Меня всегда тянуло в музеи. Наверное, с тех пор, как осмысленно стал воспринимать этот мир. Мои ровесники упрашивали родителей сходить с ними в зоопарк или цирк, а я умолял отвести в музей. Этот ни с чем не сравнимый запах, картины на стенах и экспонаты в витринах. Безумно хотелось на несколько минут стать частью этого величественного, молчаливого мира. Тогда я закрывал глаза и начинал фантазировать, представляя себя статуей, золотым кубком или вазой: вокруг люди ходят, разглядывают, восхищаются... а ты стоишь за толстым стеклом витрины, погруженный в свои воспоминания о былой молодости, и тебе нет никакого дела до этого суетного, быстротечного мира. Что такого? Все мечтают, и каждый по-своему... Поэтому меня совсем не волновало чужое мнение.

Как родители относились к этому? Удивительно спокойно. Они не возражали против такой «незаразной болезни» — чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не шаталось по подворотням, не водилось с хулиганами и не торчало сутками у телевизора за приставочными игрушками.

В пятом классе нашу параллель пригласили на экскурсию в один из крупных музеев города — исторический. Конечно, я там знал уже все, даже график работы смотрителей. Первым на нашем пути стал древнеегипетский зал, где всегда зевал, разглядывая полупустые витрины с разноцветной мелочью. Думал, снова будет скучно, но ошибся. С первых слов неравнодушного к Египту экскурсовода по уши влюбился в таинственный и такой далекий мир, который во всей красе предстал в экспозиции из запасников музея.

Музейная «болезнь» внезапно сменилась на древнеегипетскую. Тоже незаразную.

Сначала не на шутку увлекся браслетами, кольцами, серьгами, воротниками из полудрагоценных камней и прочими дорогими украшениями богатых египтян. Вырезал фотографии из старых журналов, которые сдавали в макулатуру, или срисовывал на кальку и собирал их в особом альбоме с подробным описанием каждой вещи. Хотел проколоть уши, но мама запретила до совершеннолетия: дескать, вырастешь, и делай, что душе угодно. Тогда наплел кучу безделушек из разноцветных шнуров и бисера, таскал, не стесняясь, даже в школу. Учителя жутко злились, периодически вызывали отца в кабинет директора. В последний раз он вспылил и на все упреки в мой адрес грозно прорычал: «Школа должна давать знания, а не только смотреть за внешним видом!» С тех пор больше никто из педагогов и слова не говорил мне, только одноклассники по-дружески подшучивали над моим увлечением и приносили пакетики с бусинами и бисером, упрашивая смастерить похожие украшения.

Потом «заболел» египетской мифологией с пантеоном зверо-человечьих богов и богинь. Перечитал кучу книжек, и, под конец, наизусть выдавал полную биографию каждого божества. Особенно любил историю про Осириса в ее бесконечных интерпретациях, каждый раз удивляясь неординарной фантазии древних египтян. Когда не осталось такого бога, о котором я ничего бы не знал, увлекся иероглифами, старательно выписывая их с переводом в словарь, сделанный из толстой тетрадки. Перелопатив труды Баджа, Петровского, Коростовцева и Гардинера, мог спокойно найти на стеле или саркофаге имя владельца, частично перевести надписи заупокойных текстов. Неплохо для самоучки. Однако, и этот аспект оказался успешно изучен к выпускному классу. Тогда затосковал от безделья, причем настолько сильно, что родители забеспокоились, забегали друзьям и одноклассникам, думали, что безнадежно влюбился в какую-то девчонку. Я знал: они заблуждались, только вот объяснить свою тоску понятным языком не получалось.

Но в одночасье все изменилось: в мою жизнь ворвались... мумии!

