Полуденная жара медленно отступала под тяжестью вечерней прохлады. Скалы окрашивались в золотисто-красные тона, а их тени становились с каждой минутой длиннее и темнее. Телохранители помогли своему господину и служанкам выбраться из шахты. Ахетмаатра зажмурился, стоя в лучах заходящего солнца, от света которого он уже успел отвыкнуть за долгие тысячелетия, глубоко вздохнул, наслаждаясь еще теплым, сухим воздухом, до боли родным и таким любимым. На глаза навернулись слезы и, не удержавшись на густых ресницах, соскользнули на белесый песок под его ногами. Вот она, долгожданная жизнь, отсроченная на три десятка веков!

Вся свита окружила жреца, ожидая дальнейших приказов. Но тот молчал, о чем-то задумавшись.

«Мой господин, – юноша с модным в те времена именем Хаэмхет первым нарушил тишину, сжимая в руках одежду археолога, – избавиться от его вещей?»

«Не здесь и не сейчас... – отрешенно произнес Ахетмаатра. – Они могут пригодиться... Пока не знаю, зачем».

Телохранитель покорно склонил голову. Тишину нарушили громкие человеческие голоса, отражавшиеся гулким эхом от голых скал. Жрец вздрогнул, услышав слова на языке чужеземца, проникшего в его усыпальницу.

«В путь, пока нас не нашли!» – приказал египтянин, махнул рукой в сторону ущелья, и древние жители берегов Нила исчезли за поворотом прежде, чем их успели заметить вооруженные фонарями и самодельными факелами студенты-археологи, сбившиеся с ног в поисках своего товарища.

Ахетмаатра принял решение двигаться со свитой на юг к Фивам –столице огромной страны. Опасаясь встречи с людьми, которые могли бы пустить по их следу царских наемников, египтяне медленно шли день за днем по иссушенной солнцем земле, где когда-то нес свои воды неглубокий канал, по берегам которого зеленели поля, засеянные пшеницей. В душе жреца теплилась надежда, что культ могущественных богов еще жив, их спрячут от гнева преемника его брата на царском престоле и позаботятся, как о желанных гостях. Но, добравшись до окраины нового города и развалин огромнейшего храма когда-то могущественной страны, он понял, что увиденное в памяти чужеземца было не игрой фантазии, а наступившей реальностью. Прошло слишком много времени – намного больше, чем рассчитывал Ахетмаатра. Все изменилось: другие люди, другая вера, другой язык... Эпоха великих царей канула в прошлое, застыв выцветшими рисунками на стенах храма.

Держать путь на юг в Нубию, чтобы обжиться на берегу Нила, было уже невозможно: люди устали, обессилели от голода и жажды, чтобы идти среди скал и по горным тропам, ведь слишком большая, странно одетая группа привлекала к себе много внимания. Несколько раз древние египтяне спасались бегством в горы от вооруженных людей, принимавших их за шайку грабителей могил.

В сгущавшемся сумраке, минуя ночных сторожей Карнака, измученные, голодные египтяне устало опустились на песок у теплых храмовых стен на ночлег. Ахетмаатра с грустью посмотрел на служанок и телохранителей, преданных ему до последнего вздоха и добровольно согласившихся быть со своим господином даже во мрачной гробнице. Он сделал вылазку в город, раскинувшийся на восточном берегу реки, пытаясь продать украшения, чтобы купить еду и новую одежду, но вернулся ни с чем: завидев древние браслеты и ожерелья, на него с криками и камнями набросились местные жители.

Ахетмаатра сидел на разбитом гранитном блоке и смотрел то на розово-голубое небо с бледневшими звездами, то на дремавших египтян. Сейчас служитель культа богини Хатхор, некогда наделенный безграничной властью, уступавшей только могуществу царя, был уже не в состоянии позаботиться о верных слугах, но и предать, бросив одних на произвол судьбы, тоже не мог. Собственная беспомощность разрывала душу. Юноша искал выход из сложившейся ситуации, обдумывая вариант за вариантом, но всякий раз сталкивался с тем, что не способен дать еду, одежду и кров преданной свите. Обращаться за помощью к жителям или управляющему городом он боялся – его бы моментально уличили во лжи, а правде никто бы не поверил. В всех случаях древних скитальцев ожидала проблема с местными законами, которые были не на их стороне. И лучшее, что произошло бы с ними – обвинение в расхищении могил и долгий тюремный срок, если не смертная казнь, как и тысячи лет назад. Молодой человек уже ненавидел себя за ту безумную любовь и недостижимую цель, что поставил перед собой, обрекая невинных людей на страдания.

