20 апреля

Буквы на мониторе расплывались.

Оставалось вытерпеть ещё полтора часа. Всего лишь полчаса назад он вернулся с обеда, внезапно осознав, что наступил четвёртый час дня, а он всё ещё без еды. В его желудке всё это время плескался только стаканчик кофе из автомата, выпитый утром, и шоколадка, которой угостила коллега. Но за объёмом навалившихся задач не было времени даже подумать о том, что голод уже недовольно стоял над душой.

С самого утра все чего-то хотели. Десятки задач, одна важнее другой, и всё нужно было сделать ещё вчера. И за каждую Тим не мог нести ответственность в полной мере. Не то чтобы он хотел это делать. Дело было в том, что спрашивали с него о работе людей, которые были либо в других подразделениях, либо вовсе не были обязаны отчитываться перед ним.

Каждый чёртов день сопровождался его раздражением по этому поводу. Нужно было держать в голове миллион информации, и CRM-система не помогала контролировать входящий поток задач, напоминаний и фактов.

Что-то не так на складе — Тим. Что-то не так с документами — Тим. Что-то не так по логистике — Тим. Вопросы по складу — Тим. Вопросы по бумажкам — Тим. Вопросы по сайту — Тим. Вопросы о чём-то, о чём он даже теоретически не имел представления, — всё равно Тим.

Как правило, это были лишь вопросы из разряда «знаешь или нет», но одно их озвучивание заставляло его беситься. Тихо, незаметно. Нельзя показывать своё недовольство другим. В основном из-за того, что любой входящий вопрос, любая задача — его зона ответственности по тем трудовым обязанностям, на которые он когда-то подписался.

Но нельзя было и из-за того, что так не принято. Не принято им самим. Нужно терпеть. Откуда такое убеждение — непонятно. Просто перетерпеть. День. Неделю. Месяц. Выживать от выходных к выходным. Ждать недельный выстраданный отпуск. Ради того, чтобы после него снова заходить в один и тот же ритм девяти часов ненависти и бутылки пива вечером, лишь бы расслабиться и отпустить мысли о неудовлетворённости собственной жизнью.

Его передёргивало от звучания собственного имени из уст других коллег. Всем что-то надо. Принеси, подай.

Занятным было и то, что он часто слышал за свою работу «спасибо». И ему всегда казалось, что такой вежливости достаточно. Он всегда хотел её слышать. Но когда начал слышать её, то стал беситься от этого.

И каждый раз, когда после отсутствия он слышал «нам тебя не хватало», ему хотелось взвыть. Почему — неизвестно. Ему и самому было бы интересно узнать, отчего появилась такая реакция.

Когда-то он думал, может, из-за того, что такое отношение коллег делало его обязанным им ещё больше. Но куда уже больше, если его работа — их обслуживание. Беспрекословное. Его работа — давать им возможность делать свою работу.

Тим прикрыл лицо руками и вздохнул. Нужно было выйти покурить. Отдышаться. Отвлечься. «Сейчас закончу с задачей и выйду», — решил он, чтобы не бросать дело на половине пути. Потом будет сложнее вернуться к решению, потеряется нить мысли. К тому же, он курил после обеда.

Подперев голову, он стал кликать курсором по экрану. Той же рукой печатал. Можно было бы сделать всё быстрее, подключив и левую руку. Но не было на это никаких сил.

Завибрировал телефон. Часы на руке откликнулись с запозданием, оповещая, что звонок шёл на личный. Но этой секунды хватило, чтобы сердце сжалось. Показалось, что ещё один входящий звонок на общий номер. Тим с трудом мог поднять трубку входящего телефона компании. В основном звонили не по теме: предложения по логистике, по товарам, по услугам. Всех их он заученным текстом отправлял писать на общую почту.

Однако в этот момент на экране его личного телефона высветился контакт Алины. Это было неожиданностью, и Тим, оставив все дела, поспешно покинул кабинет.

«Вот и повод выйти покурить, прежде чем задача будет завершена», — подумал он.

— Алло, — произнёс он в трубку.

— Можешь говорить?