Все началось с того, что я решил развеяться — побродить по любимым залам и попал на недавно открывшуюся выставку экспонатов из каирского музея. Раньше всегда обходил стороной витрину с мумифицированной головой — до ужаса боялся мертвых: не глядя, перелистывал на другую страницу, если упоминалась в книге такая иллюстрация, но тут любопытство взяло верх. Их оказалось столько... целый зал! С некоторых так и не были сняты погребальные пелены, их украшали сетки из бирюзы или расписанные покрывала. Позднее царство. Золотое плетение. Полосы льна так аккуратно накладывались друг на друга, что образовывали узор из небольших объемных ромбов. И совсем не страшно. А дальше... Я перевел взгляд на соседнюю витрину и вздрогнул. Никогда бы не подумал, что мумия может быть до дрожи такой... красивой! «Тиа. Жрица Хатхор, дочь Рамсеса III, Новое царство, ХIХ династия», — прочитал я на табличке. Бинты, частично убранные много лет назад, уже не скрывали лицо и скрещенные на груди руки. Потемневшая от смол кожа, нос с легкой горбинкой, чуть приоткрытые губы в едва заметной улыбке, под которыми белели ровные зубы; подрастрепавшиеся, когда-то завитые, пряди густых черных волос; длинные пальцы с выкрашенными хной ногтями под оставшимся последним слоем ткани.

Уже с особой жадностью я разглядывал каждый экспонат в этом зале и ловил себя на мысли, что таинственная жрица конкретно меня зацепила.

Попытался найти в научных трудах и журналах информацию о девушке, но постигло разочарование: да, упоминания о ней были, тогда как исторических документах в родственниках Рамсеса III она нигде не числилась. Зачем на музейной бирке ее записали дочерью? Где-то на выцветшем саркофаге смогли прочитать надписи? Вдохновляющая загадка.

Пропуская уроки всеми правдами и неправдами, я пропадал в музее целыми днями до окончания выставки, а когда вошел в прежний зал, то понял, что не смогу жить без мумий, особенно без Тиа...

После выпускного мой аттестат лег на стол приемной комиссии археологического института, что довольно сильно расстроило родителей. Они хотели видеть меня врачом, юристом, на худой конец, учителем, но никак не «могилокопателем» и «черепкособирателем» — так обозвал мою будущую профессию отец. Повозмущавшись, попричитав и подувшись для вида пару недель, они смирились с таким выбором, тем более что я прекрасно сдал вступительные и был зачислен на бюджетное отделение. На радостях проколол левое ухо, как и мечтал, вдел модный крестик. Армия не светила мне целых пять лет — начал отращивать шевелюру, которая вилась кудряшками с младенчества.

Стал откладывать деньги со стипендий, чтобы летом поехать за границу по музеям, но больше всего хотелось в Каир, куда одного категорически не желала отпускать мать. Зато в Европу — без проблем.

В первое лето, не без помощи родителей, выбрался на неделю в Париж... И вместо тихих улочек Монмартра и Эйфелевой башни гулял по египетским залам Лувра. Было так неуютно среди холодного мрамора и вычурных потолочных росписей эпохи барокко, но сочные краски саркофагов, картонных масок и деревянных статуй радовали глаз своей не потерявшей за столетия яркостью. Мумий тоже там хватало, но в основном заката эпохи бальзамирования. Находок любимого мною Нового царства оказалось настолько мало, что больше не захотел возвращаться в столицу Франции.

На следующий год отправился в Лондон, потом в Рим автобусным туром... Но, все равно, безумно хотел в музей Мариэта, чтобы снова увидеть Тиа.

После четвертого курса уже запланировал поездку в Дрезденскую Пинакотеку, как неожиданно приятель Серега позвал за компанию на раскопки в Египет. Сергей — классный парень, старше на пару лет, год назад закончивший этот же институт. Он с легкостью поступил в аспирантуру, лето предпочитал проводить в археологических экспедициях, подрабатывая волонтером. В стенах института Серега пользовался авторитетом у студентов и считался неординарной личностью с необузданной фантазией. С таким человеком даже самая заурядная экспедиция превращалась в незабываемое приключение.

— Санька! Не ломайся! — настойчиво убеждал он. — Подождет твой Дрезден, а тут прекрасная возможность реально подержать лопату, вдоволь нанюхаться пыли, от души покопаться в песке! В планах у доцента каирский музей записан. Там круто! Думай, пока место свободное есть.

А чем черт не шутит? Такого шанса еще долго не выпадет, да еще в такой компании. Наконец-то, смогу попасть в знаменитый зал с мумиями, где покоится таинственная принцесса. Решил ехать. Дрезден никуда не убежит. Для отца я уже давно стал взрослым, к тому же, ехал не в гордом одиночестве. А вот маму пришлось уговаривать в два мужских голоса. Через пару часов она сдалась. Отпраздновав нелегкую победу, вечером перезвонил Сереге и стал укладывать чемоданы.

