Рафаэль

Когда я соглашался на условия Эрнеста, то подумать не мог, что, действительно, меня будет ожидать. Единственным желанием было — защитить свою семью и спрятать её, но теперь многое изменилось. Я сам начал меняться, отнюдь не в хорошую сторону. Вроде бы я совершил благородный поступок, только нет внутри удовлетворения, вкуса победы и спокойствия, наоборот, страшно разочарован в себе, и все чувства притупляются. Быть втянутым в течение чужих жизней порой смертельно для тебя. Ты существуешь себя отдельным видом пищевой цепочки, и наши миры никогда не должны пересекаться, они разные или...они всегда были одним целым, а я не замечал этого. Мы связаны. Бедные и богатые. Но отчего-то именно на дне люди сохраняют больше человеческого, чем среди роскоши, которая, действительно, требует самой высокой платы. И я ещё не до конца расплатился.

— Раф, пожалуйста, скажи хотя бы что-то, — втягиваю в себя воздух, а лёгкие продолжают болезненно сжиматься от многочисленных ударов по рёбрам и животу. Флор отбрасывает грязное, в крови и в земле, полотенце и вглядывается в моё лицо.

— Ты молчишь уже полчаса. У тебя всё опухло, тебе нужно срочно отправиться в медкабинет, чтобы раны обработали. Рафаэль, прошу, подай хоть какой-то признак жизни. И время заканчивается, — жалобно скулит Флор и, опускаясь передо мной на колени, осторожно обхватывает мои ладони дрожащими холодными пальцами.

Я не помню, как мы дошли до её комнаты. Я не помню, как она обтирала моё лицо и руки. Ничего не помню, я в шоке от правды, которую она мне открыла.

— Она знает о вашем родстве? — Хриплю я.

— Да. Знает, — тяжело вздыхая, кивает Флор.

— Почему она так ненавидит тебя? За что?

— Наверное, именно потому, что мы сёстры. Точно не могу сказать, но я думаю, что Мира считает меня воровкой и причиной исчезновения матери. Да я сама узнала об этом всего год назад, хотя видела её...давно, очень давно. Мы тогда жили в многоквартирном доме, в котором внизу находилась охрана. Было лето. Нам позвонили, и мама включила просмотр видеосъёмки с первого этажа, где находилась Мира. Она требовала пропустить её, и мама бросилась к ней, забыв обо мне. Мире было около двенадцати или тринадцати лет, точно уже не помню, но я видела её, запомнила и боялась спрашивать, потому что мама вернулась и заперлась у себя. Долго кричала на кого-то по телефону, а затем пришла ко мне и запретила говорить о случившемся папе.

Флор отпускает мои руки и пересаживается на кровать, оставляя меня сидящим на стуле.

— Год назад мама сообщила мне о том, что у меня есть старшая сестра, и скоро я с ней увижусь. Мы будем учиться вместе, поэтому ей пришлось мне всё рассказать. Мама познакомилась с Эрнестом, отцом Миры, после окончания этого университета, он тоже его окончил. Их свели знакомые, мама была главой сестринства, а старшие всегда помогают в большом мире. Мама влюбилась в него, и он вроде бы тоже. Они встречались год, затем второй, но Эрнест не приглашал в гости, не знакомил с родителями, только обеспечивал и занимался с ней сексом. А потом мама каким-то образом забеременела. Эрнест обвинил её в корысти, и тогда подключились его родители. Шантажом маму заставили оставить Миру после её рождения Эрнесту, и исчезнуть. У него было множество недостойных видео, вроде того, что я недавно совершила. Мама очень испугалась и переехала в Париж. Там встретила папу, и он женился на ней, а она специально забеременела мной, потому что от страха не знала, куда податься. От мамы все отвернулись, Эрнест настроил всех против неё. Но мой папа любил её больше жизни, и до сих пор любит. А Мира...Эрнест запретил маме пересекаться с дочерью, пригрозив, что иначе он передаст все видео мужу и расскажет, что она обманом заставила его жениться на ней, и он бросит нас. Мама смирилась с потерей ребёнка, но Мира сама её нашла, — Флор замолкает, видно, как ей сложно говорить об этих чудовищных событиях.

