– Я отдала бы своей героине душу и сердце, ведь на ее долю выпало так много несчастий, что больно смотреть, страшно слушать. Моя история мрачная и совсем не детская, но я прониклась ею до глубины души, влилась в поток того, что по праву могу назвать, в какой-то степени, и своим прошлым тоже.

Часть 1

Лиза Лисина обручилась с любовью всей своей жизни – Мишкой Лариным, когда ей было семнадцать. Свадьбу сыграли скромную: белое платье, сшитое наспех, кое-где украшенное атласными бежевыми лентами, фата из кружева и цветочный венок из полевых ромашек. Черные, как ночь, волосы невесты колыхались на ветру, выбиваясь из-под длинной толстой косы. Жениху родители привезли из столицы дорогой костюм и белоснежную рубашку с черным лакированными кожаными ботинками. Подобная роскошь была недоступна даже многим городским, что уж говорить о провинции, но отец Мишки был важным членом колхоза, и хорошенько постарался, чтобы уж раз в жизни достать единственному сыну достойную одежду для свадьбы. Мишкина матушка Лизу не любила и весь вечер косилась в сторону невестки, Павел был полон радости и энтузиазма, не мог наглядеться на дорогого друга и любимую сестру. Родители Лизы Мишку уважали и принимали, однако что-то в голосе отца девушки выдавало тоску и скрытную глубокую боль. Ту боль, что испытывают родители, когда милый сердцу ребенок, взращенный и воспитанный на этих мозолистых руках и уставших глазах, покидает родной дом, оставляя комнату пустой.

Гости радовались возможности вкусно поесть, шумно погулять и как следует напиться. Музыка не прекращалась до самого утра, а когда с восходом солнца торжество закончилось, Мишка с Лизой спустились к роднику, умылись холодной свежей водой и дали друг другу клятву: что жизнь их будет долгой и счастливой, во счастие будет и в гармонии. Жених прижимал невесту к себе, убаюкивал, боялся обидеть, словно ему в руки попало редкое сокровище, прекрасный бриллиант. Глаза девушки светились, в ее зрачках отражалось красное солнце. Где-то вдалеке раздался петушиный крик, в кустах забегали мыши. Настал новый день, в который Лиза с Мишкой вошли мужем и женой, луной и солнцем, нежностью и силой.

К двадцатым числам июня 1941 дом для молодоженов был готов во всей своей красе. Не замок, конечно, но уютный, чистый, а главное: свой, родной. Лиза сидела на стуле за деревянным кухонным столом и вязала свитер на следующую зиму. Мишка доел горячий суп, откусил черного хлеба с маслом и солью, выпил молока и уже собирался было пойти на работу в местный колхоз, как в дверь яростно постучали, и уже через несколько секунд на пороге дома появилась крупная фигура Дмитрия Лисина, отца Лизы. Мускулистый мужчина на этот раз выглядел испуганным, его спина словно согнулась под невидимой тяжестью, глаза помутнели, рот изогнулся в трепещущем ужасе.

– Беда, дорогие мои, – только и промолвил. – Всех мужчин на фронт забирают, недолго тебя жизнь баловала, Лиза.

Девочка испуганно поднялась со стула, уронив спицы, которые со звоном упали на пол.

– Как же так?

Мишка стоял, не двигаясь, казалось, свершилось то, чего девятнадцатилетний мальчишка так страшился.

– Знал ведь ты, малец, знал? – обратился Дмитрий к зятю.

Девушка бросила молящий взгляд на своего мужа, как бы прося объяснить, успокоить.

Мишка стыдливо опустил лицо в пол.

– Знал, но не мог сказать тебе, Лиза, – обратился он к жене. – Твой брат из Москвы телеграмму прислал еще три дня назад, а я все не мог с духом собраться, такие вести нести – саму смерть в дом пускать.

– Эх ты, – бросил Дмитрий. – А мне Василий с тринадцатого дома сказал! Уж вся деревня знает, спрашивали мать, в какой полк сын да муж пойдут служить, куда отправили, когда уедут, а она и знать не знает, о чем речи толкуют. Прибежала домой с выпученными глазами, взъерошенными волосами, кричит, руками машет, а я и сам сижу – диву даюсь, не знаю, как и мысль-то переварить.

– Помилуйте, так что же стряслось! – голос Лизы дрожал.

Мишка подошел к жене, приобнял ее за плечи, поцеловал в щеку.

– Война случилась, Лиза. Немцы на нас напали , на фронт я ухожу, и брат твой тоже, и отец. Только женщины да дети в деревне останутся, будете в тылу работать, за домом следить, за нас молиться.

– Вот так дела, – крупная туша Дмитрия опустилась на деревянный стул, слегка вдавив его в половицы пола.

Мужчина смотрел в потолок, и один Бог только знает, какие думы сейчас проносились в его голове. А в доме раздавались рыдания, и до того они были пропитаны болью и ненавистью, обидой и скорбью, что на душе наблюдателя стало тоскливо и грустно.