— Да, говори.

— Привет, — её голос звучал взволнованно. — Может, это покажется странным, но мы с тобой вроде как общаемся всю неделю, и я подумала, что мы достаточно знакомы, чтобы я могла позвонить тебе с таким вопросом, — она выдержала паузу. — Можно я заберу тебя с работы и мы потусуемся вечером?

— Да, конечно, — ответил Тим, слегка растерявшись. — В чём дело?

— Не хочу сидеть дома, — сказала она. — Напиши адрес, куда мне приехать. Я подожду. Давай выпьем пива где-нибудь во дворе.

— Хорошо, — ответил Тим. — Мне осталось полтора часа работы.

— Я подожду, — перебила она. — Спасибо.

И Алина положила трубку.

Тим остановился в курилке и присел на скамейку. Зажал сигарету в зубах и помедлил, прежде чем закурить. Сначала написал адрес. В ответ: «Прогуляюсь пешком, как раз около часа идти». Щёлкнул зажигалкой.

За всё то время, что они общались, они мало затрагивали какие-то личные темы. В основном их диалог об одной теме растягивался на целый день, потому что Алина была на парах, а Тим на работе. Каждый отвечал по мере возможности. Параллельно он общался с Юлей и хотел бы, чтобы времени было больше, чтобы отвечать всем своевременно. К тому же прежние друзья, с кем он поддерживал общение ежедневно, никуда не делись. Он общался и с ними.

И всё же с Алиной за дни переписки они обсудили многое. В основном свои взгляды на базовые темы, как и следует начинать знакомство. Она упоминала, что у неё не самая благоприятная ситуация дома, но Тим считал, что мало людей в целом могли похвастаться гармонией в семье.

Те, кто жил один, жаловались на одиночество и тяжесть вести быт одному. Те, кто жил с партнёром, — на разногласия с ним, на бытовые конфликты, на кризисы. Те, кто жил с родителями, — на взаимное непонимание поколений, отсутствие личного пространства и личных границ.

Поэтому причины, почему Алине настолько не хотелось оставаться дома, что она готова была прийти к нему пешком, он не знал.

К счастью, за время перекура в курилку больше никто не пришёл. Этого перерыва в пять минут хватило, чтобы отпустить дурные мысли из головы. И для того, чтобы вспомнить, как хорошо не быть на работе. С сильным нежеланием, сжимая зубы крепче, он вернулся в офис. Грела мысль лишь о том, что через полтора часа он в приятной компании зависнет где-то во дворе с бутылкой пива. В его случае сидра.

За полчаса до конца рабочего дня удалось разделаться с запланированными на сегодня задачами. Или хотя бы довести их до запятой, после которой нужно ожидать либо ответа, либо подтверждения.

И эти полчаса тянулись бесконечно долго.

Он слушал разговоры коллег и мучился от духоты, исходящей от них. То, что они обсуждали, было ему неинтересно. Тим давно понял, что ему нечего делать с ними в компании. Почти всё время он молчал. За исключением приливов особенно хорошего настроения, когда он мог вставить свои пять копеек. Но и то происходило лишь тогда, когда он уже был частью разговора.

Вклиниться посреди диалога было не про него. Он всегда ждал приглашения присоединиться к обсуждению. Иначе его присутствие там было не нужно.

Собирая сумку, он снова понимал, как бесполезна его работа. Как бесполезно всё, что делала компания.

Конечно, если смотреть на ситуацию через призму того, что Земля — лишь маленькая точка в огромном космосе, то ничего не имело значения. Потому время от времени он задумывался о том, что цель их работы — винтик в системе. Но на это требовалось так много сил. Просто для того, чтобы оправдать в своих глазах то, в чём он не видел смысла для самого себя.

Он бросил коллегам «до завтра» и быстро убежал. Шагая по коридору, он писал Алине. Она уже ждала его снаружи. Толкнув дверь, Тим облегчённо выдохнул. Этот день закончился. Этот тяжёлый вздох был его ежедневным ритуалом. Вместе с ним он будто бы отпускал все переживания и мысли о работе.

