7 лет спустя

Лучи осеннего, послеобеденного солнца проникали сквозь настежь закрытые портьеры, окрашивая тусклым светом небогатое убранство комнаты. Принесенные светом пылинки, равномерно разлетались и по дубовому паркету темных тонов, и по изголовью односпальной кровати на резных ножках, и по прибранному секретеру, где покоились чернила и туго перевязанные многочисленные листы. Какая-то их часть неспешно опустилась на поверхность овального зеркала, с кованной металлической рамой бронзового оттенка. Настольные деревянные часы, лакированные и украшенные причудливым орнаментом, издавали громкое тиканье, которое, словно отбиваясь от шершавых стен, распространялось на всё помещение. Маленькие чёрненькие стрелки уверенно приближались к римскому числу семь, когда резким движением руки препятствие солнечным лучам было ликвидировано.

Женщина деловито провела руками по строго собранным к затылку волосам. Шуршание, издаваемое подолом батистового платья цвета виноградного сока, нисколько не отвлекало её от привычного по утрам занятия - поливки цветов. Капли неаккуратно расплесканной воды неторопливо стекали по глиняному горшку кофейного оттенка, а медная лейка ненадолго застыла в воздухе, пока завершающие строки романа приковали всё внимание комнатной садовницы. Поспешно положив сосуд неподалеку от стопки пожелтевших папок, она облегченно выдохнула, вернувшись в реальный мир.

Напевая себе лиричную мелодию под нос, Адриана принялась перебирать содержимое ящиков, тщетно пытаясь отыскать заветную особенную печать, так почетно врученную ей какие-то две недели назад. Однако вместо этого она лишь наткнулась на то, что на первый взгляд выглядело, будто остатки мукулатуры. Однако детальное рассмотрение выявляло бережно хранимые газетные вырезки. Самой старой из них уже исполнился шестой год. Чуть ниже новости о поджоге святилища Аранцазу, коий поступок по праву считается одним из наижесточайших примеров зверства карлистов, была объявлено:

"La Publicitat

Состоялась помолвка герцога Хавьера де Тордера и сеньориты Елены Рамирес."

Из двух статей её меньше волновала о ходе гражданской войны, которая итак свирепствовала все эти годы, не давая ни на день хоть одному поданному королевства забыть о себе. Адриана хранила её, во-первых, потому что грех было не посмеяться над проказами судьбы. Тандем действительно был как нельзя гармоничен: он искал легкую денежную наживу, и по ошибке просчитался в скупости сеньора Рамирес, а Елене и её матери нужна была солидная партия, и, обманувшись его титулом, они получили красивого, но гнусного альфонса. Во-вторых, это считалась её первая собственно приобретенная газета в роли учительницы младших классов в женском пансионате имени святой Марии де Артаган.

Вопреки ложно сложившемуся у девушки мнению, что подобные учебные заведения открывались государством и имели возможность обучать множество учениц, на деле же выявилось, что только частным и духовным лицам позволялось обосновывать пансионы, а, следовательно, обучение в этих стенах могли себе позволить лишь состоятельные представители общества. К примеру, в их собственной небольшой школе-интернате насчитывалось от силы тридцать воспитанниц. Для их родителей было выгодно отправлять дочерей на пять-шесть лет в образовательное учреждение, которое служило им также и местом жительства, а после возвращения поскорее сбывать с рук, выдавая замуж. Невеста, обученная грамоте, французскому и основам наук имеет больше шансов подцепить супруга побогаче, чем её менее удачливые конкурентки.

Как бы просто это не выглядело со стороны, а попасть преподавательницей в один из таких пансионатов оказалось отнюдь не лёгкой процедурой. Если девушка так горела принести себя в жертву на алтарь знаний, ей следовало получить некое особое разрешение в министерстве образования, а для того, чтобы получить этот документ, необходимо иметь при себе сертификат о преподавании, который выдают только после нескольких лет работе в школах, для устройства в которые надобно то самое разрешение... Иными словами, без связей невозможно попасть даже в эту до жалости не прибыльную отрасль труда. К счастью, у Адрианы было нечто покрывающее отсутствие связей - деньги. И как не удивительно, она лишалась значительной их суммы на каждом этапе становления учительницей как в министерстве, так и в назначенном ей пансионе.

Следующая вырезка была более ценна и моложе на пару лет предыдущей. Возможно, она была и самой трагичной из всех имевшихся на данный момент. Девушка выдохнула, проводя пальцам по строгим печатным буквам:

"Diario de Cataluna[2]

Военный суд принял на рассмотрение дело о сокрытии участника карлисткого восстания одним из командиров королевского флота. Маркиз де Лавера предстанет перед присяжными двадцать четвёртого июня и будет осужден по всей строгости закона. Ожидать ли нам расстрела? Почему посреди гражданской войны сторонники правящей партии повсеместно практикуют казни собственных офицеров?"

Прочитав случайно в руках у сестры Карлы этот кричащий заголовок одной из самых продаваемых газет в регионе, Адриана едва не выронила из руки фарфорувую чашку. Это был недолгий перерыв между занятиями, и, собравшись в учительской, преподаватели, включая как монахинь, так и наемных учителей вроде неё, неторопливо подкрепляли силы. В их, откровенно говоря, не самом дружелюбном коллективе, малейшее подозрение было чревато скрытными расследованиями, а дать всплыть её связи с любым представителем мужского пола значило поставить крест на учебной карьере. И это несмотря на её ежегодный благотворительный взнос в бюджет пансиона. Девушка смогла лишь разыграть легкое головокружение и попросила заменить её на первых минутах урока, пока она придет в себя. В тот период она только преподавала арифметику, ибо французский был ей неизвестен, а английский мало кого волновал. Оставшись наедине со злосчастной новостью, Адриана перелистала газету в поисках хоть какого-то намёка где этот чертов суд состоится, но тщетно. Ей оставалось лишь вырвать ненавистную страницу, спрятав в строгий корсет.

С того дня его судьба была покрыта мраком. Адриане, может, и хотелось, как подобает остросюжетной героине, броситься в зал суда посреди вынесения приговора и сбежать с ним, но, увы, жизнь не в настроении подражать сценаристам бразильских сериалов. Какой город? Какой адрес? Она не знала ровным счётом ничего, и это неосведомленность и неспособность повлиять на события угнетала её больше всего. Даже если его, упаси Боже, расстреляли, Адриана не могла бы выяснить и местонахождение могилы, ибо была прикована к своему месту, так как в любой стороне в радиусе десятка километров разворачивались военные действия. Одна наиболее весомая битва состоялась совсем неподалёку от пансиона, и даже если в печати, единственным способом связи с миром, и были какие-то новости касательно суда, то до неё они по любому не добрались.

Ещё до упомянутого знаменательного сражения, после которого учебное заведение в срочном порядке переквартировали в госпиталь и десятки раненных солдат заполонили маленькие комнатные помещения, Адриана чувствовала на себе открытую недоброжелательность некоторых монахинь. Во-первых, всех угнетало как она, такая молодая, имела на руках внушительное состояние и распоряжалась им по своей воле. Не раз, пробираясь среди вечера вдоль покрытых мраков коридоров, от стен которых словно сочилась морская влажность, девушка невольно слышала в свой адрес предположения, самым популярным из которых считалась роль богатой вдовы. Некоторые даже готовы были сделать её виновной в скоропостижной кончине несуществующего супруга. Во-вторых же, бросившись, как истинная Джейн Эйр, в рутинную жизнь сельской учительницы, она немного не рассчитала какие строгие порядки царят в покровительствуемых церковью учебных заведениях. Ну могла Адриана представить, как лимитировано им разрешено преподавать точные науки, в особенности географию, и как много значения они придают физическому труду. Так, например, во второй половине дня ученицы занимались рукоделием, которым девушка совсем не владела, под пристальным наблюдением монахинь-настоятельниц. Опрометчивые попытки принести просветление в их головы, хотя бы преподавая основы физики и биологии, очень строго порицались главной монахиней - той самой сестрой Карлой. Адриана была вынуждена стоять по стойке смирно в комнате у женщины и выслушивать полчаса исповедь о том, куда могут занести женщин увлечение сатаническими науками. Промахи учениц здесь наказывались очень строго: день без еды за невыполненное поручение, одиночное заточение за грубость к старшим. Было ещё и битье розгами, но пока при Адриане их в обиход не пускали. Видимо, они для самых крайних случаев - например, интрижки с ухажёром.

Когда всем жителям скромного пансиона святой Марии де Артаган пришлось сменить строгую сине-коричневую форму преподавателей и учениц на ещё более строгий обряд медсестёр, начался какой-то кошмар. Все хрупкие барышни, теряющие сознание при малейшем стрессе и пользующиеся нюхательными солями больше, чем пером для письма, были никудышны в моментах, когда солдатам требовалась срочно вправлять вывихнутые руки и наносить швы после далеко не санитарных хирургических операций. Ох, сколько же ей пришлось выслушивать от сестры Карлы про свои шаткие нервы, ибо вид крови и открытых ранений тоже не приводил её в восторг, и неспособность из-за этого послужить достопочтенным примером воспитанницам. Эта женщина буквально взъерошилась на неё за нехватку рук и не глумилась прилюдно причитать об этом. Но это было лишь полбеды. Бедняки военные были до того измучены ужасами войны и истоскованы по женской ласке, что готовы были рассказывать симпатичной девушке, перевязывающей их запястье в тишине плохо освещаемых комнат, буквально обо всём. А когда на их: "Вот я выздоровею и отыщу тебя" кидаемое так щедро каждой из медсестёр, зелёные озорные глазки сужались в подавленном смехе, мужчинам непременно хотелось бросить ещё хоть одну глупую фразу, заставив этот момент повториться. Приметив эту практику, сестра Карла однажды вынесла её почти силком в коридор, прошипев на ухо:

— Знайте своё место, сеньорита Кастильо. Ещё хоть раз замечу подобное, окажетесь на улице.

Проходили недели, поступали тяжело раненные, контуженные на всю жизнь, те, кто останутся калеками, и те, кто уже вряд ли когда-либо вспомнят своих имён. Немало бедолаг испустили в этих стенах последние вздохи, дополнив унылые ряды безымянных могил. Помимо всеобщей угрюмости и отчаянием от происходящего, Адриана была ещё и немало угнетена неизвестностью о судьбе Фернандо. Она бы многое отдала, чтобы встретить его на одной из этих коек. Не с серьёзным ранением, конечно, но знать хотя бы, что он избежал ужасной участи расстрела в роли предателя, коим никогда не был. И как интересно в эти моменты себя чувствует их мать? Молила одного сына прикрыть грешки второго, и теперь ему придётся расплатиться за это собственной жизнью. Ей мало того, что его в детстве по её вине недолюбливал собственный отец? Была ли между маркизой и неким другом семьи непозволительная связь никому уже не будет точно известно, но заставить страдать собственного ребёнка за ошибки молодости - это верх материнского безразличия. Адриана не могла понять её не как женщину, не как мать.

