С тех пор Симран и Джек не виделись. Мы же помним парадокс вселенной - чем больше вы хотите друг друга видеть, тем реже вы сходитесь. Симран и Джек стали жертвами этой аксиомы и оба до нельзя ждали новых встреч.
Если смотреть на часы не моргая, то можно ощутить тяжесть времени и то как оно медлительно течет, побуждая вас двигаться; но как только вы придете в движение, оно сдвинется с мертвой точки и уже никогда не будет стоять на месте. Подобным образом сентябрь перетек в октябрь: темнело раньше и вечерами хотелось накинуть на плечи теплый плед. На деревьях всё меньше листвы, а зеленых и вовсе не встретить. В октябре много чего переменилось.
Нэнси сдержала свое слово и нашла деньги для аренды квартиры. Бенни не мог их не принять - а как, если судьба сама протягивает тебе столь щедрые подарки? Он вернулся в свой предыдущий дом, брошенный в удовольствие крыс и тараканов, и реже встречался с друзьями. Заявлялся на репетиции в дурном настроении, мало говорил и плохо играл, чрезмерно фальшивил. Бенни даже не поинтересовался откуда у школьницы такая неприличная для её возраста сумма. Более того, он ждал и надеялся, что Нэнси исполнит обещанное. Ему все равно как и каким трудом, лишь бы выкрутиться, покинуть никчемный Гарлем, где на каждом шагу есть шанс столкнуться с мафией, с которыми он состоял в недружеских отношениях. Добившись своего, Бенни перебрался к югу и подолгу не выходил из квартиры. У него ещё оставался припрятанный на «черный» день кокаин, и уединившись в своей скромной комнатушке, он заранее приобрел несколько бутылок воды и выставил их в ряд у своей постели. Снюхал, втер в десна, затем лёг. Музыкальный проигрыватель старого образца, но не терявший актуальности, производил звуки неисправного инструмента. Очевидно, неполадки с иглой, что опускалась на пластину и проигрывала музыку. Голос талантливой певицы выходил кривым, однако Бенни это нисколько не беспокоило - в его голове играли теперь уже другие песни... И пока он поддавался своим страстям, Нэнси, наивно предполагавшая, что совершила благо, допустила огрехи. Прежде всего в том, что украла деньги из отложенных средств своего отца. Мистер Ган копил на новую машину, поскольку нынешняя давно не справлялась со своими обязанностями и часто подводила на дорогах: то вздумается ей заглохнуть, то масло протечёт, сидение сломается...
«Старушка ты моя, старушка», - сетует в такие моменты мистер Ган и качает головой.
Об исчезновении денег в доме никому, кроме самой Нэнси, известно не было до тех пор, пока бабушке не стало плохо с сердцем. Её привезли в больницу и поставили диагноз «микроинфаркт», что требовало долгого восстановления и надлежащего ухода, на которые требовались средства. В тот же вечер мистер Ган полез в свой гардероб и достал, к своему потрясению, пустую банку. Ныне же она была забита мятыми купюрами и мелочью. До чего же исказилось в паническом ужасе сухое уставшее лицо, губы сомкнулись, как будто в немом протесте, мол, нет! Не верим, этому должно быть разумное объяснение! Где мои деньги?
Мистер Ган обреченно повертел в руке банку, наблюдая как блеск надежды обращается в пустое ничто. Он сел на край металлической кровати, под его весом прогнулся матрас, и провел тыльной стороной грубой ладони по взмокшему лбу. Прошли минуты прежде, чем он набрался сил позвать дочь.
— Нэнси! Поди сюда!
Нэнси неохотно прибежала и резко затормозила у порога родительской спальни. Одетая в вельветовые брюки-клеш и теплый свитер, она сразу заметила знакомую баночку, из которой бывало и раньше вытаскивала пару бумажек на девичьи нужды. Будучи догадливой, Нэнси, дабы отвести от себя подозрения, быстро отчиталась:
— Я собрала сумку в больницу. Положила всё самое необходимое, - понапрасну она старалась отвлечь разговорами рассерженного отца.
Мистер Ган человек мягкий, но до той поры, пока его уважают и слушаются. Бог наградил его терпением и человеколюбием, сделал его понимающим. И лишь изредка в нём просыпался беспощадный зверь.
— Что это? - потряс пустой банкой мистер Ган.
— Не знаю.
— Не знаешь? А ну не ври мне! - рявкнул тот, и Нэнси пугливо ахнула.
— Честное слово, не знаю!
— Здесь были деньги. Теперь их здесь нет. Дороти про них не знала, значит, их взяла ты!
