— Не думал, что под «защищать» подразумевалось «караулить под дверью общественного туалета», — едва ли не стучась от безысходности головой о стены университетского коридора, сокрушался я, в то время как Чимин упорно и с полной, но абсолютно безуспешной самоотдачей пытался флиртовать с не замечающими его студентами. На ангельском личике был такой нескрываемый ужас и отчаяние, что хотелось съязвить (да пожёстче), но я держался.

Главным минусом нашей чудной привязи было конечно же то, что мы не могли отойти от своего подопечного дальше, чем на два метра. Этакие пёсики, следующие за хозяином на поводке. Но к глубочайшему (сравнимому лишь с Марианской впадиной и тем дном, в которое превратилась моя жизнь) сожалению, этот минус был не единственным. Ибо теперь мы были абсолютно не видны всему мирскому люду. Кроме Хосока естественно, что не порадовало даже его самого. Ибо понтануться ни перед кем не выходило (вот такой вот вселенский облом).

— Да я не виноват, что у меня живот прихватило, а тут замок сломан. Простите, пожалуйста, — донеслось из-за двери.
— Да не болтай, делай свои дела побыстрее, не отвлекайся, — поморщился я, хватаясь за ручку в очередной раз, когда к туалету подошёл желающий облегчиться.
Тот факт, что меня было не видно, дверь открыть конечно же не помог.
— И кто тут ещё ангел-хранитель? — возмутился я, глядя на бездельничавшего Чимина. — Можно мне пожалуйста доплату за полторы ставки? Я ведь явно перерабатываю. А что, — довольно хмыкнул, — демон-хранитель — звучит очень креативно.
— Да как будто нам вообще кто-то будет платить за это надругательство. Какой-то занюханный третьесортный малец, а гонору! — крикнул как можно громче, дабы быть услышанным этим самым мальцом, восседающим на унитазе. — Совсем мозгов нет? Затмение на тебя, что ли, нашло?! Да это насилие над личностью! — и Чимин раздосадовано пнул по голени мимопроходящего парня, и тот свалился мешком, картинно распластавшись по полу.
— Отвёл душеньку? — поинтересовался скептически, глядя на довольную физиономию.
— Не очень, — спешно поджал пухлые губы. — Слабовато. Хочу свободы и быть видимым. Я не могу лишать людей счастья лицезреть такое совершенство, как я. Это жестоко. Я же ангел, я должен быть сострадательным! Слышь там, — ударил кулаком в дверь. — Из-за тебя я не могу быть сострадательным! Свободу небесному народу!

— В фолианте не указано, как отменить заклинание!
— Детка, у меня хроническая многовековая непереносимость лапши. Так что избавь меня от блевотины.
— Да просто умыкнём у него эту банку, — предложил я самое очевидное.
— Я не глухой, — дверь распахнулась. — Вы, сеньоры, оба даже прикоснуться к ней не сможете, — заявил горделиво, указывая на сосуд, висящий на шее поверх салатового трикотажного свитера, слишком облегающего для мужской фигуры.
Я тут же решил проверить, после чего заорал от нестерпимой боли.
— Тише, у людей вообще-то пары, — цыкнул на меня Чимин.
— Очень остроумно, — осадил его я и перешёл от него на другую сторону коридора, дабы быть у правого плеча Хосока, как и полагается хранителю. — А теперь, коль все наши чудные университетские дела завершены, не пора ли нам в «Иди к чёрту»?
— Славно, — обрадовался парень, ускоряя шаг. — Благодарю за столь щедрое предложение.

— Человек, ты что творишь? — Чимин за спиной Хосока ткнул мне в рёбра простым карандашом, которым обзавёлся специально для таких вот «тыкательных» целей. Я невольно заозирался вокруг, печалясь, что не подумал вооружиться. Совсем я плюшевый, не приспособленный к этому жестокому миру.
— Человеком я был в прошлой жизни.
— Извиняй, привычка.
— Нам нужно в бюро, потому что я не могу так просто бросить работу, — стал объясняться. — Чонгук меня придушит.
— Своими божественными сосочками? — не преминул уточнить Чимин.
— Своими не менее божественными пальчиками, — процедил в ответ. — Ты будешь мне это теперь постоянно припоминать?
— Нет, что ты. Я не злопамятный. Я же ангел.
— Спасибо, что напомнил. А то вечно забываю.