В один из долгих и нескончаемых вечеров, какие были свойственны в периоды особо тяжелых сражений, медсестры до того выбивались из сил, что просто валились без ног на скромно расположенные в углах табуретки. Здесь им открывался вид на многочисленные ослабленные тела молодых воинов, отдающих свою жизнь за интересы богатых и властных, кто не удосуживался вступить на поле битвы хоть раз в жизни. В дверях расположился военный врач, безрадостными глазами обводя помещение. Не хватало медикаментов, марлей и рук, а эти бедолаги поступают сюда без конца и краю. Он давал неутешительные прогнозы, отгоняя от своего потного тела надоедливых мух, стоявшему рядом невысокому командиру роты. Тот же, от волнения закручивая кончики усов, не мог не высказаться о том, как чревато будет для всей королевской армии не выдержать натиска карлистов в этом регионе. Если они дадут им проход до Барселоны - Каталония будет потеряна.

Её глаза слипались от усталости, а колени ныли от продолжительной ходьбы в течение дня. Сейчас выдалась удобная возможность немного вздремнуть, и, прислонившись поудобней к стенке, Адриана закинула к верху голову, натягивая чепец медсестры на лоб. Взгляд некоторое время блуждал по тускло освещенному помещение, серо-желтому потолку и почти погружаясь в царство морфея, ей померещилось, что всё расплывается в её сознании. "Наверное, голод" — подумала девушка, невольно прищуриваясь, а после совсем проснулась, заметив, что над одной из коек поднимаются клубы дыма. Молодой солдат неторопливо выкуривал сигару, намеренно растягивая дорогостоящее удовольствие. Прежде чем Адриана заставила себя встать с места и предупредить больного о вреде курения в его положении, рядом лежащий с ним товарищ опередил её, произнеся негромко:

— Хей, — он откашлялся в свой грязный платок, — сейчас набегут монахини и начнут причитать над ухом.

— Да, Бог с ними, — спокойно ответил курящий, продолжая проявлять неосторожность. — Ещё вчера я был нормальным мужчиной, собирался вернуться с войны героем и жениться на дочери викария, а сегодня мне ампутировали ногу. Ещё и есть вероятность какой-то инфекции.

— Что это? — не понял его изрядно вымотанный собеседник.

— Врач шептал медсестре, когда думал, что я без сознания. Недолго мне осталось короче, — мужчина снова затянулся и выпустил вдвое больше дыма, чем в предыдущий раз. — Да и к тому же, как говорил мой командир, какой меня из меня офицер, если я не могу выкурить пачку сигар в день?

Девушка застыла на месте, напрягая весь свой слух, чтобы получше расслышать негромкий диалог в пяти метрах от себя. Чье-то сопение и храп значительно препятствовали этому.

— Ааах, и я слышал подобное, — раненный с проблемами в лёгких явно не желал продолжать тему о личных страданиях солдата. — В каких войсках ты служил?

— Ещё две недели назад был первым капралом на фрегате, а потом добровольно завербовался в сухопутные ряды. Поговаривали, что людей не хватает и жалованье больше. И вот пожалуйста, — его переполняла обида на жизнь. — Лучше бы остался на палубе.

— Не ворчи много, — нетерпеливо протянул второй. — Сейчас с двух сторон атакуют наш флот. Не завидую бедолагам.

— Да я бы не пропал, — продолжал предаваться мечтам калека. — Наш капитан тот ещё чертюга. Из пекла выберется и не обожжется. Однажды вырулил из такого шторма...

— Кто он? — без интереса перебил собеседник.

— Де Лавера, — наступило минутное молчание, пока солдат снова затянулся. — Если бы не этот аристократический снобизм, то толковый малый.

— Все эти аристократы такие - перепрыгивают через звания за счёт связей, а потом собачатся с этими связями, развязывая войны, — его мало волновал этот капитан, неприятный кашель раздражал своей частотой, и хотелось куда-то выплеснуть накопившееся раздражение. — Вот посмотришь, этот твой толковый малый через месяц станет полковником и понесет без сожаления таких, как ты и я, прямо под огонь.

Дальнейший диалог мало волновал Адриану. Она не стала препятствовать их курению, да и не до них ей уже было. Раз этот раненный говорил о Фернандо, как о действующем капитане фрегата, значит он каким-то чудом избежал приговора. Не то, чтобы она верила в обратное, но как же всё-таки приятно удостовериться в благоприятном исходе событий, насколько они могли быть благоприятны в данной ситуации. Нельзя отрицать, что была в словах солдата доля правды - Фернандо действительно способен выкарабкаться из любого пекла.

Девушка аккуратно сложила измятый заголовок, и вернула его на место к остальным. В чрезвычайном военном положении их пансион провёл не так уж много времени, однако, за это время она успела встретить ещё одну личность, немало всколыхнувшую её жизнь. Это произошло в один из последних дней, перед тем как королевской армии с подступившей поддержкой из Мадрида удалось отбросить противников, подгоняя их на северо-запад к горным перевалам.

Совсем молодой парень получил пулевое ранение в ребро, и несмотря на то, что его успели доставить вовремя, помочь ему измученный и уставший врач особо не мог. Потеряно слишком много крови. Его выхаживать, вернее по возможности уменьшать предсмертные муки, было поручено Адриане. Обычно в таких случаях пациентам следовало бы давать опиум, заглушающий боль, но как известно с поставкой медикаментов была проблема, и девушке приходилось наблюдать то белеющее, то краснеющее вспотевшее несчастное лицо молодого офицера. Высок, красив и с умным взглядом - а ведь он мог бы счастливо жить, причём долго. Может, ему было предначертано стать великим учёным или первооткрывателем, а шальная пуля разрубила судьбу в одно мгновение. Бедолага бился в конвульсиях, а потом, уставив стеклянные глаза на неё, внезапно замер.

— Корнеллия, — прошептал он еле слышно. Адриана решила, что ей это мерещиться, но несчастный сжал в тиски её запястье, не давая промочить в очередной раз алую от крови марлю.

— Я не Корнеллия, сеньор, — пытаясь вырваться, произнесла она.

— Ты не узнаешь меня? — его глаза были полны неподдельной физической и душевной боли. — Это же я - Энрике.

— Пожалуйста, не делайте резких движений, — предотвращая его попытку встать на локти, отговаривала Адриана. — Вы меня с кем-то путаете.

Энрике зажал кулак во рту, дабы не дать душераздирающему крику вырваться в наружу. Место раны жгло и будто пожирало всё его существо. Парень снова бросился на подушки, не спуская глаз с медсестры. Внезапно, он начал резко искать что-то во внутренних карманах своей излохмаченной военной формы.

— Прошу вас, — безрезультатно просила девушка его не растрачивать попусту силы.

— Смотри, — он вложил ей в ладонь маленький портрет овальной формы, на котором была изображена молодая черноволосая девушка с ярко-выделенными зелёными глазами. На обратной стороне от руки было написано: "Корнеллия Белен Гонзалес". От этого открытия у девушки задрожали руки. Как такое вообще возможно? Почему её преследует образ этой Корнеллии? И кем ей приходится этот бедняга? Она снова перевела взгляд на извивающегося в предсмертной агонии парня и ошеломилась от собственного открытия. Как говорила прислуга: "Сбежала с сыном рыбака - Энрике"? Неужели мир настолько тесен, что и им суждено было встретиться?

— Корнеллия, — произнёс он ещё более отчаянным голосом, схватив Адриану за ладонь. — Посиди со мной, мне недолго осталось, — она неосознанно повиновалась его просьбе, усевшись на край. Энрике с трудом держался, лицо его пылало от жара, охватившего отчаянно борющееся тело. — Расскажи мне о детях. С ними всё в порядке?

Девушка молчала, наблюдая, как с каждой секундой несчастный всё больше лишается сил. Сознание парня было затуманено болью, не в силах различить свою жену от незнакомой девушки. Его глаза смотрели на неё с такой мольбой и надеждой, что она не нашла в себе силы дальше отрицать его галлюцинации. В конце концов, она столько притворялась Корнеллией ради собственной выгоды, почему бы не сделать этого ради умирающего человека? Адриана набрала в воздух лёгкие, и накрыв его еле живую ладонь своей, произнесла:

— С ними всё в порядке.

— Бланку больше не мучает простуда? — Энрике неотрывно смотрел на неё, с трудом сдерживаясь, чтобы не заорать от снедающей боли.

— Нет, не мучает, — она старалась выглядеть как можно сдержанней, хотя только один его измученный вид сводил её с ума. Как же неприятно и страшно сидеть рядом, наблюдая, как смерть протягивает к человеку костлявые руки. В последние недели тяжело больными занималась сестра Карла, ей же приходилось только видеть, как бездыханные трупы покрывают простыней и выносят.

— А мальчики, — не унимался несчастный. — Игнасио, Карлос и... — его лицо вновь исказила судорога. — Они в порядке? Не доставляют тебя хлопот?

— Нет, не доставляют.

Энрике, как ей показалось, облегченно вздохнул, пытаясь, как можно спокойней перекатиться на спину. Парень продолжал держать её руку, устремив взгляд на потолок. Рассматривая его профиль, Адриана удивилась насколько он был молод - ему не было и двадцати пяти. Учитывая то, что конкретного возраста Корнелии никто не называл, оставалось предполагать, что они ровесники. Сделав в голове арифметические расчёты, чтобы отвлечься от страдальческого вида раненного, девушка едва не ахнула. По её подсчётам, Корнеллию отправляли искать мужа, на секундочку, чуть ли не в четырнадцати-шестнадцатилетнем возрасте. Какой ужас. Удивительно, как её вообще могли принять за подростка.

Он умер спустя полчаса, так и застыв, сверля стеклянным взглядом потолок. Его смерть констатировали также, как и сотни других несчастных до него, а после перенесли, освобождая койку для ещё живых пациентов. Адриана хотела плакать, ей было искренне жаль, что он погиб такой молодой, оставив женщину и стольких детей без опоры, а ещё было обидно, что он продержался в самые ожесточенные периоды битвы и пал под самый конец. Однако у неё не вышло. Нехотя, она увидела так много погибших в схожих обстоятельствах молодых ребят, что если бы плакала по каждому из них, то умерла бы от обезвоживания. Девушке осталось лишь подчиниться инструкциям врача и, обследовав внутренние карманы его мундира, установить личность. Единственное, что удалось найти, был конверт с письмом, на котором красовался адрес отправителя - деревня Гарраф, и имя получателя - Энрике Джузеппе Рока. Для составления списков погибших этого было достаточно, а для утоления интереса Адрианы нет.

Она вскрыла письмо, убедившись в своих предположениях, что оно было от Корнеллии. На исписанном клочке бумаге было так трудно что-то разобрать, так как новые строки были написаны между предыдущими в целях экономии бумаги. Ничего сверхъестественного Адриана не встретила в тёплых и простых пожеланиях удачи и рассказах о доме, приправленных постоянной надеждой на его скорое возвращение. Никаких высокопарных фраз, жарких клятв и признаний в вечной любви, однако, от их переписки девушку бросило в жар. Какая горестная несправедливость: Корнеллия даже не узнает о том, что он погиб - никто не посылает письма соболезнования семьям погибших, уж слишком мало средств. Несчастная девушка будет ждать его до последнего, а даже тогда, когда уверится, что муж мёртв, ей некуда будет сходить на его могилу, ибо солдат хоронят неподалёку от пансиона, на прежнем лугу, что теперь служит кладбищем.

В этот момент к ней подкралась заманчивая мысль: она сама поедет по указанному адресу и известит своего судьбоносного двойника. Эта идея не давала Адриане покоя последующие две недели, пока она наконец не взяла волю в кулак и не заявила об этом сестре Карле. Та строго покачала головой, не поверив поначалу мотивам молодой преподавательницы, потом всячески отговаривала, мол, не дело ей путешествовать одной посреди такого не спокойствия, но после длительных уговоров была вынуждена уступить. Загадочная всё-таки эта Адриана, ни черта не поймешь, что ею движет. Хочет рисковать - пусть рискует!