— Не откопаешь такую же гробницу, как у Тутанхамона, — можешь домой не приезжать! — пошутил отец, провожая меня на самолет, и на прощание по-дружески хлопнул по плечу.

И вот, веселая компания из семи парней и трех девчонок под руководством доцента уже летела над облаками в жаркий Египет. Весь полет Серега травил захватывающие байки про древние проклятия гробниц и бессмертных колдунов-мумий, чтобы отвлечь меня от мыслей, что нахожусь в тысячах метров над твердой поверхностью. Я никогда раньше не путешествовал самолетом, и, как оказалось, до чертиков боюсь высоты. Без фантазий приятеля я бы не дожил до приземления поздним вечером в Каире.

Провалялся с позеленевшей физиономией до утра в кровати и продолжал бы страдать дальше, но Серега позвал на экскурсию в музей. Тут же забыв про свои болячки, за несколько минут оделся и был готов тащиться куда угодно, лишь бы дойти до заветной цели — моей Тиа.

Около музея Мариэта без конца сновали группы туристов. Моему счастью не было предела — я здесь! Думал, что здание будет намного больше и на поиски жрицы уйдет больше времени, но нет: задержавшись у плана эвакуации, который по стандарту был на английском, вычислил за пару минут свой маршрут и незаметно улизнул в сторону зала с мумиями. Шел, как можно быстрее, но и внимания старался не привлекать.

Переступив порог, попал в легкий полумрак, среди которого сияли желтоватой подсветкой витрины с телами фараонов и цариц. Где-то среди них и она. Я бродил среди стеклянных коробов, всматриваясь в каждое лицо. Рамсес II — долгожитель, успешный полководец и самый многодетный отец из всех царей, Тутмос III — опытный стратег, совершивший семнадцать военных походов, Секененра, жестоко убитый боевым топором, Аменхотеп II и его сын Тутмос IV — истинные наследники крови Яхмос-Нефертари, мудрый Сети I, Аменемхет... О каждом я бы мог столько рассказать. А вот и моя Тиа! Скромный гроб с ее мумией стоял в самом дальнем углу. Улыбнулся ей. Ведь столько лет не видел этого лица, красота которого оказалась неподвластной даже смерти. Она ничуть не изменилась за годы. Я встал, как вкопанный, не в силах отвести взгляд от загадочной улыбки. Со своей Джоконда отдыхала где-то в сторонке. В мыслях замелькали строчки сказки о спящей красавице. Может, и она не умерла, а только спит и ждет поцелуя влюбленного принца?

— Санька! — чуть не упал от приличного подзатыльника. — Мы все, как лошади бешеные, его разыскиваем по музею, а он на мумию пялится!

— Серег... Я тут...

— Ага! Рассказывай басни, — на ухо прошептал аспирант. — Смотришь на этот труп сушеный, да таким взглядом... Влюбился что ли? Живых девчонок надо так глазами есть!

— Отстань!

— А поцеловать слабо?

— А вот и нет! — тихо пробормотав, задержал взгляд на ее губах. И вдруг, резко развернувшись, помахал кулаком перед его носом. — Это видел?

— Через пять минут у главного входа. Ждать не будем! — строго произнес Сергей и быстро исчез в дверном проеме.

Если бы не стеклянная витрина, точно поцеловал бы, разбудил ото сна... и плевать, что Тиа — музейный экспонат!

Еще немного постоял, стараясь сохранить в памяти ее образ как можно лучше, а потом опрометью помчался догонять своих, которые уже покидали здание музея.

Я никогда не сомневался в том, что Серега — порядочный человек, и вся эта история осталась только между нами, хотя, весь оставшийся день он подкалывал меня, когда не было посторонних ушей и глаз.

Нагулявшись по Каиру, на следующее утро мы отправились поездом на юг к очередному перевалочному пункту, оттуда грузовиком уже на запад до крошечной деревушки, где ждала бригада археологов, которую мы меняли на раскопках.