— Нет, не брала... я не брала деньги!
Круто поднявшись с постели, мистер Ган бросил банку на подушку и больно схватил дочь под локоть.
— Что ты с ними сделала?! На какую ерунду пустила? Как мне теперь за больничные счета расплачиваться?! На какие деньги приобрести лекарства?! А если она не встанет на ноги, то чем мне платить сиделке?! Или, может быть, ты посмотришь за бабушкой, а?! Ну не молчи ты, дура! - он тряс её безжалостно, как шторм бы тряс воздушные линии электропередач.
Страшная интонация, сопровождающая сильной тряской, давила на Нэнси титанической силой: в конце концов она разрыдалась и испугалась, не думая перечить отцу. Его душевное состояние, которое он держал всю напряженную неделю под мнимым контролем, вдруг нарушилось. Мистер Ган кричал и безумствовал; очи его, припухшие от бессонных ночей, налились кровью, а потом и слезами. Он более не кричал, а как будто скрипел - дыхание в зобу, видно, спёрло. Его можно было только пожалеть, однако редко судьба к подобным ему жалостлива. Она жестока, разумеется, в назидание остальным.
Нэнси, вытаращив мокрые глазёнки, наблюдала за отцом со смесью страха и раскаяния. Кажется, лишь сейчас ей стало ясно в каком бедственном положении они оказались. Без Дороти дом зачахнет, прежний порядок нарушится, не станет уюта и очага. А на восстановление здоровья нужно уйму денег, терпения и сил, притом ничего из этого у них не имелось.
Схватившись за голову, Нэнси почувствовала как дрожали её колени. Она вновь громко расплакалась и признала свою вину.
— Я верну их, обещаю!
— Дал бог дуру! - отступил мистер Ган и погладил свою макушку. Он так делал всякий раз, чтобы успокоить нервы.
— Они мне срочно понадобились...
— Нэнси, ах, Нэнси! На что ты их потратила?
— Я... я не могу сказать. Это личное. Но я всё верну. Мне только нужно время.
— Ты думаешь, я возьму с тебя деньги? Нэнси, насколько ты глупа? Впрочем, чего я спрашиваю? Очевидно же, что настолько, насколько и бессовестна, - стальные нотки мелькнули в интонации отца.
Руки он сжал в кулаки, подавляя желание нанести дочери пощечину. Нэнси всхлипнула и задрожала ртом.
— Меня не будет дома сутки. Поеду работать, а оттуда в больницу. Надеюсь, ты в состоянии приготовить себе ужин и хотя бы один раз навестить бабушку?
Они не глядели друг другу в глаза. Одной было стыдно это делать, а второй пребывал в страшном разочаровании. Нэнси не являлась образцовой дочерью, тем не менее мистер Ган не позволял себе допустить и мысли, что его дочь - воровка.
Этим же вечером, после ужина, Нэнси дозвонилась до Бенни. Ей понадобилось девять попыток прежде, чем он снял трубку. Очевидно, заканчивалось действие наркотиков и он, опустошив желудок, лениво поднял трубку.
— Я чертовски облажалась, - расплакалась брюнетка и подобрала под себя ноги.
Свет горел в одной лишь гостиной, телевизор пребывал в выключенном состоянии. Вокруг лампочки, что отдавала желтизной, безрассудно кружилась жирная муха.
— Крошка, ты плачешь? - туго соображал Бенни и не скрывал этого.
Его голос раздавался с паузами и отдышкой.
— Мне нужны деньги.
— Деньги... - произносил тот так, словно не знал значения слов, а потом опомнился. — Деньги! Сколько?
— Много. Ни у тебя, ни у меня таких нет.
— Тогда зачем ты говоришь мне об этом?
— Затем, что я в беде, а ты мой парень! - раздосадовано фыркнула Нэнси.
Ей не нравилось, когда Бенни не понимал очевидных вещей. Впрочем, так оно и есть - что ему понимать, если в его понимании всё в точности наоборот.
— Ах, ну да...
— Приезжай ко мне. Ты приедешь? Я совсем одна.
— Нет, крошка, нельзя.
— Ты всегда так отвечаешь! Не убьют же тебя эти твои... - она оборвала себя на полуслове, будто растеряв всякие силы говорить. Ей показалось, что спорить бессмысленно.
Бенни не приедет по одной её просьбе. Она бы хотела уткнуться ему в грудь и крепко-крепко обнять, чтобы забыться. Забавно, что одни находят утешения в любимых, когда как эти самые любимые тешатся в своих же слабостях.