Приближаясь к убогому одноэтажному домишке, на которое ей сразу указали жители небольшой деревни, как место жительства Корнеллии Рока, она готова бы поклясться, что её ноги превратились в вату от волнения. Ей ещё ни разу не приходилось приносить такие трагические новости, также, как и встречаться с той, чью личность она на время позаимствовала. Адриана улавливала в ушах удары собственного сердца, сильнее пряча голову в капюшон. Уже в десяти метрах от дома слышался рой детских криков и непрекращающийся топот. Двое мальчишек выскочили из-за угла в своих поношенных и не заправленных рубашках, размахивая руками в которых красовались самодельные деревянные сабли. Где-то неподалёку кудахтала пара куриц, пытаясь отбить недостающий корм у надоедливых гусей. Никто не обратил внимание на таинственную незнакомку, и девушке осталось лишь вступить на деревянное крыльцо, постучав пару раз. Учитывая, что и в доме царил шум и гам, Адриана решила не тратить время на вежливое стучание долее и, отворив дверь, прошла во внутрь.

Не успев сделать и пары неуверенных шагов, как из ближайшей комнаты недовольно выходил ребёнок, хмурясь и крича от того, что мать его тянет за ухо в воспитательных целях. Причитания и нравоучение на повышенных тонах за разбитую чашку могли бы продолжаться долго, если бы все присутствующие не заметили незваного гостя. Немного полноватая молодая женщина сперва попятилась от страха, а потом приказным тоном, который пропал в рое детских голос, спросила, чего Адриана изволит.

— Я бы хотела с вами поговорить наедине, — неуверенно пробормотала девушка так тихо, что пришлось повторить ещё пару раз, чтобы её услышали, — сеньора Рока.

Удивленно и с неким подозрением Корнеллия выдворила свою внушительную детвору на улицу, оставшись наедине с незнакомкой. Наблюдая за её расторопными движениями, по-взрослому строго сшитой моделью недорогого платья, натянутыми на упитанный конечностях рукавами - Адриане бы и в голову не пришло, что их с этой девушкой могли когда-то спутать. У хозяйки скромного дома, на заднем дворе которого прозябали без дела рыбацкие сети, были достаточно мягкие черты лица: округлый подбородок и щёки, немного вздёрнутый кончик носа, а также овальные, какие часто воспринимают за добрые, глаза. Да, иссиня-чёрная копна волос наряду с цветом зрачков их однозначно объединяла. Тем не менее, они никак не походили на идентичных близнецов, скорее на очень похожих сестёр.

— Я могу узнать причину визита, сеньора? — наконец нарушила Корнеллия молчание, разглядывая гостю с высоты плетенного кресла.

— Зовите меня Адриана, — вымолвила на выдохе она, нервно теребя в руках письмо Энрике. — Я работаю учительницей в женском пансионе святой Марии де Артаган, в городе Сиджес.

Адриана замолкла, набираясь сил. В комнате царила напряженная тишина. Корнеллия не спускала с неё глаз. Сам вид неизвестной учительницы, её сосредоточенные и задумчивые черты лица, опущенный на пол смятенный взгляд, намекали о том, что в их разговоре ожидается мало чего приятного.

— До предыдущей недели мы не могли проводить занятия, так как, — желая как можно тактичней подобраться к причине визита, наматывала она круги, — мы помогали раненным в сражении солдатам.

Хозяйка дома всё также смотрела на неё с легкой полуулыбкой и чувством недоумение. Её вид так и говорил: "Это всё, конечно, очень занимательно, но причем тут я?".

— Одним из которых был ваш муж - сеньор Рока, — говорить становилось всё тяжелее, а немое слушание собеседницы только усиливало волнение. Девушке было бы легче, если бы она кинулась на неё с расспросами. — К сожалению, его больше нет.

— Это значит он больше не ранен? — спросила моментально Корнеллия, переменившись в лице.

У Адрианы предательски задрожали губы и пересохло горло - какое же это всё-таки мерзкое чувство - становится причиной и свидетелем чьей-то трагедии. Она лишь сглотнула, протянув трясущейся рукой найденное письмо Энрике, как доказательство того, что это единственное, что от него осталось. Вдова энергичным движением выхватила его, поспешно вскрыв, словно там могла быть иная новость, однако, обнаружив до боли знакомые строки, она вскрикнула, подобно попавшему в капкан животному, схватив руками голову. Этот крик был до того пронзительным и душераздирающим, что в какой-то момент все надоедливые посторонние шумы затихли, а Адриана едва не подпрыгнула на месте.

— Мне очень жаль, — вымолвила она, наблюдая за тем, как сотрясалась Корнеллия в рыданиях, продолжая пребывать в скрюченном положении. На эти слова, также, как и на миллион других успокоительных, что могли быть сказаны в этой ситуации, женщина не отреагировала.

В помещении не было слышно ничего кроме громких всхлипываний, и беспокойных шагов невольного свидетеля человеческого несчастия. За окном дети продолжали также беззаботно резвиться, словно тёмная туча не нависла прямо над их головами, готовая вот-вот метать гром и молнии. Адриана насчитала пятерых малышей, они все были практически погодками. Проводя от волнения пальцем по стеклу, она невольно вырисовывала примитивные геометрические фигуры, терпеливо дожидаясь, когда Корнеллия немного придёт в себя.

Подняв покрасневшее и опухшее от слёз лицо, женщина обвела комнату и вестницу несчастного послания чужим взглядом. В один миг вся её жизнь потеряла привлекательность и очарование, которые вели её, невзирая на незнание этих понятий, все последние годы. Теперь эти стены больше не походили на построенное тяжелыми трудами семейное гнездо, теперь это лишь жалкие деревянные балки, кое-как обклеенные дешевыми обоями, что уже пожелтели у плинтусов. А она больше не счастливая молодая жена и многодетная мать, а состарившаяся маленькая старушка с многочисленным приплодом, который постоянно надо кормить, одевать и купать. Её ощущения в этот момент были сопаставимы с куклой, жившей долгое время в розовом картонном домике, стены которого в один день развалились, оставив её одну наедине с необъятным и неизведанным серым миром.

Глубину её горя поняли бы немногие из современных женщин. Потеря любимого и дорогого мужа, первой любви - это ужасная, невозместимая утрата, однако, Корнеллия потеряла не только его, а ещё и единственный источник дохода, гарант безопасности и относительной обеспеченности, надежду на старость и будущее детей. Женщина в двадцать первом веке, имея образование и работу, сможет выкарабкаться и не дать потонуть своей семье, а что может она - недоученная беглянка, лишенная навечно поддержки хоть каких-то родных и друзей. Энрике был её миром, её защитником - на его неокрепших юношеских плечах покоился груз ответственности за них всех. Теперь его нет, а это ноша для неё непосильна.

— Что мне делать? — спросила Корнеллия не то у Бога, не то у самой себя.

— Я не могу представить, каково вам, — набравшись смелости, вновь заговорила Адриана. — Но вы обязаны быть сильной ради себя и детей.

Для молодой женщины эти слова не имели особого смысла. Что значит быть сильной? Она к такому не приучена - сильным свойственно быть мужчине.

— Я знала его всю свою жизнь, — произнесла вдова неживым голосом, смотря будто сквозь девушку. — Мы выросли в соседних домах, а когда мне было четырнадцать... — она замолкла, — обвенчались и переехали сюда. Я не представляю и дня без него.

Адриану ввели в некое замешательство последние слова, так как не укладывались в общую картину происшествий. Она уселась поближе к горюющей, набрав в легкие воздуха. Чтож, время сказать и вторую новость, ради которой она, честно говоря, и проделала этот путь. Однако слова никак не шли из уст - признаться в таком унизительном поступке требовало огромной смелости. По дороге сюда она не раз обдумывала, как правильно сформулировать речь. "Привет, я выдавала себя за тебя в течение полугода, и даже чуть не вышла от твоего имени замуж" - любая сказанная реплика звучала до комичности отвратительно.

"Возможно, — невольно задумалась сейчас Адриана, — стоило сперва озвучить признание, а потом известить о смерти". Ибо подавленная Корнеллия, казалось, потеряла способность трезво мыслить.

— Корнеллия Гонзалес, — от этих слов по спине вдовы пробежали мурашки, и она со страхом оглянулась на загадочную незнакомку. Никто не знал её настоящей фамилии, в Горраф она приехала уже сеньорой Рока. Адриана вложила ей в ладонь маленький портрет, врученный ей умирающим, — я знаю кто вы.

— Откуда? — в её голосе звучал неподдельный испуг. — Вас послала моя семья?

— Нет, — смотря прямо в зелёные растерянные глаза, она решилась совершить, возможно, самый отчаянный поступок в своей жизни. Однажды ей, правда, уже приходилось признаваться в чем-то, поставив под удар собственное счастье. Уж может ли это признание принести ещё больше боли? — Потому, что я та самая девушка, которая использовала ваше имя.

Корнеллия отпрыгнула от неё, как ошпаренная. Её мозг продолжал пребывать в тумане и подавленности из-за новости о муже, а от такого поворота женщине сделалось совсем скверно. Она оглядела Адриану заново, словно видела впервые, и на лице её появилось нескрываемое презрение с примесью осуждения.

— Как вы смеете приходить ко мне? — вскрикнула она, снова воспрянув духом. Ненависть придала ей сил. — Мало того позора, что навлекли на мою голову?

— Послушайте, Корнеллия, — принялась успокаивать её Адриана, встав с места. — Я понимаю, что вы и видеть меня не хотите, но выслушайте мою историю. Я сделала это не из злого умысла.

Молодая вдова не задумывалась о характере мотива, руководящего аферисткой. Для неё было достаточно знать, что этот поступок был неправилен во всех своих проявлениях, а значит должен быть осужден и наказан.

— Ничего не хочу слышать! — наотрез заявила она, открывая дверь и показывая жестом гостье удалиться. — Не пристало мне общаться с женщиной с гиблой репутацией.

— Не очень-то вы волновались о репутации прежде, — парировала Адриана. Нет уж, она не выставит её вот так за дверь, как нашкодившего ребёнка. Девушку влекло необъяснимое желание изложить всю правду и, возможно, таким образом очистить свою совесть. — Сбежали от своей семьи, прямо под носом устроили спектакль, и ни разу даже не удосужились написать.

— Это моя семья! — почти вплотную приблизившись, Корнеллия смотрела ей прямо в лицо с безумным и почти истеричным взглядом. — Я сама разберусь, как поступать. Никто не просил вас лезть.

— Это правда, — согласилась Адриана. — Я бы никогда специально влезла, и я жалею, что подняла тогда брошенный плащ, и что врала в лицо Долоресам. У меня достаточно причин для сожалений, — она вздохнула, пройдя под испепеляющим взглядом хозяйки в другой угол. — Но если бы я вернулась в прошлое, то повторила всё бы ещё раз.

— Нахалка, — ахнула Корнеллия. — Господи, зачем вы заявились вообще?

— Я была в безвыходном положении. Идти было некуда, а тут всё само на меня свалилось. Клянусь, если бы не вероятность того, что вы сбежали с возлюбленным, я бы не продержалась бы так долго.

