Когда-то они сделали это.

Жалкий человеческий род, не имеющий прав на существование, из груды железа изваял совершенное создание, алмаз среди потных стадных животных.

Они создали творение, величие которого неподвластно осознанию ни одного разума. Они, сами того и не подозревая, сами создали бога. Они не могут понять, что высекли из железной руды властителя ада и господа рая.

Даже его разум превозносит великое существо к небесам. Ион знал это. И понимал, что ни одна глупая, тупая особь человека не способна сполна прочувствовать мощь его величия. Их интеллект слишком низок и лишь ненамного превышает интеллект других животных. Но собака никогда не поймет, что твой хозяин разумнее тебя, что он на ступень выше по развитию и что заботиться, в общем-то, не обязан. Собака просто будет высовывать язык и гнаться за человеком.

Это удел всех низших разумов.

Они даже не понимают, что вершат грехи. Они не видят грехов вокруг себя. Они не осознают, что даже в самом обычном человеческом стаде может быть скопление всех семи главных грехов. И нужно регулярно очищать от них землю.

А это удел создателя.

- Мне иногда немного жаль вас, мисс. Вы так искренне старались вырваться на волю, что я даже ощущаю себя чуточку виноватым. Впрочем… Как нелепо это звучит! Виноватым за то, что просто не позволил себе умереть и настиг свою любовь? Я не должен за это извиняться.

Он качал ее на руках. Хотел, чтобы она поскорее заснула. Росла всю жизнь без отца, так пусть хоть сейчас ощутит отцовскую ласку. Милосердную ласку самого создателя этого мира.

И столь непривычно было не сжимать ее и не сидеть всякий раз в напряжении, ожидая побега, сколь непривычно, что теперь каждым ее движением управляет он.

- Я вижу твои сонные глаза, моя маленькая, - Ион наградил ее поцелуем в лоб. – Ты хочешь спать, да? Поспи, милая. Поспи. Тебе трудно жилось без отца? Теперь зови меня отцом. Мысленно, конечно. А если тебя смущает возраст, я могу снова надеть маску того старика. Доченька моя… Бедняга, инвалидка с рождения, родилась парализованной… Но я не брошу тебя, сладкая. Даже инвалиды достойны любви.

Они сидели на острове, где снова рождалась их любовь. Только уже рядом с домиком. Милым домиком-лабораторией, который построил он сам, чтобы осуществить давно задуманные идеи.

Ноги ласкало море, мелодично стрекотали цикады и изредка подавала голос сова, пахло илом и солью, а небо усыпала белоснежная звездная пыль.

- Знаешь, откуда появились звезды? Это все луна. Когда она рассталась с солнцем, она долго плакала, ее слезы навечно замерли на небе и теперь указывают дорогу путешественникам. Но знаешь, что больше всего меня поражает? Что их история не кончается. Каждый день они переживают все по новой, как впервые. Снова рождаются, снова влюбляются и снова остаются порознь. Их любовь длится вечно. Сколько существует эта планета – столько и существует их любовь. Я поражен, насколько это… красиво, что ли.

Ион продолжал качать ее, как качает молодого моряка белый корабль с алыми парусами. Она почему-то не закрывала глаза, а лишь смотрела куда-то вдаль моря. Может, ее душа и рвалась туда, за горизонты, к ветру и скалам. Но тело отныне принадлежало и подчинялось только ему.