— Я никого не боюсь! - зарычал в трубку блондин, приняв чужую реплику за претензию.
— В таком случае приезжай!
— Ради бога, крошка...
— Ты не любишь меня! Не любишь! Не любишь!
— Нэнси, заткнись, пожалуйста! Крошка...
— Не любишь! - она вновь пролила свежие слезы, что разбились на бедре её ладони.
Девушка жалобно завыла и не понимала почему так холодно внутри. Невольно в девичей памяти всплыли слова Джека. Стало быть, говорил он правду. Она как будто поняла, приняла, пропустила через себя эту мысль и была готова оборвать связывающие их с Бенни нити, но вдруг тот сказал решительным образом:
— Ладно! Еду! - и бросил трубку.
Нэнси радостно подпрыгнула на месте и с легкостью отпустив возникшие подозрения. Иллюзии ей нравились куда больше очевидной правды. Любовь сложная наука, и её либо понимают, либо создают видимость полной отдачи чувств. Нэнси было приятно, что рядом с ней столь приятный на внешность человек, талантливый музыкант. Плохой характер придал перчинки в их динамичные отношения; она чувствовала себя зрелой в его объятиях, разница в возрасте, пусть и не столь значительная, будоражила её женское воображение, построенное на готических романах о неравных браках. В общем, Нэнси любой ценой желала удержать рядом Бенни, поскольку он идеально подходил под её предпочтения.
Вскоре блондин приехал.
Любовью они занимались сперва в гостиной, потом в её комнате, там и уснули. Был девятый час, когда их тяжелые веки сомкнулись после страстных прикосновений. Увы для обоих, сон оказался беспокойным и поверхностным то ли от того, что было забыто открытое окно, пропускавшее холодный сквозняк, то ли от неудобной позы, в которой они уснули.
Часы показывали три ночи, они ласкали друг друга и шептали глупости, свойственные для парочек; ворковали точно амуры. Нэнси находила в нём покой, а он этим пользовался и редко что давал взамен - да ему и нечего было дать - только лишь горячие поцелуи.
— Моя бабушка в больнице... - рассказывала шепотом Нэнси, пока блондин потирал её щеку большим пальцем.
По вине ночного мрака она смутно могла рассмотреть его лицо.
— Тебе поэтому нужны деньги?
— Да. Очень нужны.
— У меня их нет.
— А если бы и были, ты бы мне помог?
— Как два пальца об асфальт, - усмехнулся Бенни и полез целоваться, лишь бы покончить с неприятной для него темой разговора.
— Мой кузен... он... дай мне договорить, - тяжело дыша, пыталась уйти от назойливых прикосновений Нэнси, но её не слушались.
Музыкант окольцевал тонкую талию, притянул к себе ближе и осыпал короткими поцелуями нежную молодую кожу от уха до ключицы. Скользкий язык, оставляя мокрые дорожки, умело затрагивал нужные точки, заставляя девушку рядом с собой дрожать и издать тихие вздохи.
— ...Мой кузен сидел в тюрьме и полгода назад вышел... Он торговал марихуаной.
— И что? Полагаешь, мы с ним похожи?
— Ну что ты сразу! Я совсем не о том! - скуксилась школьница, и Бенни мягко расхохотался.
— Я просто дразню тебя.
Он укусил её за ушко. Нэнси пискнула.
— Так вот... он много зарабатывал... Не знаю, занимается ли он этим и теперь, но как думаешь... может, мне попробовать один раз сделать это?
Губы парня застыли. Он остановился ласкать свою подругу, прищурился в темноте, стараясь разглядеть её черты и своей паузой как бы подчеркивая важность момента. Серьезно ли она говорила или просто бросалась словами в отчаянный час? Бенни отодвинулся и слегка вылез из-под одеяла.
— Ты совсем чокнутая? Ты вздумала торговать наркотой?
— Только раз! - в защиту бросила Нэнси.
— Барыгой решила стать? Молоко на губах не обсохло. Да тебя и не возьмут... Хотя через девчонок дурь легче толкать. Я-то знаю. Сам затаривался у цыпочек, но, знаешь ли, такие долго не живут. Их либо убирают, либо они сами коньки отбрасывают.
Внимательно выслушав того, Нэнси задумчиво прикусила губу. Спустя секунды, растеряв былой пыл, она обиженно толкнула блондина в плечо и отвернулась.
— Ничего подобного... Мой кузен меня в обиду не даст.
— Вы с ним такие дружные?
— Причем здесь это?
— Притом, что в таких делах родственные узы не работают, - жестоко оборвал Бенни и тоже лег спать.