— Мира требовала, чтобы мама вернулась к ним. Эрнест же богат настолько, что мог просто раздавить моего папу. Маме пришлось заставить Миру уйти. Она плакала. Я слышала, как мама плачет, но ничего нельзя было изменить. И вот год назад подвернулась возможность по знакомству забронировать мне место здесь. Но Мира уже была в университете, и мама предупредила меня, что моя сестра будет меня ненавидеть за то, что сделал её отец. Так всё и вышло. Я пыталась, Раф, с первого дня я пыталась объяснить ей всё, встретиться с ней, поговорить, наладить наши отношения. Но Мира уже заранее вынесла мне вердикт, а я до сих пор боготворю её, потому что она моя единственная сестра, которая винит меня во всех грехах, — девушка всхлипывает и вытирает скатившуюся слезу.

— Я...я не знаю, что ещё сказать. Наверное, мама хотела, чтобы мы встретились и, назло Эрнесту, стали ближе, узнали друг друга и полюбили. Но ты сам знаешь, чем всё это обернулось. У меня мобильный забрали, чтобы я не могла позвонить тебе. Я не хочу быть в этом сестринстве, но мама разочаровалась бы в том, что я не попыталась образумить Миру. Боюсь, что, когда она приедет на родительский день, ничего хорошего из этого не получится. Мама хочет с ней встретиться и ожидает, что я подготовлю к этому сестру. Эрнест настроил свою дочь против матери, которая страдала каждый день и каждую секунду в разлуке со своим ребёнком. Это так ужасно, мне так жаль её, мою сестру, и я ничем не могу ей помочь. Она заслуживает иметь маму, как я, а отец её лишил этого, превратив в заносчивую и избалованную стерву.

Конечно, я знал, что Эрнест та ещё сволочь, но быть настолько жестоким к той, кого он любит больше всего на свете, уму непостижимо. Да и Мира тоже хороша. Зная о том, что Флор её сестра, так жестоко поступает с ней, продав насильнику, издеваясь над ней и вымещая свою злость на невинную девушку, слишком добрую, чтобы ответить ей такой же мощной ненавистью. И ведь повторяет ситуацию с Беатой и Саммер. Мне больно и обидно за Флор, но ещё больше страшно оттого, что Миру не исправить. Отец вложил в неё столько минусов, что они никогда не перекроются плюсами. Я даже не ненавижу, мне просто её жаль. Она уже конченый человек, без будущего. Погрязшая в преступлениях и в аду, который сотворил её же отец. И я работаю на него до сих пор, когда теперь знаю правду. Он взял с меня обещание — я буду помогать во всём его дочери, но как я могу это делать после таких, ужасающих даже для меня поступков. Я понятия не имею, как ко всему этому сейчас относиться, влип в такое дерьмо, что лучше бы меня посадили за проникновение в его дом, чем наблюдать за тем, как деградирует верхушка мировой цепочки.

— Господи, даже не представляешь, что ты сделал для меня, Раф. Я тебе по гроб жизни обязана за спасение. Да и тебя покалечили. Оливер больной урод, мне было так страшно за тебя. Сто тысяч, одуреть, какие деньги, — причитания Флор и напоминание о том, что время на исходе, внутри рождают панику. И что мне делать? Где мне взять за двадцать минут сто тысяч евро? Я не буду звонить Эрнесту и занимать у него. Он ещё хуже Скара, и я буду вечно его рабом, поэтому не представляю, как выпутаться из этого.

— У тебя есть эта сумма? — Сдавленно спрашиваю Флор.