– Хаэмхет... – тихо позвал Ахетмаатра.

Тот, вздрогнув, открыл глаза, подошел к Верховному жрецу и опустился рядом на колени.

– Мой принц, – египтянин заправил за ухо черную косичку и, заметив скользнувшую по щеке господина слезу, прошептал: – Для нас это конец пути?

Сын фараона кивнул головой, изо всех сил пытаясь сохранить хладнокровие.

– Позволь мне быть первым, – Хаэмхет обнажил кинжал, приставил его к груди.

– Не так... – жрец без усилий отобрал оружие. – Ты знаешь, как я могу. Я люблю вас, поэтому не могу проливать кровь и причинять боль, не могу обрекать на заточение в тюрьмах, на страдания или мучительную смерть. Этого и так было слишком много. Вы ничего не почувствуете, кроме свободы от бренного тела... Анубис проводит ваши души к Осирису, а от него – на поля Иару. Смерть – это не умирание, а лишь шаг к новой жизни. Не бойтесь этого. Но если любой из вас захочет жить в новой стране – я освобожу от клятв, данных мне. Выбор только за вами.

– Покинув храм, мы знали на что шли и давно решили, как поступим, чтобы огонь твоего странствия не погас от ветра времени. Ты столько сделал для каждого из нас: был верным другом, старшим братом... В мире другой веры наши души безвозвратно погибнут. Никто не хочет такой смерти. Лучше мы будем ждать тебя и твою сестру в загробном царстве, чтобы снова преданно служить, как и раньше, – громко произнес телохранитель, чтобы слышали все, закрыл глаза, скрестил на груди руки. – Верни ее и будь счастлив. Не торопись к нам в бессмертную вечность, наслаждайся каждым мгновением среди живых. Ты заслужил это больше, чем мы. Возьми наши жизни, чтобы набраться сил, дойти до конца своего пути, и не жалей ни о чем...

Нежно обхватив ладонями щеки своего слуги, Ахетмаатра коснулся робким поцелуем горячих губ, ощущая эйфорию от впитываемой в себя жизни. Он прервал поцелуй, разжал пальцы и истлевшее тело Хаэмхета рассыпалось в прах. Оставшиеся двадцать девять спокойно наблюдали за происходившим. Никто не произнес ни слова. Тети-Шери, самая юная среди служанок, поднялась с колен, не спеша подошла к господину, обвила руками его шею.

«Знай, что я люблю тебя больше своей жизни!» – прошептала она и сама приникла к его губам за смертельным поцелуем.

В полной тишине юноши и девушки подходили к принцу и рассыпались прахом, который уносил прочь холодный утренний ветер. Ахетмаатра остался в гордом одиночестве, стер слезы, льющиеся по щекам от тоски, переполнявшей душу, поднял с песка вещи археолога. Разодранную окровавленную футболку он отбросил прочь, натянул брюки, которые были немного велики, опоясался набедренной повязкой, сложенной треугольником. Обувь тоже оказалась не по размеру.

Так, босиком и с обнаженным торсом, младший сын фараона Рамсеса III и Верховный жрец богини Хатхор направился на север в Каир, где за стеклянной музейной витриной покоилась его любимая сестра Тиа.

Ахетмаатра шел по обочине трассы, тянувшейся с юга до окраины столицы по западному берегу Нила. Вокруг только пустыня, бесконечная, опаляющая раскаленным ветром. Продолжать путь уже не было сил. Юноша, скрестив ноги, сел на песок в паре шагов от дороги, закрыл глаза. Чувство вины сдавливало грудь, останавливало сердце, отнимало желание идти дальше. Слишком много жертв ради только одной цели... И причиной их гибели был только он.

«Эй, туристо! – Ахетмаатра вздрогнул от сочного баса, раздавшегося рядом. – Пустыня гулять один смерть!»

Принц поднял глаза – было непривычно, что он немного понимал и эти слова: каждая принятая в себя человеческая жизнь награждала его на непродолжительное время памятью жертвы. Видимо, тот светловолосый чужеземец знал не только свой родной и древнеегипетский языки. Над молодым человеком стоял мужчина в красной клетчатой рубашке и синих шортах:

«Ты садиться, я подвозить! Каиро?»