Такого захолустья видеть еще не доводилось: немногим больше двух десятков домов их кирпича-сырца, обмазанного глиной и побеленного толченым известняком, крыши из самолепной черепицы или нильского тростника, маленькие огородики с луком, салатом и прочей снедью, поливаемые из глубоких колодцев.

И кто бы говорил, что археологи — нахлебники для местных. Они встречали нас, как желанных гостей. Еда была своя: через день приезжал «караван» во главе с главным стряпчим. Местным тоже перепадало, особенно детворе, да и помощи жителям в свободное время — хоть отбавляй.

Меня с Серегой подселили к одинокой, но очень радушной бабульке. Мы тут же натаскали ей воды, вымели в доме пол, навели порядок во дворе, поправили покосившийся забор у живности, потом разобрали рюкзаки, поужинали и завалились спать.

С утра пораньше нас растолкали девчонки, дежурившие в тот день. Сидя за столом под навесом, всей студенческой бригадой дружно гремели ложками в металлических кружках с чаем, размешивая сахар, ели бутерброды с абрикосовым джемом вприкуску с финиками, приторно сладкими, но с голодухи не то съешь — машина с провиантом опаздывала. Доцент давал инструкции и красочно расписывал рабочую обстановку. Скука полнейшая. Лучше бы по Дрездену сейчас гулял. Серега зевнул, я следом за компанию. Но тут подлетел растрепанный подросток и из подола длинной рубахи вывалил на стол кучу черепков, среди которых доцент тут же заметил фрагмент глиняной статуэтки. Допросив мальчишку с незаурядным ученым пристрастием, начальник тут же поменял план работ, и мы с кирками и лопатами направились по странным ориентирам к месту находок.

Оказалось, что местный пастух задумал вырыть колодец... Ну, и наткнулся на этот мусор, потому что, как показало копание десятерых студентов, там находилась классическая двухтысячелетняя свалка бытовых отходов. Зря только время потратили: целая раскопочная неделя коту под хвост, точнее, верблюду. Зато колодец вырыли отменный!

— Серега... Ты спишь? — позвал я, проснувшись ни свет ни заря.

— Отстань... Сегодня выходной...

— Как?

— Меньше за ужином надо было витать в облаках и бродить по лабиринтам нераскопанных гробниц. Доцент так и сказал: вы-ход-ной!

— Куда рванем, Серег?

— Дай поспать, моль музейная!

— Спи уж, черепконумерователь... — отвернулся от него к стене.

И почему в нерабочий день нормально не спится? Покрутившись с боку на бок и окончательно убедившись, что больше не засну, я вышел на улицу. Было на редкость тихо — даже собаки спали. Вот, что значит, выходной! Ну и спите, а я пошел гулять! Прихватив фляжку с водой, сухари и ради крутого вида большой фонарь, абсолютно бесполезный днем, решил пройтись до места первоначальных раскопок и обратно. Добрался быстро, без приключений, оценил обстановку: ничего интересного, кладбище местных жителей Птолемеевской эпохи. Какая-то скучноватая выходила поездка, ничего сенсационного и захватывающего не ожидалось. А, собственно, что я хотел найти в этом захолустье? Царей же хоронили за сотню километров отсюда... Отправил прекрасное лето, как говорил Серега, верблюду под хвост.

Осмотрев все квадраты и грустно вздохнув, отправился в обратный путь. К завтраку по времени успевал. Если бы доцент заметил мое самовольное отсутствие — ссылка на кухню и место черепконумерователя до конца поездки были мне обеспечены.

Возвращался по замеченным ориентирам — сейчас должна появиться утоптанная за три сезона дорожка до деревни. Должна... но только вместо тропинки под ногами шуршали мелкие камни, и скалы вокруг выглядели какими-то чужими. Так и есть, «заблудился в трех соснах». Надо назад, к раскопу... Но и его тоже не оказалось на своем месте. Чертовщина какая-то! Солнце стояло уже высоко. Часов десять, не меньше. К завтраку опоздал. Начальник уже рвет и мечет... Прощай раскоп, здравствуй керамичка и грязная посуда! Сам виноват. Лучше бы с Серегой дрых дальше, но нет же, шило в заднице спокойно жить всегда мешало.