— Откуда? Но у тебя она же есть, да? — Девушка придвигается ближе ко мне, вызывая стыд.

— Нет, Флор. У меня нет ничего, — шёпотом признаюсь я, ощущая себя так, словно стою на площади перед сотнями людей и жду казни. Это отвратительно. Унизительно. Неприятно. Я редко чувствовал себя так, но сейчас, в эту минуту, когда глаза Флор от ужаса распахиваются, вижу в них жуткий страх и приближающуюся истерику, проклиная ту ложь, в которой запутался сам.

— Я беден, Флор. Я нищий и нет у меня богатого папочки. Я студент по программе помощи бедному населению и Эрнест обменял мое будущее и образование на помощь его дочери и слежение за ней. Я никто, Флор, у меня нет таких денег, и не видел их никогда. Отца у меня тоже нет, есть только Эрнест, который подготовил меня за летние месяцы, приодел, научил правильно говорить и соответствовать вам. Но ты была права, я другой. Нищий, — признание даётся через силу, что я даже в глаза ей посмотреть не могу.

— Боже...господи, Рафаэль, ты обманул всех? Ты меня обманул? Если Мира узнает...

— Она в курсе. Поэтому издевается надо мной и относится ко мне, как к куску говна. И ты тоже можешь, ведь у меня нет вариантов, чтобы тебе помочь, понимаешь? Я не найду эти деньги, а влезать в долги — это ужасно. Я не буду этого делать больше никогда. Поверь мне, это вечное клеймо рабства. Прости меня, но я не знаю, что предпринять сейчас, — горько произношу и краем глаза замечаю, как Флор закрывает рот рукой, сотрясаясь от беззвучных рыданий.

— У Эрнеста находятся мои мама и младший брат. Мама работает на него, а брата он отправил в закрытую школу. Я связан по рукам и ногам, но что-то придумаю. Я должен это сделать, ради тебя и доброты, которую ты единственная подарила мне здесь. Хотя завтра всё изменится, и ты будешь видеть во мне только нищего урода, как и Мира. Я...

— Нет, что ты говоришь, Раф, нет, конечно, нет, — перебивая меня, Флор подлетает ко мне и присаживается на корточки в этом вульгарном облегающем платье, в которое её вырядила сука Мира.

— Просто я...мне страшно, у меня никого не было и...она...Оливер...я просто боюсь, прости меня, я боюсь за то, что они со мной сделают. У нас тоже нет таких денег, только на обучение, я не могу попросить их у мамы. А Белч? Он может помочь? Вдруг он готов одолжить мне такие деньги, а потом я где-нибудь их достану, — Флор смотрит на меня с нежностью и надеждой, хотя я понимаю какой ужас, ожидает её, если я не достану необходимую сумму.

— Не волнуйся, я решу всё, — улыбаться больно, губы снова трескаются, но я делаю это ради девочки, настолько юной и прекрасной, что любому было бы стыдно её подвести. Вот и мне тоже. Поглаживаю её мокрую от слёз щёку вспухшими и едва шевелящимися пальцами.

— Сними этот ужас, Флор, а я пока подумаю, что можно сделать. Отдыхай, сегодня, я обещаю, тебя никто не тронет. У меня есть прекрасный шанс, чтобы использовать его против Миры. Вряд ли она захочет, чтобы кто-то знал о вашем родстве. На него я и сделаю ставку.

— Думаешь, это сработает? — Шепчет она.

— Да. Я уверен, поэтому иди в ванную, а затем ложись спать. Всё будет хорошо, — заверяю её, хотя, возможно, обманываю. Но осталось всего десять минут, и я должен, обязан всеми силами бороться за то, чтобы сохранить у Флор то, что так отличает её от других.

Ожидаю, когда Флор отправится в ванную комнату и достаю мобильный. Экран разбился, но плевать, он работает.

«Мне нужно с тобой встретиться», — отправляю сообщение Мире.