Юноша кивнул головой, подошел к стоявшей неподалеку машине и, поборов страх, сел на заднее сидение. Веселый водитель тщетно пытался втянуть пассажира в разговор, но тот просто молчал и смотрел на пролетающий за окном однообразный пейзаж.

Вечерело. Обжигающий воздух быстро остывал под чистым звездным небом. Машина со скрипом остановилась у развилки.

«Просыпаться, туристо! – рассмеялся мужчина. – Я лево, ты идти прямо».

Ахетмаатра с недоумением посмотрел, не понимая, что тот хотел сказать этой фразой. Тогда водитель применил язык жестов: ткнул себя в грудь, показал налево, потом указал на попутчика и махнул рукой прямо. Нехотя молодой человек покинул машину.

«Эй! – крикнул мужчина. – Я тебя везти – ты благодарить!» – и открыл дверь.

Обернувшись, принц наклонился, чтобы спросить, что от него хочет этот человек.

«Денег ты не иметь! Я вижу... Тогда... Я немножко целовать тебя в шутку как друга! Ты красивый!» – и, несильно обхватив того за шею, мужчина захотел поцеловать попутчика в точеную скулу. Ахетмаатра в непонимании замотал головой. Губы водителя соскользнули со щеки и случайно прикоснулись к губам жреца древней богини.

Египтянин дернулся, но уже был не в силах остановить этот смертельный поцелуй, и отпрянул только тогда, когда живой человек превратился в истлевшую мумию. Тяжело вздохнув, он снял с трупа рубашку, набросил на плечи, нашел в кармане шорт бумажник с деньгами. Столкнув машину в кювет, прошептал заклинание. Внезапно поднявшийся ветер разметал по пустыне рассыпавшийся песком автомобиль с останками владельца, а юноша направился по трассе дальше.

Серебристая луна с еще не округлившимся боком освещала серый асфальт и одиноко идущего человека. Жрец не испытывал никакого страха, даже когда вдалеке послышался вой шакалов. Лишь дрожащий визг тормозов рядом заставил молодого человека повернуть голову: слева остановился старенький грузовик.

«Садись – подвезу! – крикнул парень за рулем. – Одному скучно, а дорога долгая!»

Но юноша, отвернувшись, пошел вперед – убивать еще кого-то ему больше не хотелось.

«Да садись уж! Не ломайся! – крикнул водитель и медленно поехал рядом. – Если не хочешь болтать, я буду молчать всю дорогу!»

Ахетмаатра остановился – машина тоже.

«Хорошо...» – произнес жрец, занимая свободное место.

К полудню грузовик подъехал к пригороду Каира. Принц вынул несколько зеленоватых купюр из бумажника, протянул водителю.

«Ты точно псих, если бросаешься такими деньгами», – удивился шофер и получил в ответ только лучезарную улыбку.

Сыну фараона Каир показался грязным, шумным и ужасно бесконечным городом. Его раздражали торговцы, наперебой расхваливающие товар, бестолковые туристы, ходившие толпой за гидом с флажком на палке, узкие, заваленные мусором, улочки с висевшими на балконах узорчатыми циновками... С трудом объясняясь с местными, к вечеру он добрался до музея. Ахетмаатра вошел в зал, где в одинаковых стеклянных витринах покоились останки живших десятки веков назад египтян, жадно вглядываясь в каждое лицо в поисках знакомых черт.

«Тиа... – с тоской прошептал он, опускаясь на колени около витрины с мумией сестры. – Я так соскучился по тебе. Я пришел за тобой, как и обещал в тот день».

Юноша поднялся, на губах засияла улыбка.

«И ты, мой безымянный спаситель, получил то, о чем мечтал с самого детства, – добавил египтянин, взглянув на не распеленатую учеными мумию студента-археолога в своем богато украшенном гробу. – Ты стал мною!»

– Молодой человек, музей закрывается! – пожилая смотрительница подошла вплотную к посетителю. – Она самая красивая здесь, вот почти месяц назад один турист точно также глазами изучал ее.

– А где крышка? – принц пристально посмотрел на женщину.

– Крышка от саркофага? – переспросила она. – Ее вот так и привезли сюда полвека назад, без крышки. Никто не знает, где она... Даже вездесущие проныры-археологи.

– Нет! – он задрожал, ощущая, как страх сковывает льдом тело.

– Приходите завтра, – голос смотрительницы стал настойчивее, – музей закрывается.

– Что я наделал! Прости меня, – зашептал юноша на родном языке и, еле передвигая ноги, покинул зал. – Тиа...