Сел в тень, достал сухари — перекус заблудившегося неудачника. С удовольствием похрустел, напился теплой воды, прокрутил в голове повинную речь для доцента. Сиди — не сиди, а возвращаться надо. Хорошенько отдохнув, встал. Теперь в путь. Только куда? В раздумьях прислонился спиной к полуразрушенной скале. Что-то затрещало, захрустело... и я, совершенно не ожидая такого поворота событий, как Алиса из сказки про Страну чудес, полетел куда-то вниз. Нехило приложился, аж звездочки-кролики в глазах запрыгали. Закашлялся от взметнувшихся вверх клубов пыли. Пошевелил руками, ногами — вроде ничего не переломал. Натянул на голову рубашку, чтобы не забить легкие гадостью, полежал, подождал, пока воздух не стал чище. Достал фонарь — работает! Посветил вокруг и зажал рот ладонью, чтобы не завизжать, как девчонка: скелет слева, скелет справа, я между ними и клочок голубого неба метрах в пяти надо мной. Галереи ужасов и рядом не стояли! Осмотрелся. Колодец, вырубленный в скале, с гладкими стенами — самому не выбраться. Подо мной — прогнившие доски, замазанные известкой под натуральные скалы. Прекрасная ловушка для таких глупцов, как я...

Итак, дороги наверх не было, точнее, у меня крыльев. Зато в одной из стен нашелся незаделанный проход полутораметровой высоты. Терять уже нечего, и я, согнувшись, шагнул в прохладную темноту. Через пару метров оказался в просторном коридоре со ступеньками, ведущими вниз. Меня окружали чистые, шершавые, немного кривые стены. Куда же я попал? Если это гробница, то где же росписи и барельефы? Дошел до последней ступеньки — вход в помещение. Свет фонаря потерялся где-то в глубине... Небольшой зал? Направил луч вправо и чуть не выронил от испуга единственный источник света. На цепях, вбитых в стену, повис прикованный за запястья мумифицировавшийся труп; из одежды на нем остались ветхий пояс на бедрах да бусы на шее. Египтянин-простолюдин? Рядом в оковах висел еще один, и еще... по обе стороны. На высохших лицах застыли жуткие гримасы предсмертных страданий. Какую же мучительную смерть от жажды и голода они приняли! И за что?

Когда добрался до конца помещения, зубы сами по себе отбивали барабанную дробь, а руки тряслись не хуже, чем у наркомана без дозы. Страшно, но идти надо — составлять им компанию я как-то не собирался. Следующий зал оказался больше предыдущего... Впереди была лишь древняя темнота, пожиравшая электрический свет. Несколько минут уговаривал себя, что тут ничего нет страшного и никто не причинит зла, все давно умерли, а мертвые не оживают и не кусаются. Такое только в фантазиях писателей и режиссеров бывает.

Набравшись храбрости, направил фонарь уже влево... и облегченно вздохнул. К стене был прислонен антропоморфный гроб без крышки. Значит, я нашел в этой глуши настоящую гробницу! Зря сетовал на судьбу: звание «героя раскопок» мне обеспечено до конца работ. Подошел ближе. Ничего подобного в книгах и журналах не встречал: мумия, которая была призвана и после смерти выполнять желания хозяина. Она выглядела так же, как и статуэтки ушебти — работников в загробном мире. Голова и руки не были забинтованы, только сверху накрыты желтой материей, торс и ноги — обернуты в льняную ткань, закрепленную широким поясом с длинными концами, исписанными иероглифами. Открыл лицо: на иссохших веках сохранилась черная подводка, на губах — следы красной краски, пышный парик с длинными косичками закрывал грудь, запястья украшали золотые браслеты с рядами цилиндрических лазуритовых бусин по центру.

Красивая была девушка. Была... Ее мумифицировали так же, как когда-то и Тиа. И тут меня до жути пробрало любопытство: что написано на ее поясе? Такой же текст как на статуэтках или другое магическое заклинание? Зря что ли учил иероглифы?

«Тети-Шери, преданная жрица богини Хатхор, когда я призову тебя, приди ко мне и исполни волю мою... Ибо смерть не есть умирание, а шаг к новой жизни». Странная все-таки надпись, совсем не такая, как на классических ушебти, а последняя фраза вообще была здесь неуместной. Но на этом мое удивление не закончилось. В метре справа стоял точно такой же гроб с почти идентичной мумией, но, правда, черты лица у нее были немного другие. Надпись на поясе была такой же, только имя стояло Мер-эс-анх. А дальше еще и еще! Ка-ра, Мут-Неджемт, Ха-эм-хет... Как же было приятно произносить слова на забытом языке.