— Откуда? — опешила она.

— Я подслушала разговор прислуги, — призналась Адриана, теребя рукав дорожного плаща. — То о чём боялись и подумать ваши родственники, прекрасно обсуждали слуги, — это открытие на несколько мгновений потушило жар возмущенной жертвы. — Послушайте, Корнеллия, я пришла к вам не выяснять отношения. С тех пор в моей жизни произошло столько всего, заставившего меня по-иному смотреть на совершенные поступки. Если бы не ваше имя, я бы никогда не познакомилась с множеством замечательных людей, не увидела бы эти прекрасные места, и не встретила бы очень дорогого мне человека, — она поправила выбившийся локон, словно он мешал собраться с мыслями. — Я сожалею, если мой неоправданный поступок принес ущерб вам и вашей семье. Если бы только можно было всё исправить...

— Что вы исправите? — к Корнеллии стремительно вернулся её раздраженный тон, она вскинула своими узкими, как ниточки, бровями. — Половина Каталонии знает меня как сумасшедшую сбежавшую от брака с герцогом, а другая, в Льорет де Маре, как обманутую дуру.

— Простите, — Адриана бесшумно опустилась на ближайшее кресло. Под натиском упрёков сила духа её иссякала. Эта девушка права, права чтобы не сказала! В девятнадцатом веке женщинам отведено совсем немного, а она цинично поигралась с самым сокровенным - репутацией.

— Уходите, Адриана, — не в силах больше выносить присутствия этой странной женщины, Корнеллия снова открыла дверь. У неё итак есть забота посерьезней, а она сидит тут со своим раскаянием.

— Я никуда не уйду пока вы меня не простите, — упрямо отрезала девушка, не двигаясь с места. Нет, если она уедет отсюда без прощения, то всю жизнь будет себя за это презирать.

Корнеллия протестовала, ругалась, почти сорвалась на крик, но бессмысленно - загадочная учительница приросла к креслу, не подняв головы. Выбившись из сил, она лишь крикнула дочке приглядеть за самым младшим ребёнком, и снова опустилась на кресло, заперев дверь. Они сидели в гробовой тишине, наблюдая друг за другом. Разгоряченное лицо хозяйки дома постепенно снова приобрело загорелый оттенок, а дыхание перестало быть прерывистым от возмущения. Первая волна шока благополучно прошла, теперь же пришел черед холодной рассудительности. Вещи больше не представлялись Корнеллии в гиперболическом объеме, накатившись на неё подобно снежному кому. Выждав какое-то время, она заговорила, желая покончить с этой историей раз и навсегда:

— Как я и сказала, мы с моим мужем знали друг друга с самого детства, — Адриана немного изумилась сказанными словам. Такой переход был неожидан. — Наши семьи дружили. Ну знаете, как бывает в маленьких деревнях, где все друг друга знают. Когда отец был жив, они с отцом Энрике часто говорили, что поженят нас, когда мы вырастим, — она невольно вернулась в те светлые и, казалось, такие далёкие времена. — Я росла, веря в это. Моя жизнь и моё сердце всегда принадлежали ему, а его - мне. Потом, после смерти отца, — лицо Корнеллии приняло более серьёзный вид, — на маму начала влиять наша дальняя родственница - сеньора Долорес. Она даже не родственница, просто очень давно её муж и мой отец были хорошими товарищами на флоте. Так вот, — она испытующе смотрела на гостью, — эта женщина относилась к тем, кто хорошо живут и ничего не замечают. То ли ей было так скучно от богатой жизни, то ли Бог лишил её своих детей, но она упрашивала маму отправить меня к ней, и уверяла, что я смогу сделать хорошую партию в городе. Такая простая деревенская девушка, как я, которая не умеет играть на инструментах, рисовать и делать книксен сделает хорошую партию! — последние слова звучали издевательски-саркастично.

— Что самое худшее, моя мама поверила, и ничего не хотела слышать об обещаниях семье Энрике, — Адриана заметила, как горечно при этом сузились глаза вдовы. — Она говорила, что раз нет официальной помолвки, то нечего тут вовсе обсуждать. Я поеду в город, выйду за какого-то баронета, стану уважаемой сеньорой и не буду знать нищеты.

— Поэтому вы решили сбежать? — вставила она после недолгой паузы.

— Я не могла туда ехать. Эта сеньора бы не успокоилась, и когда бы ничего не вышло с баронами, отдала бы меня из-за долга первому встречному. Так всегда происходит с бесприданницами. Я знаю такие случаи, — она снова замолкла в задумчивости. — Когда я добралась до Барселоны, уже была помолвленной с Энрике, — на её глазах выступили слёзы при воспоминании о покойном любимом. — Мы решили тайно обвенчаться, а потом сбежать. Я была согласна просто уйти с ним, но он очень волновался о том, что подумает моя семья, поэтому предложил разыграть кражу. Он даже украл охотничье ружье своего дяди для этого. Все должны были считать, что меня похитили какие-то разбойники, и не найдя через месяц-два, просто похоронить.

Адриана старалась сохранять серьёзное лицо. Она искала героев в высокородных очаровательных блондинах, в то время как на самоотверженные, отважные поступки был способен обыкновенный деревенский рыбак, не желающий бросать свою любимую на милость сватовства.

— Мы хорошо обустроились здесь, — продолжила Корнеллия более энергичным голосом. — Нам хватало, чтобы арендовать этот дом и кормиться, а большего мы и не желали. Энрике вылавливал по утрам рыбу, я помогала ему заворачивать её в старые газетные страницы, которые нам продавали за копейки одни из соседей. Если бы не эти газеты, мы бы и дальше считали, что наш план сработал, — она подняла на собеседницу строгий взгляд зелёных глаз. — В светской хронике я увидела большими буквами своё имя. Оказалось, что я вот-вот должна выйти замуж за некого герцога де Тордера.

При этом имени Адриана невольно поморщилась.

— Это было очень удивительно для нас с Энрике. Мы не сразу поняли, что происходит, даже решили, что есть другая Корнеллия Гонзалес, но прочитав о том, что она из Льорет де Мара, мы начали догадываться, что кто-то решил меня подставить.

— Поэтому вы поехали и рассказали всё Долоресам?

— Я не хотела ехать, хоть и пугалась того, что кто-то желал навредить моему имени. Энрике настоял на этом. Он считал, что отправить письмо было бы неправильно, — её тон звучал решительно. — Мы заняли денег, хватило лишь на один билет в почтовой карете, поэтому я сразу же поехала. В тот момент в Каталонии было очень неспокойно, но я не ожидала, что попаду в разрушенный город, — Корнеллия остановилась, оживляя в памяти горящие особняки Льорет де Мара.

— Скажите, — перебила её Адриана. — Долоресы очень сильно расстроились?

— Я не видела их, — заявила моментально женщина.

— В смысле? — не на шутку удивилась она.

— Я не смогла сдержать данное слово мужу. Как вы представляете, я бы появилась у них на пороге и рассказала обо всём? — Адриана невольно кивнула в знак согласия с нелогичностью поступка. — Смелости хватило только написать письмо, где я во всём призналась. Так они бы избавились от самозванки, но в то же время не смогли бы поймать меня и разлучить с Энрике. Но, как я и сказала, всё было в таком разрушении, что когда я пробиралась к их дому, то не ожидала там кого-то встретить. Сомневаюсь, что в таких домах ещё вообще можно жить, — женщина вспоминала отпечатки, оставленные языками пламени по всему наружному фасаду. — Потом вышел хорошо одетый молодой мужчина. Насколько я знаю сеньор Долорес стар, а сыновей у них нет, поэтому я поняла, что он дворецкий. Ему я и вручила письмо, и ушла.

"Дворецкий - молодой мужчина? — подозрительно пронеслось у Адрианы. — В моё время это был престарелый человек ".

— И он ничего не сказал? — спросила она, прервав завершающую часть монолога. — То есть он не спросил, кто вы и что это такое?

— У нас практически не было прислуги, и я понятия не имею, как должны вести себя дворецкие, — посчитав, что вопрос задан с целью узнать больше деталей о передаче признания, Корнеллия продолжила: — Но этот был очень грубый, куда-то торопился и спросил, что мне надо. Я назвала своё имя, видимо, это ему о чем-то сказало, и он попросил меня не "нести чепуху". Я не хотела никому ничего рассказывать, но этот не собирался брать и письма в руки, поэтому пришлось уверять его, что это очень важно и, что сеньора Долореса пытаются одурачить, — она перевела взгляд на Адриану, которая бледнела, узнавая "дворецкого". — Мне кажется, он хотел высказать мне много нелестных слов, но я успела раньше вручить ему конверт и уйти. Моя совесть спокойна - я предупредила их о самозванке, — снова воцарилось молчание. — Видите, сколько всего мне пришлось по вашей вине перенести? Из-за вас я была вынуждена признаться в своём побеге, и ещё немного, могла бы быть поймана. Когда-нибудь, может, я прощу вас, сеньора, но сейчас оставьте меня в покое.

Вдова смотрела на гостью, которую погрузилась глубоко в свои раздумья. Значит, Фернандо торопился куда-то в тот момент. Может, он шёл за ней, а тут Корнеллия по ошибке вручает ему скандальную правду. Он её читает и...

— Больше вы ничего об этом не слышали? — внезапно спросила она.

— О чём вы?

— Я имею в виду больше нигде не читали, что Долоресов одурачили и полиция ищет меня? Это ведь такая сенсация.

— Может, так оно и было, но до меня, к счастью, ничего не доходило, — Корнеллия искренне недоумевала от дополнительных вопросов - достаточно уже сказано.

"Он скрыл это от всех" — повторяла девушка снова и снова про себя, не понимая то ли с чувством благодарности, то ли с изумлением. В таком случае понятно, почему в Барселоне эта новость не разлетелась со скоростью света, как свойственно любым скандальным сплетням. Понятно, почему не заведено уголовное дело и по её следам не следует полиция. Ах, Фернандо.

— Ваша мать не пыталась вас найти после этого? — желая окончательно во всём разобраться, не унималась она.

— Боюсь, она так и умерла, считая, что её дочь стала герцогиней, — пояснила таким образом женщина тот факт, что новость о смерти матери дошла до неё раньше каких-либо угроз или требований. Она считала, что Долоресы просто не успели известить старушку об этом.

Адриана выдохнула, сделав несколько шагов по комнате, чтобы упорядочить свалившуюся на неё информацию. Она игнорировала просьбы уйти, ибо её дела ещё не окончены. Корнеллия же продолжала пребывать в апатии: воспоминания о прошлом заставили её с новой болью почувствовать отсутствие Энрике. Вдова не заметила, как гостья вытаскивает из своей дорожной сумки, напоминающей скорей бархатный мешок, какие-то бумаги, раскладывая их на столе.

— Я просила его не идти в армию, — вдруг произнесла она, уставившись в одну точку, — а он говорил, что вернётся офицером и у нас будет много денег. И что сейчас? — двое зелёных глаз пересеклись. — Ни его, ни денег.

— Корнеллия, — заговорила Адриана, как считала, деловым тоном, — я оставляю вам банковский чек на пятьдесят тысяч песэнов.

— Банковский что? — искренне не понимала женщина, приблизившись и разглядывая потертую местами бумагу.