Он сунул руку под подушку и уставился в потолок, не в силах перестать думать об удачной перспективе, что открывала ему Нэнси. Если она в самом деле свяжется с наркотиками, это позволит ему получать процент не только от продаж, но и самих веществ. Поразмыслив об этом, он решил не изменять своим привычкам всегда думать только о своей выгоде и ненавязчиво подтолкнуть подругу к краю обрыва.
— В принципе... это не так уж сложно. Ты могла бы попробовать, крошка, - мягче добавил он, всё ещё глядя в потолок, — а я буду рядом и направлю тебя, если что.
— Правда?
— Я когда-нибудь тебе врал?
— Никогда, - обняла его Нэнси и нежно поцеловала, — оставайся рядом со мной.
— Раз уж ты просишь...

***
Временами Джек испытывал упадок сил. В такие периоды, зачастую возникавшие по причинам внутреннего кризиса, хандры или обыкновенной простуды, он делался замкнутым и грубым. Все, за что бы он не брался, падало из рук. Песни не писались, стихи не сочинялись, а его великий роман, над которым он работал не первый год, откладывался в долгий ящик. Еще на уроке литературы, мистер Бинг, настаивал, что писательство - это дисциплина, долгий и последовательный процесс и что вдохновение, на которое по обыкновению ссылаются авторы, ничто иное, как оправдание их лени. Что ж, Джек был категорично не согласен с этим мнением тогда и не согласен теперь. Будучи автором, который сталкивался с творческим кризисом, забрасывал свои рукописи до «лучшей мысли», он не считал себя ленивым. Гениальные идеи возникают внезапно, в хаосе, а противоположная этому систематичность их убивает.
Помнится, Джека посетила муза в лице Симран, и наш гений сочинил целый альбом, расписал свой дневник стихами, а к роману прибавились абзацы. Этот творческий подъем, к его сожалению, продлился недолго - до двадцать первого октября. Важная дата!.. Но до того Джек убивал часы в клубе битников: они устраивали поэтические вечера, курили, баловались травкой, слушали друг друга, делились философией, которая могла бы неприятно шокировать лишние уши. Дикость некоторых гипотез, взглядом на жизнь, ценностей - это то, что отличало битников от серой массы, но в то же время становилось клеймом. Аморальщина в каждой мысли отталкивала общество, потому битники создавали свое.
Затем он играл с группой в гараже, выступал в пабах, на площадях и парках. Дело шло к записи первого альбома. Но наступило двадцать первое октября. Ничего не предвещало беды, как часто это бывает. Он проснулся, умылся, сбрил щетину, порезав щеку затупившимся станком. Позавтракал тем, что нашлось в маленьком холодильнике. После переезда Бенни, затраты на продукты резко сократились, что позволило ему собрать немного карманных на новые блузы.
Накинув пальто с высоким воротником, он отправился за обновками и проходя мимо журнального киоска, приобрел для себя газету. Не то, что бы ему интересны новости, просто на разворотах можно было найти забавные анекдоты и клетки сканворда. Однако в этот раз его внимание привлекло нечто другое, нечто мрачное и с ног сбивающее.
Джек резко остановился, и парочка шествовавшая позади едва не врезалась ему в спину. Он сжал газету двумя руками, словно боялся, что ветер сорвет необходимую страницу, впился в текст безумными глазами. Они, стеклянные, придирчиво проходились по каждой напечатанной букве. В некрологе, в левом нижнем углу газеты, изображена фотография мужчины. Высоколобый, с ясными глазами, достаточно молодой и симпатичный. Это был Д. Керуак - любимый писатель и поэт Рокфри; тот, кто вдохновил его на новую жизнь, кто изменил его мышление, благодаря кому он вообще связал свою жизнь с литературой.
— Не может быть! Джек Керуак мертв! - вне себя от ужаса воскликнул парень.
И лишь бродяга, прожевавший в мусорном баке, обратил на него свой рассеянный взгляд. Старик, почесав лохматую голову, поравнялся с Джеком и заглянул в страницы газеты. Он был маленького роста и несло от него мочой, однако музыкант, впавший в ступор от трагической новости, как будто не слышал исходившего от бродяги зловония.
— Керуак? - хрипло переспросил старик, с равнодушием глядя на портрет поэта. — Папаня твой?
Этот вздор побудил Джека очнуться от гипноза. Он, бледный и сердитый, бросил удивленный взгляд на бродягу рядом и смотрел так, словно перед ним сам дьявол.
