12 мая

Шла четвёртая бутылка. Бокал со сколотым краем не успевал пустеть, а время неумолимо бежало вперёд. Нужно было либо идти в магазин, либо ложиться спать. Но состояние едва ли располагало ко сну.

Сидя, Тим ощущал себя в сознании до того момента, пока не поднимался на ноги. И больше было паршиво от того, что был четверг. Ему не удалось продержаться ещё день для того, чтобы со спокойной душой напиться в одиночестве дома, не думая о том, что завтра ещё нужно было вставать рано на автобус и сидеть целый день на работе, делая вид, что всё в порядке.

Он вспоминал последнюю рабочую неделю того года. Как раз после новогоднего корпоратива, на котором между ним и той женщиной, что была старше его, произошла некоторая связь. Он уже плохо помнил всё в деталях, ведь напился ещё до конца официальной части, а на самой дискотеке был уже не в себе.

Тогда алкоголь и запах её духов, близость её губ и изводящие прикосновения растворили его в ноль. Ему казалось, что он был на седьмом небе от счастья. Страдал по ней весь год, изводил себя непонятными отношениями между ними, а теперь она была так близко, целовала его в шею, кусала и шептала на ухо комплименты.

Но через пару дней он узнал от другого коллеги о том, что с ним просто играли. Сейчас это вызывало только усмешку, ведь он действительно полагал, что у него может получиться что-то с женщиной на десять лет старше. Тогда же это была трагедия. Он помнил синяки на костяшках пальцев из-за того, что бил стены, лишь бы прийти в себя. Помнил, как выпил бутылок семь дерьмового крепкого пивного напитка и проревел несколько часов. Так, что с утра глаза едва ли открылись. И приходилось остужать лицо и кулаки снегом, выходя в курилку каждый час.

Сейчас боли такой интенсивности не было. Но было то, что всё равно тяготило его. И он чувствовал себя паршиво вот уже несколько дней, пытаясь справиться с этим иначе, чем очередной пьянкой в компании кошки, грустных песен и ненависти к самому себе.

Во рту уже было кисло из-за количества выпитого пива и выкуренных сигарет. А на душе гадко от самого себя.

Прошло несколько дней с того разговора на набережной, и Тиму хотелось провалиться сквозь землю. Так, чтобы Алина никогда больше не знала о его существовании. Он позволил себе чрезмерно много искренности, которая была неуместна. Ему не нравилось то, как он вёл себя порой.

Не нравилось то, что говорил. Не нравилось то, что делал. Казалось, всё слишком рано. Всё слишком быстро. Как-то стремительно они сблизились, практически не зная друг друга. Он привязался к ней слишком быстро. Это было неправильно.

Он снова думал о том, что не могло быть взаимности. Да и нужна ли она была ему? Подумать так — нет. Он не был готов ни к отношениям, ни к любви. Ни давать, ни принимать. И ненавидел себя в том числе за то, что вообще думал об этом. Раздражала собственная уверенность в том, что он вообще Алине нужен.

Не как приятель, с которым можно попить пива, а нечто большее. Именно в такие моменты эмоциональной слабости он видел себя честно. Знал, что не заслужил того, чтобы его любили. И потому хотелось сбежать, уйти подальше, не вовлекаться в их общение больше, чем позволял сам себе для того, чтобы оставаться на расстоянии. Нужно было выдержать дистанцию для того, чтобы не показаться слишком увлечённым.

Нужно было дать самому себе время.

Потому вот уже второй день он отвечал на её сообщения лишь бы для того, чтобы ответить. Холодно, сухо, коротко. Не задавал вопросов больше, чем требовалось. Интересовался лишь для вида настроением и тем, как прошёл день. Но не желал искренне узнавать этого. Хотелось бы, чтобы она не писала вообще. А она писала. Сидя на парах, жаловалась, как нудно рассказывал преподаватель или делилась тем, как устала ждать обеденного перерыва.

С другой стороны, ему хотелось окунуться в общение с ней с головой. Хотелось проводить время вместе, постоянно переписываться, отвлекаясь на её сообщения даже на работе. Ведь он знал, что её видеосообщение могло стать решающей доброй переменной в самый мрачный день.

И всё же бегство было привычнее. Так было менее болезненно. Если не совершать рискованных поступков, то и риска потерпеть неудачу не было. Как и риска добиться успеха, но этот факт благополучно игнорировался в силу пережитого опыта, где риск всегда был связан лишь с болью, разочарованием и несколькими месяцами душевных ран.

Тим снова наполнил бокал, стенки которого были покрыты высохшей пеной. Прозвучал сигнал телефона. На заблокированном экране он увидел значок мессенджера. Он догадывался, от кого сообщение. Медленно разблокировал телефон, смахнул панель уведомлений вниз.

Алина: Эй, у тебя всё в порядке?

