Вода приятно зажурчала. Бабушка поставила кувшин на пол и пододвинула к кровати зеленый тазик. Кэллен свесила ноги и тут же почувствовала тепло. Комнату наполнил звук плескающейся воды, пока девочка качала ногами в разные стороны.

– А я говорила тебе, – добрые глаза за морщинами смотрели с упреком. – Нечего было выбегать на улицу в ливень.

Кэллен закашлялась. Неприятное першение в горле не давало дышать.

– Благо, ночью не поднялась температура, иначе твоя мама сильно бы ругала меня, – бабуля поднялась во весь рост и направилась в сторону двери.

Через пару минут она вернулась с подносом ванильного печенья и большой кружкой ароматного чая с лимоном и медом.

– Вот, выпей. Затем сразу под одеяло и не вздумай вылезать! – пригрозила пальцем.

Кэллен послушно закивала в ответ. Бабушка тяжело вздохнула и вытерла ноги внучки мягким полотенцем. Позже старушка положила на край кровати теплые носки и устало вытерла пот с лица.

– Бабуля, – пролепетала Кэллен, поставив кружку на поднос. – Расскажи мне о своей жизни. Я ведь знаю только то, что ты жила по ту сторону Керченского пролива. Я мало слышала о том, как звали моего дедушку или как прошло детство мамы, а я бы так хотела знать.

Взгляд бабушки потускнел и затерялся в тени яблоневого дерева, ударяющегося листьями в деревянное окно. Мертвая тишина сжимала сознание, с улицы доносился шепот ветра и кратковременный диалог маленьких птиц. Ее седые волосы скручивались в мелкие кудри, сталкивающиеся между собой.

– Я никогда не жила по ту сторону пролива, – неожиданно выдавила она едва слышно, на что Кэллен округлила глаза. – Я рассказала это твоей маме, как лучшую историю, что могла придумать. Я рассказала ей и многое другое, что не имеет никакого сходства с реальностью. Я лишь хотела, чтобы она выросла без груза прошлого своих родителей за плечами. Но ты не должна ей в этом признаваться, цветочек. Взрослые боятся тайн, а еще больше они боятся истинной правды.

Кэллен пододвинулась ближе и потянула бабушку за руку. Девочка ощущала морщины на коже старушки и неровное глухое сердцебиение.

– Это будет нашим секретом, – сказала Кэллен серьезным голосом.

Еще никогда девочка не была так близка к осознанию священной истории, никогда не чувствовала всю важность и ответственность момента, словно в этот миг могла вкусить подлинные причины обмана и стать частью хранителей ответов на все вопросы о людских судьбах.

– Я расскажу тебе, а ты, быть может, после моей смерти напишешь книгу и вновь напомнишь миру о том, как ужасна война и те, кто ее начинают.

Глаза Кэллен блестели от нетерпения. Чай уже давно остыл, сделавшись приторно-сладким.

– Я не стану вспоминать начало. Безусловно, в нем было много основ и причин, почему все в моей жизни повернулось именно так, а никак иначе, но сейчас, милая, в этом нет никакого смысла. Ты вскоре устанешь и начнешь склоняться ко сну, если я буду без умолку болтать о мелочах, только мне понятных и только мне греющих сердце, словно это были сокровища на дне моря. Сейчас я сразу перейду к той части истории, которую принято называть кульминацией, ведь дети в твоем возрасте весьма нетерпеливы, да и я слишком стара, чтобы затягивать с изложением, – бабуля откусила кусок ванильного печенья. – Я так их любила... – едва слышно прошептала она и углубилась в воспоминания, медленно затягивая за собой и Кэллен, приоткрывая дверь в иную жизнь, выпуская собственные страхи и боль, которая толстой иголкой сидела в сердце.