Старика, по-видимому, ничего не смущало, и лениво чавкнув, он произнес:
— Не найдется ли у тебя в кармане пару центов? На водку. Так сказать, помянуть покойного?
Джек побагровел от злости. Он пребывал в страшном состоянии буйства и отчаяния. Не отдавая отчета своим действиям, парень схватил бродягу за шкирку и толкнул обратно в мусорный контейнер.
— Ааа! Сукин ты сын! Ааа! Разбойник! - эти возгласы доносились глухо от того, что старик уткнулся головой в мусор и долго не мог выбраться, потеряв равновесие.
Джек добрался до места, где собирались его товарищи поэты и фурией вбежал в зал, застав тройку других за игрой в шашки.
— Керуак умер! - крикнул он, бросив на чужие колени газету.
Мэри была той, кто читала некролог вслух, а потом сердечно заплакала.
— Я была в него влюблена.
— Надо выпить.
— Обзвоните остальных немедленно! - скомандовал третий.
К полудню пятнадцать человек, одетые в темные одежды, пили пиво и сидели вокруг злосчастной газеты с некрологом. Рядом с ней в стопку лежали одинаковые книги разного издания, цветы и всего по мелочи. Битники, отдавая дань уважения своему идеалу, соорудили мемориал прямо в середине зала. У трибуны выступал Пауль - более-менее успешный автор, чье высокомерие ошибочно принимали за характер. Он читал стихи Керуака.

<...>Вы просто получаете для себя должное на
   Небесах -- Небеса
        Будут равнодушны к этому
               Равнодушный Бог

(Даже, честно говоря, равнодушие --
    это лучше, чем лицемерие)

...честно

— Он был моим незримым учителем жизни, - вздохнул Джек.
Он сидел на лестнице и курил, разглядывая с отрешенностью трещины на нижних ступеньках. Солнце изредка освещало его понурое скорбное выражение лица - он не плакал, но был близок к этому. Внезапно ему вспомнились слова бродяги «папаня твой?». В какой-то степени, Джек мог с ним согласиться. Он любил творчество Керуака и его самого как своего наставника, учителя, друга, отца... Ощущение потери сбило с него спесь. Ему больше не казалось, что он хороший автор, а его будущее полно надежд. Как будто со смертью Керуака он лишился своего таланта и страсти. Сама мысль писать и сочинять приводила его в глубокое уныние. Это как, если бы абсолютно здоровому человеку сообщили о неизлечимой болезни. И что эта новость, тогда, - для него полный абсурд, - это в первую секунду, а во вторую - мысль о неизбежном усваивается мозгом; и полным абсурдом кажется уже не мысль, а все то, в чем когда-либо была уверенность. Вы и вообразить себе не можете, как легко потерять её... Джек будто бы опустился на морскую глубину, коснулся пятками горных пород и минералов. Сперва ему хорошо, а потом невыносимо холодно. Чувство, способное свести человека с ума.
Между тем, пока Рокфри все сильнее замыкался в себе, на сухой бордюр ссыпались рыжие пожухлые листья. Он проследил взглядом до крона, оттуда ввысь.
— Последняя затяжка в твою честь, братец, - поднес сигарету к небу.
— Какой он тебе братец? - донесся хриплый голос позади. Мэри плюхнулась рядом с ним и спрятала руки в карманы теплого черного кардигана. Помолчав, она отобрала у Джека сигарету и глубоко затянулась; когда от соломинки оставался один бычок, она от него легко избавилась: прицелившись в мусорный бак, Мэри бросила окурок, только он не долетел до нужной цели. — Чёрт. Промазала. Ты как, Джек-и?
— В полном.
— Вижу-вижу. Сегодня нам всем грустно, так что не перетягивай все одеяло на себя... или как там говорилось?
— Вы любили его не так, как я.
— Не поспоришь. Ты говорил о нём, как китаец о Будде. Вот честное слово, никогда не понимала этой твоей преданности, Джек-и... Сколько тебя знаю, ты никогда не рассказал как познакомился с его творчеством, - выдержала паузу Мэри, полагая, что парень примется за откровение, однако Джек решительно молчал, и тогда она продолжила с меньшим энтузиазмом: — его время вышло... Видимо, он был готов к переходу в следующую жизнь. Надо смириться с его смертью, знаешь? Для нас - это конец, для него - очередное начало. Однажды мы всем умрем, малыш. И никого на земле не останется.
— Разве от этого осознания должно стать легче?