Смахнул обратно и заблокировал телефон. Закрыл лицо руками и опустил голову. Ещё несколько сообщений, Тим даже не стал смотреть, что в них написано.

Вскоре экран засветился. На нём — фотография Алины, сделанная во время одной из их встреч. Тим замер, глядя на розовые волосы и большие голубые глаза, смотрящие на него с экрана входящего звонка.

Он медленно поднял трубку.

— Алло?

— У тебя всё в порядке?

— Да.

— Ты в последнее время не очень разговорчив, — отметила Алина. — Это беспокоит, когда человек такой депрессивный.

— Всё нормально, — ответил он, стараясь не выдавать влияние алкоголя на свою речь. — Просто нужно побыть одному.

— Завтра тусовка на квартире, — проговорила она. — Друг вернулся из армии. Народу будет много, можно даже не покупать алкоголь, его и так будет много, никто и не заметит. Придёшь?

— Дай мне время подумать, хорошо?

— Хорошо, — тихо ответила она. — Надеюсь, у тебя действительно всё в порядке. Напиши, если решишь присоединиться.

— Хорошо.

— Тогда спокойной ночи.

— Спокойной ночи.

Отключил звонок. Не понимал, почему его так разрывало на части. Почему нельзя было перестать торговаться с жизнью и просто наслаждаться тем, что она давала? Он ведь так хотел найти компанию, с которой можно было бы просто веселиться. И жизнь дала ему таких людей.

Вместе с девушкой, которая напоминала ему о запахе еды, приготовленной мамой.

Алина напоминала ему о его подростковых годах. Она была воплощением всего, чего ему не хватало после взросления. Она звучала как песни «Пошлой Молли»; пахла дешёвыми сигаретами, которые купил кто-то из старших ребят; была на вкус как «Блейзер», суть которого заключалась в том, чтобы напиться как можно быстрее, не тратя много денег, но нанося вред печени; выглядела как 2017 год и кофты «Трешер».

По столу вновь пробежала легкая вибрация. Он лениво смахнул панель, но сообщения были не от Алины. От Юли.

Юля: У тебя все в порядке?

Юля: Алина мне мозги делает с тем, что у тебя не все в порядке

Юля: Должно быть, тяжело на работе или что-то такое

Юля: Поэтому завтра пригоняй на квартиру, отдохнем

Юля: Да и мы не виделись вчетвером давненько

Тим: все в порядке

Юля: Точно?

Он помедлил. Сделал несколько глотков, не блокируя телефон. Посидел, подумал. В голове мысли бегали быстро, и его сознание не поспевало за ними.

Тим: точно

13 мая

День выдался тяжёлым.

Похмелье не отпускало до самого обеда. Казалось, он выпил половину кулера, бегая с кружкой за водой каждые десять минут. Хорошо, что лицо не было опухшим, и перегаром не несло. Никто и не заметил. На вопросы, отчего он такой понурый, отвечал, что просто не выспался. И это всегда срабатывало.

Многие знали, что он ездил на работу не самым легким путём, приезжал рано, оттого и вставать приходилось рано. Ведь добраться до офиса с утра было настоящим испытанием из-за пробок и количества людей в общественном транспорте. Порой, когда автобус приходил на остановку, двери не то чтобы не закрывались — они даже не открывались.

Поэтому с сентября по май он ездил рано. Потом для студентов и школьников общественный транспорт в семь утра становился неактуальным, а многие люди уходили в отпуска, и добираться становилось легче. И эти летние месяцы проносились за считанные секунды, и если на это время выпадал ещё и какой-нибудь депрессивный эпизод, во время которого Тим тратил баснословные деньги, которых у него никогда не было, на такси, то он и вовсе не успевал насладиться пустыми автобусами, прежде чем толпы людей заново заполняли их каждое утро.

Оставался час до конца рабочего дня, а он всё ещё не решил, идти ли на квартиру к человеку, которого он никогда в жизни не видел, или нет. Его смущало присутствие там неизвестных людей, которых собрал вокруг себя парень, вернувшийся из армии. У Тима было предвзятое отношение к тем, кто служил. Ему редко доводилось общаться с теми, кто вернулся оттуда нормальным. Большинство приходили либо с чрезмерным чувством собственной важности, либо полностью «отбитыми».

И всё же больше склонялся к тому, чтобы поехать. Был повод напиться без чувства вины перед собой за то, что снова сделал это в одиночестве. Да и, быть может, всё пройдёт гладко и даже весело. В конечном счёте, он в любой момент сможет уйти.

Когда до конца работы оставалось пятнадцать минут, коллеги уже сидели без дела и просто болтали о своём. Тим их особо не слушал, бесцельно кликая мышкой по экрану. Открывал то одну вкладку, то другую, то одну программу, то другую. Имитация бурной деятельности была для него привычным делом, ведь очевидное безделье заставляло его испытывать сильное чувство тревоги.

