Камилла кричала. Люка слышал ее голос, это были ее чертята. Он помнил, как точно такие же крики издавала Найроби. Она задыхалась и плакала, а все начиналось с простых рыданий.

Люка уже видел подобное множество тысяч раз, он ведь врач, но это не меняло его реакции. Каждый раз он боялся, что приступ может заставить человека пойти на крайние меры и каждый раз радовался собственной ошибки, кроме одного случая.

В старом доме, на берегу моря жила молодая девушка. Решившая закрыться ото всех в собственном мире, она не разговаривала ни с кем. Ее родители давно погибли, а братьев и сестер не было. Девушка буквально заперлась заставив себя поверить что так правильно.

- Их мир ужасен - считала она, - а мой тих и спокоен. Я каждый день вижу море, слышу голоса птиц. Я чувствую себя лучше, когда нахожусь в убежище.

Люка встретил ее лишь раз. Человек с уникальными познаниями в психологии внезапно окунулся в чужой мир, где, к удивлению, ему пришлось по душе. Нет других людей. Нет разных мнений, сторон, яркой и темной одежды. Все в мире женщины казались такими идеально чистыми и светлыми, что хотелось наблюдать. Невольно Люка сравнил ее мир с раем, в который знал, что попасть не сможет. Слишком много боли он причинил близким, а вместе с тем чужим, людям. Слишком часто повторял о ненависти, запирался в суждениях, когда должен был просто попросить о помощи. Никто не любит просить о помощи. Все хотят, чтобы их видели насквозь, только те кто страдают не способны выжить в жутком мире едких фраз и клишированных действий.

- Почему вы здесь? - наивно полагая, что девушка ответит, Люка задал ей вопрос.

- Потому что здесь нет яда или черных туч. Тут всегда светит солнце и тепло. В моем мире не бывает зимы или осени, а весна здесь ужасная редкость. Я люблю лето, оно заставляет меня улыбаться, - ответила незнакомка.

- Откуда вы знаете, что никто не осквернит ваш мир ядом или плохим словом? Люди привыкли называть неизведанное глупым и странным, а людей желающих его достичь - психами.

- Я не знаю, но люди не знают меня. Они не могут диктовать мне условия, ведь я не просила их об этом. Пускай считают мой мир нелепой иллюзией, пусть читают книги не веруя в старые сказки, но как бы там ни было, они сами поймут что ошиблись, а может быть просто постараются научится тактичности.

- Но вы совершенно одна...

- Я выбрала одиночество.

- Зачем?

- Люди причиняют мне боль, они говорят о ней, как о еде. Будто боль - это не синоним слова отчаяние и печаль. Люди обесценили любовь, также как и боль, просто никто не придает ей большого значения. Они говорят о ней делая ее центром, то есть концентрируясь на ней, а не на том что нужно изменить, чтобы ее не было.

Он запомнил ее голос, не молодое лицо в морщинках и седые пряди волос. Он вновь хотел поговорить с ней, снова услышать как она и где. Люка знал что это невозможно. Он не хотел, чтобы мысли съедали его изо дня в день. А Камилла делала все, чтобы подобное происходило. Он уже не мог относится к ней не предвзято.

Камила вновь пришла к нему на прием, но Люка не желал её видеть. Он не хотел брать ответственность за ту, кто когда-то помогал Найроби, однако она имела ответы на вопросы, чего доктор Мартин пропустить не мог.

- Как самочувствие? - поинтересовался доктор, видя как Камила удобно устраивается в, уже привычном для неё, кресле.

- Лучше, чем было вчера.

- Рад слышать. О чём вы бы хотели поговорить со мной, сегодня?