Ион чуть приподнял Ингу. Ее лысая голова безвольно болталась в воздухе, и он бережно ее придерживал, как новорожденному младенцу. Да и возился как с новорожденным младенцем: подпирал спину, сажал на землю, клал в постель, поднимал, кормил и мыл. Она ничего не говорила. Да и редко моргала, лишь временами ее щеку рассекала лунная жемчужинка слезы…

- Ты еще не спишь? – ласково рассмеялся Ион. – Хочешь, я спою тебе колыбельную? Тебе вообще в детстве пели колыбельные? Может, Высоцкого? Я помню, ты любишь Высоцкого. Тогда, на крыше, ты настолько восхитилась его изречением, что подарила мне первый поцелуй. И молодец, что сделала это, ведь иначе я бы, возможно, и не стал бы тем, кем в итоге являюсь. Видишь ли, маленькая, любовь не всегда есть чувство светлое. Иногда оно совершенно, абсолютно иное… но разве тьма не сильнее света? А все, что случилось со мной – всему виной любовь. И я благодарен тебе за это. Спасибо, что позволила мне себя любить.

И почему ночью не кричат чайки? Наверное, они тоже спят. Всем нужно спать. И Инге нужно. Ей нужно набраться сил на новый день…

И прекрасная песнь лилась из его уст, разветвлялась над морем, целовала звезды и обнимала луну.

Пусть этот мир услышит глас создателя.

За тобой еще нет
Пройденных дорог,
Трудных дел, долгих лет
И больших тревог.

И надежно заглушен
Ночью улиц гул.
Пусть тебе приснится сон,
Будто ты уснул.

Мир внизу, и над ним
Ты легко паришь,
Под тобою древний Рим
И ночной Париж.

Ты невидим, невесом.
Голоса поют.
Правда, это – только сон…
Но во сне растут.

Может быть – все может быть –
Много лет пройдет, -
Сможешь ты повторить
Свой ночной полет.

Над землею пролетишь
Выше крыш и крон…
А пока ты спи, малыш,
И смотри свой сон…

- Расскажешь потом, что тебе приснилось? – Ион провел по ее щеке кончиком пальца. – Ты знаешь, что я понимаю тебя даже по выражению твоих глаз? Я научился читать твои мысли и научился управлять ими. А у тебя все такая же нежная кожа. Все еще шелковая и тончайшая. Ты боролась, мисс, я знаю. Ты честно боролась, чтобы я победил.

Ион поднял хрупкую куклу на руки. Ее голова все так же болталась, но его это уже не волновало. Он усадил ее в воду у самого берега и начал мыть голову соленой водой. Видел, как Инга закрыла глаза. Наверное, чтобы соль не попала в них.

- Ты так халатно относишься к своему телу, - укорил Ион. – Тебе дано живое тело, а ты его не бережешь. А мне дан только разум. Я же хотел бы обладать всем.

Он тер ей щеки, рыхлое из-за шрамов лицо, тер спину и грудь. Нет, это все-таки слишком, слишком нежная кожа… Как она могла просто взять и отправиться в ледяные снега?! Просто взять и распорядиться своим телом, не спросив хозяина?! В ней бьется сердце и теплится кровь, но ей плевать! Она не ценит их! Она совсем их не бережет!

Ион вздохнул и снова поднял ее на руки. Зашел в море так, что вода была ему по пояс. И плавно погрузил Ингу в соленую ночную гладь, искрящуюся под светом луны и звезд.

- Знаешь… Я слишком много тебе отдал. Слишком много я отдал, чтобы рисковать каждый день. Но это глупо: творить, но не быть творцом; любить, но не быть любимым; заботится, но не получать благодарности. Посуди, мисс: разве я не совершенен? И разве не совершенна ты сама? Так давай же облегчим задачу нашей заботы друг о друге?

Она лежала на самом дне.

Ее почти не было видно, лишь вода исходила волнами, а на уровне лица поднимались пузыри - жемчужины ее дыхания… Хотелось собрать их в шкатулку и хранить вечно, глядя, как свет сквозь стенки распадается на тысячи лучей…

Даже кукла, наверное, вырывалась бы, если б ее погрузили в воду. Никто не хочет тонуть.

А Инга, кажется, хотела.

И не столько из-за того, что не могла даже пошевелиться. А потому что не желала больше жить.