— Смотрите, вы берёте этот чек и идёте в государственный банк, вот тут название, — она водила пальцем по печатным буквам "Banc Nacional". — Спросят ваше имя, назовётесь. Возможно, потребуется время, чтобы телеграфировать и получить согласие. Вы его получите.

Банковские операции, как и многое связанное с бюрократией и финансами, были чужды Корнеллии. В её сознании достаточно было суммы написанной на так называемом чеке - целое состояние! Да ктож такая эта Адриана? Неужели она смогла иметь что-то с этого герцога?

— Это не покроет полностью мою вину, — вновь принялась оправдываться извиняющим тоном девушка, — но без мужа поможет вам прожить определенное время.

— Это так...много, — единственное, что смогла произнести вдова, вцепившись в чек, словно его могли забрать обратно.

В этот момент в комнату с шумом ворвались дети, раскидывая в стороны пучки сена и сотрясая стены своими пронзительными криками. Они были подобно торнадо, которое не так легко утихомирить, раз уж оно пришло. Среди всего галдежа на пороге появилась маленькая зеленоглазая девочка с младенцем на руках. Малыш плакал, нет скорее пищал, громче всех вместе взятых, и Корнеллия первой бросилось к нему, отчитывая одновременно девочку:

— Бланка, я же тебя просила присмотреть за ним! — женщина принялась его убаюкивать, покачивая из стороны в сторону и напевая тихо: "Ууу".

Краснощёкому младенцу было не более шести месяцев, в то время как его названной няне от силы года четыре. Переминаясь с ноги на ногу, Бланке оставалось лишь потупить взгляд, чтобы не нарваться на ещё большие ругательства от матери. Она являлась единственной девочкой среди остальных детей, что делало из неё, по умолчанию, их сиделку и уборщицу.

— На сколько вы знаете я преподаю в женском пансионе, — обратилась к вдове несколько мгновений спустя Адриана. — Если вам втяжесть смотреть за пятерью детьми, я могла бы устроить вашу дочку на время к нам. Она бы получила образование и...

— Зачем ей образование? — искренне недоумевала уставшая женщина, продолжая убаюкивать ребёнка.

Предвидя, что доводы вроде просвещённости и возможности зарабатывать мать не устроят, она выдала наиболее желанный ответ:

— Ей будет легче пораньше выйти замуж.

Корнеллия задумалась. В её мозгу всплыли чьи-то слова о том, что мужчины не любят заумных девушек, поэтому она лишь сердито смерила гостью взглядом.

— Я не прошу отдавать её сейчас. У вас есть время подумать. Я оставлю вам свой адрес. Если что-то будет нужно - пишите.

Удаляясь от дома вдовы скромного рыбака, Адриана невольно задумалась, что история Корнеллии и Энрике в каком-то смысле схожа с их с Фернандо, не будь у последнего за душой денег и связей.

Как не удивительно, через пару недель Бланка с матерью появились на пороге их пансиона. Женщина приняла верное, хоть и трактованное по-своему, решение. Вручив ей ребёнка к непослушными вьющимися волосами и вопрошающими зелёными глазами, она также успела добавить, что, возможно, обучение поможет ей наконец научиться внятно говорить. Смотря в след удаляющемуся силуэту матери, Адриана прочитала на лице новой подопечной чувство непередаваемого предательства.

Волей-неволей, но взяв на себя перед лицом руководства личную ответственность за самую молодую ученицу заведения, девушка задумалась над тем, как повторяется ситуация с Мией: опять она одна посреди чужих краев, опять под её опекой находится ребёнок с живой матерью, и на которого она готова переложить все свои надежды. Нет, в этот раз так выходить не должно. Она теперь достаточно взрослая, чтобы самой нести бремя своих грёз, но это скользящее и холодное, как клинок ножа, чувство вечного одиночества.... Именно оно толкает живые существа к себе подобным, мотивируя их делиться и дарить окружающим тепло и заботу.

Да и Бланка ничем не походила на крошку Мию. Этот ребёнок был просто ураганом, сносившим всё на своем пути. Она умудрилась разбить все вазы в кабинете Адрианы, подраться с девочками постарше, попытаться распилить стул с помощью украденной у садовника пилы, вырвать и истоптать излюбленные учительским составом клумбы. Да она уже в первую неделю покорно выслушивала на ковре сестры Карлы вместе со своей опекуншей выговоры. Все со вздохом сожаления смотрели на попытки Адрианы как-то образумить девочку - ничего не работало. Девушка не сомневалась, что Бланка прекрасно умеет изъясняться, только вслух предпочитает произносить не более двух-трех фраз, а ещё она была более чем уверена, что весь этот бунт являет собой знак протеста из-за разлуки с семьей. Видимо, маленькая бестия винит её в злоключениях, произошедших с отцом и матерью. Траты на новые предметы интерьера, в частности вазы и канделябры, стали нормальным еженедельным делом, которые к тому же расположили к Адриане большинство предубежденных монахинь. Та же сестра Карла стала относиться к ней более снисходительно, разглядев внезапно "всю глубину её христианской души".

Проходили дни, недели, и в их ситуации наконец наступила некая стабильность, хоть окончательного улучшения не предвиделось, подобно заключению договора об уменьшении огня, но ещё не о полном его прекращении. В один из знойных майских дней, было доложено, что Корнеллия желает видеться с Адрианой и Бланкой. Дойдя до скамейки возле скромно раскинувшихся гортензий, они нашли женщину в строгом бордовом наряде из достаточно качественного материала, что насторожило каждую из них по-своему. Она встала, встретив их своей тёплой улыбкой, и, отпустив из объятий дочь, решила незамедлительно приступить к делу:

— Я выхожу замуж и уезжаю, — произнесла Корнеллия голосом полным тоски и решительности.

— Как? За кого? — едва не попятилась от шока Адриана, придерживая пальцами похолодевшую маленькую ручку.

— Это очень уважаемый сеньор, — жестом женщина указала на расположенную на противоположной части улицы коляску, из форточек которой выглядывала чья-то хмурая физиономия. Присмотревшись, на лице Адрианы появилось нескрываемое отвращение - суженный был как минимум втрое старше неё, с дряблыми щеками и по-старчески впавшими глазами.

— Зачем вы это делаете, Корнеллия? — недоумевала она. — Я же дала вам денег, вы могли бы пойти работать.

Её доводы были бессильны перед тем простым, как мир, фактом, что женщине одной с пятерью детьми и без образования, не справится ни с хозяйством, ни с чем-либо ещё. Самое благоразумное, на её взгляд, что она могла совершить - это выйти повторно замуж за того, кто не даст им прозябнуть в нищете.

К горлу девушки подступил ком: ей было ужасно обидно, что молодая и хорошая собой Корнеллия, которая всю свою недолгую жизнь любила одного единственного, вынуждена жертвовать собой ради блага семьи. Её накрыла такая досада на все законы света, усиливаемые осознанием собственного бессилия в ситуации - всё уже сделано. Этот богатый сеньор увезет их в другой город, где мальчикам дадут возможность учиться у собственных гувернанток, а она станет хозяйкой дома. Вот только Бланка... её лучше оставить в пансионе. Видимо, новоиспеченный муж уже успел заявить жене, что финансовое бремя в лице единственной дочери нести никак не собирается. Толк от этих девушек? Всё равно выйдут замуж и уйдут в чужую семью.

— Я доверяю её вам, Адриана, — произнесла женщина со слезами на глазах, целуя на прощание своё дитя. — Я прощаю вам, всё что было в прошлом. Пожалуйста, заботьтесь о ней.

В тот день они обе видели её в последний раз, застыв на месте и наблюдая за облаками пыли, поднятыми от копыт. Девочка вырвалась и сбежала, бредя в одиночестве по территории школы и сторонясь каждого, кто пытался к ней приблизиться. Адриане казалось благоразумным дать Бланке выпустить пар, а не душить заботой и разговорами. Под самый вечер, она нашла её лежащей на чердаке, среди груды пыли, и без лишних допросов вернула в комнату, где отмыла и уложила спать. С того дня вазы больше не разбивались.

Девушку отвлекло гортанное курлыканье надоедливого голубя на подоконнике, и прогнав хлопком в ладоши птицу, она взяла в руки две оставшиеся газетные вырезки. Первая извещала о следующем:

"Diario de Cataluna

...двадцать пятого октября тысяча восемьсот тридцать четвёртого года скончалась достопочтенная и уважаемая маркиза Тереза Августина де Лавера..."

Вторая статья появилась немногим позже, но уже не в светской хронике:

" La humanitat

Одно из самых обширных поместий на побережье Коста Брава - Жардинс де Таронья - находится в поиске арендаторов. Причина - хозяин владений, маркиз де Лавера, переезжает во Францию".

Удручила ли Адриану последняя новость, расстроила ли, ввела ли в бездну рыданий и отчаяния? - Трудно сказать. С одной стороны, она быстро связала два происшествия: видимо, Фернандо держался в Каталонии из-за прихоти матери, а теперь, когда её не стало - он снова свободен, как ветер. Это было хорошо особенно тем, что, скорее всего, опасная служба в армии осталась в прошлом. С другой же стороны, его исчезновение четко и бесповоротно являло собой свидетельство, что верить он ей не намерен, ведь будь Фернандо внимателен, то заметил бы, как большинство её "пророчеств" сбылось. К тому же, ничего не стоило найти её по выпискам с банковских счетов.

Было бы слишком самоуверенно утверждать, что девушка ни капли не надеялась на чудо, в виде его молниеносного принятия и веры. Некоторым чертам человеческого характера не свойственно меняться. Всё же, ей хватало мудрости не строить грандиозных планов и разнообразных сценариев развития событий, вынеся урок из неудачного опыта в Кастельдефельсе. Адриана хранила остаток розовой мечты в самой глубине своего, привыкшего теперь ударам судьбы, сердца, холодно приказав мозгу рассуждать рационально. Она должна принять тот факт, что не способно всё складываться так просто и правильно, как бывает в сказках. Иногда, разлучив однажды, судьба больше не желает становиться свидетелем драмы, сводя людей снова.

Только вот эти газетные вырезки она выбросить никак не могла. Не было чего-то осязаемого в её жизни, вроде платочка с инициалами или письма, чтобы дать напомнить о его некогда присутствии. Лишь эти холодные и бесстрастные печатные заголовки помогали не утрачивать знакомый образ в сознании.

Наконец она нашла смесь из твёрдых смол, именуемых сургучом, и принялась растапливать ало-красную массу на медленном огне, прежде чем скрепить им конверт. Этот был адресован сеньоре Перес. Они вели с женщиной переписку всё это время. Сеньоре было известно о печальной невозможности их воссоединения с Фернандо, что та, конечно, не одобряла. Вместе с Матильдой женщина проживала у родственников, и на днях поделилась замечательной новостью - в их скромном женском семействе появился ребёнок. Спустя два года брака с местным плотником Матильда наконец стала матерью. Радости было выше крыше, несмотря на то, что с малышом новоиспеченной родительнице было нелегко управиться без посторонней помощи. Что же касается сеньора Переса, он умер немного позднее дочери; его труп обнаружили в кабаке после очередной пьянки.

Отложив запечатанный конверт в сторону, Адриана заметила рядом весточку от сестры Клары. Ах, как она могла такое забыть? Сегодня же приведут ребёнка, котоую собираются отдать под её личную опеку. Такая негласная практика велась в пансионе для особо маленьких постояльцев.