Опыт переработок, мыслей о задачах после возвращения домой у него был. И, имея его, он твёрдо решил, что после шести часов вечера его, как работника офиса, не существует до девяти часов утра следующего дня. Даже если он приезжал в офис за полчаса до начала рабочего дня, его не существовало это время.

Парковка опустела. Многие начинали разъезжаться по домам уже без пяти минут. Вокруг было тихо. Приятная тишина после целого дня постоянных криков и сигналов машин. Эта тишина, как ничто другое, подчёркивала конец смены.

Он дошёл до открытой курилки, сливающейся цветом со всем остальным на территории компании. В шесть вечера там уже никто не находился. Все, кто курил, довольно смаковали сигарету либо в машине, стоя в пробке, либо на остановке, ожидая автобус.

Алина подняла на него глаза тогда, когда он только вошёл.

— Привет, — произнёс он.

— Привет, — ответила она.

— Идём?

— Идём.

Они покинули территорию, и Тим уже вздохнул с облегчением. Молча перешли дорогу. Он не знал, стоит ли спросить о том, что случилось, или начать непринуждённый разговор, которые он не умел вести и не видел в них смысла. Пустая болтовня никогда ему не нравилась, и видеть, как начальство на посиделках отдела делает это, было для него чем-то неловким.

— Извини, что так внезапно, — произнесла Алина. — У тебя, наверное, были планы. Всё-таки сегодня только среда.

— Я же говорил, что у меня никогда нет планов, — напомнил он. — Максимум — приготовить обед на завтра. Но это не важно. Есть вариант купить готовое, сходить в столовую или просто сварить себе макароны с утра. Мне важнее... провести время с тобой, — Тим помедлил. — Что случилось?

Она тяжело и протяжно вздохнула. На лице было написано, что дело — дрянь.

— Отец пьёт, мать на него ругается, — пожала она плечами. — Стандартный сценарий. Вот они опять поругались. Не могу это слушать. Тем более слышать, как они ругаться будут.

Тим поморщился.

— Понимаю, — кивнул он, не боясь, что это прозвучит неискренне.

Говорят, что нельзя говорить «понимаю», когда просто сочувствуешь человеку. Но Тим именно понимал. Он и сам всю жизнь в такой атмосфере. Только начинались такие сцены, как правило, уже вечером. Уходить из дома — себе дороже. Да и некуда было идти.

— Мне просто нужно с кем-то поговорить и выпить, — заключила она. — Отвлечься. И переждать, пока они там разбираются. Вечером всё равно придётся вернуться.

— Рад составить компанию.

Алина взглянула на него и тепло улыбнулась. От ямочек на её щеках подкашивались ноги. Или от дороги в гору, которую они прошли лишь наполовину.

С каждым днём природа вокруг расцветала. Где-то пробивалась первая зелень, да и стало слышно птиц. Солнечное тепло настойчиво топило оставшиеся сугробы снега. Асфальт высох после недели тёплой погоды. Уже не приходилось прыгать по маленьким островкам среди океанов талой воды, смешанной с грязью и накопленным за зиму собачьим дерьмом.

Да и день становился длиннее. В шесть часов вечера ещё было видно что-то дальше, чем вытянутая рука. Смеркаться начнёт уже через час, но до темноты ещё далеко.

— А Юля или Гриша? — спросил Тим. — Почему ты не пошла к ним?

— У Юли пары до десяти, а Жига на работе, — пожала плечами она. — Если будет желание, можем потом там и собраться. Но это уже после одиннадцати. Тебе, наверное, надо будет домой.

Алина редко звала Гришу по имени. Чаще она использовала прозвище «Жига». Данное за то, что с самой юности он занимался ремонтом «Жигулей». И пиво пил «Жигулёвское». Гриша же считал, что это производное от «зажигалка».

— Да, собраться, конечно, круто, но завтра утром я не встану и придётся снова ехать на такси, — хмыкнул он. — Успеем. Пятница совсем скоро.

— Да, ещё надоедим друг другу, — с улыбкой бросила она. Казалось, грусть отступала с её лица.