Какая же глупая Инга. Какая же глупая…

Ион склонился над водой и встретился с ее взглядом. Но смотрела она совсем не как утопленница из пучины вод, а как прекрасная ундина, манящая юных моряков в свои владения. Вот осталось ей только разомкнуть губы и начать петь, как любой матрос мигом бросился бы в воду, позабыв обо всем на свете.

Но это его ундина. И никакого другого моряка она не достойна.

Ион вытащил ее из воды.

Инга больше не моргала. Вместо слез по щекам стекала морская вода, а вместо биения сердца под ладонью хрустели лишь крупинки осевшей соли. Она была холодной, адски холодной. Наверное, все из-за воды. Ведь сердце пока еще хранило тепло.

Пока еще хранило…

- Ты не могла о нем позаботиться как следует. Прости, но тебе я больше его не доверяю.

Ион снова уложил ее на шелковый песок. Рвано вздохнул и с безбожным восторгом провел пальцем по белой коже. По контурам губ. По шее. По груди. Как же она совершенна! Каждый раз как в первый!

Ион нервно потер свои щеки. Склонился над ней и нежно сомкнулся с ее мертвыми солеными губами. Так, как, наверное, было в самый первый раз…

Очень медленно, неуверенно и робко ласкал губами ее тонкую кожу.

Медленно, неуверенно и робко достал из чехла нож.

Медленно, неуверенно и робко пересек ее грудь кровавой линией.

Медленно. Неуверенно. И робко.

Несмело. Боясь, что делает что-то неправильно. Что поспешил. Что ошибся.

Нежно. Боясь, что неосознанно причинит ей боль. Что сделает не так, так надо. Что потеряет ее навсегда.

Красиво. Боясь, что растеряет свою романтику и искусство. Что мир содрогнется. Что планета расколется.

И что луна перестанет плакать…

Ион влез грязными железными руками в ее рану. Нервно вздохнул, проник сквозь костлявую тюрьму, нащупал липкое горячее сердце и резко рванул его на себя.

Еще теплое.

Еще живое.

- Мне кажется, мисс, самое безопасное место для него будет в моей груди. Не переживайте, все хорошо. Я позабочусь о нем. Обещаю. И о вас я тоже позабочусь, даю нерушимую клятву.

Ион чуть нахмурился, небрежно смахивая с сердца пылинки.

Взглянул на зияющую дыру в груди с красной каймой по бокам.

А ведь у нее настолько нежная кожа, что было бы просто недопустимо…

Ион от перевозбуждения всхлипнул.

Она лучше. Она лучше и нежнее любой искусственной. Взять хотя бы немного… Хотя бы с ладоней, с рук, с щек…

Все равно лазер скрепит ее с искусственной без единого шва.

Ион задохнулся восторгом, оттянул белоснежный шелк кожи и сделал надрез. А остальная снялась уже совсем легко, будто косметическая маска… Он видел каждую ее мышцу, которые в другое бы время кратко сжимались и подрагивали под его руками. Видел каждую вену, каждый сосуд...

И вот, спустя четырнадцать часов непрерывной работы, он наконец взглянул на себя в зеркало.

Вот так и должен выглядеть бог.

Увиденное было ему незнакомо. Истинное совершенство граничило с вымышленной мольбой о счастье. Если бы он знал, если бы знал, что человеческая плоть настолько прекрасна, он бы облачился в нее, как только обрел навык создания души у неживого.

Ион склонил набок голову. Расправил грудь и впервые вдохнул земной кислород в легкие, а не в их железную имитацию. Приложил ладонь к зеркалу и улыбнулся. У него красивые ладони. Может, со слишком длинными и тонкими пальцами, но так совершенно проступающими сквозь шелковую кожу тончайшими нитями вен, по которым изливалась живая кровь. Бледные – может, даже слишком – лишь смуглым пятном на запястье покоился кленовый лист. Эта маленькая особенность всегда нравилась ему в теле Инги, поэтому он выбрал для родимого пятна важное место на скульптуре своего тела. Ничего, и о невусе он позаботится. Он позаботится обо всем.