Обошел зал по кругу — прохода не нашел, зато насчитал двадцать шесть мумий девушек и четыре — юношей. Всех их снабдили поясами с надписью, которую я прочитал вслух аж тридцать раз в надежде разобраться в этой головоломке. Не тут-то было... Хоть имена всех узнал — маленькая радость археолога-неудачника.

Раз здесь оказался тупик — надо возвращаться и попытаться вылезти там, откуда пришел, а по дороге найти что-нибудь твердое, чтобы в стене шахты дыры продолбить.

Повернулся к выходу, посветил вперед... И тут луч света озарил стоящего передо мной ушебти мужского пола. Отступив назад, от испуга я замахал перед собой фонарем. Мечущийся луч выхватил из мрака четыре фигуры. Удар по руке, и фонарь отлетел на пару метров в сторону. Я так истошно заорал, что у самого заложило уши. Вопил, что есть мочи, и так долго, пока не закончился в легких воздух. Неожиданно в дальнем углу появился дрожащий огонек. Он начал размножаться и перемещаться по залу, опускаясь на пол около стен. Сам я уже трясся от страха, как осиновый лист. Света становилось больше и больше — разгорались десятки старых масляных ламп. Все гробы оказались пустыми, четверо костлявых парней по-прежнему стояли передо мной, а девушки сомкнули полукруг у огромного каменного саркофага, странным образом появившегося за моей спиной.

В голове созрел план побега: снимаю рубашку, машу ей, применяя отвлекающий маневр, хватаю фонарь и даю деру справа от этих трупов. Только я начал реализовывать гениальную задумку, как тут же был сбит с ног. Двое тощих парней подняли меня за подмышки и потащили к известняковому саркофагу, который, судя по размеру и монолитности с полом, был сделан в этом зале еще во время строительства. Третий указал на надпись на плоской резной крышке. Выражая протест, я замотал головой — не буду читать! Что они мне сделают? Спину в то же мгновение обожгла нестерпимая боль: это прошлись по ней острые ногти ушебти, раздирая футболку. Снова жест на иероглифы, мой отказ и новые глубокие царапины на коже. После пятого раза я не выдержал, закивал головой в знак согласия. Меня отпустили...

«Ахет-маат-ра, сын владыки Обеих Земель и верховный жрец богини Хатхор, приди в этот мир, твои слуги ждут тебя, чтобы жить дальше. Да наполнится тело твое силой и вернешься ты в мир живых, как полный жизни и власти, да исполнишь все предначертанное тебе Анубисом. Ибо смерть не есть умирание, а шаг к новой жизни», — запинаясь через слово, громко прочитал выбитые на камне иероглифы. Я же археолог, а не лингвист!

Парни снова поставили меня на колени, сдвинули массивную плиту, вынули из-за пояса ритуальные кинжалы и принялись разрезать пелены на мумии. От тихого потрескивания бинтов по моей коже забегали мелкие и частые мурашки. Я мысленно вспоминал и бога, и дьявола в ожидании воскрешения владельца этой гробницы.

Вот слуги отступили назад, опустились на колени. Из саркофага появилась тонкая рука в золотых наперстках и браслетах, ухватилась пальцами за край. Лампы заполыхали еще ярче, освещая стоявшую уже в полный рост фигуру. Костлявые парни помогли жрецу покинуть свой гроб, подвинули плиту на свое место. Не успел я и рта раскрыть, чтобы задать вопрос о своей участи, как меня бесцеремонно схватили и со всей силы швырнули спиной на плоскую крышку саркофага. Попытался пошевелиться, но смог только глухо застонать.

Тот, кого текст называл Ахет-маат-ра, склонился надо мной, разглядывая сморщившуюся от боли физиономию. И я в свою очередь принялся изучать его. Длинные волосы, заплетенные в косички и украшенные золотыми подвесками, кожа, словно лакированная, следы густой подводки на веках, нос с небольшой горбинкой, чуть приоткрытые губы... Я уже видел это лицо! Тиа! Да, Тиа. Никаких сомнений в сходстве. Так захотелось провести пальцами по впалым щекам, скулам, ненароком коснуться губ. Ожившие мумии — ведь это не сон?

