Если вы считаете, что Ким Чунмён — наидобрейшее существо на планете, сразу же впустившее меня в свой дом, вы глубоко ошибаетесь. Впустит он меня сразу! Хах. Трижды и с разбегу! Мне пришлось час отмораживать на коврике перед его квартирой то, что мне так понравилось в этом мужчине. Нет, это не его доброта. Это его зад. Только после этого Чунмён сдался и впустил меня внутрь. И то с условием того, что я ему всё объясню.

Примерно так мы и оказываемся на его уютной кухне, пахнущей ванильным кремом и мускатным орехом, в полвторого ночи за горячими чашками чая. Замечаю: у бедного Чунмёна уже мозги набекрень и глаза слипаются. Но он держится просто молодцом. Пытается усвоить всё, сказанное мной, да ещё и задает по пройденному материалу вопросы! Например, о том, почему он меня видит, откуда у меня джинсы и где мои крылья и нимб (чего я и сама не очень-то понимала). Или вещи попроще. На что я точно знала ответ.

— Так зачем, ты говоришь, сюда пришла? — стараясь подавить зевок, спрашивает мужчина.

— Последние два года ты был просто молодцом, а я пришла тебя награждать за это. — Беспечно отхлебываю горячего напитка. — Хотел любовь свою найти? Не могу сказать, что принесла тебе коробку с девушкой, но ты получаешь кое-что получше.

— Отцовский бизнес наследует братец, — хмыкает в ответ Чунмён.

— О чём ты? Я себя имела в виду, — закатываю глаза. — Скажу больше: тебе со мной несказанно повезло, с чем я тебя и поздравляю! — Отставляю от себя чашку и хлопаю в ладоши.

Чунмён пристально глядит на меня, и чем больше времени проходит, тем больше на его безупречном лице выступает недоверие. Наконец, закончив сканирование меня, он выдавливает из себя:

— Скромность у тебя, конечно, от Бога! — он фыркает. — Наверно, я сейчас должен радоваться?

— Ну, падать мне в ноги или носить на руках, конечно, не прошу… — протягиваю в ответ.

— А я уж было собрался, — парирует Ким.

— Всё! Не буду больше с тобой разговаривать!

Обиженно засопев, я поднимаюсь с насиженного места и выхожу из комнаты. Чунмён спешит следом. Выбросив руку, он хватает меня за локоть и разворачивает к себе. У меня от неожиданности глаза из орбит вылезают. Могли бы и завтра договорить, что ли… но так близко к людям я ещё никогда не стояла. Тем более к таким красивым. Надо ли говорить, что пульс у меня опять галопом по стадиону поскакал? И мозг немножечко платком машет и давай тю-тю из черепной коробки?

А мужчина тем временем сам тушуется со своих действий. Так и вижу, как ему неловко становится. У него уши краснеть начинают, и взгляд теряется. Милота!

— Да ладно тебе, я ж пошутил. К тому же куда ты собираешься уходить? Сама ж сказала — некуда идти. И ночь на дворе, знаешь ли… — бормочет он, слегка потупив взгляд. — Я вообще воспитанный человек, просто что-то… после рабочего дня… как-то… — и молчит. Сделав глубокий вдох, он говорит: — Не знаю, что на меня нашло. Обычно сарказмом от моего брата несёт, а тут я даже не знаю. Наверное, стресс.

Я медленно киваю и хриплю в ответ:

— Я вообще-то спать собиралась. Тебе, кстати, тоже советую. Завтра у нас будет тяжёлый день. — Задумываюсь. — Или уже сегодня? Короче, ты меня понял. Спокойной ночи.

И, осторожно высвободив руку из пальцев мужчины, скрываюсь в его спальне. Бедняга. Сегодня ему придётся спать на диване. А я… я падаю на его мягкую постель, пахнущую даже зимой спелыми персиками и малиной. Почему-то на душе становится тепло-тепло от этого запаха, и я укрываюсь одеялом с головой.

Ким Чунмён определённо в моем вкусе. Проблема в том, что я не в его вкусе.

<center>***</center>

Наутро мы вместе с Чунмёном едем к нему на работу.

— У тебя там наверняка куча красоток работает! — постукиваю пальцами в такт какой-то непонятной музыке из колонок.

— Мне не до них, — хмуро отвечает Чунмён.

Он не в настроении. Из-за пробки, догадываюсь я. Удивительно, но ему потребовалось меньше часа на все свои сборы — так он спешил к детям. Но его задерживает такая несуразица, как пробка! Оттого он и беспокойный весь. Как тугой комок нервов, узел на новогодних гирляндах.

Я была глубоко восхищена его любовью к детям. Чунмён и вправду отдаёт им всего себя. И они платят ему своим доверием. Дороже ничего не найдешь.