- О той, кто волнует вас по-настоящему, ведь вот в чём дело, доктор Мартин, я - причастна к смерти Найроби, ведь именно я свидетель её бед и разрушений, однако вы всё продолжаете вести со мной беседы, позволяете себе вольности, помогаете. Может ли это быть лишь человеческий эгоизм засунутый в самый закоуток подсознания, разобранный на мелкие частички в вашей голове? Могу ли я быть триггером для ваших страхов? Ибо вы жаждете правды, а я могу не дать вам то, чего так желает ваше сердце.

- Мисс Санчес, я умею справляться с эмоциями, могу спокойно вынести ваши рассказы, при желании могу позволить себе вставить слово, отнюдь мои мотивы направлены на помощь тому, кого уже нет.

- Разве так говорят о тех, кого любили?

На этот раз Люка показался Камилле слишком холодным. Он не требовал, не ждал ответов, словно уже разочаровался в правде, вероятно теперь она уже не была ему так необходима. Случилось так из-за слов о детях или же старых воспоминаниях, он не знал. Но точно знал что Камилле нужна помощь. Однажды он загубил светлую душу, теперь расплачивается за содеянное. Вопрос только в том, его ли эта самая вина, которую он цепляет на себя, как панцирь и гордо несет её на себе?

Все мы люди. Детище разрушенного мира, страшных событий и иллюзий наполненных светом. Нами правит гордость, движет ненависть. Мы все время делаем что-либо ради других, а когда же думать о себе?

- Так говорят о предателях и об убийцах. Даже не знаю кто из них хуже, - Люка вовсе не был мягок, скорее серьёзен, а Камила готова была уходить из-за его слов, но услышала: - Вчера тот, кто убил пил кофе, а она в раю писала поэмы. А сегодня тот, кто убил слушает, а она крепко спит в белом платье на белом постельном.

- Вы считаете себя убийцей, но дослушайте же её историю. Она хотела, чтобы вы слушали.

Найроби казалась мне светлячком. Такая светлая, но такая необычная. Я думала: Черт подери, как в тебе умещается столько качеств? Да, она часто грустила, но гораздо чаще смеялась и поддерживала других. Мы нуждались в ней, а она вовсе не требовала от нас ответного понимание. Мне казалось, что ей легко. Ну подумаешь.. слушать нытьё лейтенанта, купить кофе в старбаксе для капитана. Разве это сложно? На самом деле, очень!

В тот день она пришла на работу, занесла кофе лейтенанту, улыбнулась Сэму и мне, а увидев наши лица шепотом пообещала выслушать. Она заперлась у себя в кабинете, окружив волокитой бумаг, пишущих и не пишущих ручек и белых стен, ведь стерильность - самое главное в кабинете криминалиста. Она умело начала, но совершенно бездумно закончила, так как приехал офицер разогнав нас всех по домам. Кажется, было важное собрание, но я обратила внимание, как мисс Вэйн смотрит на мужчину. Её глаза расширились от страха, руки стали дрожать, словно кто-то дергает за её пальцы, а голова опустилась сама собой. Неужели она провинилась? - подумала я, но смолчала. Вот это было моей ошибкой. Найроби больше не пришла. Прислала сообщение, которое гласило "Офицер не должен служить. Пока он там, меня не будет". Я хмыкнула на него и отложила телефон, мы с Сэмом решали свои проблемы.

- Какого хрена? - грубо схватил он меня за запястье, когда я схватила вазу в обороняющимся жесте. Вам ли не знать, как жертвы насилия реагируют на подобные жесты со стороны мужчин.

Сэм не на шутку испугался. Он и впрямь прижал меня к себе, как психованную, но отнюдь. Он был не прав, а я знала что его неправота основана на моих решениях. Тот, кто некогда казался мне доверенным лицом внезапно стал угрозой номер один. Его я испугалась более, нежели любого заключенного или убийцу. Мне не нравилось грязное чувство страха, однако оно всё равно облепило меня липучками со всех сторон, закрывая глаза своими грязными лапами.