— И это твоё рабочее место? — по Чимину было явно видно, что он не впечатлён. И даже более того — разочарован. Лишь недопитая бутылка виски на гробу заставила его чуть оживиться.
— У меня оно хотя бы есть, — не удержался от колкости. — Не то что у некоторых тунеядцев, которым и вовсе в Раю не рады.
— Ну вот что ты сразу по больному, — ангел закатил глаза, хлебнув прямо из горла. — И вообще... Мне рады. Просто не все. Точно, — ударил бутылкой по дубовой крышке. — Есть Намджун. Он во мне души не чает, — заулыбался, крутясь на офисном кресле.
— Ах Намджу-у-ун... — понимающе протянул я и выхватил у него из рук бутылку, тоже прикладываясь к горлышку (почему бы не потешить душеньку хоть косвенным поцелуем, ага).
— У нас с ним не те отношения. Я же говорил, ангелы не в моём вкусе.

Хосок с любопытством рассматривал засушенного Имхатепа, что-то при этом нам вещая, отчего-то наивно полагая, что его сумбурные речи непременно кто-то слушает, а мы с Чимином продолжали браниться аки бывшие супруги, когда дверь (естественно без предупреждающего стука, куда уж нам уж) распахнулась.
Чонгук выглядел как всегда непревзойдённо, словно только-только сошёл с подиума. И я уже было открыл рот, чтобы выразить свой щенячий восторг, но он меня опередил.
— Где Юнги?
Вопрос поставил в ступор всех. Абсолютно всех. Даже Чимин перестал листать журнал с полуголыми (и без «полу-» тоже) парнями, который я удачно доселе прятал от глаз надсмотрщика Чона между книг, подпирающих гроб. Ибо нет, я вовсе не стоял за шторкой в каком-нибудь укромном уголочке, я царски возвышался (насколько возможно конечно с моим-то полторашка-ростом) в центре кабинета.

— Евпатий-коловратий, — у меня от осознания всей безнадёги активировался механизм, отвечающий за погружение меня в полную жо... фрустрацию. — Нас не видят даже свои. Я конечно знал, что всё хреново, но не думал, что настолько.
— Я спросил, где Юнги? — голос Чонгука был твёрд, а взгляд направлен мимо меня на Хосока, который испуганно вжимал голову в плечи и пытался незаметно вернуть на полку совершенно не желающий на ней умещаться козлиный череп. Тот шатался и норовил упасть, и парню приходилось его придерживать, из-за чего прищур демонских глаз становился всё жёстче.
— Он... Это... — Хосок умоляюще взглянул на меня. — Попросил его сегодня подменить.
— По личным причинам, — встрял с уточнениями Чимин, которого демон очевидно не видел также, как и меня. — Молекулярное недержание. Воздушная растворимость. Демонских сосочков непереносимость.
На лице Хосока мелькнула быстрая улыбка, отчего тон Чонгука стал ещё холоднее.
— Но ты человек.
— Вау, какое точное замечание. Бросок прямо в цель, — прокомментировал ангел.
— Я справлюсь. Сэр, — парень упёрся взглядом в пол.
— Ух, брат, на твоих рогах столько лапши, что мне хочется срочно отправиться к белому другу на соревнования в категории «метание харчей».
— Сомневаюсь, — демон открыл свою бордовую папку и вручил Хосоку небольшой листок. — Попробуй хотя бы выжить.
— Оу, удар ниже пояса, — не унимался ангел, которому уже хотелось врезать.

Дверь за Чонгуком закрылась, а Хосок нервно сглотнул.
— О чём он?
— Наша служба и опасна и трудна, — отрывисто произнёс я, чинно направляясь к нему.
— И на первый взгляд, как будто не видна, — подхватил ангел.
Я кинул на него сердитый взгляд, а потом и козлиный череп тоже.
— А вот эта строчка уже неуместна.
— А по-моему, очень даже, — хихикнул, поднимая с пола абсолютно не задевшее цель орудие. — Особенно учитывая наше нынешнее положение. Что он тебе дал? — обратился уже к Хосоку.
— Здесь что-то про дресс-код.
— Выбрось, — я выхватил бумажку у него из рук и сам смял, отправив её следом за черепом. И, увы, всё также мимо. — Ты даже не демон, забей на это.
— Я смотрю, наш мистер «не человек», — Чимин распрямил бумажку, — вообще дресс-код игнорирует?
— Я нормально одет.
— Да ты так одет, словно кроме экскурсионных оказываешь клиентам ещё дополнительные услуги.
— Может и оказываю, тебе-то что?

— Да просто завидно, — скомкал лист обратно. — Тоже хочу такие оказывать.
— Ну вот и ступай на панель. Ах да, — прищурился, окидывая его лукавым взглядом, — у тебя ж там даже посмотреть не на что.
— Ах ты...
— Я говорю лишь о том, что нас не видно в принципе, — поспешил поправиться, не сдержав при этом самодовольной ухмылки. — Ну что ж, — решил переключиться на парня. — Поздравляю, Чон Хосок, — похлопал его по плечу, — мы берём тебя практикантом. И тут фанфары, овации и прочие бесполезности, которые ты можешь себе нафантазировать, — я взял с полки записную книжку, больше похожую на чёрный кусок гранита (по весу, впрочем, тоже). — Приступаешь прямо сейчас, — указал на нацарапанное мной на куске человеческой кожи, заменяющей бумагу. — Через пару минут у нас как раз клиенты.