Зимы в России всегда холодные, иногда под вечер так вьюга воет, что кажется, будто сама смерть пришла в дом. В 1940 зима была теплей обычного. Не успеет снег покрыть холодную землю, как на следующий день приходили теплые ветра, а утром и снега не видать, только грязь кругом да лужи. Под Рождество ударил долгожданный холод, целую неделю без перерыва валил снег, а ветер так завывал в печной трубе, что по ночам казалось, что дом вот-вот останется без крыши. Старики попрятались по избам, а дети, накинув полушубок да валенки, спешили на улицу. Просит детское сердце какой-нибудь незначительной радости, для ребенка и с горки скатиться равняется счастью, а уж если получится в снегу изваляться да чаю горячего с пирогами отведать, то обыкновенный день покажется сказкой. Ильюша неуклюже сбежал с крыльца старого дома и побежал в сторону дальней поляны, где уже резвились другие дети. Лиза с улыбкой смотрела ему в след, делая глоток холодного молока. Девушка проснулась до рассвета, ей всю ночь не спалось, что-то тревожило, волновало юное сердце.

– Уж и след простыл, вот резвый мальчишка! – послышался голос матери.

Лиза обернулась, поймав беспокойный взгляд женщины, и, тяжело вздохнув, скрылась за дверью кухни. За столом сидел отец. Дмитрий Лисин был мужчиной высокого роста, крупный и сильный. По юности полюбил девушку, хрупкую, но смелую. Не долго думая, сыграли свадьбу, а через год жена подарила ему мальчика. Ребенка назвали Павлом, рос он здоровым и крепким, а к восемнадцати годам превратился в голубоглазого красавца.

– Ты сегодня завтракала, Лиза? – спросил Дмитрий Евгеньевич, доедая остатки остывшего супа.

– Я Ильюше кашу варила и сама с ним поела, – ответила девушка, поставив пустой стакан на полку.

– Погода сегодня хорошая, свежо, морозно, чисто. Наконец снегу навалило, а-то я стал порядком беспокоиться: что это за зима с лужами вместо снега? – мечтательно протянул отец. – Ты бы и сама шла, прогулялась, чего дома сидеть.

– Не люблю я мороз этот, мне бы книги читать, – ответила девушка, выходя из кухни.

На пороге столкнулась она с Пашей, брат широко улыбнулся, загораживая девушке дорогу.

– Опять дома сидишь? – спросил он, выставляя вперед руку так, что Лиза оказалась прижатой к стене.

– Что же мне на улице морозиться? – съязвила девушка.

Парень только усмехнулся, освобождая сестре проход.

– Если вдруг надумаешь повеселиться, приходи на поле. Тебе там всегда рады.

– Кто хоть мне там рад? – улыбнулась Лиза, глядя на брата.

– Да хоть Мишка Ларин, – с усмешкой ответил Павел, наблюдая за реакцией сестры.

Лиза ничего не ответила и поспешила в свою комнату, надеясь скрыть румянец на щеках. Мишка Ларин был лучшим другом Павла. Еще в детстве, будучи мальчишками, они все время проводили вместе. Лиза тайком глядела на кучерявого Мишку, и что-то в ее хрупком сердечке просыпалось каждый раз, когда взгляд Мишки останавливался на раскрасневшемся лице Лизы. Со временем брат стал замечать, как сильно робела девушка в присутствии его друга. Спросить что-либо у нее Пашка боялся, не хотел обидеть чувствительную натуру сестры. Вот и кидал в ее сторону колкие фразы, иногда его шутки вылетали сами собой, в такие моменты Павел тут же принимался успокаивать сестру, а ее доброе сердце всегда прощало любые его слова.

Лиза была на два года младше брата. В этом году девушке стукнуло шестнадцать. Лиза была красива и умна не по годам, много читала, мало говорила и по привычке забирала длинные, кудрявые, черные волосы в косу. Глаза ее карие напоминали бездну, а иногда даже пугали. Отец с матерью прозвали девчушку вороненком. В детстве Лиза была смешна: ноги длинные, туловище маленькое, худая, как велосипед, одни глаза торчали. А потом вдруг расцветала, превратилась в прекрасную девушку, стали соседские парни заглядываться, да только Лиза ни на кого из них и смотреть не желала. По деревне слухи пошли, что она больна, вот и сидит целыми днями дома. А девушка тем временем гордо несла сквозь года сердечную тайну, а по ночам рисовала в своем воображении картины, и до того казались они ей нереальными, что нередко по щеке красавицы катились слезы.