И всё же спустя какое-то время он смог остановиться, откинуться на спинку скрипучего стула и взять телефон в руки.

Тим: куда ехать?

Юля: УРА

Юля: [Ссылка на карты]

Юля: Мы ждем

Юля: [Фото]

Тим улыбнулся, глядя на снимок. Стрелки часов едва перевалили за пять пополудни, а Юля и Алина уже были изрядно навеселе. Юля расположилась на полу, вытянув руку так, чтобы попасть в кадр вместе с Алиной. Та же, в свою очередь, восседала на унитазе со спущенными штанами и заливисто смеялась в объектив.

Тим чуть приблизил фото, разглядывая ямочки на ее щеках, а затем смахнул.

Тим: быстро вы

Юля: Мы тут часа три уже, наверное

Юля: Гриша без тебя скучает

Юля: Приезжай быстрее

Юля: Я тоже скучаю

Юля: Это Алина написала, если что

Юля: [Видеосообщение]

Тим надел один наушник и нажал на кнопку.

— Клянусь, это написала эта пиздюха конченая, — прокричала Юля в камеру, держа её близко к лицу. На фоне громко звучала музыка. — Третий подъезд. Позвони, как подойдёшь. А то через этот сранный кальянный рэп ничего не слышно.

— Ты, может, камеру выключишь? — крикнула на фоне Алина. — Мне штаны надеть надо.

— Так надевай, в чём проблема?

Юля рассмеялась в камеру, перевела её на Алину; она помахала, продолжая сидеть на унитазе, и сообщение закончилось.

Тим закрыл все открытые программы и уставился на время. Как только на часах появились заветные 17:00, он выключил компьютер, кинул коллегам «пока» и вылетел из кабинета. До адреса, который отправила Юля, было не больше двадцати минут пешком. И десять на транспорте. Но если можно было сэкономить несколько рублей даже на проезде, Тим пользовался этой возможностью. Тем более погода с каждым днём располагала всё больше и больше для пеших прогулок.

Тепло стремительно набирало обороты, и днём температура уже доходила до двадцати градусов. Вечером становилось прохладнее, но уже было достаточно тонкой олимпийки, чтобы защититься от ветра, но при этом не вспотеть в накопленной за день духоте улицы.

Он бежал вверх в горку, стараясь обходить неспешно плетущихся людей. Почему-то пятницы последнее время становились для него грустнее, чем будни. На неделе у него была цель побыстрее вернуться домой, чтобы заняться своими делами. Не то чтобы важными, но хотя бы не связанными с работой. А в пятницу Тим ощущал наступление полной свободы на ближайшие два дня, в которой не было смысла.

Он больше даже поэтому согласился пить второй день подряд в компании, которая всё равно смущала его. В пятничном вечере было больше смысла, если не коротать его в тяготящем одиночестве. Он не мог рассчитывать на то, что завтра смог бы вытащить кого-то из новых приятелей на улицу, ведь те наверняка всю субботу будут болеть с похмелья. А в воскресенье у него было достаточно домашних дел для того, чтобы занять себя.

Двигаясь быстро, временами поглядывая на карту, Тим крутил в голове непреходящее чувство одиночества. Когда-то он был уверен в том, что одиночество — это свобода. В том, что никто его не сдерживает, что не нужно подстраиваться под кого-то и чьё-то расписание. Теперь же он делал всё это для того, чтобы хоть раз в месяц созвониться с друзьями по видеосвязи.

Одна подруга жила в другом городе, и к ней Тим претензий не имел. Они виделись каждый раз, когда она прилетала обратно. Другие же друзья были в этом городе, но и с ними он порой не мог встретиться по несколько месяцев. Каждый раз находились причины.

И если один раз они разговаривали об этом, когда Тим прямо высказал своё недовольство, то этот разговор ничего не дал. У его друзей была позиция: «У меня нет никого ближе вас, и я знаю, что вы всегда рядом, если потребуется, и мне этого достаточно». У Тима со временем отношение к дружбе изменилось. Ему не нужен был человек в трудные времена. Ему нужен был человек в хорошие времена, с кем можно было разделить радость.

Так дружить, казалось бы, было сложнее. Поддерживать человека много ума не надо. Искренне радоваться за него, за его успехи и быть счастливым рядом с счастливым другом — сложнее. И именно этого Тим желал. Но до сих пор не находил.

Поэтому каждый раз, когда его настроение приобретало стабильно хорошее состояние и ему хотелось какого-то веселья и приключений, он старался написать кому-то из друзей. И каждый раз получал тысячу и одну причину, почему не получится. И после этого впадал в хандру, которая вновь и вновь приводила его к тем самым депрессивным состояниям.