— Из чего я заключаю, что исполняемое желание загадывал не ты, — бросаю как бы невзначай.

Ким мгновенно оживляется и переводит взгляд с дороги на меня:

— О чём ты?

— Ну, я же сюда не по своей прихоти пожаловала! — рассказываю, будто нерадивому ученику. — В наш отдел пришло желание на твоё имя. Загадано оно, скорее всего, тобой или кем-то из твоего окружения, — поясняю. — И, раз это не ты…

— Это моя мама, — обрывает на полуслове.

— Мама? — переспрашиваю для уверенности.

— Это тоже мне дала мама, — из кармана куртки мужчина вытаскивает красную нитку. — Говорит, притянет мою судьбу, — и смущённо чешет затылок.

Я начинаю непроизвольно улыбаться. Люди такие наивные! Придумывают себе подобные вот странности и верят в них! Мне становится щекотно на душе от этого открытия, словно первые цветы из-под снега выглядывают. Что-то душистое и приятное расходится по телу, когда Ким и я выдаем одну и ту же фразу:

— Думаю, любовь находят не ниточками, а сердцем.

И мы изумленно глядим друг на друга, пока я опять не начинаю смеяться. Он тоже слегка приподнимает уголки губ и смотрит на впереди стоящие авто. А мне… мне действительно хочется много-много смеяться рядом с Чунмёном и долго-долго улыбаться, глядя на него. Он такая прелесть! Впервые чувствую себя так странно и… волшебно.

Через полчаса мы всё-таки доезжаем до детского дома. На территории заведения на удивление тихо и спокойно. На мое недоумённое выражение лица мужчина отвечает:

— У детей уроки.

Я понятливо киваю и прохожу вместе с ним внутрь. Здание детского дома оборудовано по последнему слову техники: мебель, обои, игрушки — всё здесь явно не самое дешевое. Сначала мы заходим в большую, светлую столовую. Везде развешаны новогодние гирлянды и пахнет свежестью. Там Ким лично пробует обеденные блюда, перекидывается парой слов с поваром, пока я терпеливо дожидаюсь его около стенда с меню. Вернувшись ко мне, он предлагает:

— Ты пока можешь посидеть в моём кабинете или почитать что-нибудь в библиотеке.

— А ты? — мгновенно задаю вопрос.

— А я должен обойти весь персонал, — отвечает Чунмён, складывая руки за спиной и выходя в коридор.

Недолго думая, я отказываюсь:

— Пошли вместе.

Пожав плечами, мужчина первым идёт дальше по коридору. Ликуя изнутри, я следую за ним по пятам. Меня не перестает удивлять всё происходящее: и такой светлый Чунмён, и его ответственные работники, и состояние детского дома… Всё-всё-всё! Я так и расхаживаю с раскрытым ртом, глазея на всю эту чудесность.

— А все детские дома такие же обеспеченные? — наконец спрашиваю у Кима я.

— Этот открыл мой отец. Про остальные я не знаю, — признаётся он. — Наш детский дом совсем маленький, тут семьдесят два ребенка, в то время как в остальных никак не менее четырехсот. Чувствуешь разницу?

Я понятливо киваю и продолжаю идти рядом с ним. Мы идём в медпункт. Ещё с двери нас встречает детский кашель. И, если Чунмён торопится к медсестре расспросить её обо всем, я иду сразу к ребёнку.

На маленькой койке сжимается в комочек ослабшее детское тельце. Ребенок мечется во сне, и ему совсем плохо. Осторожно притрагиваюсь к его лбу и чуть ли не вскрикиваю: он весь горит! Ребёнок ещё раз кашляет и сильнее жмётся к одеялу. У него озноб.

Я даже не успеваю придумать, что делать, как к нам залетает серьезный Чунмён, за ним — обеспокоенная медсестра. Но мужчине интересен только ребенок. Он бережно поднимает его на руки и выходит прочь. Я еле поспеваю за ним. Ким поднимается на второй этаж, где его встречает полненькая воспитательница.

— Господин Ким… — начинает лопотать она, но один взгляд мужчины, и она умолкает.

— Будьте добры, соберите вещи Лухана, — просит он, но его просьба равна приказу. Женщина торопится исполнить поручение.

Я в ступоре наблюдаю за тем, как Чунмён заходит в одну из спален и лично начинает одевать мальчишку. Что-то внутри меня вспыхивает, искрится, увеличивается и горит. Без лишних слов я подбегаю к нему и помогаю обуть Лухана. Мальчик что-то сопит, а потом вдруг хватается за мою ладонь. Он цепляется за неё так сильно, что я испуганно вскидываю голову и смотрю на него. Около его глаз влажно и мокро.