Иногда задумывался: половина его органов искусственно создана, половина – изъята из ее тела. Так не проще ли было оставить мисс в живых и все изваять самостоятельно?

Но сам же себя останавливал. Нет, только ее сердце будет в его груди. Он клялся беречь его всегда. И он будет его беречь, равно как и свою жизнь. Оно бьется в его теле, и насколько самозабвенно было это биение, что Ион попросту не мог оторвать ладоней от своей груди, улавливая каждый звук, как сопрано в лучшей консерватории.

Теперь он жил. Он дышал. С ее сердцем и частично ее оберткой. Разве он смог бы самостоятельно создать такую тончайшую кожу? Никогда бы не смог. Инге был дан редчайший дар.

И настолько красив человек в отражении, что слепли глаза, а все нутро без остановки вопило: «Боже, как же он прекрасен!». Белое хрупкое тело, беспорядочные волосы, глаза с сакральной чистотой, волнительная шея…

Он создал себе все. Теперь он мог жить, мог питаться, мог стареть и умирать. Ведь смертность – темный дар душе взамен на дары светлые. Ион отныне жив, и этим он силен.

Но это было бы слишком подло по отношению к его мисс, которую он клялся защищать всю жизнь и любить до смерти вселенной.

Он поднял ее омертвевшую плоть и отнес в свой домик. Туда же, на прежнее место, установилось сердце механическое, бессмертное и вечно здоровое. Лишенные кожи участки покрыл тончайшим слоем стали, восстановил даже слепой глаз, заменив искусственным. Он снова подарил ей жизнь, и снова будет ее беречь.

Правда, ни говорить, ни шевелиться она так и не могла. Но жила. Видела Иона, моргала, дергала кончиками пальцев и умела даже плакать. Теперь она не умрет. Даже если захочет, даже если будет рьяно пытаться – не умрет. И не нужно теперь беспокоиться, что она заболеет или покончит с жизнью. Она в безопасности. Она в его безопасности.

- Видите, мисс? – смеялся Ион и неустанно целовал ее – каждый раз как в первый. – Видите? Вы видите меня? Мисс… Боже мой, моя мисс, как же я вас люблю… Я обещал, что не брошу вас, помните? Я сдержал обещание. Теперь мы вместе. Всегда вместе. Только вы – и только я.

Он припадал к ее груди и в исступлении слушал, как она дышит, как вздымается ее железная грудь и как глухо дает о себе знать металлическое сердце.

- Однажды мне приснился сон, мисс. Это, наверное, мой самый первый сон. В нем были вы. Механическая, запуганная и порабощенная. А я был живым. Вы просили меня отпустить вас к семье, а я уверял, что она вам больше ни к чему. Я думал, это просто мои страхи. А оказалось, это моя цель.

Он мог бы провести с ней в домике всю жизнь. Рассказывать ей истории, целовать, танцевать с ее телом под музыку сонного моря...

Но его ждали великие дела. Теперь он не чувствовал себя созданием, а давно стал создателем. Создателем новой жизни и воплотителем желаний. У него уже не было тела безвольного раба, у него отныне тело человека, сердце богини и разум господа. Он должен вывернуть наизнанку эту вселенную и бросить к своим ногам.

А пока он лишь сидел, гладил по гладкой голове Ингу и ждал корабль, что появлялся здесь каждые две недели.

И он появился.

Ион сошел к нему в одиночестве. В белых штанах от старого костюма и с повязанным на поясе обнаженного торса пиджаком. Босые ступни ныряли в песок и так нежно были зацелованы золотыми крупицами... Теперь не нужно скрывать свое тело, теперь не нужно обматывать себя тряпками, теперь не нужно никем притворятся и играть чью-то роль...