Ноги стремительно несли его мимо панельных домов, остановок и магазинов. Он даже не удосуживался оглядеться по сторонам, наслаждаясь весенними красками природы. Он лишь успевал вдыхать запах весны, талого снега, который всё ещё лежал в тени деревьев, и ощущать отсутствие холода, который еще не так давно свербил в ноздрях.

К концу шестой песни в наушниках он зашёл в магазин, где купил бутылку настойки и пачку сигарет. Алина сказала, что алкоголь не обязателен, но ему было неловко приходить в дом к чужому человеку и пить то, что купили он и его друзья. Алина, Юля и Гриша были друзьями виновника торжества, и им такое поведение было позволено, полагал Тим. Но он был незваным гостем, поэтому планировал начать вечер прилично, а дальше уже как пойдёт.

На середине восьмой песни он убрал наушники в кейс и набрал Юле.

— Квартира шестьдесят семь, — ответила она. — Звони, я у домофона. Пятый этаж.

Тим не успел набрать, как двери открылись. Музыка гремела с первого этажа, и казалось, что от её вибраций обваливалась зелёная краска с изрисованных стен. Переступая через одну ступеньку, Тим оказался возле дребезжащей приоткрытой двери. Со стороны квартиры ручку придерживала Юля, разговаривая с кем-то в коридоре. Она практически кричала, но Тим не слышал, что именно.

Увидев его, она дёрнула его за руку и завела в квартиру. Маленькая старенькая квартирка, ремонта времён Советского Союза. Пахло затхлостью и старостью, как будто здесь никто не жил последний год. Тим взглянул на комнату, где в домашнем слэме толкались люди, и увидел лакированную стенку с пустыми полками за стеклянными дверцами и ковёр на другой стене.

Он снял обувь, но не нашёл места, где её оставить, поэтому поставил поверх чьих-то и без того грязных кроссовок. Когда выпрямился с бутылкой настойки в руках, то в ту же секунду Алина напрыгнула на него с объятьями.

— Я рада, что ты всё-таки пришёл, — проговорила она. — В моих планах тебя споить и выпытать из тебя информацию о том, почему ты такая неразговорчивая булка.

— Достаточно серьёзные планы у уже упитой булки, — ответил он, улыбаясь, и приподнял бутылку. — Приступим?

Когда они вошли в комнату, из общей кучи скачущих и толкающихся тел вылетел Гриша. Они с хлопком поздоровались, и, подталкивая в спину, тот повёл Тима ко столу. Тим взглядом искал свободную рюмку, но Гриша уже расставил перед ним несколько использованных. Для уже порядком пьяного человека его движения были точными и быстрыми. Он разлил по шести рюмкам водку, вино, виски, сок, пиво и оставил последнюю под настойку.

— Рабочий класс сегодня догоняет, — пояснил он. — Я тоже со смены. После этой фигни улетел в считанные секунды.

Среди присутствующих Тим заметил тех, кто был на дне рождения Юли. Они помахали друг другу, но не были так близки для того, чтобы обмениваться любезностями при встрече. Если разговору и суждено было случиться, то только после того, как Тим «догонит» их по состоянию.

Временами Тим задумывался о том, какими же скучными и неприятными были пьяные люди. Он часто осуждал их, видя на улице или где-то в общественных местах. Всё их веселье сводилось к тому, чтобы напиться. Никаких развлечений, развития и новых ощущений.

И теперь, поймав себя снова на этой же мысли, Тим быстро наполнил последнюю рюмку настойкой и тяжело взглянул на импровизированный «бронепоезд». Чьи-то руки обняли его за плечи сзади, и лишь по сладкому запаху духов Тим узнал Алину.

— Ебашь! — уверенно заявила она.

Тим набрал в лёгкие воздуха и выпил первый шот. Второй, третий, четвёртый. Дойдя до сока, он переставил его в конец очереди и перешёл к шоту водки. Тошнотворный вкус спирта, разбавленного водой, сменился кислым послевкусием клюквенной настойки. Апельсиновый сок с мякотью ситуацию не спас, но определённо сделал лучше.

На голодный желудок накрыло быстро. Учитывая, что сразу после этого Гриша предложил выпить за встречу, и девочки его поддержали, Тим не стал отказываться. Одна рюмка, вторая, третья. Курили прямо в комнате, и спёртый запах алкоголя, дыма и чьих-то вонючих ног не позволили Тиму провести в сознании даже первые полчаса.

Уже совсем скоро квартира начала расплываться перед глазами, а в теле появилась необъяснимая энергия. Музыка, которая заиграла, нравилась Тиму гораздо больше, чем кальянный рэп, который звучал на фоне в видеосообщении.

— О! — воскликнул Гриша, хватая проходящего мимо парня в фуражке. — Вот, Тим, знакомься, это Толя. Толя, это Тим, наш друг.