Пашка натянул на ноги валенки и выскочил во двор, на ходу застегивая теплый тулуп. На поле уже собрались все местные, младшие прыгали по сугробам, а ребята постарше лепили снеговика. Взрослые сидели в овраге, где на днях залили они ледяную гору, ведущую на замерзшую реку.

– Что-то ты припозднился, Павел Дмитриевич, – крикнула Дарья, показывая парню белоснежную улыбку.

– Соскучилась что ли? – спросил ее Пашка, взбираясь на гору.

– А если и соскучилась, то что? – улыбалась девушка.

– Пора тебе, Дарья, перестать на Павла заглядываться, ему порядочная нужна, – рассмеялся Мишка.

Девушка нахмурилась и замолчала. Павел опустился на холодный снег возле друга и поправил съехавшую набок шапку.

– Ленка-то не писала? – Миша запрокинул голову к солнцу.

– Не писала, – ответил Павел, и глаза его голубые грустно заблестели.

– Вокруг тебя вон сколько девушек вьется, выбирай любую, – махнул рукой Мишка.

– Люблю я ее, Миш, люблю, – тихо ответил Павел.

– Ну и дурак, – отмахнулся друг.

На солнце снег блестел разноцветными огнями, вдали виднелись величественные ели, а под оврагом находилась река, покрытая толстым льдом. Звонкие голоса эхом долетали до деревни, заставляя Лизу чувствовать себя одиноко. Девушка отложила очередную книгу и снова подошла к окну. Желание оказаться среди ребят загорелось в ней с новой силой. Лиза натянула шубу с валенками и медленно поспешила на крыльцо. Дойдя до поворота к полю, девушка резко остановилась, переминаясь с ноги на ногу, и, помотав головой, поспешила к дому. Со стороны оврага послышались шаги, а затем до боли знакомый голос позвал ее по имени. Лиза, дрожа всем телом, повернулась к юноше. На нее во все глаза смотрел Мишка Ларин, и что-то в лице девушки показалось ему новым, словно раньше и не замечал он румянца на ее щеках, пронзающих глаз ее, темнее ночи, и пухлых алых губ. Мишка широко улыбнулся и позвал девушку к себе. Лиза неуклюже побрела в сторону парня, то и дело проваливаясь в сугробы.

– Уж и не ждал увидеть тебя, – сказал парень, стряхивая с шапки девушки снег. – Я до дома ходил, отцу надо было помочь.

Лиза постоянно робела и только глядела на юношу влюбленными, полными восхищения глазами. Мишка привел ее на гору, Павел сначала удивился приходу сестры, но смолчал, заметив быстрые взгляды Мишки в ее сторону. Сначала Лиза смущалась, к вечеру повеселела, разговорилась с местными девчонками и помогла мальчишкам развести костер.

– Замерзла что ли? – спросил Мишка, расположившись рядом.

– Замерзла, – едва заметно кивнула девушка.

– Глупая, говорил же тебе не сгребать снег
варежками, – нахмурился парень и неожиданно для Лизы взял ее руки в свои и поднес к губам.

Лицо девушки залилось яркой краской. Лиза совсем забыла и про мороз, и про голод, и только биение собственного сердца заставляло ее чувствовать себя живой.

– Что же ты, сестра, раскраснелась. У костра что ли жарко? – усмехнулся Павел, опускаясь рядом с Лизой.

– Жарко, – соврала она.

Однако Павел ей не поверил и не упустил возможности кинуть в сторону сестры еще несколько колких фраз.

– Так пошла бы с Мишкой с горы покаталась, прохладней будет, а то растаешь, как снегурочка. Правда та от любви таяла, а тебя жар возьмет, – сказал парень, пытаясь скрыть улыбку.

Лиза тем временем нахмурилась и поспешила подняться с места.

– Ты куда это? Уже темнеет, – испуганно спросил Мишка.

– С горы покатаюсь, – отрезала девушка.

– Что ты ерунду говоришь! – сказал Мишка, поспешив за Лизой.

Павел только покачал головой, улыбаясь своим мыслям. Девушка несмело села на край горы и несильно оттолкнулась. Набирая скорость, она крутилась из стороны в сторону, пока не влетела в сугроб внизу оврага. Лиза попыталась встать, но ее сбил с ног юноша, упавший поверх девушки. Мишка смотрел ей в глаза, аккуратно убирая снег с волос.