Жизнь, подарившая безоблачное счастье, отняла его также внезапно, силой выхватив из рук, оставив рану кровоточить, гноиться. Судьба, словно вредный мальчишка, долгие годы водила перед девушкой пальцем, играла, извивалась, держала недостижимое, тянула время, издевалась. Потом решила смилостивиться, отдала Лизе то, что сердечной мукой въедалась на сердце с самого детства. Подарила и любовь, и мужа, и дом теплый, а через несколько месяцев вновь завредничала, думала-думала, да и обокрала девчонку, а вместе с ней и пол страны вокруг носа обвела. И плакала Лиза, и думала, как несправедливо мир с ней обошелся, и осознавала, что то время, когда Мишка был для нее недостижим, счастливым было, спокойным. И уж проклинала себя сначала за то, что муж подвергся смертельной опасности, а потом и за то, что война наступила. А в реальности проклинать было некого, и даже человечество теперь не в силах было взять на себя ответственность за содеянное, правда, с него и брать было нечего. Несчастными люди всегда были, но только лишь в тот момент почему-то резко это поняли.

Часть 2

Первый год войны Лиза с матерью работали не покладая рук. Ни ради страны и победы, а чтобы забыться, чтобы ускорить время, чтобы ни секунды не думать о том, что происходило в реальности. Маленький брат Лизы, Ильюша, целыми днями пропадал в колхозе, ругался и злился, мечтал сбежать к брату Павлу на фронт. Мать вся извелась, пытаясь вразумить глупого мальчишку, но тот и слушать не хотел.

– Война, – говорил, – для сильных духом и телом.

– И для взрослых, – устало повторяла брату Лиза, на что мальчик только надувал губы.

В конце августа 1941 с фронта пришла телеграмма от Павла, который оповестил о смерти Дмитрия. Мать Лизы впала в отчаяние, и девушке пришлось взять все заботы на себя. Видя, в каком тяжелом положении находится сестра, Илюша поумерил свой пыл и перестал грозиться сбежать на войну. С каждым днем жить становилось все труднее. Мать Лизы постепенно теряла рассудок и вскоре уже не узнавала ни дочь, ни сына. Она все твердила о юности, воображала, будто ее муж рядом, разговаривала с ним, протягивала руку в пустоту, как был дотрагиваясь до чьего-то лица. В сентябре Лиза нашла ее мертвой. Женщина ушла в глубокий сон и более из него не возвращалась. Девушка из последних сил тащила на себе эту ношу. Ильюша почти не оставлял ее одну, во всем помогал и слушался. Лиза не знала, как написать брату, поэтому ждала вестей с фронта, каждый вечер молилась на иконы, чтобы Мишка и Павел вернулись домой.

В один из осенних дней, когда сентябрь только оповестил о своем приходе, Лиза, совсем вымотавшаяся из сил, вернулась из колхоза домой. Не помня себя, девушка упала на сеновал в сарае и провалилась в сон. Ильюша спал в своей комнате, и даже свет луны, заглядывающей в окно, был не в силах разбудить его. А вот Лиза спала чутко и вздрагивала от каждого шороха, от каждого шума. В какой-то момент девушка услышала, как скрипнула дверь амбара, и испуганно вскочила на ноги. В проходе стоял Мишка, жестом указывая девушке вести себя тише. Лиза не верила своим глазам. Сквозь слезы жена бросилась в объятия мужа, измочив ему весь китель. Мишка не переставал целовать ее лицо, приговаривать добрые слова, перебирать волосы.

– Но как? – прошептала Лиза, чтобы не разбудить брата.

– Наш отряд остановился в двух часах пути от дома. Я пришел на ночь, в пять утра мне нужно быть на месте, меня ведь никто не отпускал, я сам сбежал, к тебе сбежал.

Лиза обнимала мужа так крепко, как только возможно. Ей хотелось навсегда остаться в его сильных руках, вдыхать грубый запах сигар и пота, проводить ладонью по щетинистому лицу.

– Может, не уйдешь, пусть думают, что ты без вести пропал. Мы тебя спрячем, они искать не будут, – девушка подняла свои заплаканные темные глаза.

– Долг зовет, Лиза. Не могу я так. Я обязан бороться до последнего, чтобы сохранить мир для тебя, чтобы ты жила в спокойствии и здравии.

– Моя жизнь без тебя никогда не будет в покое, – вымолвила девушка.

– Главное, что у тебя будет жизнь, мне сейчас о большем и не мечтать, – ответил Мишка.