Они пожали друг другу руки.

Круглолицый Толя явно не мог жаловаться на питание в части, в которой служил. Или на чрезмерные тренировки. Он был из тех, кто съездил на год на срочную службу, как в санаторий.

— Служил? — спросил он.

«Ну началось...»

— Нет, — ответил Тим. — Категория «Д». Списали по эндокринологии.

— По ней списывают разве? — приподнял рыжие брови Толя.

— Если всё плохо, то да, — ответил Тим.

— Не знал, — легко ответил тот. — Ладно, пофиг. Я тут единственный служивший.

— Я вообще-то тоже, — возмутился Гриша.

— Альтернативная служба не считается, — заявил тот.

— С чего бы это? — сжал кулаки тот и шутливо замахнулся.

Юля с Алиной отошли, и Тим упал на продавленный диван, наблюдая за теми, кто был напротив. Несколько человек продолжали танцевать, в том числе «косплеерша» и «гик», лица которых Тим помнил с дня рождения Юли, но не помнил их имён.

Закурил, стряхивая пепел в заполненную наполовину окурками банку. Одиночество не засыпало, как и внутренний критик. Тим ощущал, как они сидели рядом. Первое говорило: «Даже в такой толпе ты всё равно один. Гриша веселится с другими, а Алина с Юлей куда-то ушли. А ты один». Другой добавлял: «И ты не будешь пытаться влиться в эту тусовку, потому что обязательно вычудишь какую-то стыдную хрень, о которой будешь вспоминать потом до конца жизни».

И они были правы.

Не успело Одиночество договорить свою очередную фразу, как на её место села «косплеерша». Тим повернул на неё голову, она закинула ногу на ногу и посмотрела на него.

— Привет, — сказала она. — Аня, с дня рождения Юли.

— Да, я помню, — ответил он, мысленно благодаря её за то, что она напомнила своё имя.

— Что пьёшь?

— Настойку.

— Выпьем?

— Давай.

Она пила вино — красное полусладкое. Считалось, что вино — напиток для женщин. Но красное полусладкое за двести рублей за бутылку явно не было женским напитком. Это был напиток самоубийц, которым не было жалко свой желудок и печень.

К тому же Тим видел, как сильно можно напиться вином. В том числе и чувствовал это на своей шкуре, когда в его пятнадцать лет на какой-то очередной тусовке было выпито шесть бутылок красного полусладкого на шестерых человек. После этого весь туалет был в этом вине.

— Угостишь сигаретой? — спросила она. Тим протянул одну, подкурил. — Сегодня танцевать будешь? 

Тим приподнял брови.

— В прошлый раз ты классно зажигал, — вспомнила она. — Очень круто.

— Спасибо, — улыбнулся он. — Пока не знаю, выдам ли я сегодня что-то такое. Компания не кажется такой, будто здесь можно включить Лободу.

Она посмеялась.

— Ну, включить-то её можно, — ответила Аня. — Но вот парню танцевать так, как ты, будет опасно. Тут в основном парни слэмятся, а девочки крутят задницами. Только так принято.

— Дерьмово, — хмыкнул он. — Предпочитаю тусовки, где девчонки слэмятся, а парни крутят задницами.

Аня рассмеялась, откидывая голову назад. Тим улыбнулся и равнодушно отвёл взгляд. Вскоре он решил отойти в туалет, надеясь, что там уже никто не блевал или не вёл душевные разговоры. Оказалось свободно. Справив нужду, Тим вышел, и тут же столкнулся с одним из парней, с кем он познакомиться ещё не успел. Высокий, крепкий парнишка, на вид которому было явно меньше лет, чем Тиму. Быть может, ему вот-вот исполнилось восемнадцать.

— Надеюсь, ты не будешь придурком и уедешь с ней сегодня? — шепнул он, хлопая его по плечу.

— Чего?

— Аня же откровенно флиртует с тобой, — ответил он. — Хрен знает, ты выглядишь как тот, кто женским вниманием обделён, без обид. Поэтому не проебись.

— Я таких советов не просил, но спасибо, — сконфуженно ответил Тим и поспешил вернуться к своей бутылке настойки.

Эти слова задели его. Во-первых, какое дело было какому-то неизвестному парню до того, обделён ли Тим вниманием девушек? Во-вторых, это было правдой, а правда обидна.

Ему никогда не везло с девушками. Последние отношения у него были в подростковом возрасте. Первая девушка постоянно гнобила его тем, что он «ведёт себя как девчонка». Вторая изменила с бывшим. После этого Тим влюблялся только в недоступных, занятых или тех, кто был ему не по уровню. И нельзя было сказать, что ему удавалось в реальной жизни флиртовать с кем-то просто ради игры, флирт он и считал таковым. Потому замечание о флирте Ани было приятным. И всё же уезжать с ней куда-то в его планы не входило.