Парень восхищался буквально всем, начиная от канализационной крышки на заднем дворе и заканчивая Изюмчиком, которого по своей чудной тупости едва не погладил (ну руки у человека лишние, что тут поделаешь). Товарищи экскурсанты, коих было аж пять человек, недоумённо косились на Хосока, хихикали и перешёптывались, когда тот вместо того, чтобы просто вторить моим экскурсионным речам (а ведь я очень старался достойно суфлировать ему, пока его чудный хранитель лишь отпускал очередные язвительные замечания и шутейки), восторженно открывал рот, сопровождая всё восклицаниями из ряда: «Поразительно!», «Правда, что ли?», «Я и подумать не мог, что всё так!». С горем пополам тот закончил экскурсию и даже напоследок зачем-то подмигнул как идиот блондиночке на ресепшене. Мне, убей меня дьявол, было стыдно за такого практиканта.

— К демонам решил подкатывать? — не откладывая поинтересовался Чимин, едва за клиентами закрылась дверь бюро.
— Да нет, я просто... — тот сразу смутился. — Хотел выглядеть уверенным. Чтобы она не подумала, что я какой-то посторонний.
— Да ты подкати, не теряйся.
— В искусители подался? — фыркнул я. — Ты вроде сам хотел его к рукам прибрать, а теперь какой-то мадаме отдаёшь?
— Я не очень люблю неопытных, — Чимин капризно надул губы и присел на край гроба, ненавязчиво так водя пальчиком по собственным кубикам пресса. — Так что пускай чуток по рукам походит, а потом будем с тобой по очереди с ним.

Сначала я не понял о чём речь, ибо слишком увлёкся слежкой за плутоватым пальчиком. А когда до меня дошло, непроизвольно сморщился, глянув на Хосока. Уж кто-кто, а этот недотёпа меня явно не интересовал, несмотря на всю мою влюбчивость.
— А с чего ты взял, что меня это устраивает?
— Да, ты прав. Можно не по очереди. Тройничок неплохой выйдет.
Тут мне сразу вспомнился мой Вильгельм, которого мы тоже собирались взять третьим. Стало грустно. Слишком грустно. Я всё ещё винил себя в происшествии. И Чимина тоже. Чимина конечно же больше.
— Я не хочу, — отчеканил понуро, открывая шкафчик в поисках новой бутылки виски. — Ни по очереди, ни вместе.
— А у тебя разве есть выбор? Со мной никак, а с другими при таких обстоятельствах — тем более. Или решил в евнухи податься?

— Господа нелюди, извините конечно, что перебиваю, — Хосок, весь красный как помидор, встал между нами. — Но мне бы тоже хотелось принять участие в ваших переговорах по поводу моего, прошу особенно обратить внимание на этот факт, моего тела. Я не желаю сближаться ни с кем из вас. Простите. Мне очень жаль.
— Да кто тебя будет спрашивать?
— Вы не сможете мне навредить, — поспешно ухватился за цепочку на шее. — Я правда абсолютно не заинтересован в вас.
— Хорош заливать, — Чимин закатил глаза.
— Есть тот, кто мне нравится. И как я уже сказал, это не вы. Простите, — он старался говорить как можно мягче и обходительней, словно боялся задеть наши дофига тонкие чувствительные натуры (и за кого он нас принимает?).
— Ну и ладно, я на чувства не претендую. Всего лишь плотские утехи.
— Прекращай уже, — не выдержал я. — Отстань от него. Работать надо.
— Кто-то ещё на сегодня записан? — Хосок явно обрадовался сменившейся теме разговора.

— Есть ещё некий Виктор, — ткнул в свои записи. — По электронке заявка пришла, буквально на днях.
— Иностранец? — у парня аж голос сел.
— Видимо да, — я легкомысленно пожал плечами. — Придётся на английском экскурсию вести.
— Но я невероятно плох в английском.
— Зато я шарю. Расслабься. Будешь просто повторять, сложно что ли?
— Вот теперь я понял, что такое ад... — ужас на лице парня просто-таки плодился и размножался.
В этот момент в дверь вежливо постучали.

На пороге стоял юноша в жёлтых пляжных шортах и в яркой гавайской рубашке поверх белой майки. В копне нечёсаных волос виднелись тоненькие косички с вплетёнными в них цветными нитками, а на лице сияла широкая и странно угловатая улыбка.