Юноша сплюнул кровь на пол жандармского участка и попытался сесть: руки и ноги нещадно дрожали.
 —Кто учил тебя держать удар?
 —Я не ребенок улицы, мои родители — чертовы интеллигенты, — ответил черноволосый и криво улыбнулся, показывая ряд окровавленных зубов.
 — Жаль, — мужчина склонил голову набок и сделал небольшую паузу, — Я думал, что мы поговорим по-мужски.
 — Не огорчайтесь. То, что я не умею драться, не помешало мне поднять руку на женщину.
Романов склонился над Бернаром:
 —Я не имею права ударить тебя, потому что ты даже не сможешь ответить. Ты не мужчина, ты — трус.
Эрик вцепился в рубашку Константина, из последних сил заставляя его склониться ниже. И попытался что-то прохрипеть. Речи не последовало: сильный приступ кашля позволил мужчине высвободиться из мертвой хватки парня. Он поправил рубашку и направился к двери:
 — Роланд, отвези его домой.
Шатен, не оборачиваясь, бросил напоследок:
 — Если появишься в ее жизни снова, могильная земля станет тебе домом намного раньше, чем ты рассчитываешь.
 — Я все равно умираю, какая, к черту, разница? — в каждое слово черноволосый вложил столько отчаяния и мольбы, что опекун замер на пороге.
 — Знаешь, в чем проблема таких людей, как ты? Вы преподносите свое наказание, как величайшее мучение для всего человечества. Словно ты — тот, кого точно не могла постичь подобная участь. Словно твоя смерть искупает твои грехи. Словно смерть очищает человека.
Думаешь, что стал лучше? Искренен, поко́рен, молчалив и всецело предан своей судьбе?
Нет, Эрик, ты просто боишься и лицемеришь даже перед лицом той, которую не обманешь, как бы ни старался. Об очищении нужно думать, когда она не дышит в твой затылок. Иначе это театр с вполне ожидаемым финалом. Овации, крики, слезы сраженных наповал зрителей. Да, для них ты отыграл так, что они безоговорочно поверили. Но тебе это уже не важно, ты даже не слышишь зрителей, лишь удар захлопнутой крышки гроба и оглушающее потрескивание огня, в котором снова и снова будет гореть твоя грязная душа.
 — Что не скажешь о Вас. Прямо святоша, —  бросил Бернар. Его глаза горели цветом жгучей ненависти.
 — Если бы Дьявол мог сделать меня своим заместителем, он бы непременно поступил именно так.
Мужчина бросил последний взгляд на собеседника и удалился из жандармского участка. На телефон настойчиво звонил его верный помощник  — Ланс Ришар. Молодой человек подавал большие надежды и своей самой крупной целью считал работу в одном из многочисленных филиалов судостроительной компании «Black Rose». Естественно, в роли бессменного начальника. Романов в будущем планировал сделать его своим заместителем, а затем и приемником.
 — Я нашел ее, Константин. Сейчас она находится на улице Холмов, на вышке 23B, и боюсь, что я не успел. На Ваш рабочий номер звонили из местной жандармерии. Просят прийти на опознание. Кажется, она обо всем знает.
Шатен сразу же повесил трубку. Время неумолимо и сейчас только в его руках жизнь Мишель Рансье.

***
 — Красивое место, правда?—  голос девушки резанул по слуху мужчины.
Это был не ее голос. Надломленный, на все решившийся, но, как ни странно, спокойный и... мертвый.
Мишель сидела на парапете, облокотившись на стену и вытянув ноги. Одно неловкое движение, лишний вдох или выдох, неправильный поворот головы, и она рухнула бы вниз. Лицо устремлено вдаль. Она, казалось, бледнеет и растворяется в воздухе, который ей так ненавистен.
 — Правда, вот только не для смерти,—  Романов тоже старался держать голос ровным, но это как никогда плохо ему удавалось.
 —Я хочу, чтобы произвели кремацию.
Константин ничего не ответил, но сделал пару шагов навстречу.
 — Еще одно движение и мои страдания закончатся навсегда.
Он остановился.
 —Я всегда жутко боялась высоты. Но перед смертью хочу избавиться от всех своих страхов. Посмотреть им в глаза. Я умру, как ангел, потерявший крылья.* Жаль, правда, что мы так и не подружились. Это единственное, о чем я жалею. Простите меня за ту ночь. За то, как я позорно бежала.
 — Если я не прощу тебя, я вправе рассчитывать на ещё одну подобную ночь?
Девушка улыбнулась. Так тепло и искренне, что мужчина на секунду подумал, что победил.
 — Боюсь, что нет.
Сирота повернулась к нему лицом, и теперь он смотрел на нее во все глаза. Все было намного хуже, чем ожидал опекун.
 — Вы будете скучать по мне?
 —Нет, потому что я не позволю тебе просто уйти.
 — Я уже ушла, — сирота снова улыбнулась, — Наркотик начинает действовать.
  — Ты... принимала? Серьезно, Миша? Что?
  — Не знаю, я что-то нашла в бардачке у Асса, когда он увозил меня от... Оттуда... И вколола... Хотелось притупить боль. Хоть немного. Эрик рассказывал, что одна доза не навредит, а боль уйдет. Уйдет, — похоже, девушка уходила в нирвану.
  — Мишель?
Рансье, шатаясь, схватилась за парапет и встала на него. А потом, хихикнув, раскинула руки и сжала несуществующий баланс*.
 — Я свободна... — шепнула она и прикрыла глаза.
Ноги ее поочередно соскальзывали, но она каким-то чудесным образом оставалась на месте. А Романов не смел даже подойти, потому что боялся оборвать последние секунды драгоценной жизни:
 — Они были бы счастливы, видя тебя здесь?
 — Не смейте! Даже не думайте говорить это, — сироту прорвало. Голос ее сорвался на высокой ноте. Она захлебывалась в собственных слезах. Сжимала руками талию и дрожала. От того, как сильно она прикусывала собственные губы, проступила кровь. Закрывала лицо руками. Чтобы он не видел. А слезы горели диким, адским пламенем на ее щеках.
Романов воспользовался моментом полной беспомощности француженки и начал медленно приближаться:
 — Чего не говорить, Миша? Правды? Знаешь, за что меня все ненавидят и презирают? За то, что я говорю правду, какой бы грубой и мерзкой она не была. Ты просто сбегаешь, дорогая. Самоубийство — не удел сильных.
Последнее движение и русский хватает хрупкое тело.
Она вырывается из последних сил, даже кусается. Но, похоже, мужчине все равно. Пусть потом шрамы на плечах и шее пополнят его коллекцию.

Он весь был создан из них.
_______________________________________
*1 Отсылка к словам Эрика в шестой главе.
*2 Понятие, принятое у канатоходцев