— Думаю, нам потребуется больше времени, чтобы надоесть друг другу, — парировал он. — Не три встречи точно.

— Четыре? — посмеялась она.

— После пятой посмотрим, — в ответ улыбнулся Тим.

Спустя пятнадцать минут пешей прогулки с заходом в магазин они остановились в неприметном дворе, скрытом от лишних глаз. На детской площадке, затопленной растаявшими снежными горками, никого не было.

Школьники уже давно закончили учиться, отгуляли и пошли делать домашнее задание. Те, кто учился во вторую смену, только возвращались домой. Им было не до прогулок, ведь впереди несколько задач по математике, сочинение по литературе и реферат по биологии. Несколько больших рюкзаков, за которыми не было видно младшеклассников, прошли вдоль дороги, но каждый завернул к своему подъезду.

Сев на две качели на цепях, они открыли пиво. Алина закурила. Тим тоже потянулся за сигаретой.

— Давно куришь? — спросила она.

— С пятнадцати, — ответил он. — Или с шестнадцати. Где-то так, точно не помню.

— А почему?

Тим задумался.

— За компанию, скорее, — пожал он плечами и прикурил. — Мне всегда хотелось быть частью компании. Я... Наверное, всю жизнь ощущал себя каким-то дефектным. И мне нужна была причина, чтобы присоединиться к группе. Может, будь у меня пример в жизни человека без сигареты, то я нашёл бы другой способ найти компанию. Но такого примера не было, вот и выбрал то, что известно уже. А ты?

Алина сделала затяжку и прислонилась головой к цепи.

— Наверное, я хотела быть взрослой, — сказала она, выдыхая дым. — И крутой. Я всю жизнь была неудачницей. Старшую сестру мне ставили в пример, ведь она отличница, везде участвует, у неё много друзей. А я была хорошисткой в школе. Вывозила только тем, что умела списывать и делать вид, что сама сделала. И то ради того, чтобы не получить. Вообще, мне в школе не было интересно. А потом я как-то попала в компанию старшеклассников, они все курили. Вот и я начала. Им было по семнадцать, мне лет четырнадцать. Тогда и понеслось: сигареты, алкоголь. Я считала себя взрослой. Ну... И да, быть частью группы, получается. С сестрой мы сейчас, кстати, не общаемся. Она получила образование, вышла замуж и уехала жить свою лучшую жизнь в Питер. Сука.

Тим нахмурился, не понимая.

— Она бросила меня здесь, — продолжила Алина. — С родителями и отцовскими долгами. Почти миллион. Ни он, ни мама не имели возможности такое выплачивать. И мне пришлось... работать. Я взяла академ, работала. Закрывала этот долг на все деньги. А на то, что оставалось, пила. И после этого я неблагодарная дура, которая пытается ещё что-то требовать от родителей.

Её голос дрожал и сочился презрением.

— А съехать? — спросил Тим.

— Думаешь, я не думала об этом? — фыркнула она. — Мне не на что. Я уже который раз пытаюсь доучиться. У меня три академа было. Сейчас год закончится, буду на грани отчисления, сто процентов. Нет ни сил, ни желания учиться. Долгов по учёбе куча. А работать без образования только за три копейки. Кому я нужна без опыта?

— Ты ведь работала, — напомнил Тим. — Закрывала же долги.

— Я не могу так больше работать, — бросила она, словно не подумав. — После одной ситуации... Не хочу об этом. Просто так работать у меня больше не получится.

В голову тут же полезли не самые приятные мысли. Пытаясь избавиться от них, он сделал несколько больших глотков сладкого ягодного сидра и затянулся.

— В общем, не знаю, как быть, — помотала она головой. — Но мне не нужна помощь. Я просто рассказываю про это, потому что... Потому что надо поделиться, не более. Юля бесится на меня из-за этого. Она плохо выносит людей, которые ноют, но ничего не делают. А я только ною. Но я её не виню за это, я себя тоже за это плохо выношу.

