Уже почти стемнело, когда мы проехали вереницу белых мукомольных мельниц, которые тонули в лучах заходящего солнца. Лад сказал, что они обозначают границы Ивы и служат ориентирами для путников. С этого момента мы оказались в землях князя Леонтина Корда. Я знала его, так как он приходился старым другом моему отцу. Он часто бывал в нашем доме, и я помнила его добродушным дядькой, который хохотал над папиными шутками и любил выпить.

Ива не сильно отличалась от моей родной Ифисы. Здесь были такие же выбеленные крестьянские домики, широкие улицы, вымощенные булыжником и подсвеченные масляными фонарями, которые в это время как раз зажигал фонарщик. Люди не спеша брели по домам, наслаждаясь теплым весенним вечером и приятным ароматом сирени, окутывавшим город незримой пеленой.

В княжестве Корда действительно было много сиреневых кустов. Они сопровождали нас почти всю дорогу до Ивы и скрашивали уже изрядно поднадоевший пейзаж, в который входили бесконечные долины и березовые или сосновые рощи. Сирень была повсюду: при въезде в город, на всех улицах и во всех дворах. Ее насаживали везде, где попадалась земля. Складывалось ощущение, что кто-то из членов семьи Корда был безумно на ней помешан.

— Говорят, что запах сирени притягивает удачу и защищает от злых духов, — ответил Лад, когда я спросила у него про назойливые кусты.

— Интересно, каким образом? А что же притягивает удачу в то время, когда сирень не цветет? — Сказала я, не сдержав язвительного тона.

Лад улыбнулся и слегка натянул вожжи, чтобы сбавить скорость лошади и поравняться со мной.

— Семья Корда очень суеверна. Они чтят всех Богов, но больше всего — Нортема.

— Бога плодородия?

— Именно. И, как известно, он очень ценит ветви сирени. Вот княжеская семья еще пятьдесят лет назад и насажала ее везде где только можно. Только ты не заметила ничего странного?

Я удивленно взглянула на него.

— Нет.

— Черные ленты. Я увидел их еще на городских воротах. Смотри, — он указал рукой на ближайший домик с зеленой крышей, — они развешены на дверях почти каждого дома.

Я присмотрелась. Действительно, ленты были везде. Но если бы Лад не сказал, я бы их и не заметила. Только эти ленты висели не просто так, они перевязывали букетики из ковыля.

— Это ковыль, — сказала я, разглядывая еще один букетик, привязанный черной лентой к фонарю.

— Зачем они развесили его по всему городу?

— Это трава усопших. В городе траур. Может, умер кто-то из княжеской семьи?

— Не знаю, но это была явно важная особа. В любом случае на это нам сможет ответить только Григ.

В Иве мы должны были остановиться у хорошего друга Лада, который держал собственный гостиный двор. Когда я узнала, что нас ждет теплый прием, вкусная еда и горячая ванна, моему счастью не было предела. Я даже не помню, как преодолела последние километры до города, все мои мысли заняли сочный окорок и мягкая кровать с чистой постелью, о которых я мечтала с того момента, как покинула Ифису. И теперь мои мечты сбывались.

Проехав несколько широких улиц, мы оказались перед небольшими деревянными воротами, ограждавшими въезд в гостиный двор. Лад спешился и громко постучал, вызывая постового. Тот появился уже через пару секунд, открыв маленькое окошко на воротах и высунув голову, с которой свисали смешные косички.

— Добрый вечер! Вы к кому-то или заселяетесь? — Спросил постовой, почесав подбородок об ворота.

— И то, и другое. Зови хозяина.

— Понял, сударь. Уже зову. — Голова мужичка исчезла, и окошко захлопнулось.

Я не сдержала улыбку.

— Забавный.

— Значит, чтобы рассмешить тебя, нужно просто засунуть куда-нибудь голову? Всего-то, — усмехнулся Лад.

— Думаешь меня потешает только что-нибудь глупое? — Я холодно посмотрела на него, и улыбка сошла с моего лица.