— Ты знаешь Тиа? Она тоже была жрицей Хатхор, дочь Рамзеса III... — прошептав, я попытался дотронуться до его лица.

Но жрец, схватив за запястья, прижал мои руки к холодному камню... и настолько приблизился к лицу, что коснулся своим носом моего. Я почувствовал тонкий запах ароматических масел и слежавшейся пыли. Из последних сил попытался сопротивляться: замотал головой, задергал ногами. Но не тут-то было: египтянин не собирался разжимать пальцы, только еще сильнее, почти до крови, впился пальцами в кожу. Так странно закружилась голова. Казалось, что силы покидают тело, будто их высасывают по глотку.

Вдруг хозяин гробницы ослабил хватку, выпрямился и, немного отстранившись, облокотился на крышку, дав мне возможность рассмотреть себя получше. Я вздрогнул: передо мной уже была не мумия, а живой человек: чуть смуглая, казавшаяся бархатной, кожа, утонченно поведенные миндалевидные карие глаза, красивые, слегка полные губы, но еще впалые щеки, как были прежде. Я протянул руку в новой попытке дотронуться до него, и ужаснулся — она была совсем иссохшая... как у мумии. А жрец усмехнулся и снова коснулся своим носом моего.

— Тиа — моя сестра... — медленно произнес Ахет-маат-ра уже на родном мне языке, разрывая лохмотья, бывшие когда-то футболкой. — Мы двойняшки. Ты ведь любишь ее? Тиа будет рядом с тобой: близко, долго. Я могу осуществить самые заветные мечты... У тебя они совершенно не такие, как у других. Ты согласен?

Конечно, я желал этого больше всего на свете. Кивнул — говорить не было сил, язык не хотел слушаться. Жрец сделал жест рукой, служанки подошли и склонили головы. Я пригляделся. Нет, это не был обман зрения, они были тоже живыми, как и их хозяин, и такими красивыми: обветшавшая ткань едва скрывала смуглые стройные тела, руки в золотых браслетах сжимали маленькие глиняные лампы, а покрытые алой краской губы шептали странные заклинания.

Двое парней стащили с меня оставшуюся одежду; девушки, нежно прикасаясь ладонями, покрывали тело ароматными маслами, заплетали волосы в косички. Ахет-маат-ра довольно улыбался, наблюдая за происходившим, потом стал снимать с себя все украшения и надевать их уже на мои руки. Я лежал, не оказывая никакого сопротивления, не было сил даже шевельнуть пальцами, просто блаженствовал, совсем не задумываясь о том, что будет дальше. Ведь такое внимание бывает в жизни не часто...

А дальше, начиная с ног, меня стали оборачивать погребальными бинтами: ступни, бедра, живот, грудь, шея... Паника охватила рассудок, когда осознал реальность происходившего.

— Ты помог заблудиться? — невпопад задал вопрос, пытаясь освободить руки.

— Истина, — с грустью ответил Ахет-маат-ра. — Это место пустынно. Меня не разбудили те, кого я просил. Ты видел, что с ними сделали. Век за веком ждал человека, что сможет прочитать заклинание, но были лишь неграмотные бродяги, пастухи и грабители могил. Какой от них толк? Я благодарен тебе за свое воскрешение.

— Что со мной будет дальше?

— Станешь музейным экспонатом. Титул Верховного жреца богини Хатхор устраивает? А мое имя? Займешь место в зале мумий в каирском музее рядом с Тиа...

— В музее? — такой поворот событий испугал, но вырваться из полос, обвивших тело, я уже не мог. — Когда меня найдут?

— Скоро. Как только мы уйдем. Ты устал. Закрывай глаза. Смерть не есть умирание, а шаг к бессмертию и вечности, — успокоил Ахетмаатра на прощание и после недолгих раздумий добавил: — Прости меня, если сможешь.

— Если я не буду рядом с Тиа... — из последних сил прошептал я сквозь бинты, ложившиеся на лицо.

— Будешь! Слово Верховного жреца Хатхор!