Все было напрасно. Столько усилий, ставших бессмысленными теперь. Только закрыв крышку ее гроба и прочитав начертанное на ней заклинание, он был способен вернуть Тиа в этот мир. Ахетмаатра мог бы переложить мумию в свой целый гроб, который стоял рядом, и исполнить обряд, но выведенное среди росписи заклинание предназначалось только для него, а на крышке для любимой сестры он, рыдая, написал тогда совсем другое, более сильное и сложное, защищавшее от времени и усыпляющее болезнь.

«Так не должно быть! – в отчаянии произнес жрец, остановившись на пороге музея. Смириться с такой участью было равносильно смерти, которой он противостоял три с лишним тысячелетия. Египтянин задумался: – Гроб можно сделать заново, повторить на нем каждый иероглиф. Только освоюсь в городе, чтобы не пойти против законов и не нажить новых врагов. Надо успокоиться. Спешка и безумие – мне не лучшие друзья».

В размышлениях молодой человек бродил по лабиринтам узких улочек и внезапно остановился, почувствовав дурманящий запах еды, исходивший от небольшой закусочной. Голод, который он не замечал за долгие дни скитаний, теперь давал знать о себе болью в животе и легким головокружением. Подойдя к прилавку, принц указал рукой на несколько понравившихся блюд, расплатился, сел за столик. Ел медленно, наслаждаясь такими диковинными для него вкусами.

Молча отодвинув стул, напротив подсел толстяк с огромной тарелкой пахлавы и попытался завязать с юношей разговор. Но Ахетмаатра так ничего и не понял из бессвязной речи, только внутри проснулось чувство отвращения, переходящее в ненависть. Он беззвучно пошевелил губами и показал мужчине жестом на пол. Тот перевел взгляд со странного посетителя с длинными волосами и накрашенными глазами под стол и застыл с куском во рту: там, свернувшись кольцами, раздувала капюшон черная кобра. Она покачивала головой, словно гипнотизируя жертву. Улыбнувшись, принц встал и направился к выходу. Мужчина, не шевелясь, посмотрел на уходившего неразговорчивого парня и опустил вниз глаза, но вместо шипящего чудовища на полу лежал уже шелковый женский шарф. До жреца донеслась громкая перебранка между посетителями.

– Ах! Где мои вещи?! – воскликнула девушка за соседним столом, обнаружив пропажу.

– Смотрите за ними получше! – проворчал толстяк, откидывая ногой шарф в ее сторону.

Но остальное уже не волновало древнего египтянина – он шел по затихающим улицам к берегу Нила. Сев на сухой песок недалеко от кромки воды, молодой человек обхватил руками колени, положил на них голову. В таком спокойном месте он хотел обдумать планы на ближайшее будущее, но мысли хаотично роились в голове, не давая принять верное решение. Принц откинулся назад, вытянул ноги, начавшие затекать от непривычной позы. Теплые речные волны коснулись израненных босых ступней, словно нежные руки сестры.

«Нет! – стоном вырвалось из его груди и, словно охваченный безумием, Ахетмаатра встал на колени и начал судорожно выписывать иероглифы заклинания на влажном песке. Стирал, добавлял новые, снова стирал. Измученный собственным бессилием, он зарыдал: – Почему я не могу вспомнить его, почему?.. Всего несколько слов! Прости, моя Тиа, прости... Прости, что придется ждать! Как я могу позволить чужеземцу быть рядом с тобой? Пусть он хотел этого, мечтал о тебе, но на его месте должен быть я! Ведь ты любишь не его, а меня...»

Вечерний сумрак опускался на Каир. Солнечный диск на несколько минут зацепился за вершину большой пирамиды и, не удержавшись на камнях, продолжил свое неизменное движение к горизонту. Стихали звонкие голоса жителей пригорода столицы. Принц, всхлипнув, взглянул на величественные рукотворные горы, о которых знал только из рассказов своих учителей. И тут его озарило: еще мальчишкой он прочитал в поучении Рахотепа «Если забыл за чем шел, вернись на то место, где начал путь, и увидишь забытое». Египтянин лег поудобнее на песке, закрыл глаза. «Нет у меня такой власти, чтобы поворачивать время вспять, – вздохнул он. – Изменить прошлое я не смогу, вернуться в него тоже, но, если пройду весь путь в своих мыслях еще раз, может, вспомню заклинание, что написал на белой полосе утерянной крышки». Положив руки под голову, молодой человек всецело отдался власти воспоминаний.