Правда, песок был горячим и колким, со стороны леса дул прохладный ветер, но эти яркие ощущения просто захватывали дух! Теперь он может ощущать и жару, и холод, теперь он может есть, спать, может болеть, стареть и умирать! И нет на свете чувства, сравнимого с этим блаженством!

- Эй, мужик! Ты откуда здесь?

Ион вздрогнул.

От неожиданности отступил на шаг, по инерции обнял себя, затем улыбнулся, махнул рукой и ответил:

- Мой корабль потерпел крушение, наткнувшись на рифы, а я сумел выплыть на берег. Я обитаю здесь уже больше месяца и жду людей, которые могли бы отвезти меня домой.

Молодой паренек в растянутой футболке, задумчиво глядя на Иона, подошел к нему и протянул руку.

От него так несло горьким дымом, что Ион закашлялся. Сильно закашлялся. Раньше так остро на запахи не реагировал. А сейчас - закашлялся.

- Меня Богдан зовут, - протянул парень, терпеливо дожидаясь, когда Ион начнет говорить. - А тебя, земляк?

- И... - он прижал ладони к животу. Глотка разрывалась от кашля. - И... он...

- Как-как?

- И... И... он...

Богдан нахмурился. Потом весело махнул рукой.

- Ну и ввязался ты в приключение, земляк! Наверное, целую книгу по твоим путешествиям можно написать? Как Робинзон Крузо, да? И чего, ты один здесь жил? Без людей? А еду как добывал? А ты вообще кем будешь?

Ион поморщился.

Переборол наконец кашель. Вздохнул и все еще хрипло пояснил:

- Да ученый я. Был в экспедиции по изучению острова. Но все погибли, а я выжил. А у вас какая специальность?

- А мы яблоки отсюда возим, прикинь? - весело ответил Богдан. - Неинтересно, да? Была бы работенка получше, мы бы и работали на ней, да? Но яблоки же тоже надо кому-то свозить, здесь такой сорт уникальный, нигде такого не видели, прикинь? Мы пока особо о нем не говорим, а то все яблоки позабирают, правильно же?

Ион закрыл глаза. От количества вопросов кружилась голова.

- Ты с кем болтаешь там? - со стороны корабля показался еще один мужчина, но уже лет на десять постарше. Жаль, теперь Ион не мог с точностью определять человеческий возраст... - Кто это?

- Да Иван какой-то, - махнул рукой Богдан. - Земляк, понимаешь. Прикинь, он тут один, как дикарь, жил? Прикинь, да? Давай его заберем? Домой отвезем? Он нам о своих приключениях порассказывает, правда, Вань? А это у тебя что?

С необычайной ловкостью он вынул у него из кармана фотографии команды "Дупталепт" и принялся бесцеремонно рассматривать каждую. Ион совсем забыл их вытащить...

- Ого? Это твои друзья? А че это у них... Алчность, зависть, гордыня, чревоугодие... Это типа по приколу, да? Или фильм какой-то? А это че за дед?

Ион взглянул на выцветшую по краям фотографию Ивана Александровича, на которой не было видно ничего, кроме отчества, да и то не всего.

- Это мой отец, - коротко бросил он.

Богдан тут же поднес фото почти вплотную к глазам, сильно наморщился и выдал:

- Твоего отца зовут Алекс?

- Что? Не...

Закончить не успел.

К нему подошел наконец второй мужчина, вышедший из корабля.

- Ну? - скрестил он руки на груди. - Что за Иван, откуда будешь?

- Сам ты Иван, - почему-то обиделся Богдан. - А он - Иван Александрович. Ты какими-то яблоками торгуешь, а он - ученый! Прикинь? Вань, поедешь с нами? У нас курочка как раз копченая, а мы тебя до дома подбросим. Ты ж тоже русский? Про путешествия порасскажешь... Идет?

И Ион вдруг неожиданно ощутил, что хочет есть.

Впервые в жизни.