Несмотря на свою «обделённость», у него не было потребности в одноразовой поверхностной связи. В этом не было смысла. Тем более с девушкой, в которой была, по крайней мере, уже одна бутылка вина. Да и в нём было не меньше.

Тим вернулся к ней, долил остатки настойки в рюмку и выпил. Поглядел на то, что можно будет пить дальше.

— Вино будешь? — спросила Аня. Тим согласился.

Пили из горла, но разговор не клеился. Говорили об увлечениях, о жизни, но не углублялись ни в одну тему. Это больше походило на очередной смолток, который Тим не понимал и не принимал для себя.

Он протянул бутылку вина Ане и вздрогнул, когда кто-то упал рядом. Алина быстро закинула на его колени ноги и облокотилась на плечо. Выхватила бутылку, сделала несколько глотков и поставила на стол.

— Ну и дрянь, — отметила она. — Виски?

— Давай.

— Вы тут флиртуете, да? — спросила она, потянувшись за наполовину полной бутылкой. — Юля будет рада. Нормальная же музыка играла, кто включил этот помоечный андеграунд?

Она не стала наливать виски в рюмки — отпила из горла и запила соком. Тим сделал то же самое. Он не заметил, как Аня ушла обратно к своей подруге-«гику». И всё же выдохнул, когда заметил её отсутствие на диване.

— Позвали сюда, значит, и сами бросили, — в шутку сказал Тим, когда Алина навалилась на спинку дивана.

Она провела пальцем по его татуировке в виде змеи, очерчивая её контур.

— Нам с Юлей надо было посплетничать, девчачьи приколы и всё такое, — улыбнулась она. — Больше не оставим. И что у вас с Аней? Я всё испортила, да?

Тим с прищуром и лёгкой глупой улыбкой смотрел на неё.

— Если честно, ты спасла меня. У нас разговор не клеился, было неловко, — ответил он.

— Пошли поговорим? — предложила она, но согласия будто и не ждала. Поднялась на ноги и тянула Тима за руку за собой.

Она решительно втолкнула его в ванную комнату и закрыла за собой дверь. Стены, выложенные жёлтой плиткой, создавали атмосферу, напоминающую квартиру его бабушки. Здесь давно не было ремонта, и Тим с радостью отметил, что даже его собственное жилище, несмотря на свою запущенность, выглядело лучше.

Алина устроилась в ванной, закинув ноги на один бортик и прислонившись спиной к другому. Тим последовал её примеру.

— Ну что ж, рассказывай, — потребовала она, протягивая ему бутылку виски. — Что случилось?

— Ничего, — ответил он. — Правда. Всё как обычно.

— Нет, не как обычно, — возразила она. — Всё было хорошо, а потом ты замолчал. Думаешь, я не чувствую твоего холода? Он очень хорошо ощущается после того, как мы днями общались.

Тим сделал несколько глотков виски и поморщился, пытаясь подавить рвотный рефлекс.

— Ты не знаешь, что для меня «обычно», — ответил он, уткнувшись в сгиб локтя, словно пытаясь перебить запах виски. — У меня бывают периоды хорошего настроения, бывают — плохого. В основном без причины.

— Мог бы и сказать, — обиженно произнесла она. — Думаешь, я не пойму, если ты напишешь: «Извини, у меня нет настроения общаться, всё ок»? Я так хотя бы не буду думать, что дело во мне.

— А ты думала?

— Да! — воскликнула она. — Я перебрала все варианты того, что сделала не так. Потом начала выносить мозг Юле, чтобы она поговорила с тобой.

— Ну ты же сама сказала, что я «депрессивный», — напомнил он.

— Так это же шутка же больше, — мотнула она головой. — Ты выглядишь как депрессивная булка. И ведёшь себя иногда.

— Мне ставили циклотимию, — ответил он, улыбаясь. — Я даже несколько месяцев пил таблетки, а потом бросил.

Алина резко повернула голову к нему и нахмурилась.

— Циклотимия — это?...

— Лёгкая версия биполярного, — ответил он. — Хотя мой психолог изначально подозревала у меня биполярное второго типа, но психиатр сказал, что у меня нет клинических проявлений ни мании, ни депрессии, поэтому это просто циклотимия, которая потом может развиться и в БАР.

— Твой психолог?

— Ну, я какое-то время занимался с психологом, — пожал он плечами. — Была одна тяжёлая ситуация, в которой я никак не мог разобраться. А потом просто пару сессий ещё разбирали мои приколы всякие.

— Я жду «приколов», — сказала Алина. — Что такое случилось, что парень пошёл к психологу? Это вообще невиданно.