Веки сами закрылись. Потянуло в сладкий сон. В то же мгновение чудовищная боль от удара пронзила мой затылок... Да такая, что распахнул глаза.

В полумраке с трудом различил знакомые предметы и сидевшего рядом человека.

— Санька! Слава Богу, очнулся! — знакомый голос радостным криком резанул по ушам.

— Серега?.. — простонал я.

— Молчи уж. Видать, солнышко нехило долбануло тебя по макушке, — он положил мне на лоб холодный компресс. — Какого черта понесло тебя одного невесть куда? Забыл про технику безопасности и инструкции на раскопках? Весь выходной нам пустил стаду верблюдов под хвост.

— Сколько я был в отключке?

— Пару часов после того, как нашли. Не очухался к вечеру — повезли бы тебя в близлежащую клинику. Доцент даже машину не отпустил за едой: завтра разгрузочный день будет: чай с хлебом и хлеб с чаем.

Я попытался сесть, но Сергей повалил обратно на кровать.

— Дернешься — привяжу! Пойду, доложу о твоем воскрешении, — рассмеялся он и ушел.

Я снова закрыл глаза, прокручивая в мыслях странную встречу с ожившей мумией. Неужели это бред от солнечного удара? Слишком уж все реально...

Вскочил с кровати, схватил стоявшую возле стены кирку, сунул за пазуху фонарь и, шатаясь, бросился вон из дома. Добежал до раскопа. А теперь куда? Принялся вспоминать свои скитания. Все не то: тропинки, скалы, камни... Я найду! Я же был там! Хотя, вот, похожее. Да, один в один, вспомнил. Это место!

Со всей силы принялся долбить киркой по скале. В стороны разлетались куски природного камня — никакого намека на штукатурку и деревяшки. Какой же я дурак... Это всего лишь галлюцинации от перегрева! Никакой гробницы здесь не было и быть не может. Со злости отшвырнул кирку, прислонился к скале рядом с выбоинами и тут же почувствовал под спиной хруст. Я опомниться не успел, как приземлился на дно вырубленного в скале колодца. Вокруг клубилась пыль и оседала тонким слоем на моей одежде и коже. Пару раз чихнул, закрыл рукавом нос. Ощупал руки и ноги. Кости вроде целы, только головой хорошо приложился. Уже второй раз за день. Вытащил фонарь, осмотрелся вокруг: скелет слева, скелет справа, я между ними точно посередине и клочок голубого неба метрах в пяти надо мной. Вот черт! Это все сейчас на самом деле! Как же мне повезло с солнечным ударом. Точно будет мировая сенсация — нетронутая гробница жреца Хатхор Нового царства. Представляю, как удивится отец моему открытию. Чем я хуже Говарда Картера или лорда Карнарвона?

Надо идти вперед! Мумии только в воображении оживают, а, на самом деле, они мертвее мертвого. И бояться здесь мне совершенно нечего: я же не принц из сказки, что оживляет принцессу. Хотя... я бы не отказался от еще одной встречи с воскресшим Ахет-маат-ра. Может, он и, правда, исполнит мою мечту быть рядом с прекрасной Тиа, и если не в этом мире, так хоть за стеклом музейной витрины?

P.S.

Неделю спустя все известные каирские газеты пестрели однотипными статьями на первой полосе: «Сенсация! Новое открытие потрясло ученый мир! В Египте группой студентов-археологов было найдено уникальное захоронение. По своей значимости это событие может сравниться только с открытием Говардом Картером гробницы Тутанхамона.

Впервые ученые обнаружили пустые саркофаги, приготовленные для ушебти в полный человеческий рост, сундуки с украшениями и погребальной утварью, а также нетронутую мумию принца Ахет-маат-ра — жреца богини Хатхор. Все находки перевезены в каирский музей для пополнения выставочной коллекции и исследований. Самый главный экспонат занял свое место в зале мумий рядом с останками девушки по имени Тиа, жрицы этой же богини».

И лишь в одной русскоязычной газете, издаваемой в предместье Каира, в колонке происшествий была скромная заметка: «На раскопках в Египте близ деревушки Избат-Харби пропал студент-пятикурсник русского археологического института. Его поиски в течение двух месяцев не увенчались успехом... Египетское правительство принесло свои соболезнования родственникам пропавшего».