Гроза с ее ужасом и при этом волнующим трепетом закончилась, оставляя мокрые следы на траве. Даяна металась в раздумьях, в последние дни Ярик вел себя странно, что рождало в голове девочки мысль о чувствах, ранее ей неизвестных, но томительных и желанных. Вопрос сам собой стоял непреодолимой стеной.

Завтра она спросит Ярослава. Она должна. Нет, обязана.

Девочка спустилась в гостиную. Все ее тело обдало холодом, на руках и ногах тут же выступили мурашки. Половицы скрипели под ногами, в камине еще потрескивали дрова, напоминая о том, что пару часов назад яркое пламя согревало комнату. Стоял запах сожженного дерева и холодного дыма – как напоминание о былом свете. Несколько свеч догорали свой последний виток, пламя танцевало, отбрасывая на стену изогнутые тени. Белый кот закрыл морду лапой. Он не двигался, словно не дышал вовсе. Маленький заварочный чайник наводил на мысль о тяжелом вечере и о том, что хозяин дома слишком устал, чтобы убрать за собой яства.

Стрелки часов медленно совершали свой ход. Распахнутое настежь окно пропускало толстый луч света. Луна огромным серым диском просачивалась в отверстие, глядела с упреком и презрением, словно проклинала за нарушенный покой. Она заслоняла собой все небо, была так близко, что можно было разглядеть каждый кратер, каждый изъян.

На подоконнике стоял фонарь. Его теплый свет во всей этой холодной и безжизненной комнате привлекал рой назойливых насекомых. Светлячки и мелкие жуки рождали в воздухе круги, их движения выглядели безумными. Летающие создания словно сходили с ума от дурманящего света, искали спасение. Особо хорошо их можно было разглядеть в лунной дороге, с невероятной быстротой обхватывающей все большее пространство комнаты.

И звук – щебетание множества кузнечиков, сливающееся с хлопками крыльев мотыльков и мошек, мечтающих отхватить свое. Звук завораживал и в то же время давил, заслонял разум, звал к себе, к окну, к холодному свету, в пропасть.

Даяна прикрыла уши руками, голова предательски болела. Едва различимый шум был хуже явного, пробирался в самую суть, откапывал страхи. Девочка прошла в сторону окна, совершая неуверенные шаги, словно что-то манило, неподдающееся объяснению, не имеющее догадок.

Право, ночь – время для ведьм.

Деревянная дверь скрипнула, отвлекая девочку от мыслей. Кот вздернул уши, зрачки сузились, позволяя лучше разглядеть пришедшего. Чья-то тень промелькнула в комнату и застыла, обращенная в сторону испуганной брюнетки.

***

Лизи медленно откусила яблоко, стараясь не привлекать к себе лишнего внимания. Девочка боялась пошевелиться, снова попасть под руку гнева и издевок собственного брата. В коридоре послышались громкие тяжелые шаги, а за ними – маленькие, едва слышные.

– Тони, подожди, – силуэт матери застыл в узком помещении.

– Я знаю, что не должен был, – грубый тон слегка смягчился в конце.

– Твоя сестра не виновата, что отец давно ушел от нас, – голос женщины дрогнул. – Люди на улице косо смотрят на меня из-за твоих выходок.

– Знаю, – отрезал парень.

– Тогда почему? – половицы скрипнули.

Возможно, Мария спустилась на несколько ступеней вниз. Лизи замерла, боясь быть замеченной.

– Потому что люди должны видеть меня плохим, – девочка еле расслышала слова. – Если они так будут думать, никто не захочет узнать меня лучше и я не смогу сделать кому-то больно, – снова раздались шаги.

Тони хлопнул дверью. Лизи столкнулась с испуганными глазами матери.

– Давно ты здесь? – Мария выдохнула, но прежнее напряжение все еще искажало ее лицо.

– Я слышала, – покраснела девочка. – Прости.

Мария заключила дочь в объятия.