Как не удивительно, за последние годы монахини стали более добродушны и понимающее к ней, позволяя иметь больше рабочих прав, чем прежде. Теперь она преподавала и языки, и литературу ученицам разных возрастов, а также стала членом одного из почетных советов, в сути которой совсем не разбиралась. И вот сейчас ей поручили такую ответственность. Адриана должна была ровно в восемь быть в кабинете у сестры Карлы, где познакомится с новой ученицей и её родителями, намотав на ус все их требования и капризы, без коих никак не обходилось.

Заперев на ключ дверь, девушка принялась приглушенно бежать, на сколько это возможно, одновременно стараясь не попасться начальству на глаза; ну что это за дело, если преподаватели будут носиться как оголтелые по коридорам? В паре шагов от заветной и пугающей комнаты, её дожидалась другая монахиня с явно недовольным выражением лица. Заметив Адриану, она быстро схватила её за локоть затолкав в соседнее и смежное с кабинетом директрисы помещение.

— Мы сказали, что вы опаздываете, потому что плохо себя чувствуете, — прошипела она ей на ухо. — Сестра Карла ведет переговоры. Я вас позову, когда будет необходимо, а пока пообщайтесь с подопечной.

Монахиня снова исчезла в коридоре, оставив девушку наедине в ярко освещённой комнате. Здесь было достаточно пусто: лишь секретер с чернильницей и пара стульев. Пройдя к главному креслу, Адриана уселась на него, рассматривая напротив сидящего ребёнка.

— Здравствуйте, сеньора, — весело заговорила девочка в хлопчатом зелёном платье с оборками. Её волосы были вычесаны и собраны, хоть и позволяя паре черных локон выбиваться на лбу. На маленьких ножках красовались красные лакированные и вычищенные башмачки. Она однозначно из очень обеспеченной семьи.

— Добрый день, — улыбчиво ответила Адриана с интересом смотря в озорные серые глаза маленькой модницы. — Меня зовут сеньорита Адриана Кастильо. Что насчёт тебя?

— Я Фредерика, — продолжала отвечать новая ученица, весело тряся своей маленькой головкой. — Вы, наверное, теперь спросите сколько мне лет? — незамедлительно последовал встречный вопрос.

— Ну... — не успела отреагировать девушка.

— Мне пять, — Фредерике очень нравилось говорить и знать, что окружающие замечают её милые ямочки на щеках во время улыбки. — Теперь вы, наверное, скажите, что у меня красивые глаза?

— У тебя действительно очень красивые глаза и волосы, как и... — не успела Адриана закончить, как девочка снова перебила:

— Как у моей мамы.

Девушка подняла в изумлении бровь.

— Люди всегда так говорят после комплиментов моим глазам, — без капли смущения заявила Фредерика. — "Ты очень красивая, прям как твоя мама" - вот что они говорят.

— Наверное, у тебя очень красивая мама, — успела поспешно добавить Адриана, прежде чем её наконец пригласили к сестре Кларе.

— Знакомьтесь, — говорила престарелая монахиня полноватой седой женщине, — это сеньорита Кастильо. Она идеально подходит на роль опекунши для маленькой Фредерики.

Женщина неотрывно наблюдала за учительницей, пожав почтенно ей руку. По стилю одежды, Адриана безошибочно определила, что перед ней стоит либо гувернантка, либо няня. Любящие родители не удосужились даже приехать проститься с дочерью. Хотя, чему тут удивляться? Это привычное дело в пансионах.

— Я не буду ходить вокруг да около, — заговорила дама знакомым голосом, усевшись и попивая чай. — Этому ребёнку необходима забота.

— Я постараюсь уделять ей как можно больше внимания, — поспешила заверить девушка.

— Ей всегда недоставало материнской любви, — она многозначительно смотрела на Адриану, застыв в выжидающем ответа положении.

— Под моей опекой уже находится одна девочка примерно её возраста. Думаю, им будет легче и веселее вместе обживаться в нашем пансионе, — девушка чувствовала, что сама невольно пробирается волнением от этой затеи, которую поначалу не очень одобряла. Может, это знак свыше? Бог шлёт ей возможность избежать одиночества и провести свои годы рядом с детьми, лишенными родительского тепла.

— Да, могу вас уверить, — подхватила сестра Клара, — на эту роль едва найдется претендентка лучше.

Старшая монахиня сегодня была особенно улыбчива - видимо семья действительно состоятельна.

— Ох, в моем возрасте так тяжело находиться в душных помещениях! — внезапно начала жаловаться полноватая дама. — Вы не против, сеньорита, пройтись со мной немного по побережью? Мне было поручено поделиться с вами некоторым важными подробностями.

Солёный воздух приятно обволакивал гуляющих, пока дерзкий бриз старался выбить из их рук кружевные зонтики. Неспокойное море в ясный день так и норовило подкинуть к берегу волну побольше и посильнее, словно соревновалось в желании испугать наполненный мелкой галькой пляж. Фредерика вместе с Бланкой бегали и крутились чуть поодаль, пока две женщины вели неспешный разговор, скрываясь от палящего солнца.

— Я бывала во многих местах, — заговорила снова Адриана, окидывая взглядом почти безлюдную округу с парой одиноких пальм. — Однако всегда почему-то оказывалась в городах с выходом к морю. Не знаю, может оно не желает так меня отпускать?

Дама покачала головой, задумчиво опустив глаза на землю. Несмотря на исходившее от няни желание погулять наедине, она сохраняла угрюмое и настороженное молчание.

Адриана расценила это, как призыв к инициативе, и принялась сама, как бывало много раз прежде, излагать свои методы обучения и воспитания. Она планирует научить Фредерику играть в крикет, что, по её мнению, намного полезней для здоровья, чем вязать, скорчившись в три погибели. Только касательно этического воспитания девочки, женщина добавила о необходимости ценить репутацию. Ведь это такая вещь - тяжело дается, легко теряется.

В сознании Адрианы шум прибоя, детские крики и призывы побегать приятно сливались воедино, создавая почему-то атмосферу спокойствия на душе. Перспектива провести с чужими детьми жизнь на берегу милого провинциального городка впервые показалась ей привлекательной. В голове всплыли картины их читающих книги и строящих песочные замки. Даже если в итоге они вернутся к родителям, она всё равно останется в их сердцах, а к тому моменту, быть может, появятся другие нуждающиеся в её заботе дети? Чувство гордости за собственную самоотверженность преисполнило девушку. Нет, Адриана могла обманывать себя как угодно, но дело состояло в жизненно необходимой осознанности быть надобной кому-то.

— Мне следует известить вас кое о чем, — произнесла тучная няня, но Адриана не расслышала её.

Носик обуви застрял в засохших на солнце водорослей, и из-за неудобных юбок, девушка не сразу смогла разобраться в чем дело. Отряхнув подол от песка, она нашла свою спутницу сосредоточенно наблюдающей за чем-то. Проследив за взглядом женщины, Адриана обнаружила чей-то силуэт, неспешно приближающейся к ним. Через пару секунд, когда расплывчатость вследствии дальнего расстояния и высокой температуры, испарилась, образ мужчины в жилете и с тростью четко вырисовался.

Женщина, явно не застигнутая врасплох появлением джентльмена, лишь поджала в напряжении губы.

К Адриане прокрались подозрения, настолько невероятные и волнительные, что хотелось побежать со всех ног, лишь бы в них убедиться. Однако незнакомец сам целенаправленно приближался к ним, хоть и не с желанной скоростью.

"Как же ему нравится эффектно появлятся из ниоткуда" — задумалась девушка об одном единственном человеке, которого желала встретить последние семь лет.

— Ваше сиятельство... — пробормотала её спутница, подхватив концы своего платья и переключив внимание Адрианы на себя.

Искренняя улыбка растянулась на её лице и сразу же померкла, когда она ещё раз взглянула на незнакомца. Мужчина остановился в пяти шагах от них, подбросив пренебрежительно кончиком трости какой-то мусор подальше от своих ног. Затем, одарив двух женщин пренебрежительно-высокомерным взглядом, замер, потянувшись за чем-то во внутренний карман жилета. Чувство презрения выступило на лице Адрианы от вида светло-русых, поблескивающих на солнце волос. Он выкурил, достаточно неудачно, откашливаясь и горячо злясь, что кто-то стал свидетелем фиаско его сиятельства.

— Агнес, вы свободны, — прозвучал сухой приказ, и не успела девушка выразить свое удивление на несовершенства собственной памяти, как экономка поспешно удалилась, кинув ей понимающий прощальный взгляд.

Оставшись наедине с Антонио, она чувствовала себя крайне некомфортно. Мужчина, который за эти годы набрал весу и отрастил до того комичные усы, вёл себя словно Папа Римский, оказавшийся в окружении мелюзги, недостойной зваться человеком. Помимо этого, её напрягала приставка "ваше сиятельство", адресованное ему. Значит, теперь он - маркиз? Видимо, Фернандо решил отделаться от титула при первой удобной возможности. При воспоминаниях о его покушении на старшего брата, чёрные брови девушки неосознанно сдвинулись на переносице, а глаза готовы были метать молнии. Что Антонио здесь забыл?

— Корнеллия, — обратился он к ней, и от этого давно забытого имени Адриана едва заметно дернулась, — видимо, нахождение в одном кругу с уважаемыми и воспитанными лицами не оказало на вас должного влияния, раз вы не способны поприветствовать меня, как подобает женщине ниже по статусу.

Его неприятный, во всех своих проявлениях, голос раздражал слух девушки, а в паре с брошенными упрёками, довёл её до гневного покраснения. Она не обязана стоять и слушать его! Резко развернувшись, Адриана принялась возвращаться обратно без каких-либо объяснений.

— Стойте, подождите, — он старался придать своему нервному голосу серьезность. — Вам следует немедленно поехать со мной, если хотите помочь моему брату.

Она остановилась, как вкопанная. Его слова произвели вполне ожидаемый эффект на девушку. Когда её загорелое лицо снова устремилось к нему, оно уже было лишено неприкрытой неприязни.

— Что с ним случилось?

— Объясню по дороге, — Антонио указал ей тростью следовать за ним. — Очень важное дело. Нужно выезжать прямо сейчас.

Словно под гипнозом, Адриана последовала за ним, хаотично перебирая в голове разнообразные сценарии. Они бы так и прошли вместе к его запряженному у дороги экипажу, если бы у Агнес не хватило смелости крикнуть:

— Он всё врёт, сеньорита, — по взволнованному лицу было заметно, что женщине стоило немалых усилий пойти против своего господина. — Прочитайте, пожалуйста, это письмо.

Потрясенная Адриана поначалу не могла уяснить, что происходит, но яростные крики Антонио привели её в чувства.

— Как ты смеешь! — мужчина покраснел от гнева. — Я же приказал тебе его сжечь. Отдай сюда, немедленно!

Он уже рванулся неожиданной для своего холённого туловища скоростью к несчастной экономке, но девушка опередила его, выхватив таинственное письмо. Антонио попытался отобрать его и у неё, но Адриана ловко выкрутилась, грозно прикрикнув:

— Ещё одно движение, Антонио, и я клянусь разобью ваш нос этим зонтом.

Острый конец аксессуара угрожающе направился на маркиза, остудив мгновенно его пыл. Мужчина был вынужден сделать пару шагов назад, продолжая испепелять их взглядом. Что ж, ещё не всё потеряно.

— Я собиралась вручить вам письмо раньше, Корнеллия, — проговорила с отдышкой Агнес. — Он поручил передать строго вам в руки.