— Поделиться и получить слова поддержки — не так плохо, — проговорил он, пытаясь сгладить углы. Но на самом деле он понимал Юлю. И сам был точно таких же взглядов. В его парадигме мира было правило: ты либо ноешь, но делаешь что-то для того, чтобы ситуацию исправить, либо закрываешь рот.

Алина взглянула на него с усмешкой.

— Ты пытаешься быть милашкой, — сказала она. — Я знаю, что ты понимаешь, о чём я. И более чем уверена, что ты того же мнения, что и Юля.

— Почему ты так думаешь? — прищурился он.

— Судя по тому, как ты говоришь о себе. Ты делишься переживаниями, но потом говоришь: «Ну, словами делу не поможешь, пойду страдать молча и решать проблемы».

— Я так не говорю, — улыбнулся он.

— Но имеешь в виду именно это, — настаивала она и была права. — Если хочешь сказать мне, что я конченая дура, которой пора завалить, поднять свою ленивую задницу с дивана, перестать бухать и пойти решать проблемы, то можешь так и сказать. Я не обижусь.

Тим затушил сигарету о подошву и положил в карман куртки.

— Я не скажу тебе такого, — мягко проговорил он. — И не потому, что пытаюсь быть милашкой. А потому, что я сам такой же. Моя негативная реакция на таких людей — проекция непринятия себя такого. Я спиваюсь просто потому, что не могу ничего сделать. А в большей степени потому, что не хочу. Потому что страдать легче, чем что-то делать. Бутылка пива вечером и самобичевание понятны и предсказуемы, а вот выход из зоны комфорта — нет.

— И ты это понимаешь, но ничего не делаешь? — приподняла она бровь.

Он с робкой улыбкой кивнул. Она отвела взгляд и сделала несколько глотков. Усталых. Она выглядела усталой. Так, словно война, которую она вела внутри себя, не была просто проблемами дома.

— Давай в «две правды, одна ложь», — предложила она спустя время молчания.

— Давай, — согласился он, зная, что вспомнить факт о себе будет тяжело, а выдумать правдоподобную ложь — ещё тяжелее.

— Мой отец — спившийся музыкант. В пятом классе у меня была тройка за год по литературе. Мой знак зодиака — Стрелец.

Тим свел брови. Будет стыдно не «попасть». В то же время и «попасть» может быть неловко.

— Второе — ложь, — предположил он. — Первое похоже на правду из-за того, что ты рассказала. А Стрелец... Ну, может быть. Я не из тех, кто верит в астрологию и тем более определяет знаки зодиака.

Она повернула на него голову и улыбнулась.

— Я Близнецы. В пятом классе я не сдала ни одного стиха под конец года, мне поставили «два» за четверть, а за год вывели тройку. А отец начал пить, когда я родилась. Ему пришлось бросить музыкальную карьеру, чтобы содержать семью.

— Я не сдал ни одного стиха за весь десятый класс, и мне нарисовали четвёрку, — ответил Тим.

— Хвастаешься, — прошипела она, но потом улыбнулась. — Твоя очередь.

Тим, размышляя, надул губы.

— В детстве я был без ума от Древнего Рима. У меня был роман с женщиной на десять лет меня старше. Однажды меня поймали на краже.

Алина посмотрела на него с интересом.

— Второе, — сказал она.

— Так очевидно, что я воровал? — рассмеялся он. — Объясни.

— Дети увлекаются мамонтами, динозаврами и древними штуками, — начала она. — А воровали, кажется, все. Я тоже пару раз попадалась. Поэтому второе. Ты не похож на милф-хантера.

Тим усмехнулся.

— Если брать такую формулировку, то да, второе — это ложь, — согласился он.

— Если такую? — воскликнула Алина. — Мне нужны подробности. И не пытайся отмахнуться. Ты уже начал.

Тим сделал несколько глотков.

— Если коротко, то в офисе мы познакомились в прошлом году. Я влюбился, как мальчишка, — он помолчал. То, как сжались его челюсти, впервые дало ему понять, что до сих пор причиняло боль. Казалось, что это прошло. Сейчас он только сжимался от стыда и неловкости за то, что вообще испытал такой опыт. Но каждый раз, когда он говорил об этом, что-то внутри отзывалось едва уловимой болью. — Не очень получилось. Потом как-нибудь расскажу.