— Мой психолог говорит, что у меня «горе от ума», — с улыбкой произнёс Тим. — Ну... та же циклотимия, тревожно-избегающий тип привязанности, непроработанная травма отсутствия матери в детстве, из-за чего у меня есть неосознанная потребность добиваться недоступных женщин; неуверенность в себе, постоянное давление «внутреннего критика», неумение выразить свои чувства и желания, инфантильное отношение к жизни, излишняя драматичность. Мне продолжать?

Алина рассмеялась.

— Это сильно, — вскинула брови она. — Без осуждения. Впервые встречаю человека, который так открыто говорит о своих «слабых» сторонах. Да и который вообще их видит.

— Да, а толку о них говорить и видеть если ничего не делать? — спросил он и сделал несколько глотков. — Вот я прекрасно знаю о своём тревожно-избегающем, но каждый раз, как возникает привязанность, я всё равно веду себя так, как умею, а не так, как хочу.

— О чём ты?

— О тебе, — ответил он честно. — Я пропал, потому что почувствовал между нами слишком большую близость. Меня это напугало. И я решил отойти подальше, чтобы почувствовать себя безопаснее. Вот опять. Я говорю тебе это, а завтра проснусь, протрезвею и пожалею об этом, и снова загонюсь.

— Не смей! — выпалила она. — Если пропадёшь, я тебя ударю. Напоминаю, я знаю, где ты работаешь.

— Ладно-ладно, только не бей, — шутливо прикрыл голову он.

Они помолчали. Тим в этот момент сравнивал время тишины с Алиной и с Аней. С Аней он чувствовал неловкость и необходимость заполнить пустоту. С Алиной же ему было молчать спокойно. Он просто смотрел на плывущую перед глазами жёлтую плитку, замечая на ней разводы и трещины. И сквозь громкие басы музыки слышал, как Алина несколько раз тяжело вздохнула.

— Помнишь, я говорила, что у каждого из нас свои причины спиваться? — вспомнила Алина. Она постукивала пальцами по горлышку бутылки и покачивала коленом. Тим чуть приподнялся, сел удобнее. — О причине Юли я тебе рассказала. Жига тебе тоже рассказал. Наверное, пришла моя очередь.

Тим набрал воздуха в лёгкие, пытаясь сфокусировать взгляд на собеседнице. Он застыл в ожидании. Алина молчала. Сделала несколько глотков, торопливо достала сигарету. Зажигалка не сработала с первого раза.

— В ноябре того года меня изнасиловали, — с трудом выговорила она. Тим прислонился затылком к стене и прикрыл глаза.

— Не стоит, — перебил её Тим. — Тебе, наверное, тяжело об этом вспоминать.

— На вписке был один парень, — продолжила она, не слыша его. — Приличный, в рубашке. Долго наблюдал за мной, не решаясь подойти. Потом я сама к нему подсела. Болтали весь вечер, было интересно. Рассказывал про инженерное дело, архитектуру, строительство. Шутил, глупо, но я смеялась. Подруга поехала домой, а я осталась. Мне было интересно с ним, весело. Думала, посидим, хорошо проведём время, обменяемся телефонами, потом сходим на свидание. Но когда я решила, что пора ехать, он стал уговаривать меня остаться.

Тим сжал челюсти, полез за сигаретами. Ему уже было тяжело это слушать, но если Алина хотела поделиться, он был готов выслушать.

— Я даже не была пьяна, — с надрывом в голосе произнесла она. — Я пыталась уйти, но он схватил меня, уронил, поволок в комнату. Мне разбили нос, душили.

Она закрыла лицо руками и замолчала. Тим не знал, стоило ли ему что-то сказать или прикоснуться к ней. Теперь ему стало понятно, почему она избегала прикосновений. Но в то же время она не сторонилась его.

— Их было трое. В тот вечер я умерла.

— Мне жаль, — прошептал он.

Она лишь покачала головой.

— Оказалось, он знал меня, — добавила Алина, подняв глаза. По щекам текли слёзы, оставляя разводы от туши. — Помнишь, я говорила о работе, которой закрывала долги отца? Это был вебкам. И он был моим зрителем.

— Блять, — сорвалось с губ Тима. — Извини. Это... эмоция такая.

— Наверное, я заслужила, — проговорила она и сделала пару больших глотков. — Я всегда вела себя откровенно. Прыгала из отношений в отношения, флиртовала со всеми. Да и могла пойти на нормальную работу, но в погоне за лёгкими деньгами решила торговать телом. Вот и получила то, что положено.

— Не говори так, — оборвал её Тим. — Ты не заслужила такого. Никто не заслуживает такого. И ты не виновата.

— Да, но только теперь мне не отмыться от этого, — встрепенулась она. — А я чувствую себя грязной каждый день. Потому и пью постоянно. Просто чтобы хоть на пару часов забыть об этом. А когда трезвею, воспоминания возвращаются, и я начинаю пить ещё больше. Иногда мне кажется, что я всеми способами добиваюсь того, чтобы снова оказаться... — она быстро вытерла слёзы низом футболки. — Прости. Я просто хотела сказать об этом, а не рассказывать в подробностях и грузить тебя этим.