— Разумеется! Приятно знать, что ты не единственный кто покинет этот мир, что было бы несправедливо. Я написала об этом стих. Послушай, - пнула его ногой Мэри и откашлялась: — Наступает ночь, а Луна не светит... мне... нам всем нужно больше думать о смерти; у смерти холодное дыхание, но теплые руки... отдайся ей, как невеста в супружескую ночь. Последнюю строчку нужно доработать...
Джек послушал её, кивнул и погладил по макушке, что спрятана под плотной зимней шапкой. Восхитительно прекрасная Мэри... Джек видел в ней сексуальную, знавшую себе цену женщину. У неё было много любовников; многие из них за этой дверью, пьют в память о покойном писателе. А она всегда с теплом смотрела только на него и пылала страстью к нему одному. Забавная штучка, живущая одним днем, как и советовали Керуак, Гинзберг, Берроуз... Мэри походила на диско-шар: блестящая, яркая, игривая, но за этой бутафорией скрывалось нечто глубокое. Ее обаяние, кокетство, коим она пользовалась в удобный момент, облегчали ей существование. В этом городе, который никогда не спит, тяжело живется всякому, кто смотрит на мир своими глазами. Чужие взоры ослепляют.
Неожиданно для себя Джек коснулся её щеки, задев большую родинку, похожую на маленький островок в сердце молочного океана. Мэри, в свою очередь, затаила дыхание. Под невидимым давлением, возникшим из-за загустевшего вокруг них воздуха, они подались вперед и поцеловались. Их жаркие рты слились, а языки, соединившись в скользких объятиях, конвульсивно затанцевали. Грудь девушки вздымалась под слоями одежды: она жаждала оказаться голой в его руках, но рассудком понимала, что для Джека этот поцелуй ничто иное, как минутка слабости.
И ведь действительно: спустя миг, Рокфри отпрянул от Мэри и в сокрушении опустил лоб ей на плечо.
— Если станешь просить прощения, я с тобой поссорюсь, - сказала она без намёка на шутку, — это будет обозначать, что ты жалеешь.
— Целоваться приятно, - только лишь ответил Джек.
— Ты влюблен в кого-нибудь?
Он рассмеялся, но вышло это откровенно сухо.
— Нет, ты мне скажи - ты влюблен?
— Любить - не быть свободным.
— Идиот, - отвесила ему подзатыльник Мэри, — такие, как вы, - Джеки, - я имею в виду, разбивают хорошим девочкам сердца.
Рокфри задумчиво хмыкнул. Ему льстило, что Мэри ставила его на одну ступнь с Керуаком.
— В таком случае хорошо, что ты к ним не относишься.

***
Близились сумерки. Порывы теплого вечернего ветра хлестали опавшие скрюченные листья по углам. Было влажно. Симран только покончила с выполнением задания на уроке труда и прощалась с друзьями из шахматного клуба, чтобы отправиться домой. Её категоричные слова о городском турнире стали пророческими: Симран прошла в следующий тур, однако, отказалась от дальнейшего участия, аргументируя свое отречение простудой. Между тем школьная администрация горячо настаивала, чтобы Симран явилась на соревнование. Во-первых, в случае её победы, рейтинг Ханшер-Фой Скул поднимется на ступень выше, что несомненно возвысит его среди других подобных учреждений. Во-вторых, бонусом для самой Симран, победителю прилагался денежный приз суммой в размере 50 долларов. Для старшеклассников это неплохие карманные для шопинга или досуга с друзьями.
В конечном счете, Киви, под давлением педагогов и после разговора с матерью, приняла решение играть дальше... И ей почти удалось вырваться в полуфинал, только более опытный, при том с немаленьким рейтингом, шахматист поставил ей мат спустя шесть ходов. Симран проиграла и вернулась домой. Она не была расстроенная или злая, скорее подавлена собственной правотой: Киви уверяла каждого, что проиграет, а ей в ответ «мы знаем, что ты сможешь». Разочаровывать чужие ожидания настолько же неприятно горько, насколько не оправдать свои. В глубине души она надеялась, что ошибалась на свой счёт.
— Поражение делает тебя на шаг ближе к победе, Киви, - утешал мистер Мосс, поглаживая шелковистые волосы.
Девочка лежала в постели и вслушивалась в дыхание отца, чей голос слегка охрип или от осенней стужи или от того, что он бывало кричал на дежурстве. Порой, во время ночных облав, Бенджамин срывал голос или полностью терял его. Он становился эмоциональным и временами импульсивным, когда правонарушители поступали с ним бесчестно.
— Учись на своих ошибках.
— Я ведь предупреждала маму, что слишком слаба.
— Пусть так.
