Я смерил его ладонь недоумённым взглядом и спрятал свои собственные под гроб.
— Послушай, радость моя шизоидная, — постарался изобразить дружелюбие и радушие как можно правдоподобнее, но актёр во мне, похоже, подох ещё раньше, чем подох я сам, — как выйдешь за дверьку, топай к светофору и переходи дорогу, — посоветовал. — Там ты найдёшь чудное туристическое агентство, где ты самозабвенно будешь день ото дня заполнять кучу бумажек. Такие активисты, как ты, там просто необходимы! — с напускным восторгом и воодушевлением взмахнул руками в сторону выхода.
А парень вдруг возьми, да и сядь прямо на гроб. На мой чудный гроб своей нифига не чудной худосочной (конечно же, не идущей ни в какое сравнение с чиминовой) задницей. Да ещё и одну ногу на него поставил.
— Но я хочу быть именно здесь, — заявил твёрдо, облокотившись на колено и смотря на меня в пол-оборота. Вот только бегающие глаза выдавали его волнение с потрохами.

— А здесь, — я брезгливо спихнул его ногу бутылкой, — для тебя работы нет.
— Неужели... — он презрительно сморщился, — через постель берёте? Не зря ведь сразу предложили... — неодобрительно закачал головой и даже нахально погрозил пальцем.
— Кончай выпендриваться, тебе не идёт.
Тот моментально подскочил и сложился в поклоне на девяносто градусов.
— Да, сэр.
— Так-то лучше.
— Но всё же... — продолжил Хосок уже менее уверенно и тише, — через постель?
— Только через гроб.
— Я о том же.
— Не о том же. Через гроб, — демонстративно постучал по дубовой крышке, — в прямом смысле. Как помрёшь, так и приходи. А пока тёплый — гуляй, — и я крутанулся на офисном кресле, повернувшись к парню спиной и всем своим видом показывая полное нежелание продолжать с ним разговор.
Послышалась возня, сопение, а после шаги в сторону выхода.
— Вы слишком невежливы. И вам это очень скоро аукнется. Сэр, — добавил перед тем, как выйти за дверь.

***

Я с полной самоотдачей и рвением демонстрировал питомник адских тварей «Четвероногий недруг» вновь прибывшим экскурсантам, планирующим в недалёком будущем пополнить ряды грешников, когда у меня внезапно потемнело перед глазами. С мыслями в ключе «а с хера ли у мёртвых бывают недомогания?» я прижался плечом к клетке с грифоном, а после медленно сполз на пол. Но на этом всё не закончилось. Спустя пару тягучих и мучительных мгновений внезапно начало пощипывать кожу, и с каждой секундой всё больнее и больнее. Вскоре эта боль стала настолько невыносимой, словно меня съедал заживо рой мух Вельзевула, вырвавшихся из своего террариума. Я стал лихорадочно чесаться, в надежде прекратить таким образом пытку, но на деле делал лишь хуже. Весьма кстати вспомнились слова Чонгука о том, чтобы я приготовился страдать. Вот только я, идиот такой, не прислушался и на нужный лад совсем не настроился (если, конечно, вообще возможно настроиться на страдания). И теперь мне просто хотелось сдохнуть заново, именно сейчас, прямо на глазах у этого всего не особо честного люда.

Впрочем, достать из-за пояса сюрикен, дабы вскрыть себе им вены, я не успел, ибо боль прекратилась также внезапно, как и началась. Я недоверчиво общупал себя в поиске подвоха, но не найдя его, открыл глаза и...
— Ма-а-атерь Бездны... Святые сосочки Чонгука... Что за... хиромантия?!
Глазоньки мои, к превеликому сожалению, вовсе не лицезрели милого, желающего откусить мне голову грифона по имени Изюмчик. А всё потому, что находился я не в катакомбах родного Ада, а в стенах студенческой общаги. Уж лучше бы Изюмчик голову всё же откусил...
— Моё почтение, господин демон, — передо мной в кругу разномастных и по большей части совсем оплавленных свечей (студенты — народ бедный, никакой атмосферы с ними не склеишь) сидел Чон Хосок. Он держал в руке зажжённые благовония и выглядел настолько сосредоточенным, что так и хотелось докопаться.
— Я-то посчитал, что ты порядочный малый, — чуть пошатываясь, поднялся я с пола, — а ты вон книжки по оккультизму воруешь, да? — заприметил рядом с ним знакомый увесистый фолиант. — То-то я думаю, у меня гроб стал крениться на одну сторону.
— Мне право стыдно за своё поведение...
— Право, лево... — раздалось язвительное у меня за спиной. — Пацан, изъясняйся по-людски, ок?
Затаив дыхание, я стремительно обернулся и не смог сдержать восхищённого «ахуеть».