Мира словно ждала этого. Конечно, ждала, она специально сделала всё, чтобы поймать меня и заставить работать на неё, стать её жалкой марионеткой. Но только вот у меня снова появился туз, и я его разыграю, чтобы спасти от насилия невинного ребёнка.

«Через пять минут. Моя спальня. Часы тикают против тебя, мон шер», — отвечает она.

Кое-как поднимаюсь со стула, испытывая жуткую боль во всём теле. Ничего. Это всего лишь малость того, о чём я знал и переживал. Сейчас главное — помочь Флор и заставить Миру саму решить ею же созданную проблему. Я заставлю её это сделать любым способом, а точнее, шантажом, который в фаворитах у любого слоя населения. Добираюсь до дома сестринства на университетском такси и вхожу в тёмный и тихий дом. Поднимаюсь на второй этаж и замечаю свет, исходящий из открытой двери одной из спален.

Когда я появляюсь на пороге комнаты Миры, она рассматривает две вешалки с платьями и переводит на меня взгляд.

— Ужасно выглядишь, мон шер. Надо же, оказывается, любовь не лечит, а я так верила в волшебное исцеление. Так верила, — наигранно сочувственно она качает головой, бросая наряды на кровать.

— Итак, чем обязана? Неужели, деньги нашёл? — С насмешкой добавляет она.

— Нет. Ты знаешь, что у меня их нет, и никогда не было, — сухо отзываюсь я, закрывая за собой дверь.

— Ой, какая жалость, а как же мой папа? Ничем не смог помочь?

— Я не собираюсь влезать в долги, тем более у меня есть предложение для тебя, — с отвращением оглядываю хрупкую фигуру в бордовых джинсах и светло-розовой свободной рубашке.

— М-м-м, предложение? Ты не в том положении, чтобы мне что-то предлагать, не так ли? Сколько там у нас осталось времени, мон шер? Ох, всего шесть минут, а счётчик тикает. Тик-так, тик-так, — боже, как она противна, вот такая, с наслаждением выговаривающая последние слова.

— Я верю, что где-то внутри тебя существует та девушка, которую видел в своей голове. Она заботлива, умеет сопереживать и помогать людям. Она никогда бы не позволила отдать в руки насильника свою сестру, потому что умеет чувствовать и забывать обиды, — спокойно произношу я и замечаю, как её глаза меняют цвет на более глубокий.

— Ты же другая, принцесса. Ты же можешь быть добрее, но считаешь, что это сделает тебя ничтожеством в их глазах. Неужели, тебе не наплевать на этих идиотов? Неужели, ты настолько боишься превратиться в настоящую сильную соперницу для них, не потеряв душу? — Делаю шаг к Мире. Она опускает взгляд и поджимает губы.

— Ты, что, действительно, думаешь, я такая? Ведь я последняя сука, я...

— Нет, — мягко перебивая её, дотрагиваюсь дёргающими пальцами до её щеки, и она поднимает голову ко мне.

— Нет, Мира, тебя заставили быть такой, чтобы защищать себя. Но разве стоит всё это жестокого отношения к своей родной крови?

— Флор рассказала? — Горько усмехаясь, она делает шаг назад, и я киваю.

— Я продолжаю верить в то, что ты можешь решить всё безболезненно для вас с ней. Эти деньги ничего не значат, а вот ваши отношения и родство намного важнее, чем всё остальное. Помоги ей, Мира. Найди вариант обмануть Оливера и обыграть всё так, чтобы её никто не тронул, — давлю на жалость, и мне кажется, это работает. Хотя внутри должен быть злым и настроенным агрессивно против Миры, но я выбрал другой способ воздействия на неё — призвать к ней настоящей. Мне бы хотелось, чтобы она поступила правильно. Для себя.