— Я имел в виду, что рассмешить тебя не так уж и сложно, как кажется на первый взгляд. Я давно не видел, как ты улыбаешься.

Я тоже спешилась, и потрепала Фею по загривку.

— Мне кажется, сударь, что вы выказываете излишнюю заботу.

Глаза Лада привычно впились в мои, и я почувствовала, как по коже пробежались мурашки.

— Я должен заботиться о тебе. Мне за это платят.

Он сказал это так небрежно, словно выплюнул ничего незначащие слова. Я ощутила, как что-то больно кольнуло в груди, и хотела отвернуться, но не смогла отвести от него взгляд.

— И, разумеется, заплатят очень хорошо. Можешь не сомневаться.

Его зеленые глаза похолодели, и меня охватила горькая радость. Так будет лучше. Для нас двоих.

— Если ты думаешь, что за эти недели я так и не узнал тебя, то сильно ошибаешься.

— На что ты намекаешь?

Он не ответил, потому что в это время распахнулись деревянные ворота, и мы вошли во внутренний двор, где нас уже ждал высокий мужчина с короткой стрижкой и многочисленными татуировками на оголенных до локтей руках. Он бодро подошел к Ладу и крепко его обнял.

— Располнел, Григорий! — Весело произнес мой проводник, хлопнув мужчине по животу.

— Знаю, брат. Как службу оставил, так свой мамон и выращиваю. А ты, я смотрю, поддерживаешь форму?

— Куда денешься, когда день и ночь катаешься на канатах и покоряешь мачты.

— А косу свою не обрезал еще? — Григорий хотел схватить волосы Лада, но тот ловко увернулся.

— Забыл правило?

— Ага, забудешь. После той перепалки до конца жизни запомнил: кто тронет косу нашего принца, тот мертв. — Григорий рассмеялся и снова тепло обнял Лада. — Рад видеть тебя. В последнее время от тебя не было никаких вестей, я уже начал волноваться. А когда получил твое письмо, я Майе сказал, чтоб запасла лучшей выпивки к твоему приезду. Наконец-то, ты здесь.

Взгляд Григория случайно остановился на мне, и его брови медленно поползли вверх. Конечно, как тут не удивишься, когда перед тобой стоит грязная девушка в мужских штанах и огромной, как парус, рубахе, засунув руки в дырявые карманы. Я бы от такой вообще шарахнулась в сторону.

— Добрый вечер, — поздоровалась я. Григорий кивнул, а затем услышала, как он прошептал Ладу на ухо:

— А кто это?

— Моя клиентка, — ответил он, и от слова «клиентка» я поморщилась.

— Клиентка? Чем ты промышляешь, брат?

— Давай потом. Сначала накорми гостей.

— Так это мы сейчас устроим! Идемте в дом.

Когда мы вошли в гостиницу, я поняла, что мы здесь именно гости, а не постояльцы. Григорий приказал работникам хорошенько позаботиться о наших лошадях и приготовить нам лучшие комнаты. В хозяйской столовой уже накрывался стол, а из кухни начали доноситься аппетитные запахи.

Гостиница была очень маленькой, но невероятно уютной и чистой. Я сразу же ощутила себя дома. Здесь не было привычных для гостиных дворов суеты и шума, все казалось каким-то домашним. Я позабыла долгую тревогу, которая преследовала меня уже две недели, и немного расслабилась. Хотя бы здесь мне ничто не угрожает. Я смогу выспаться и нормально поесть. О большем я и не мечтала.

У входа в столовую на нас налетела рыжеволосая женщина в смешном розовом фартуке, на котором красовались вышитые вручную красные розы. Она всплеснула руками, а затем приложила ладони ко рту, выпучив большие глаза.

— Ладислав! Какими судьбами! И правда — ты. А я думала, этот старый пердун мне лапшу на уши вешает о том, что ты приедешь.

Я еле сдержала смех, посмотрев на насупившегося Григория.