— Ох, не говори такие вещи спокойным тоном, папа, прошу! - Симран скользнула под одеяло и бубнила под ним: — Я разочаровала всех!
— Киви, это твой первый турнир и ты уже показала какая ты умница, - ласково протянул мистер Мосс и поднялся с края постели, — лично я тобой горжусь.
— Не может быть.
— Да, может.
— Мало верится.
— Упрямство тебе не к лицу, - хихикнул тот.
Симран промямлила нечто похоже на «нет», но Бенджамин уже прикрыл за собой дверь и ворковал с близнецами на диване. Чарли и Марли наполняли дом звонким смехом.
Между тем осень притащила вслед за собой не только сырость и угрюмые тучи, но и прелесть традиционных праздников, как государственных, так и школьных. День сладостей, что отмечался в третью субботу октября, затем Хеллоуин, День Благодарения, когда вся семья собирается вместе за помпезным ужином. В такие дни города полны музыки, парадов и хороших дел - люди делают пожертвования в благотворительные фонды, кормят бездомных, раздают горячие напитки и теплые одежды. В преддверии этого важного праздника в школах устраивают ярмарки с танцами. Ставятся спектакли, школьный хор выступает с гимном в актовом зале.
Симран нравилась атмосфера, которую привносил в рутину День Благодарения. Она ощущала духовный подъем, переполнялась ответственностью и с радостью помогала организаторам с украшением зала. В пятницу, досмотрев выступление девятиклассников, ученики покинули свои классы и отправились домой, чтобы подготовиться к танцам.
Нэнси, заметила Симран, была на удивление взвинчива и шла поодаль от своих подружек. Это продолжается некоторое время, и Киви не раз приходила к мысли, что причиной резкой перемены в поведении Нэнси стали её отношения с музыкантом. Нет, абсолютно точно Симран не была в этом уверена, это только гипотеза, но разве не подозрительно, что Нэнси стала походить на комок расшатанных нервов после раскрытия любовной тайны?.. Сама она, к слову, о романе с Бенни молчала.
Если судить со стороны наблюдателя, Киви нечего было сказать о Бенни как о человеке; она видела его пару раз, никогда не обменивалась репликами да и не хотелось. Бенни производил впечатление ханжи, не способного брать ответственность за свои поступки. Таких ещё называют раздолбаями, а нередко и мудаками. Но едва ли Симран имела права судить чужие любовные связи, не имея представления что из себя представляют эти двое в уединенном состоянии. Мы все раскрываемся по-новому, стоит нам остаться наедине с правильным человеком.
— С кем ты придешь на танцы? - это говорила Джоди.
Она тоже заметила насколько тяжело стало держаться с Нэнси и уже меньше пыталась завести с ней разговор.
Симран извиняюще нахмурилась.
— Он пригласил меня, и я не смогла отказать.
— Кто он? Мэйсон Картер? - даже не удивилась блондинка и пристально взглянула на Киви: — Как ты только согласилась?
— У меня не было выбора. Я ему должна.
— Потому что осадила его в тот день, на забастовке? По-моему, он это заслужил.
— Это просто танцы.
— Да, точно. Только позаботься о том, чтобы Мэйсон не решился украсть у тебя поцелуй. Первый, насколько я понимаю.
— Я не стану с ним целоваться даже под страхом смерти! - ощетинилась Симран и скорчила гримасу, от которой у Джо вырвался нервный смешок.
Они вошли женский в туалет, догнав Нэнси; та уже скрылась за дверцей кабинки. От кафельных стен с плохо вымытыми мыльными разводами отскакивал скрипучий звук, как будто отдирали изоленту.
Симран и Джоди переглянулись. Полоща руки под напором горячей воды, Киви посмотрела на кабинку через зеркало, но временила задавать назревавший с каждым таким скрипучим звуком вопрос.
Тогда вмешалась Дожди, подтягивая теплые колготки и заодно стараясь рассмотреть из-под дверной щели что же внутри происходило.
— Нэнси?
— Я скоро.
— Что ты там делаешь? Экстренная восковая депиляция? - надеялась глупой шуткой разрядить обстановку блондинка, однако, кроме неё одной, никто не посмеялся.
За дверью кабинки наступила зловещая тишина. Симран вытерла мокрые руки о свою юбку и вопросительно уставилась на Джоди. Их обеих раздирало любопытство и поселившимся внутри страх за подругу, которая столь резко изменилась в поведении.
Внезапно раздался туалетный смыв, и дверь скрипнула, распахнувшись с такой чудовищной силой, что едва было не снесла с ног ни о чем не подозревавшую Нэнси. Она чудом успела отпрыгнуть в сторону.