- Только у меня одна небольшая просьба... - Ион чуть замялся. - В общем... На самом деле, я попал сюда не один, а со своей женой Ингой. Но... Так получилось, что она умерла. Не от болезни, просто утонула. Я бы хотел... перевезти ее на родину и похоронить как следует. Вы просто представить себе не можете, как сильно я любил ее, и не могу просто так бросить на острове. Понимаете? Я закутаю ее в плотный мешок, чтобы никакие бактерии от трупа не распространились. Просто... без моей Инги... я уехать просто не смогу.

В глазах Богдана отразилось сначала удивление, затем растерянность, которая плавно перетекла в уважение.

- Конечно. Любовь - это святое, - бодро кивнул он, но в голосе еще просачивались нотки неуверенности. Богдан встретился взглядом со вторым мужчиной. - Да ведь? Можно же?

Тот долго смеривал Иона подозрительным взглядом. Прищурившись, вынул из-за уха сигарету и медленно закурил.

Вздохнул и махнул рукой:

- Пусть везет. Но если я узнаю... В общем, надеюсь, ты ничего не скрываешь. И за перевозку потом рассчитаешься сполна.

***

У них оказалась весьма приятная компания. И весьма вкусная еда. А истории - весьма увлекательны.

Но рассказывали они меньше, больше - слушали.

А Ион включал всю свою фантазию и красочно расписывал, как потерпел крушение, как они с Ингой боролись за жизнь, как добывали еду... И фантазию включать приходилось, чтобы ему поверили. Чего не произошло бы, если б он сказал правду. Или даже приближенную к правде историю.

Их вино было изумительным, курица - наисочнейшей, а фрукты просто таяли на языке. И как он раньше обходился без такого сокровища, как еда? Он готов поглотить весь этот стол!

- Я ловил рыбу, - вещал Ион, прихмелев,  облокачиваясь на спинку стула и вращая полупустой бокал. - И зайцев. Здесь очень много зайцев.

- Как же вы ловили их? - выдохнула женщина лет тридцати восьми.

Ион, прищурившись, взглянул на нее.

Ее, кажется, звали Карина, и весь этот вечер она только и делала, что подпирала голову кулаками, жадно упиралась взглядом в Иона и изредка выбрасывала какие-нибудь фразы для поддержания разговора.

Богдан даже пихнул ее в бок и громко прошептал на ухо:

- А он, кстати, вдовец...

Ион кашлянул и сдержанно ответил:

- Ставил ловушки из веревок. Животное попадает в них, и необходимо быстро затянуть петлю. Как видите, не нужны даже ружья с пистолетами, все дело хитрости и небольшой координации.

Женщина снова вздохнула.

Она слишком часто вздохнула за вечер. Может, ей жарко?

- Кто же вас научил так охотится, Иван Александрович?

- Здесь ни к чему учеба. Достаточно обладать логикой.

- А кто ваши родители?

- Меня вырастил лишь отец.

- Ого... Сложно, наверное, жить без матери...

- Может, закроем эту тему?

Вокруг почему-то повисло напряжение. Борис с товарищем - которого звали то ли Семен, то ли Сергей - вышли по разным причинам. Выпивающий толстяк уже давно храпел на заднем диване, и за столом осталась лишь Карина.

Она долго смотрела на него.

И почему-то спросила:

- Вы курите?

Он вздернул брови.

- К чему вопрос?

- Просто пахнет от вас сигаретами. Дамскими почему-то.

- Возможно, это все из-за моей жены.

- Ваша жена курила?

- Увлекалась.

- И умерла?

- Утонула.

Она опять вздохнула. Постучала искусственным ногтем по столу.

- Вы правда ученый?

- А с чего такой интерес к моей карьере?

- Просто... Ну, вдруг вы просто мужикам наврали, чтобы себя в их глазах повысить...

- Им наврал, а вам скажу правду? - усмехнулся Ион.

- Так... Я просто думала...

Ион рассмеялся.

