После бомбежки мы решили сменить позицию, засели у мельницы и начали рыть окоп по периметру. Было чертовски холодно, после трех минут работы я уже не чувствовал пальцев. Я оперся на лопату, чтобы передохнуть.

- Рождество не за горами, парни. - сказал стоящий в стороне Фридрих, - Завтра сочельник..

Все вдруг начали бурно что-то обсуждать, объяснять друг другу что-то.

- Ни слова о нем, Фридрих. На этой чертовой войне люди не знают праздников. - с грустью в голосе произнес парнишка лет двадцати.

Все замолкли и продолжили копать, да вот молчание невыносимо давило на нас. Я чувствовал невыносимо тяжелую груду камней на моей грешной душе, ничего мне не давало покоя. Особенно мысли о ней.

С Анастасией я познакомился в десятом году, за четыре года до катастрофы. Я путешествовал по странам Европы и прибыл в итоге в Россию, в Петроград. Там я и поведал красу эту ненаглядную. Был я тогда на катке, расслабиться хотел после дороги, да вот покоя мне сея девица розовощекая не давала. Катался я значит вокруг ели, Новый Год близился, так засмотрелся на дерево, что так и врезался в Анастасию мою. До сих пор считаю, что она мое послание свыше. Ну, влюбился я в нее, что уж таить, выслеживать начал. Нашел подруг ее, девиц не самых умных, да на своем ломаном русском вытягивать о ней побольше информации начал. Девицы, как сказал уже, не самые умные были, все как сороки - увидят блестяшку, так хвать! и сразу все рассказать готова. Завел я их в трактир неподалеку, напоил, языки развязал, так они мне и имя, и адрес, и интересы, о жизни ее, и о родных все поведали, хоть бери, да родным братом притворяйся. Нашел я ее, познакомились, да влюбились окончательно. Жили, да поживали, ребеночек у нас родился, но вот стукнула Судьба, глазом не моргнул, как Петербург передо мной во фронт обратился. Тяжко было мне туда идти, не хотел против уже родных русских воевать, да пришлось, поэтому я и на Западный фронт просился, ну уж сильно больно мне их калечить, да и страшно чуток.

Да так задумался я, что не заметил, как окоп-то один почти вырыл. Парни стояли с такими лицами, ей Богу, смеялся бы вечность, да вот не хотелось. Рук я не чувствовал после моего раздумья, но мне было плевать. Парни меня так и отправили в мельницу отдохнуть, ибо что уж, заслужил.

Зашел я в эту теплую мельницу, захватил из ящика батон, да флягу вином набрал, и наверх пошел. Сел я у окошка мельницы, что на деревушку открывалось, пожевывал батон, да вином запивал. Голодный был, готов был съесть быка, но ел довольно медленно, наслаждался каждым ароматным куском хлеба. Авось этот хлеб родом с мельницы этой? Смотрел-то на огонь деревни я с такой грустью, домой хотел. А вдруг и с Анастасией такое же происходит? Письмо может написать? Да вот, чернил-то нет. Смотрел, смотрел в окошко, попивал винцо красное, да так и задремал, положив голову на мешок с зерном не молотым, хоть так удобно было.

Да сон меня тоже от мыслей не избавил. Пришла ко мне Анастасия, обняла сзади, поцеловала в макушку, теплых слов на ушко наговорила, да ушла. А дальше как обычно - все алая кровь, все мертвые тела. Обычный сон обычного солдата.