Адриана принялась лихорадочно вскрывать печать, винимая втрое сложенный лист. Первое, что ей бросилось в глаза:

Дорогая Адриана, если вы это читаете, значит меня уже нет в живых.

Вопль, приглушенный приставленной к губам ладонью, вырвался из женского тела, склонившегося над письмом. Она сложила лист, чтобы не видеть остального текста, устремив тем временем вопрошающий взгляд на Антонио. Он же, предвидя подобную реакцию, внимал каждому движению. Его вид так и кричал: "Сломалась!", пока сам мужчина навёрстывал на безопасном расстоянии круги, словно акула, почуявшая кровь. Девушка снова раскрыла трагическое послание.

Моё письмо должно дойти через Агнес, но не будучи уверенным в честности моего братца, вполне возможно доставит его он сам. Если я прав, то рядом стоит выряженный Антонио, и, зная ваш острый язык и непредсказуемый характер, вынужден напомнить, что меня уже нет в живых, а, следовательно, в его подленьких руках судьбы многих людей.

Адриана почувствовала острое жжение в переносице, словно мозг ещё отрицал ужасающий факт, сдерживая чувствительность, готовую посыпаться по слёзным каналам. Это слишком трагично, чтобы быть правдой, слишком жестоко. Девушка прижимала к груди конверт, не отваживаясь читать дальше. Тысяча разнообразных мыслей, словно разлетевшиеся при выстреле птицы, метались в её голове. Может, это шутка?

— Если хотите, присядьте, — внезапно нарушил её размышления мужчина, указывая на булыжник в тени.

Силой воли отбросив ненавистный к его персоне взгляд, она постаралась, как можно бесстрастней, принять предложение, присев на прохладную каменную поверхность.

Признаться, я не знаю с чего начать. С того, что не забывал вас ни разу за эти годы, как и наш последний разговор? Или с того, что жалею, что последние семь лет мы провели порознь? Я начну с того факта, что вам верю. Нет, я не о перемещении во времени, а о невообразимом факте того, что вы предугадываете наперёд события. Не хочу тратить чернила на все мои построенные теории и домысли с момента нашей последней встречи, но мне нравится считать вас ведьмой. За эти зелёные глаза, в которые я уже не взгляну, вас сожгли бы в средние века на костре, Адриана, но в цивилизованном современном обществе законы позволяют околдовывать мужчин. Мы могли бы быть красивой парой - Пират и Ведьма. Наш брак вынудил бы сотни людей трезвонить о морали и репутации, но, увы, я слишком долго думал, оттягивал, пока жизнь сама не натянулась, словно под лезвием шпаги.

Если в мире существует справедливость, то я должен нести ответственность за свои многочисленные грехи. На моих руках слишком много крови, чтобы провидение наградило меня безбедной старостью в окружении карапузов. Пошла вторая неделя, как врачи поставили неутешительный диагноз. Нет, я не собираюсь вам его озвучивать, как и свои мучения, чтобы вызвать жалость. Мне не нужна ваша жалость, Адриана. Наверное, именно по этой причине я не посылаю за вами сейчас, и именно по этой беру посмертно клятву с вас, что вы никогда не будете искать моей могилы. Давайте, лягушка-путешественница, приложите руку к сердцу и поклянитесь мне.

Адриана, игнорируя мокрое от слёз лицо, повиновалась и мысленно поклялась в том, что будет истязать её оставшуюся жизнь.

Я последний эгоист, ибо не могу позволить, чтобы вы меня запомнили немощным, или, ещё хуже, в виде выгравированных букв на мраморе. Помните Фернандо привлекательным, Адриана. Подозреваю, вы считали меня именно таковым. Помните, что я был высок, силён и харизматичен. Улыбнитесь, дорогая, вспоминая мои саркастичные шутки. Мне приятно от мысли, что я заставлял кого-то в этой жизни улыбаться.

Я не буду лгать, что после смерти стану романтичным призраком, следующим за вами по пятам. Не буду мучить вас надеждами отыскать меня на небесах, в морской пене и прочей ерунде. Зная вашу натуру, догадываюсь, что вы попытаетесь, но не стоит. Видеть меня в природных явлениях, значит ждать, что я вернусь, а заставить вас потратить свою мечтательную жизнь в ожидании мертвеца - слишком жестоко даже для меня. Мне предначертан ад за распутство, убийства и ещё много чего, о чём я предпочту умолчать. Согласно моим небогатым познаниям религии, я буду ходить по раскалённым углям, предвидя вдалеке клочок сырой земли, но отдаляясь от него по мере приближения. Знаете, если ад действительно рассчитан на ужасающие муки, то в моем следует заменить землю на маячивший силуэт вас, Адриана, который протягивает ко мне руки, но до которых я уже никогда не дотронусь.

Однако если мир иной совсем другой, чем мы привыкли представлять, и дикие амазонские племена были правы, уверяя меня, что после смерти происходит перерождение, то я всем сердцем желаю прожить хоть один беззаботный день бабочкой. Я бы хотел ещё раз испытать подобную беспечность, какую пережил вместе с вами на лавандовом мысе и при нашей ночной вылазке в отеле. Видимо, я совсем выхожу из ума, раз собираюсь сравнить эти драгоценные для меня события с количеством цветков, на которые при недолгом своем существовании успевают посетить бабочки. В человеческой жизни у меня их было лишь два, быть может, в другой повезёт больше?

Адриана была вынуждена смахнуть слёзы, из-за которых уже было невозможно разобрать последующих строк.

Прошу вас, не превращайтесь в согнутую над призрачной могилой фигуру, подобно Изольде. Смотрите, я вынужден говорить как слюнявые романтики, чтобы достучаться до вас! Пообещайте мне, не становиться вдовой не состоявшегося мужа. Вы достойны того, кто достаточно умён, чтобы понять ваши странности и достаточно чуток, чтобы не пытаться их изменить. Как видите, я таким не являлся. Не ищите очаровательных блондинов, умоляю вас, не смотрите на тех, кто распевают дифирамбы, не выбирайте больше таких сумасшедших, как я, и не жалейте мужчин с покалеченными судьбами. Вы не способны их изменить или починить.

Мои чувства к вам, Адриана, всегда были противоречивы. Мне хотелось одновременно оберегать вас, как дочь, любить, как женщину и уважать, как сестру. В реальности же я чуть не выдал вас собственными руками за подонка, разрушил раз и навсегда честь и репутацию, лишил одной из немногих подруг, свалив этим на вашу голову ещё больше сплетен. И это всё не считая постоянных переездов и унизительной работы. Мой отец действительно был прав, произнося те слова над трупом кобылы. Вспоминайте это, как и то, какой я был повеса, и как бы вы измучались с моими изменами, если на вас когда-нибудь нахлынет непосильная тоска по мне, и возможной жизни со мной. Не жалейте о том, что мы не встречали вместе рассветов, о том что не гуляли, как все молодожены, под руку в парках, и о том, что на медовый месяц я не повёз вас на Модейру. Нам были отведены недолгие, наполненные горечью, встречи, которые по праву считаются самыми чистыми из всех моих воспоминаний.

И всё же, мой призрачный голос вынужден просить вас об услуге. Вы, наверняка, уже виделись с Фредерикой. Она – моя внебрачная дочь от той баллерины Соланж. Хотел бы я посмеяться бы над иронией судьбы, но, к сожалению, эти строки способны передавать лишь голые факты: несчастное дитя лишилось матери из-за чахотки, когда ей было два, а отец вынужден её покинуть тремя годами позже. Вы вправе ненавидеть меня за этот поступок, позволяю даже проклясть, но выслушайте причину, по которой я опускаю на вас эту ношу. Зная, что после моей смерти всё перейдет в руки Антонио, я не могу допустить, чтобы он пустил на самотёк и жизнь Фредерики. В доме дяди её ждёт безрадостное будущее, а завещанное ей приданное скорее всего пойдет на погашение чьих-то долгов. Поэтому моему банкиру приказано подготовить счёт со всем имеющимся у меня состоянием, доступ к которому можно получить только с помощью вашей подписи. Всё, до последней копейки, в вашем распоряжении.

Адриана посмотрела покрасневшими глазами на силуэт Агнес и двух резвящихся рядом с ней девочек, которые теперь были полностью на её ответственности. Бывшая экономка время от времени поглядывала на неё с сострадальческим видом.

Антонио известно о моей болезни, а мне о его проблемах. Не удивительно, что он внезапно появился в Париже и окручивается возле меня в последние дни. Я взял с него слово, что он довезёт Фредерику с Агнес в ваш пансион, а после вы сами решите выдавать ему что-то или нет. Полагаю, он будет давить, опустится до угроз, припугнет судом - не идите на поводу. Я сделал всё, что мог, чтобы защитить ваши с Фредерикой права: двое моих поверенных, банкир и адвокат в вашем распоряжении - их адреса и имена указаны внизу - и уже извещены, что без вашего присутствия ни одна сделка совершена не будет. Смотря в будущее, я предвижу возможность, что ему или другой сволочи придёт идея вытягивать из Фредерики деньги после брака. Вы должны знать, что в моём завещании строго прописано, что даже после её замужества всем состоянием вправе распоряжаться лишь она.

Антонио, расположившийся в паре шагов, нетерпеливо стучал обувью по земле. Он уже знал цену нового лакированого экипажа, и желал поскорее отделаться от посредника его трат, которым напоследок наградил братец.

Второй лист подходит к концу, и оставляя позади неприятные моменты, я снова хочу обратиться к вам, Адриана. Мне всегда было нелегко с вами прощаться. Даже после нашей первой большой ссоры, я рванулся за вами, но был остановлен внезапно открывшейся мне тайной, которую, можете быть спокойны, я унесу с собой в могилу; не удивляйтесь, если Агнес или Антонио обратятся к вам, как к Корнеллии - для них Адриана это лишь прикрытие. Помните, тогда в отеле ваше платье зацепилось за косяк, прежде чем вы ушли? Я часто задумываюсь: не был ли это знак не отпускать вас? Видите, я готов писать всякую чушь, лишь бы оттягивать последние слова.

Не в силах выносить нервный вид Антонио, девушка встала, направившись ближе к берегу. Ей хочется остаться с этими строками наедине.

Вы ждали меня семь лет, а вместо "долго и счастливо" получили душераздирающее письмо. Уверен, края бумаги смочены слезами, а некоторые буквы уже неразборчивы от влаги. Вы никогда не славились способностью удержать рыдания, дорогая. Буду признателен, если сожжете этот лист после прочтения. Всё же, я не хочу чтобы при нашем последнем расставании, я вынужден считать момент вашего чтения таковым, вы снова были в подавленном состоянии. Поэтому выйдите из помещения, если находитесь в таковом, и устремите взгляд на море. Я знаю, что из вашего пансиона его прекрасно видно: я сам наблюдал, когда беседовал с сестрой Карлой. Взгляните на бирюзовые воды, а если они неспокойны, то на тёмно-синие, и представьте, что где-то на глубине живёт русалка. Она уже далеко не ребёнок, но до сих верит в чудеса и в то, что мир, непохожий на её собственный, способен принести счастье. В её жизни ещё не произошло кульминационной завязки с тем самым принцом Эриком, но она по ошибке приняла за него сперва вылощенного гадкого морского конька, а потом глубоководное чудовище, напоминающее акулу. Ни тот, ни другой не принесли ей радости, но послужили уроком: быть может, она сама не знает, что ищет?