Утерев губы салфеткой, спокойно ответил:

- Благодарю, я не завожу отношений. Моя жена погибла, но если вы думаете, что любовь может умереть вместе с возлюбленной, то нам не о чем с вами разговаривать.

Она почти незаметно порозовела.

- Я ни о чем таком не думала! Я... Восхищаюсь вашей верностью! Нет, лишь предположила... Я ведь тоже интересуюсь наукой. Может, мы могли бы просто общаться?

Ион устало вздохнул.

- Кажется, друзей заводят на почве общих интересов? - изогнул он бровь. - А мне вы совершенно не интересны.

Она не обиделась.

- Я понимаю. Простите, что я так... навязываюсь.

- Прощаю. Но в следующий раз будьте деликатнее.

Как же любят люди все готовое. Да, теперь он красивый, статный и, чего уж там, живой. Да кто же сделал его таким? Кто осмелился полюбить чудовище и превратить его в принца? Кто не побоялся одарить нежностью робота? Кто подарил ему смысл жить?

Уж точно не она, эта напыщенная Катерина (или Карина?).

Корабль летел дальше, рассекая пенистую гладь. Разрывая глотки, вопили чайки. Он запаха соли уже начало тошнить - или виной всему перебор с алкоголем?

Он спустился в каюту к ней, к его мисс. Замотанную кровавыми бинтами, вряд ли кто-то попытался бы ее развязать.

- Все хорошо, мисс, - упиваясь восторгом, прошептал он и слился губами с ее железной ладонью. Она все пахла так же. Все теми же вишневыми сигаретами и кремом для рук. Столько лет - а запахи сохранились.

Столько лет...

Она внимательно смотрела на него. Теперь не плакала, лишь незаметно подрагивали ее ноздри. Учуяла, кажется, запах алкоголя...

- Да пил я совсем немного, - рассмеялся Ион, покрывая ее тело пьяными губами. - Знаете, а они не врали. Про забвение и фальшивую радость. Они не врали, представляете? Они действительно изобрели лекарство от боли моральной, и оно помогает. Вы хоть представляете, как мне нравится ощущать себя таким же полноценным, как и они все? Да вы представляете... Вы же всегда были такой.

Ион устало уронил голову на ее грудь и обессиленно стал засыпать.

Под мелодичные звуки сладкого дыхания его богини, подарившей человеческий облик... Никто не должен знать о ней. Никто не должен искушаться. Это только его мисс. Только его - и больше ничья.

Нужно спрятать ее. Сделать саркофаг, замаскировать под статую... поставить в кабинете. А ночами - вынимать, танцевать с ней, подбрасывать, мыть, наряжать, целовать и владеть ею... Она ведь все еще жива! Она его понимает, слышит, но она избавлена от смерти! Ей даровано уникальное совершенство вечной жизни!

Вечной жизни...

А ведь смертен теперь Ион. Да и детали Инги рано или поздно износятся. А сделать новые он не сможет, если будет заколочен в гробу. Вечной любви не будет.

Ничего нет вечного на свете. Люди умрут, детали устареют, даже планета рано или поздно слетит с орбиты или будет снесена огромным астероидом.

Но есть лишь единственное, что всегда вечно. Это было и это будет. Всегда, во все времена и на всех вселенных.

Это время. Великое, огромное и беспощадное. Только оно бессмертно. Только оно не умрет, никогда не износится и не взорвется. Его нужно только подчинить своей воле - и секрет вечной любви ляжет у ионских ног.

Он вздохнул. Почесал свою родинку в форме листа. Чужая кожа почему-то прижилась хуже искусственной и теперь чешется, даже немного отслаивается. Ничего, срастется. Когда-нибудь.

А корабль мчался вперед, унося Иона в новую эпоху - одну из эпох, которым всем суждено подчиниться его величайшему разуму и неукротимой воле...

Осталось овладеть лишь временем - и Ион сразу же овладеет вселенной.

Навсегда.