- Ками, тише, я не причиню тебе вред, - Сэм успокоился первым. Он медленно подошёл, осознав что ничего делать я не собираюсь, а остальное лишь ступор, затмивший мозг, - Вот так, - он забрал вазу, - Ничего страшного! Я рядом.

- Тебе нужно уйти, - прохрипела я, поскольку надорвала голос своими криками.

- Разве? Боюсь, ты здесь не справишься.

Он продолжал меня обнимать, а я плакала потому что паника охватила меня позднее, чем мне удалось осознать. Сэм Аккоста - не был злодеем, скорее принцем из сказки, только конь был чёрным, а корона металлическая. Он помогал, когда того требовал случай, но в другие дни был вне зоны доступа. Меня угнетало такое отношение и я решила, если он не хочет, мне тоже не нужно. Мы просто жили дальше, пока в один момент я не заехала за кофе в Старбакс, не увидела его и Найроби там вместе.

Люка вздрогнул. Разве мог он представить себе Сэма с Найроби? А она могла так с ним поступить? Мозг Найроби был необычным, дереализованным, сложно устроенным, никто не мог ей помочь, никто не мог её понять. Даже Люка мог сделать это с трудом.

- Не стоит так реагировать на такие мелочи, - подметила Камила, - Они лишь пили кофе, обсуждая что-то важное, ведь Сэм передавал Найроби черный конверт с синей неоновой бабочкой. Красивый, но мрачный.

- Мисс Санчес, а вам говорили что конкретно было в конверте?

- Нет.

- Там был ножик-бабочка, с точно такой же неоновой бабочкой. Она светилась в темноте, когда я пришел к ней.

- Не может быть! Но я знаю другую информацию, мистер Мартин.

В тот день, я без обвинений спросила у Сэма что было в том письме, а он сморозил глупость, заставив меня понервничать. Найроби же с удовольствием поделилась со мной новостью от которой, по её словам, бегали мурашки по коже. Она сказала, что в конверте билет на концерт, однако мне было неизвестно из-за чего же она так шифровалась, по какой причине девушка, которая никогда не лжет, солгала сегодня.

- Хор? Серьёзно? Детка, я делаю вывод, что совсем тебя не знаю, - сказала я тогда.

А она ответила, что хор поможет ей насладиться жизнью. Какая глупая отмазка, это оказалась, ведь хора не было, а в конверте оказался билет в один конец. Было и ещё кое-что, записка оставленная красной ручкой на потертой бумаги. Найроби хотела, дабы вы получили её, когда будете готовы, но я не готова отдать вам последнее что от неё осталось.

- Я буду терпелив, - пробормотал Люка.

- Хорошо, что вы можете разделить со мной боль, ведь её смерть оказалась погибелью для всех нас.

Камила поднялась со своего места, поправила красный пиджак, надетый сверху на белую футболку и вышла, решив что на сегодня хватит, а Люка остался сидеть потрясенным от информации, которую получил. Он не ожидал, что Найроби подготовиться, что это не спонтанное решение, и не вспышка неверия. Она готовилась! Не говорила о самочувствии, не требовала заботы, она просто ждала в какой момент он обратил внимание, а когда Люка сделал это, стало поздно...

Он выходит из кабинета понурый, уставший, измученный работой, однако осознаёт острую необходимость отвлечься, в итоге всё же отправляясь в квартиру той, кто порой застилает её мысли пеленой страсти.

- Сью, ты мне нужна, - срывается он, превращаясь в зверя.

Люка снимает одежду, сначала с себя, затем с неё, уводит их обоих в спальню, пока секретарша не может и слова сказать. Они сходят с ума от желание и похоти затмивший чистый разум. Благоразумие остаётся пустым звуком, а фрукты на столике летят с него из-за взмахов рук и движения тел. Он пожалеет об этом завтра! Так сильно, что будет сдирать скальп со своей головы, но пока они есть, пока они здесь и с кем бы он ни был, его наслаждение затмевает сознание недоверие.

Он завтра об этом пожалеет! Он знает...