— Ты меня не нагрузила, — уверенно произнёс он. — Спасибо, что рассказал мне. Я могу?

Не успел он договорить, как Алина закинула ноги на него и обняла, прижимаясь щекой к груди. Её объятия были крепкими, но он не стал сопротивляться. Он лишь нежно поглаживал её волосы, спрятав лицо в них. Её плечи дрожали, да и сама она не могла сдержать дрожь.

У Тима было своё мнение относительно изнасилования.

Разумеется, он никогда не винил жертву. Это было бы совершенно неправильно. Он лишь твёрдо стоял на своём убеждении, что женщинам следует быть осторожными. Что насилие существует, существовало и будет существовать всегда. И он не понимал женщин, которые кричали о том, как им страшно, что они не могут позволить себе расслабиться в незнакомой компании, ведь они могут стать жертвой насилия.

Каждый человек несёт ответственность за свои действия. Всегда. Он считал, что такая позиция равносильна тому, чтобы пойти в лес с куском мяса и обвинять волков в том, что они злодеи, которые съели и мясо, и самого человека.

Да, они хищники. У них нет разума. Точно так же, как нет разума у насильников. В их головах в этот момент не было ничего человеческого, но даже их поведение было оскорблением для животных. И всё же идти в логово к зверю — безрассудно.

Всегда нужно быть осторожным. Всегда.

Но это убеждение разбивалось о моменты, когда жертва пыталась уйти. Когда она не была пьяна, не была «откровенно одета» и не соответствовала другим стереотипным представлениям о жертвах изнасилования.

В такие моменты он просто ненавидел мир.

— Ты не виновата, — прошептал он. — И ты не заслуживаешь этого. Ты заслуживаешь всего самого лучшего в этой жизни. Ты замечательная, весёлая, открытая, интересная, взбалмошная.

Алина рассмеялась.

Она отстранилась от него и вытерла лицо.

— Ты такой дурак — сквозь смех произнесла она. — Спасибо тебе. Мне нужно умыться.

Она начала подниматься, задев ногой занавеску, и хлипкая конструкция телескопической штанги обрушилась вниз. Тим успел подхватить её ногой, чтобы она не упала на пол, но всё же она упала. Алина рассмеялась и лишь с третьей попытки смогла выбраться из ванной. Тим даже не решался попробовать, понимая, что он застрял здесь до тех пор, пока не протрезвеет.

Он наблюдал, как она подошла к раковине, и из крана с хлюпаньем побежала тонкая струйка воды. Алина умылась, ещё больше размазывая растёкшуюся тушь по щекам. Она посмотрела на него в зеркало, и Тим попытался улыбнуться. Получилось плохо, потому что услышанная информация всё ещё не уложилась у него в голове, и даже мышцы лица уже устали. Он рано встал, мало ел в течение дня, работал и напился так, будто ему было шестнадцать.

Это тело уже не выдерживало такого. И было страшно представить, что будет, когда ему исполнится тридцать.

Алина вернулась в ванную и села, как и прежде. Но вскоре она прислонилась спиной к плечу Тима и положила голову так, что он щекой касался её макушки.

— Если бы ты знал, что умрёшь через год, ты бы что-то изменил? — спросила она.

— Думаю, да, — ответил он. — Ушёл бы с работы, взял кучу микрокредитов, уехал в путешествие, укурился бы где-нибудь в Амстердаме. Хотя про микрокредиты лучше не надо. Их потом придётся выплачивать моей семье.

Алина усмехнулась.

— А я бы взяла и после моей смерти пусть ебутся, как хотят, — пожала она плечами и зевнула. — А если бы ты мог узнать своё будущее со стопроцентной точностью, ты бы узнал?

— Нет, — ответил Тим. — Я не уверен, что оно будет таким хорошим, каким я хотел бы его видеть. И если бы я увидел что-то плохое, я бы закончил с жизнью раньше.

— Я тоже, — ответила Алина и снова зевнула. — Так спать хочется уже. Сколько времени?

Тим посмотрел на часы на запястье.

— Девять часов.

— Вот это отстой, — оценила она, положила ноги поперёк Тима и прислонилась щекой к плечу.

Тим слегка наклонился, глядя, как Алина закрыла глаза. Она размеренно задышала, и не было сомнений, что она уснула. Единственное, что Тим мог оценить трезво в этой ситуации, — это то, что на утро у него будет очень болеть зад от такого положения.

Но ему ничего не оставалось, кроме как обнять Алину за плечи, откинуть голову на стену и закрыть глаза, позволяя усталости взять верх. Так он и сделал. Уснул быстро, хотя и неудобно.