— Теперь убедилась? Вот он, твой Ладислав.

— Дай обниму тебя. За столько месяцев хоть бы одну весточку прислал! — Обиженно произнесла женщина и крепко стиснула Лада.

— И я рад тебя видеть, Майя, — сказал он, освобождаясь из объятий.

— Ну и что ты тут гостей задерживаешь? Они сейчас из-за тебя с голоду помрут.

Майя так резко схватила меня за руку, что я вздрогнула.

— А что это за прелестный цветочек к нам пожаловал? Неужели наш Лад тоже нашел свою тихую гавань? А какие волосы, вы только взгляните, — она взяла в руки мою спутанную косу, — словно первые лучики солнца. — Женщина наклонилась чуть ближе. — Зачем тебе нужен этот балбес? Беги от него, а иначе он не отпустит.

Я не знала, что ответить, потому что было не понятно, то ли она сказала это в шутку, то ли в серьез. Мне стало вдруг некомфортно от такой близости незнакомой женщины, и Лад, словно бы заметив это, пришел мне на помощь.

— Не смущай ее, Майя. Я просто сопровождаю ее в Розиерт. Она мне за это платит.

— Хватит тут толпиться. Стол уже накрыт, — подал голос Григорий, и мы гурьбой вошли в столовую.

Я накинулась на еду так рьяно и с таким аппетитом, что позабыла все манеры и приличия. В первый раз в жизни мне стало абсолютно не до них. Я набивала живот до отвала, опустошая одну тарелку за другой, пока Лад вел со своими друзьями неторопливую беседу. Меня не интересовало ничто и никто, я поднимала взгляд с тарелки только затем, чтобы посмотреть, что еще вкусного можно было попробовать. Никогда бы не подумала, что смогу так вести себя за столом. Если бы меня увидели родители, их бы схватил сердечный приступ. Да уж, Валерия. Легко же ты променяла все свои княжеские достоинства на жирный окорочок.

— Хотел спросить, Григ, — вдруг сказал Лад, и я все-таки оторвалась от тарелки. — По кому в городе траур?

— Ты как будто из-под земли вылез, — ответила Майя. — Весь Неор уже знает. Даже в Касаре назначен траур.

— Впервые слышу. Кто умер?

— У князя Лаар горе. Дочь у него умерла пару недель назад.

У моего рта застыла ложка. Я медленно перевела взгляд на Лада и прочитала в его глазах «сиди тихо и ешь дальше». Но есть больше не хотелось.

— Умерла? — Лад так правдоподобно изобразил удивление, что я сама чуть не удивилась собственной смерти. — Она же совсем молодая была. Почему так внезапно?

— Мало того, что юная совсем, так она еще и замуж вышла только месяц назад, — сказал Григорий, отхлебнув вино из бокала.

— Говорят, ее муж был в таком отчаянии, что крушил все на ходу, — вставила Майя. — А после похорон сразу покинул их дворец. Бедняжка. Только месяц назад свадьбу праздновал, а теперь вдовец. И князя с княгиней жалко.

— А почему она умерла? — Спросила я и тут же почувствовала на себе гневный взгляд проводника. Знаю. Не смогла удержаться.

— Какая-то болезнь ее забрала. Сгорела за неделю. Даже гроб был закрытым, чтобы болезнь не распространилась, — снова ответил Григ. — Поэтому молебную неделю сейчас справляют. Решили отпраздновать раньше, чтобы отдать дань уважения княжне. Жаль ее все-таки. Ну, не будем больше о грустном! Выпьем, что ли? Ты, Лад, рассказывай давай, что у вас там на «Лелианне». Говорят, тот еще тазик.

Я решила больше не задерживаться за столом и отправиться в свою комнату. Не знаю почему, но настроение резко ухудшилось и мне захотелось спрятаться от чужих глаз. Поэтому я незаметно выскользнула из столовой и направилась в свою комнату. На меня даже никто не обратил внимания, и потому я с чистой совестью закрыла дверь и устроилась на подоконнике.