– Это ничего. Ничего, – женщина замолчала. – Теперь ты знаешь, почему я прикрываю его, и ты должна, ведь мы семья.

По лицу Лизи скатилась слеза. Девочка сильнее вжалась в бархатный халат. Она понимала. Она принимала.

***

Даяна попятилась назад. Уже хотела схватиться за чайник, первым попавшийся ей на глаза, как вдруг силуэт вышел на свет, и из-за залитой лунной части комнаты показался Ярослав. Девочка облегченно вздохнула и опустилась на диван. Брат устало улыбнулся и сел рядом.

– Почему ты здесь? – начал мальчик, глядя на пламя свечей.

– Не спалось. А ты? – не отставала Даяна.

– Тоже, – брат медлил, как будто присутствие сестры мешало ему думать.

Даяна осознавала, что лучший момент в ближайшее время вряд ли подвернется, и со всей своей детской решимостью и любопытством, набрав в легкие больше воздуха, словно это могло придать ей сил, заявила.

– Ты влюблен в Кэллен?

Ярослав резко повернулся в сторону сестры. Его темные глаза недобро сверкнули, но быстро выразили смущение. В темноте его эмоции были плохо различимы: спокойный, думающий, отрешенный. Даяна была уверена, что Ярослав соврет. Она даже хотела, чтобы он соврал, чтобы он заставил ее поверить, что она ошибается, и, пусть ненадолго, всего на мгновение, она бы ощутила успокоение. Ярослав по-прежнему молчал, заставляя Даяну волноваться. Девочка теребила подол сорочки. Белая нитка выглядывала из-под кружевной каемки. Даяна с силой выдернула ее, пустив едва заметную стрелку на ткани.

– Влюблен.

Слова мальчика эхом отдались в просторной комнате. Даяна более не слышала ни звона кузнечиков, ни хлопанье маленьких насекомых у окна, ни треск свечей, ни собственное дыхание. Ее догадки подтвердились. Черные, как уголь волосы, покрыла испарина.

– Теперь ты заберешь мою подругу? – она сама понимала абсурдность своего вопроса. – Захочешь проводить с ней больше времени наедине?

– Отнюдь, – бросил Ярослав, запустив пальцы в копну волос на голове.

Его мучали сомнения: желание повернуть время вспять, мысль, что сказанное им было неправильным решением.

– Не говори ей, и я никогда не скажу. Я здесь ненадолго, после забуду о ее существовании, и все снова станет, как прежде. Ты была с ней до меня, будешь и после, а я так – временный урок и опыт, ничего больше.

Даяна хотела что-то ответить, но не нашла в себе нужных слов. Она была счастлива, что Ярослав не желает менять привычную жизнь подруги, и этого было достаточно, чтобы почувствовать себя лучше. Что до эмоций самого Ярослава – об этом Даяна не думала, ее мало заботили его переживания и волнения.

Какая может быть любовь в таком раннем возрасте? Уедет и забудет. Точно забудет, мальчишки всегда так делают.

***

Односпальная кровать скрипела от движений. Огромная луна отражалась в зеркале на стене. Оно местами покрылось пылью, в углу – царапины, пятна от времени. Комнату украшали обои в мелкий цветок. От одеяла и подушки, одетых в белое белье, пахло мятой.

Девочка свесила ноги вниз, не доставая до пола, и с тоской вздохнула.

– Бабуля, – громко позвала Кэллен.

Послышались шаги, отворилась дверь, включился настенный светильник. Старушка устало поправила очки.

– Я не могу уснуть, – искреннее беспокойство рвалось наружу. – Даже хорошо, что я осталась, не представляю, как бы я себя чувствовала, если бы попала в эту ужасную грозу. А ведь сначала пошел просто дождик...

– Гроза уже закончилась, ты в безопасности, милая, – бабушка опустилась на край кровати, медленно поправила сбившуюся простынь.

Ее руки были покрыты множеством морщин, синие вены протянулись до изгиба локтя. Уставшие, как и их обладательница, жаждущие покоя, видевшие множество событий, вытирающее множество слез, касающиеся стольких судеб.