На письменном столе в расслабленной позе, лишь вальяжно покачивая одной ногой, небрежно закинутой на другую, восседал никто иной, как Его-ангельское-трусливо-свалившее-Величество Чимин. Голубая джинсовка поверх голого торса, застёгнутая лишь на одну пуговицу, которую хотелось сорвать нахрен зубами; обтягивающие джинсы, над которыми бесстыдно сверкала белая полоска нижнего белья, которое тоже хотелось сорвать и непременно опять же именно зубами; полные пленительной истомы глаза и не спеша откидываемые назад волосы — всё это вмиг заставляло забыть обо всяких обидах и тем более о каких-то там Чон Хосоках. Полумрак, танцующие огоньки свечей и мягкие тени только добавляли эффектности его виду, и хотелось... Просто хотелось.

— На тебе много одежды, — пробормотал я исступлённо.
— Твой костюмчик тоже ничего. Возбуждает.
Стоит ли говорить, что после этих слов всё, что было в моей голове, это картины того, как я освобождаю его от оков этой жуткой непозволительно плотной джинсовой ткани?
— Смотрю, ты теперь демон? — продолжил Чимин, пока я усиленно пытался совладать с собой посредством дыхательной терапии (эта шняга вообще хоть кому-нибудь помогала?).
— Как видишь. Ты же меня не спас, — вспомнил я о наболевшем.
— А я и не должен был.
— Конечно. Разве ж я того стою? — обида захлестнула новой волной (дыхательная терапия до добра не доводит). Не то, чтобы загробная жизнь мне была не по вкусу... Нет, всё вполне чудно, но неприятный осадок всё же остался.
— Я не твой ангел-хранитель. Ты чутка попутал.
— И что же, отсутствие этой незначительной приставки мешало тебе не забить на меня болт?

— Ты сердишься? — ангел недоумённо вздёрнул бровь, словно сердиться на него было попросту чем-то поразительным и запредельным.
— Нет, что ты, — фыркнул. — Как я могу?
— Ты теперь с Чонгуком?
— С чего взял? — вскинул голову с видом оскорблённой невинности. — Я ждал тебя. Никто другой мне не нужен.
— Ой, вот только не надо тут заливать о верности и большой любви. Я за свободные отношения без обязательств. Так что всё нормально, я не ревную, — но губы всё-таки поджал. — К тому же ты чуть ранее упомянул его соски... — отвёл взгляд в сторону.
— Если я молюсь на его сосочки, — выпалил гневно, чувствуя себя пристыженным, — это ещё не значит, что у меня был с ними личный контакт!

— Господа нелюди, — вежливо раздалось за спиной. — Я очень рад, что вы знакомы, но у нас есть тема поважнее чьих-то там сосочков. Честно.
Я наградил парня сочувствующим взглядом. Ангел с высоты своего величия солидарно сделал также.
— Да ты просто не видел насколько, — вскинув указательный палец вверх, возвышенно и с чувством произнёс я, — эти сосочки совершенны, чтобы так заявлять!
— Э! — тут же возмутился ангел. — Ты ведь сказал, что не имел с ними дело!
— А ты сказал, что тебе всё равно, так чего всполошился?
— Если вы не прекратите! Я...
Мы с Чимином с ленцой и без огонька следили за взбирающимся на кровать парнем.
— Сбросишься с кровати? — предположил ангел.
— Прямо на пол, что ли? — подхватил я.
— Ох и рискованно.
— Можешь не выжить.
Приняв, видимо по его мнению, весьма величественную и эпичную позу, Хосок вздёрнул подбородок и ударил себя в тощую грудь.
— Я привяжу вас к себе!