Тянуло не по живой ране, а по уже затянувшейся. К той женщине он ничего не чувствовал, они даже перестали здороваться. Болел лишь сам факт детской наивности, с которой он отдал свою душу на растерзание.

С которой он сам растерзал себе душу.

— Просто всё закончилось тем, что меня спустили с небес на землю за пару дней. И я убедился, что гожусь только на то, чтобы унижаться и оставаться тем, кем можно пользоваться, пока есть проблемы в личной жизни.

Все друзья говорили, что эта женщина — полная дрянь. Но он всё равно не винил её. Винил только себя. Ведь это были его чувства, его ответственность. Он и так поступил некрасиво, вывалив на неё это откровение. И всё же он понимал, что она знала о его чувствах, что открыто пользовалась этим. И всё равно ему не хотелось винить её. Себя было легче.

Ведь он не знал, что было у неё на уме на самом деле. А что происходило в его мыслях — было ему известно и понятно.

— Ты же знаешь, что это неправда? — серьёзно спросила она.

— Ты же знаешь, что говоришь это, потому что ты милашка? — усмехнулся он. — Я выбираю таких женщин. Значит, оцениваю себя только так. В любом случае, я сделал выводы из этой ситуации.

— Теперь не веришь людям? — спросила она.

— Хотел бы сказать «да», — ответил он размеренно. — Но нет, я наивен. Очень. Пытаюсь оправдать это тем, что так и должно быть. У каждого нового человека в моей жизни полный кредит доверия. Просто он не возобновляем. Помогает держать себя в руках, когда кто-то обходится со мной плохо. Потому что я не могу сказать: «А я сразу знал, что это плохо закончится». Потому что изначально я думал, что всё будет иначе. Не знаю, какая из позиций в итоге хуже.

Алина помолчала. Тим тоже не продолжал разговор.

— Мне твоя позиция нравится больше, — заключила она. — Я, правда, как раз-таки никому не доверяю с самого начала. Потому что так легче.

— Но ты выкладываешь мне весьма личные вещи, — отметил он.

— Да, но потом я могу сказать: «А я сразу знала, что это плохо закончится», — улыбнулась она и посмотрела на него. — Но, если честно, ты вызываешь приятные впечатления. Надеюсь, всё будет иначе.

— Значит, ты лжёшь, — заявил Тим. — Ты такая же, как я. Ты надеешься.

Она посмеялась.

— А что ещё в этой жизни остаётся? — пожала она плечами и тут же помрачнела. — Если бы я не надеялась хоть на что-то, то давно бы вскрылась.

— Надежда — сладкая ложь, — буркнул он. — Будущее — иллюзия.

Алина посмотрела на него. Пару секунд хмуро, а потом рассмеялась. Тим посмеялся тоже, хотя юмора не понял.

— Это у тебя кондиция философских разговоров в пять часов ночи на полу кухни? — вспомнила она. — Рановато.

— Меня хлебом не корми, дай дешёвой философии навалить, — покачал он головой, усмехаясь собственной нелепости. — Но раз ты смеёшься, то она что-то стоит.

Она покивала и убрала прядь волос за ухо. Они смотрели друг на друга так, как на него давно никто не смотрел. Да и он давно ни на кого так не смотрел. В этом зрительном контакте терялся весь окружающий мир с шумом подъезжающих к дому машин, с задувшим прохладным ветром, со всеми проблемами. Всё это оставалось где-то позади, на втором плане. Нет, на третьем.

На первом — уставший, чуть пьяный взгляд больших голубых глаз. На втором — медленно появляющиеся на щеках ямочки. Всё остальное — пустое, ненужное, неважное.

— Спасибо, — прошептала она так, будто это слово должно было остаться между ними. — Мне стало легче. Даже не хочется напиться.

Он мягко кивнул.

— Захочешь порции жизнеутверждающих цитат и размышлений о высоком — мой контакт у тебя есть.

— Я обязательно буду этим пользоваться. Какие сроки у акции?

— Бессрочно.