— Лухану надо в больницу, — сведя брови, роняет Ким и, снова подхватив его на руки, выходит из комнаты. Отнятый дар речи так и не возвращается ко мне, я молча следую указаниям рождественского задания.

Около лестницы стоит воспитательница с пакетом в руках. Я забираю вещи Лухана и бегу за стремительно удаляющимся Чунмёном. Догоняю его у самой машины. Сложив пакет в багажник, сажусь на заднее сидение и забираю ребёнка из рук мужчины. Лухан сразу же утыкается мне в шею, сжимая в своих детских ручках. Я прижимаю ребёнка к себе, чувствуя, как он потихоньку успокаивается. Его сон становится безмятежнее, и только тогда я замечаю, как сильно сжимаю кулаки за спиной мальчишки.

Тревога Чунмёна за Лухана передаётся и мне. Это невозможно игнорировать.

За какие-то десять минут мы добираемся до больницы. Запах лекарств мгновенно бьёт в нос, и я понимаю, что это место не располагает душевному лечению детей. Лухана здесь нельзя оставлять. Всё то время, пока Лухану ставили капельницы, давали жаропонижающие, я не могла заставить себя отойти от него, тем более что ребёнок сжимал мои пальцы в своих маленьких ладошках. И от этого мне становилось не по себе. Между приёмами лекарств Чунмёну кое-как удалось накормить полусонного Лу, и даже сейчас он не отходит от нас ни на шаг.

— Поспит — и всё с ним отлично будет. Малыш-то крепкий, — обещает врач.

Мы благодарим его и выходим наружу. У Чунмёна в руках рецепт, у меня — Лухан. Мальчишка так сладко спит в моих объятиях, что боюсь передавать его Киму — вдруг проснётся! На улице сгущаются сумерки, и всё буквально шепчет о наступлении Рождества. Везде включается свет, зажигаются гирлянды и световые фигурки. Люди торопятся к своим любимым, по домам, к друзьям — кто куда. Но их объединяет общее чувство — ожидание чуда.

Все, даже те, кто заявляет, что не верит в Рождество и сетует на отсутствие новогоднего настроения, в глубине души верят в чудо. Верят, что оно обязательно случится. В этом, наверное, и кроется весь дух Рождества. В общности.

Чунмён останавливает машину у подъезда, и мы вместе поднимаемся в его квартиру. Не разуваясь, мужчина проходит в спальню и кладёт ребенка на кровать. Закутав его в одеяло, он плотно закрывает дверь и подходит ко мне:

— Температура Лу снижается. А мне надо обратно на работу. В шесть начнется рождественский утренник, мои родители будут там… — в его голосе ловлю нотки извинения. — Но я нашел тебе весёлую компанию на это Рождество! — торопливо заканчивает Ким, глядя на меня огромными глазами, полными восторга.

Его энтузиазма я разделяю мало, но не подаю вида.

— Не волнуйся за нас, я присмотрю за Луханом, — широко улыбаюсь и перекатываюсь с носочков на пятки. — К тому же это твой идеальный шанс замутить с той медсестрой! Она красотка, да ещё и глаз с тебя не сводит! — хитро подмигиваю Киму.

На этот раз моего энтузиазма не разделяет Чунмён. И даже не скрывает этого. Он мигом становится угрюмым и серьезным. Можно понять, что эта медсестра по какой-то причине его напрягает. Причём довольно сильно. Может, у них уже был роман? В прошлом? Но мужчина прерывает мои догадки ясным и чётким ответом:

— Я с ней не могу. Она нравится моему брату.

Я чуть воздухом не поперхнулась! Совсем не ожидала такого расклада…

— Брату? — переспрашиваю для достоверности.

Но Ким не успевает мне ответить, потому что дверь квартиры распахивается и в неё влетает молодой паренёк в шапке-ушанке и чёрном пальто. От него за тысячи метров разит приключениями и авантюрами, а игривый взгляд тёмно-карих глаз беззастенчиво скользит по моему телу. Потратив на изучение меня меньше минуты, он поворачивается к Чунмёну и выдаёт:

— Хэллоу, братец! Ты просил меня посидеть с ней? Если честно, — он заговорщицки понижает тон, — когда ты сказал «Посиди с моим ангелом», я представлял себе одного из твоих детей, а тут… во те на! Ангел! Настоящий! Хоть стой, хоть падай!

Не замолкая ни на секунду, он переводит взгляд на меня:

— Мадмуазель, вы действительно дьявольски прекрасны! Я — Ким Чонин, брат этой кучки из «надо», которую родители назвали Чунмёном, и будущий секс-символ этой страны. Будем знакомы!