Я не могла понять, чего мне хотелось больше — расплакаться или рассмеяться. Разговор о моей ужасной кончине окончательно добил меня. Я прислонила голову к оконному стеклу и тяжело вздохнула. Думала ли ты когда-нибудь, Валерия, что будешь расстраиваться из-за собственной смерти, находясь в незнакомом городе за сотни километров от дома?

Мои пальцы коснулись семейного медальона и вытащили его из-под рубахи. Я почувствовала, как по щеке покатилась горячая слеза, но не захотела ее стереть. Сейчас, сидя в этой темной маленькой комнате в полном одиночестве, я безумно хотела рыдать. Я устала. Так устала, что мне едва хватало сил сдерживать порывы истерики. Я вдруг неожиданно поняла, что осталась в этом мире одна. Что Валерии Виктории Лаар больше не существует. Она умерла. Ее похоронили. Мое имя теперь имеет хоть какой-то смысл только на гранитном камне на семейном кладбище. И теперь я — никто. Пустота. Бездонная и безымянная.

Я плакала изо всех сил, не пытаясь остановиться. Мне было жалко себя, свою семью и ту жизнь, которую я оставила. Я ушла, чтобы защитить все это, но в итоге обрела лишь одиночество. И какая теперь разница, что ждет меня в будущем, если оно больше не имеет значения? Теперь ничто не имеет значения.

Он крепко прижал меня к себе, хотя я даже не услышала, что кто-то вошел в комнату. Я уткнулась ему в плечо, снова разрушив между нами ледяную стену, которую с таким трудом постоянно выстраивала. Лад провел рукой по моим волосам и не проронил ни слова, дав мне возможность выплакаться. Мне стало стыдно, что я старалась отгородиться от него, хотя сама отчаянно ждала его каждый раз, когда он ненадолго покидал меня. Мне просто было страшно. Ведь я нарушала клятву.

Вскоре моя истерика утихла. Я немного отстранилась от Лада, но он не позволил мне полностью освободиться из его крепкой хватки. Он коснулся моего подбородка, заставив меня взглянуть ему в глаза. Я увидела, как они мягко светятся в темноте, словно два маленьких светлячка, и как нежно на меня смотрят. Лад провел большим пальцем по моей щеке и улыбнулся.

— Ты такая некрасивая, когда плачешь, — прошептал он. — Выглядишь, как рыба-капля.

— Тебе нельзя поддерживать людей. Ты делаешь только хуже, — сказала я, тихо рассмеявшись.

— Если ты смеешься, значит, я все делаю как надо.

— Прости меня, Лад.

— За что?

— За сегодняшнюю грубость. Мне приятна твоя забота. Очень.

— Можешь не переживать, я не обиделся.

Я провела рукой по его щеке и заправила выбившуюся прядь ему за ухо.

— Ты не напомнил правило. Я коснулась твоих волос.

— Оно на тебя не распространяется, селедка.

Я развязала ленту, крепившую его косу, и стала медленно распускать ее. Темные волосы Лада бесшумно упали на его спину и плечи, и я запустила в них пальцы, услышав его тяжелый вздох. Сильные руки крепче сжали мою талию, и я просто перестала отдавать себе отчет в том, что делаю, наслаждаясь нашей близостью.

— Валерия, не отстраняйся от меня, — прошептал Лад, перехватывая мою руку и прижимая ее к своей груди.

— Ты назвал меня по имени? У тебя должна быть веская причина для этого, — ответила я тоже шепотом.

— Она есть. Мой синяк стал фиолетовым и разболелся еще больше. Кто снимет боль, кроме тебя?

— Хочешь, чтобы я сняла боль? — Моя рука погладила его плечо, а потом заскользила вниз по груди, но он снова ее перехватил.

— Да. Но не сегодня, ты устала. Спокойной ночи.

Он собрал волосы в хвост и вышел из комнаты, оставив меня одну с колотящимся сердцем.