– Мама сказала, у тебя появился симпатичный друг.

Кэллен округлила глаза.

– Ярослав?

– Хорошее имя, – мелькнула улыбка.

– Да, милое, – согласилась девочка, немного подумав.

– Первая любовь – то было так прекрасно! – Кэллен показалось, что бабушкин голос дрогнул.

– Мама считает, что я еще маленькая для любви. Я плохо в этом разбираюсь. Наверное, это когда ты выбираешь быть с человеком всю жизнь.

– Моя дорогая, мы не всегда можем быть с теми, кого любим, – даже в темноте девочка разглядела печаль в этих уставших глазах. – Хочешь, расскажу тебе, что такое любовь?

Кэллен кивнула.

– Обязательно вспомнишь мои слова, когда станешь старше. Тогда ты поймешь их.

Повисла тишина. Девочка сложила руки на коленях, предвкушая, что сейчас узнает что-то таинственное, что-то по ту сторону взрослой жизни, что так хочется увидеть, услышать, гордо заявить, что тоже понимаешь.

– Когда ты грустишь, радуешься, плачешь или смеешься, ты испытываешь эмоции. Они приходят и уходят, бесконечно сменяя друг друга. Любовь вызывает эмоции, провоцирует их, рождает, но она – не есть сама эмоция. Любовь проявляется редко: иногда внезапно, и хватает всего пары минут, чтобы осознать, что человек навсегда оставил след в сердце, а иногда должны пройти долгие месяцы и даже годы, чтобы прийти к мысли, почувствовать, что это и есть любовь. Иногда она приходит вместе с горой эмоций, как ураган, порывом, все крушит, ломает, сносит, засасывает тебя в самый водоворот событий, а иногда медленно впивается в кожу, рождается вместе с первой улыбкой, с первым рукопожатием, с первой шуткой и даже с первыми упреком и раздражением. Она – словно повторяющие действия: люди, места, воспоминания, которые ты когда-либо по-настоящему любила, никогда не покидающие тебя. Ты не прекращаешь любить человека, даже если он уходит из твоей жизни, даже если умирает, не прекращаешь любить дом, даже если оставляешь его холодным январским утром, не перестаешь любить момент, даже если он превращается в горсть пыли и остается храниться лишь в твоей памяти. Понимаешь, цветочек? Любовь – это то, что не умирает. Единственное вечное в этом мире, единственное, чему нет ни объяснения, ни пространства, ни времени. Если ты полюбил, то ты будешь любить и тогда, и сегодня, и завтра. До своего последнего вздоха, а порой – и многим после. Оттого говорят, что родственные души находят друг друга во всех своих жизнях, потому что любовь не исчезает даже тогда, когда физическая оболочка перестает существовать вовсе.

Кэллен слушала с замиранием сердца, хлопая ресницами, убеждая себя, что все понимает, как взрослая, как мудрая, убеждая себя так сильно, стараясь запомнить так много, что в итоге: не поняла ничего и ничего не запомнила. Множество «взрослых», сложных слов и определений зависли в воздухе, и только детский невинный вопрос просился наружу.

– Как я пойму, что это любовь?

– Многим позже, – старушка погладила  непослушные волосы внучки, смотря куда-то вдаль, вспоминая. – Я лишь молюсь, чтобы ты вовремя поняла это. Обычно люди обретают истину, только когда момент безнадежно упущен. За жизнь, бывает, умираешь несколько раз, и физическая смерть – не самая страшная.

Кэллен вновь ничего не поняла. Нахмурилась, обиделась на себя, что слишком юна, неопытна. Бабуля улыбнулась, осознавая, что ее слова остались витать в воздухе.

Может, так она и желала, может, пыталась донести смысл сказанного вовсе не до внучки, а до себя самой. Кто знает, какие ее мучили сны. Какой ее жизнь была? Счастливой ли? Наполненной?