселенной?

— Вроде того, да.

— Если ты так увлёкся астрономией, могу провести тебя к самому мощному телескопу в нашем регионе. Он находится в вузе, где я учился.

— Как-нибудь в следующий раз... - Арсению было по барабану на космос. — А ты всё-таки бросил учёбу?

— Да. Хоть учиться я и люблю, но российское образование это не совсем то, что мне нужно, - Хмыкнул парень.

— Попробовал бы по гранту поступить зарубеж. У тебя ж английский нормальный.

— Говоришь в точности, как Женя.

— Правда, в зарубежных вузах твои пьяные выходки никто терпеть бы не стал, как в нашем унике. Бросил бы ты пить, вообще бы цены тебе не было. - впервые за весь разговор тембр голоса Арсения изменился. Он давал ему искренний совет.

— Ну всё, хватит.

Вскоре Степа ушёл. Ушёл, выйдя за дверь. Полтора года назад Астаф Павлович тоже ушёл, выйдя за ту дверь, но в отличие от Гаврилова, он уже не вернулся.

Вот и не стало отца. И вроде как, больше никто и ничто не держало Арсения в этом мире. Папы больше не было.

У него не было абсолютно никакого стимула. Никакого интереса. Он не знал даже, во сколько он ляжет спать и что будет есть на завтрак. И будет ли так дальше продолжать спать и есть. Арсений ничего не знал и знать уже не хотел. Золоторёв тихо погружался во тьму...