Они уснули в стогу сена, утонув в объятиях друг друга. За эту ночь они сказали друг другу так много, словно пытались наверстать все эти месяцы разлуки. Они были единым целым, мужем и женой, чье семейное счастье безжалостно разрушили. Утром Мишка, как и следовало, убежал на войну. Лиза поправила свои взлохмаченные волосы и застегнула платье. Ей словно приснился прекрасный сон, в котором она снова была счастлива и жизнь текла, как прежде. Это был последний раз, когда девушка видела своего мужа. Через месяц Мишку и Павла убили немцы, о чем сообщило короткое письмо с соболезнованиями от командира роты. А через полтора –  деревню Лизы оккупировали, и враги поселились в ее доме, сидели за столом, где она любила вязать в одиночестве, спали на кровати, где они с Мишкой строили планы на будущее глубокой ночью, веселились в амбаре, где прошло ее последнее свидание с мужем, оскорбили все то интимное и сокровенное, что было когда-то святым и неприкосновенным.

Ради Ильи Лиза терпела и издевки, и приставания, и голод. Стала уборщицей в собственном доме, куклой для ненавистных животных. Девушка молилась, чтобы они не трогали брата – единственного, кто у нее теперь остался, кого она берегла, и чью жизнь ставила превыше своей. Но Илья терпеть выходки фашистов не мог и в один вечер ударил одного из немцев чугунной лопатой по голове. Тот скончался на месте, запачкав кухонный стол темной кровью. А через несколько минут вернулись остальные. Когда Лиза вошла в дом, Ильи там уже не было. И надежды у девушки больше не было. И сил. И жить, виделось ей, больше не для кого.

В ту ночь Лизе приснился сон, как будто на улице зима, идет метель, темно и холодно. Стоит девушка напротив родительского дома, а в нем пустота, и только дверь скрипит от ветра. Вдруг в каждом окне одновременно загорается свет, а из трубы начинает идти дым. На втором этаже виднеется макушка Ильюши, который что-то бурно обсуждает с Павлом. В кухне громко беседуют мать с отцом, а в гостиной у самого окна стоит Мишка и смотрит на девушку, и улыбается. Лиза вытирает слезы с лица и делает шаг к дому. Но тут лицо Мишки становится серьезным и хмурым, он мотает головой, как бы не разрешая девушке войти. Потерянная Лиза с минуту стоит в недоумении, а затем прикладывает руку к животу и сквозь слезы боли улыбается мужу. Мишка ласковым взглядом окидывает жену с ног до головы и утвердительно кивает.

Лиза проснулась от сбившегося дыхания, в груди что-то предательски закололо. Девушка уткнулась в подушку и зарыдала, всеми силами стараясь оставаться незамеченной. В ту ночь смысл жить и любить пришел к ней, и девушка верила, что Мишка где-то рядом, оберегает и защищает ее. Ее и их ребенка, что она носила под сердцем.

Лиза Лисина дождалась войска красной армии и пережила войну. В 1945 году девушка твердо решила уехать из родных краев как можно дальше. Ее выбор пал на далекий и теплый юг, отныне свободный от немецких захватчиков. Лиза продала оба дома в деревне и купила небольшой каменный в глуши на Черном море. Там она устроилась на работу в местном поселке, посадила множество цветов и воспитала единственную дочь.

Кэллен закончила читать свой рассказ, но на поляне стояла мертвая тишина. Родители смотрели на девочку так, словно впервые видели ее. Друзья выглядели напряженными, а мисс Лей не шевелилась, стоя вблизи сцены. Слабый хлопок раздался со стороны стула, где сидела пожилая дама. Глаза бабушки Кэллен были полны слез и боли. Словно очнувшись от долгого сна, все присутствующие постепенно начали подхватывать волну поздравлений и восторженных воплей. Кэллен ощутила, как напряжение, комом стоявшее в горле, ушло. Все вокруг восхищались ее талантом, не могли найти нужных слов, чтобы выразить свое искреннее удивление. Восхищение граничило со страхом. Никто так и не смог понять, как в такой хрупкой маленькой девочке уместилась такая история, такие чувства, такие нужные слова, чтобы поведать ее людям. Увы, здесь даже сама Кэллен не могла найти ответа. Она лишь делала то, что умела лучше всего, и не старалась познать свою природу.

– Как ты придумала героев и почему выбрала такую тяжелую тему? – перехватила девочку у спуска со сцены мисс Лэй.

– А я их не придумывала, я просто поделилась чужими воспоминаниями, которые мне разрешили рассказать, – пожала Кэллен плечами.

Мисс Лей перевела взгляд с девочки на толпу, остановившись на заплаканном лице пожилой леди.

– Твою бабушку ведь зовут Елизавета? – нахмурилась молодая женщина, пряча вспотевшие ладошки в складках юбки.

– Да, – подтвердила Кэллен. – И она вырастила мою маму в одиночку.

С этими словами Кэллен направилась в сторону улыбающихся друзей. Мисс Лэй так и осталась стоять у входа на сцену. Теперь ей вдруг стало ясно, от кого Кэллен унаследовала такую отвагу и несгибаемую силу воли.