— Увидимся на танцах, - торопливо обронила брюнетка и фурией понеслась к выходу из женского сортира.
Джо в негодовании взревела:
— Она умом тронулась?! Ты видела? Видела?! Она чуть ли не сломала мне нос!
— Да, видела.
— Нет, в самом деле! Что с ней стряслось? Она уже месяц сама не своя. У неё преждевременный ПМС?
— А ты с ней разговаривала?
Тут Дожди неловко прикусила губу и, издав тяжелой вздох, села на подоконник, разгладив ладонями подол своего платья.
— Я ей звонила. Она не берет трубку. В последний раз мы говорили о сегодняшних танцах. Мы ведь долго не могли решить, кто будет выступать на сцене.
— То есть? - в недоумении поинтересовалась Симран.
— Для танцев нужна музыка.
— Очевидно.
— Но наш школьный хор со своими духовыми инструментами кандидат так себе. А у школы нет денег, чтобы пригласить приличную музыкальную группу.
— Я об этом как-то не подумала... Мне казалось, эти нюансы давно улажены.
— Ну, не без смекалки Нэнси, - торжественно и даже с гордостью объявила блондинка.
— Что ты хочешь сказать? - задним умом Симран уже понимала что именно собирается сказать ей Джоди, но странная нервозность все равно беспощадно мучала её суставы.
Она почувствовала боль в коленях и уже позже осознала, что они тряслись.
— Нэнси предложила директору пригласить «Индэй». Ты помнишь их?
«Попробуй их забыть, когда один спит с твоей подругой, а второй неожиданно строит из себя хорошего», - почти вырвалось у Симран.
— Индепенденс дей? Этих... воришек?
— Брось! Они ведь вернули твои деньги.
— Это не меняет их сути. Они обокрали не меня одну.
— Зато они красивые и музыка у них клевая, так что я поддержала идею Нэнси. И директор тоже. К тому же за концерт они взяли какие-то полсотни за весь вечер. Разве это не здорово?
Симран не стала разделять ликование подруги; вместо этого она сперва расстроилась, потом разозлилась, следом обрадовалась, что увидится с Джеком, а потом вновь разозлилась, что обрадовалась этому. Запутавшись в собственных эмоциях, Киви уступчиво ахнула и закатила глаза.
— Жребий брошен.
— Если тебе интересно, я приду на танцы с Ричардом.
— Это тот, который разбил аквариум в кабинете биологии на прошлой неделе?
Джоди не понравился проскользнувший укор в интонации подруги, поэтому в защиту своего кавалера она решительно заявила:
— Это был несчастный случай!
— А ты не знаешь с кем идет Нэнси? - ловко сменила тему Симран и пытливо посмотрела в глаза оцепеневшей Джо.
Она тараторила без умолку и в разных эмоциональных состояниях, очевидно поэтому тишина, возникшая столь внезапно после её болтовни, казалась такой странно оглушительной. Щеки Джоди раскраснелись - однозначно, она что-то скрывала.
— Ты точно знаешь, - допытывалась Киви, чувствуя как обида, томившаяся все это время внутри, подступала наружу.
— Она просила меня молчать. Я узнала недавно. Как раз, когда звонила ей насчет танцев... Не то, что бы она намеренно скрывала это от тебя, просто, я так считаю, она стеснялась или, может быть, боялась... - вновь затрещала, как неисправный будильник, та.
Симран подметила, что у Дожди есть плохая привычка всех оправдывать.
— И все же, кто он?
— Только поклянись, что не расскажешь ей, что я тебе сказала!
— О Боже.
— Клянись, Симран. И приложи руку к сердцу.
Уступив блондинке, Киви дала клятву.
Добившись своего, Джоди спрыгнула с подоконника и шепнула той на ухо имя. То самое, которое она Симран уже слышала из чужих уст. Получается, Джек не наврал.
— Это тот гитарист-красавчик. Он приходил в школу вместе с твоим, который тебе деньги вернул.
— Я поняла... - рассеяно ответила Симран и больше не хотела говорить о Нэнси и её романах.
Об этом знали все, кроме неё одной... Почему же Нэнси скрыла свои отношения именно от неё? Почему? Неужели потому, что она училась в Святой Марии? Или потому, что до сих пор хранила целомудрие?
Расстроившись пуще прежнего, Симран упрямо хранила молчание всю дорогу до автобусной стоянки. Тем не менее, Джоди этой перемены не замечала и с энтузиазмом поведывала какое красивое платье наденет вечером.