— Боже, мон шер, ты такой идиот. Считаешь, что этот спектакль заставит меня простить тебя за то, что ты набросился на Калеба и вынудил меня влезть в драку? Нет. Ну так что ты скажешь дальше? Не утруждай свой примитивный мозг, ты начнёшь требовать у меня заплатить за тебя, иначе поделишься информацией со всеми, да? Ну так вперёд. Мне плевать, — её неприятный смех раздаётся в безмолвной комнате. Идиот. В этой девушке нет ничего хорошего. Она состоит лишь из стервозности и желания уничтожать всех, не задумываясь о том, как они будут жить и будут ли, вообще.

Ярость, поднимающаяся из недр груди, вызывает желание врезать ей, но сжимаю кулаки, готовясь напасть.

— А я же хотел по-хорошему, — хмыкаю. — Тогда я сейчас же напишу пост на университетский сайт о том, что Флор твоя сестра, и ты мстишь ей за то, что твоя мать выбрала её, а не тебя. Да и кто захочет иметь такую паршивую дочь, как ты.

— Оу, угрозы, наконец-то. Вот из чего ты состоишь, мон шер. Но мне не страшно, это меня никак не коснётся. Сделай это, прошу тебя, унизь свою возлюбленную, глупый Ромео. И тогда все узнают, что её мать первоклассная шлюха, раздвигающая ноги перед каждым мужчиной, имеющим миллион на счету. Давай, мон шер, вперёд, а я буду наблюдать за тем, как всё обратится против этой идиотки. Ведь мой папа поступил разумно, выбросив на улицу эту стерву, считающую себя умной лишь потому, что имеет возможность беременеть. Но прошло всего пару лет, и она легко подцепила лягушатника, чтобы не пасть лицом в грязь. Скорее, мон шер, пиши об этом, а пока ты будешь это делать, Оливер направится к Флор, и я выберу для неё очень изощрённое наказание, — Мира хлопает в ладоши, словно безумная прыгает на одном месте, а я ужасаюсь. Она больная. Реально больная дура.

— Нет? Не будешь рассказывать всем, да? Уже понял, что это не сработает? — Мира обиженно выпячивает губы и подходит ко мне.

— Эх, чтобы шантажировать, необходимо иметь немного больше, чем слова какой-то наглой дурочки. Но я, — она проводит пальцами по заляпанной кровью и грязью моей рубашке, — ввиду того, что обожаю наблюдать за тем, как пытаются выжить муравьи, тоже могу тебе кое-что предложить.

— Не трогай меня, ты противна, — отбрасываю её руку. Её губы изгибаются в страшно довольной улыбке.

— Ложь, но мы сейчас не об этом. Ты знаешь, что только я могу помочь спасти твою возлюбленную. И у меня есть свободные сто тысяч евро, но за это я хочу развлечься.

— Да никогда. Меня вырвет, если я притронусь к твоим блядским губам, — рычу, понимая, о чём она говорит.

— Снова думаешь членом, как обычно, — закатывает глаза и цокает.

— Если это не секс, то, что ты хочешь за сто тысяч евро? — Прищуриваюсь я.

— Мон шер, я всегда хотела иметь домашнее животное. Но папа запрещал, да и я терпеть не могу эту шерсть, вонь, исходящую от кошек, и мне быстро надоедают они. У меня выработалась стойкая аллергия к зверушкам, но я так хочу обладать хотя бы одной. Ты не представляешь, на что я готова пойти, чтобы обзавестись своим личным рабом, который будет моим пёсиком на двадцать четыре часа.

— Что?

— Видимо, парни выбили оставшиеся мозги, раз ты не понимаешь меня. Ладно, разжую всё для недоразвитого, но у тебя осталось всего три минуты до тех пор, когда Оливер направится к Флор. Я хочу, чтобы ты, мон шер, превратился в мою личную, ручную домашнюю зверушку. Мопсика или шпица, к примеру. Меняю свои деньги на твою жизнь и спасение глупой Джульетты, — она ударяет ладонями по моей груди и весело, словно сценку разыгрывает передо мной, улыбается.