– Зачем же ты одна пошла? – спросил он девушку с заботой в голосе.

– А ты зачем за мной пошел? – парировала она.

Мишка только улыбнулся и поднялся на ноги, протягивая девушке руку. Так они и стояли, держась за руки, не в силах оторваться друг от друга. В тот момент между ними зародилась связь сильная и глубокая. Лиза чувствовала, что теперь эту связь не могло разорвать ничто на свете. В ее голове уже витали образы их совместного лета и уютного домика рядом с родительским, сердце ее слепо верило в чудо, а вместо чуда в июне 1941 пришла война.

***

Даяна с безумным видом и искренним интересом что-то искала в траве. Ее розовый рюкзак небрежно валялся в песке, а черные волосы выбивались из-под длинных кос и торчали в разные стороны. Ярослав опустился рядом с кузиной и приподнял брови.

– Там что-то есть? – вежливость – не более. Мальчику было все равно на то, что так привлекло внимание сестры и существовало ли это что-то вообще.

– Вот, – лицо девочки озарила широкая улыбка.

Она протянула в сторону брата руки, и Ярослав увидел черепашку, испуганно вжавшую шею в панцирь. Множество оттенков зеленых полосок украшали ее твердый панцирь и маленькую неуклюжую головку. Решив, что опасность миновала, черепашка вытянула шею и сделала несколько неуверенных движений.

– Я долго ее искала, – с этими словами девочка отпустила животное на траву.

– Зачем тогда позволила ей уйти? – недоумевал Ярослав.

– Потому что цель достигнута, – пожала плечами Даяна. – Кэллен всегда говорила, что ожидание – самая приятная часть. Когда желание сбывается, оно не кажется таким прекрасным, как в тот момент, когда еще было далеким и недосягаемым.

– Снова философия, – мальчик закатил глаза, поднимаясь с колен. – Агата звала нас встретить закат на берегу, – вспомнил он между делом.

– Кэллен не будет, – неожиданно взболтнула Даяна. – Она заболела и гостит у бабушки.

Ярослав с пониманием кивнул. Какая-то часть его была даже рада, что золотоволосая девчонка ненадолго пропала из поля зрения и теперь ничто не выбивает у него землю из под ног, как бывает всякий раз, когда она оказывается рядом. К тому же Даяна знала о его чувствах к Кэллен, что до сих пор каким-то унизительным поражением стояло в горле.

– Ярослав, – голос звучал твердо. – Ты не подумай, я не скажу, – произнесла Даяна, словно прочитав мысли брата.

Ярослав смутился еще больше: мальчишки не любят, когда кто-то напоминает им о чувствах.

– Мы можем погулять без Кэллен, ведь вокруг нее мир не крутится, – нахмурился Ярослав.

– Только не наш с тобой, – ласково улыбнулась Даяна, и в глубине души мальчик знал, что она была права.

***

Лизи негромко постучалась в дверь. Грубый голос по ту сторону комнаты оповестил о нежелании видеть гостей. Девочка набралась сил и без разрешения вошла внутрь. Ее глаза тут же встретились с раздраженными глазами брата. Тони лениво лежал на кровати, закинув ногу на ногу. Его непослушные волосы помялись от подушки, спортивное тело прикрывала старая футболка.

– Я принесла тебе яблоки, – девочка начала издалека.

– Зачем? – отрешенный голос брата заставлял Лизи беспокоиться.

– Хотела сделать приятное.

– Зачем? – снова тот же холодный тон.

Многочисленные медали и кубки блестели в свете солнечных лучей. На стене висел плакат известного футболиста. Бумага была вся проколота острыми дротиками. Одежда плотной горой занимала все свободные стулья и спинку кровати.

– Потому что я не хочу, чтобы ты чувствовал себя одиноко.

Тони поднялся с кровати, подошел к сестре и выхватил яблоко из ее рук. Затем сильным толчком откинул девочку к двери и выставил ее в коридор, громко хлопнув дверью.

Лизи устало сжала руки в кулаки, оставив на ладошках следы. Из ее глаз потекли слезы.

– Я не слабая, – девочка вытерла лицо рукавом кофты. – И не нытик, – твердо сказала она сама себе.