— Ты рехнулась? — Шокировано спрашиваю её.

— Знаешь, я не люблю, когда мечта очень долго остаётся мечтой. Хочу собачку, мон шер, ты будешь ей, как и выполнишь все мои желания, за деньги, которые я сейчас же переведу на счёт братства от твоего имени. Я, кстати, это подготовила ещё полчаса назад, а ты так долго соображал, заставив меня расстроиться без воплощённой в жизнь фантазии, — Мира обиженно надувает губы.

— И у тебя осталось две минуты. Оливер так зол, за то, что ты себе позволил напасть на Калеба. Хорошо же ты его отделал, но и тебя помяли достаточно, даже убили бы, если бы не я. Ну так что, мон шер, ты согласен на мои условия? — Девушка склоняет голову набок.

Да это безумие. Она хочет управлять мной и может натворить что-то похлеще, чем уже есть.

— Счёт пошёл на секунды, мон шер. Ох, я палец о палец не ударю, чтобы остановить Оливера и таким образом всем доказать, что шлюха от шлюхи отличается лишь возрастом, а вот мне досталось нечто большее — умение находить слабости и давить на них. Решай, — Мира подходит к ноутбуку и открывает его.

Боже, я не могу. Пульс нарушен. Перед глазами всё плывёт. Паника сдавливает виски, усиливая головную боль. Решить...надо решить, что для меня важнее.

— Я согласен! — Громко произношу я.

Мира быстро бросает на меня счастливый взгляд и резво печатает что-то.

— Итак, сто тысяч евро за твою жизнь на двадцать четыре часа. Флор они не трогают, как и тебя. Сделано, — она ударяет по клавише «Enter», и выпрямляется.

Дура, я же могу сейчас ей просто врезать и свалить. Никто не докажет, что это не я отправил деньги. И...

— Ах да, забыла упомянуть о своеобразии нашей сделки, — перебивая мои спасительные мысли, Мира медленно приближается ко мне.

— Деньги сейчас висят в воздухе. Когда пройдут сутки, то Оливер сможет владеть ими. Это особенность моего перевода и банка в Америке. У нас теперь своя тайна, и ты будешь молчать, я запрещаю тебе рассказывать обо всём, ведь тогда всплывёт множество фактов, и мой папочка будет крайне недоволен тобой. Ты же не думал, что я так глупа, чтобы верить тебе на слово, правда, мон шер? — Она похлопывает меня по щеке с довольной улыбкой, а я кривлюсь. Сука.

— Итак, время пошло. Прими душ и помойся к моему возвращению, затем я дам тебе мазь, чтобы хоть как-то поправить цветение на твоей страшной мордочке, и ляжем спать. Ты осчастливил меня, Раффи, ты такой замечательный пёсик, но вот то, что ты забыл о том, кому принадлежишь, меня обидело, — Мира обходит меня и открывает дверь.

— Спать ты будешь сегодня здесь, — она указывает пальцем на пол рядом с комнатой. — Ведь место псины именно на коврике возле ног хозяйки. Но я не допущу, чтобы ты забыл о том, как я могу быть разочарована в плохом и негодном поведении моей зверушки. Ну и напоминаю, что деньги могут быть возвращены на мой счёт, и тогда ярость Оливера, как и всех парней из братств будет ужасающей. Бедная, бедная возлюбленная, что с ней сделают. Вот как раз об этом ты и подумаешь, пока я улажу всё с моим прекрасным принцем. Чмоки-чмоки, мон шер.

Блять. Во что я влип? Унижение я вытерплю, как и отвратительное и мерзкое поведение Миры. Я это сделал ради Флор. Следующие двадцать четыре часа будут, наверное, самыми безобразными в моей жизни, хотя впереди ещё год, и я уже боюсь думать, на что ещё способна Мира, чтобы отомстить своей сестре и мне.