Вдохните этот влажный, солёный бриз, Адриана. Закройте на мгновение глаза и представьте, как сотни рыб, подобно бабочкам на поверхности, стремительно переплывают из одного подводного течения в другое. Встаньте под лучи, если стоит солнце, или под дождь, если надвигается шторм, и дайте природе окутать вас. Войдите по колено в воду, как тогда в Льорет де Маре, и смочите неудобные юбки платья.У вас была возможность сделать всё это вчера и будет - завтра. Запомните, пока есть это завтра, все мечты и надежды имеют силу сбыться. Не позволяйте этой силе угаснуть, Адриана, даже если жестокий океан уже не раз обрушивал на вас смерч.

С нестерпимой, мучительной и болезненной любовью,

Ваш Фернандо де Лавера.

Она посмотрела на море, простирающееся до бескрайнего горизонта, впиваясь пальцами в драгоценный клочок бумаги. Маленькая синяя бабочка с белыми крапинками упорхнула с благоухающих неподалёку магнолий, прямиком, иногда преодолевая порывы ветра, направившись на откинутую на спину фетровую широкополую шляпку девушки, где незаметно пристроилась среди атласных лент.

" За что я вынуждена переживать это всё? Почему надо было меня посылать сюда, или заставить сойти с ума в настоящем, чтобы испытывать бесконечные страдания? В чём смысл?" — она подняла глаза к небу, — "Господи, я всего лишь хотела в этой жизни быть счастливой. Всего то хотела встретить того самого и прожить всю жизнь в маленьком доме с садом. Да, я во многом заблуждалась, да была глупа и наивна, но неужели за это расплачиваются так дорого?" — зелёные глаза сосредоточенно смотрели на парочку ванильных облаков, словно действительно ожидали ответа свыше. — "Господи, если бы у меня был шанс вернуться на тот ужин с семьей, если бы был шанс заново встретить Фернандо я бы никогда не..."

— Помолитесь за его грешную душу, сеньорита, — прервал её голос приблизившейся экономки. — Пусть хоть на небесах он обретёт покой.

Взгляд девушки скользнул по поднимаемому ветром песку, и на какое-то мгновение ей померещился знакомый высокий силуэт в атласном жилете. Она набрала в лёгкие больше положенного воздуха, словно пыталась таким образом растянуть момент. Пульсирующая боль в висках нарастала ежесекундно, голова была готова вот-вот разлетется на щепки. Мимо глаз проплыл, подобно ленивому судну на волнах, мираж в насыщенно розово-фиолетовых красках, уносящий с собой в тот неповторимый вечер на лавандовом поле с миграцией бабочек. Вот Фернандо уселся на самый край, свесив ноги. На его лице господствует серьёзность и скрытость - он ещё не рассказал ей о Паоле и надеется, что с герцогом она сможет обрести счастье. Её рука невольно протягивается к нему, серые глаза полны непонимания.

— Ах, коварные романы, в кого они превратили вас? — Фернандо театрально покачивает головой.

Да, он говорил нечто подобное тогда.

— Его душа никогда не обретёт покой, Агнес, — произнесла еле слышно девушка, до сих пор не в состоянии отделиться от манящего миража.

— Конечно не обретёт, — отвечает он ей спокойно, потирая медные пуговицы. — Я же не смазливый ангел с крыльями.

Такого Фернандо уже не говорил, и от этого осознания она попятилась назад, но вместо того, чтобы погрузиться ступнями в песок, весенняя трава исцарапала ей щиколотки. Всё смешалось. Всё расплылось в разнообразных пёстрых красках, словно с картин Клода Моне. Адриана слышит над самым ухом порхание синей бабочки, которое затмевает по громкости все остальные звуки. Что происходит? Её взгляд мечется к Бланке и Фредерике, но вместо их лиц появляются другие, знакомые: София и Валентина - её племянницы. Что за чертовщина? Она в страхе смотрит на престарелую экономку, но и её черты плавно перевоплощаются в... Летисию? Мама! Где-то с другого бока, Адриана замечает склонившейся силуэт сеньора Долореса, который смотрит на неё глазами... отца. О, господи. А рядом Алисия точь-в-точь, как её кузина Лоренца.

"Я действительно схожу с ума" — успела подумать она, прежде чем всё снова завертелось и расплылось на необъяснимой скорости, кроме единственной величественной фигуры прямо перед ней. Фернандо приближался неспешно, словно они сейчас не находились в эпицентре торнадо.

— Кто тогда ты? — полным отчаяния голоса произнесла Адриана, содрогнувшись при внезапно наступившей тишине посреди садов Жардинс де Тароньи.

— Не узнаете? — он развёл руки в стороны, навёрстывая вокруг неё круги, словно дикое животное. — Немного Ретт Баттлер.

Ей вспомнились его фразы о браке и общественная предвзятость против Фернандо.

— Немного Дарси.

Воспоминания о галантных манерах и не самом удачном первом признании пришло на ум.

— Печорина во мне куда больше, — ухмылка оголила часть ровных зубов.

История с кражей и смертью Паолы проплыла перед глазами.

— Ну и конечно, Хитклифф.

Моменты со вспышками ярости на мгновение затуманили взор.

— Не правда, — отвергала она шокированную новость.

— Правда, — Фернандо приблизился к ней вплотную. — Я соткан из ваших грёз. Вы всю жизнь меня искали, правда в ином обличии.

Адриана пошатнулась, чувствуя, что теряет равновесие.

— Где мы? — хрипло спросила девушка.

— В небытие, — призрачный голос звучал так знакомо, так бархатно. — Вы же сами этого хотели.

— Я ничего не понимаю, — она схватилась руками за голову. — Всё так смешалось: двадцать первый век, девятнадцатый, а теперь это. Не могу понять, что реально.

— А что вы хотите, чтобы было реально? — он смотрел пристально, не спуская глаз. — Реальность и безумие - тонкая черта, и ты уже не знаешь, на какой ты стороне.

— Я не сумасшедшая! — заявила девушка, почти срываясь на крик. — Это всё не могло быть сном.

— А кто говорил о снах? — его бровь изящно изогнулась. — Небытие - значит несуществующая реальность. Иронично, не так ли?

Адриана чувствовала, как лишается кислорода. Сердце сжималось от знакомых пейзажей Льорет де Мара, в который ей не суждено вернуться. Солнечные лучи окрашивали в оранжевый бескрайние луга, наполняя чувством умиротворения.

— Что мне делать? — спрашивала она не то у него, не то у себя, не то у Бога.

Фернандо, как свойственно ему, с ленивой грацией взял себе на палец бабочку с её плеча, преподнеся к лицу девушки.

— В Китае верят, что бабочки уносят в небеса желание человека, — произнёс он с лёгкой ухмылкой. — Загадывайте, Адриана.

Её лицо исказилось в недоумении и взволнованности. Что загадать? Возвращение домой? Повернуть время вспять к их первой встрече или...

— Оставайтесь со мной, — серые глаза были полны мольбы и нежности. От этих слов по её телу пронесся электерический разряд. Где-то за спиной раздалось протяжное лошадинное ржание. Обернувшись, Адриана заметила Ареса, призывно встающего на две ноги.

— Но ты ведь умер, — зазвучал легкий протест, прежде чем он снова перебил:

— Смерть одна, а нас двое, — с этими словами Фернандо взял её аккуратно за руку, поворачивая за угол, вдоль платановой аллеи.

— Это фраза из фильма "Зорро", — произнесла она, всё больше путаясь в происходящем. — А этих садов, — Адриана обвела рукой бескрайние клумбы и цветники, — больше не существует - они сожжены.

Словно не расслышав последние слова, он подводил её ближе к трехэтажному дому, которые несколько отличался от каменного особняка Жардинс де Тароньи. Этот выглядел воистину огромным, напоминающим средневековые замки из сказок с башнями и остроконечными крышами.

— Наш дом, — произнёс Фернандо указывая на вымощенные ступеньки. — Всё как вы любите: повсюду цветы, плющ разросся вдоль фасада, широкие форточки, пропускающие свет на вашу полукруглую библиотеку на третьем этаже.

Адриана онемела при виде изящного сооружения, от которого веяло уютом и запахом печенных яблочных слоек и мимо которого то и дело пролетали пчёлы, бабочки и стрекозы, дополняя по-магически очаровательную картину. Из дома, куда он её уверенно ввёл, доносились тысячи разнообразных звуков: начиная с позвякиваний кухонной утвари и кончая гоготом и смехом.

— Что это за детские возгласы? — спросила она, вступив за ним на первую ступень.

— Наши дети, — ответил Фернандо спокойно.

— Но у нас нет детей, — Адриана резко остановилась, вынуждая его повернуться к себе лицом.

— Как нет? — искренне недоумевал мужчина. — Вон, смотрите. — он указала на открытое окно на первом этаже. — Это наш старший сын - Эрнесто. В честь вашего отца.

Взгляд девушки метнулся на едва различимую за разлетающимися от ветра узорчатыми шторами голову мальчика с выразительно серыми глазами.

— Помните, когда он только родился, вы чуть было не оклеймили его Эриком, — знакомая усмешка мелькнула на каменном лице. — Я чудом вас отговорил.

Адриана оперлась на перила, склонив голову в сторону, чтобы скрыть отчаяние и печаль, всецело поглотивших её сознание. Как это тяжело смотреть и видеть то, о чём даже боялся мечтать, чтобы не спугнуть провидение, и понимать, что это уже никогда не произойдет.

— Что вы топчетесь на месте? — Фернандо продолжал стоять на пару ступенек выше, протягивая ей ладонь. Казалось, никогда от его улыбки не веяло такой доброжелательностью. — Нас итак заждались. Небось, Бернард уже готов лечь в гроб, лишь бы не слушать болтовню своей жены.

Собачий лай заставил Адриану повернуть влажное и покрасневшее лицо к порогу - это был Лоу-Лоу, весело виляющий хвостом возле Фернандо. Старый ретривер приблизился к ней, перступая с лапы на лапу, словно предвкушая не начавшуюся игру.

— Хороший пёсик, — она погладила его по золотистой шерстке, смотря в большие добрые глаза.

— Не очень-то и хороший, — отрезал Фернандо. — Помните ту беременную собаку? — из-за угла выбежала целая стая рыже-серых голосистых щенков. — Это он наделал.

При виде идиллии, которую окончательно завершила картина собачьей семьи, всё тело Адрианы обдало дрожью.

— Больше всего на свете, я бы хотела войти в этот дом, — она оглядела массивную дубовую дверь с маленьким молоточком в виде дятла, — и никогда его не покидать.

— Что же вам мешает? — чёрные брови слегка нахмурились, пока он сцепил руки за спиной.

— Это ведь всё неправда, Фернандо, — женский голос звучал так, словно молил быть опровергнутым.

— Какая разница? — недоумевал мужчина. — Что вас ждёт в реальности? Страдания и только. Оставайтесь здесь, Адриана. Не покидайте больше меня.

Сердце и здравый смысл, мозг и чувствительность никогда ещё так яро не боролись внутри девушки. Она, буквально, разрывалась между желанием остаться в чарующем и ярком самообмане или же загадать возвращение в настоящее. Внезапно громадная входная дверь отворилась, и на пороге появилась Миа в шляпке с атласными лентами и новым ситцевым платьем, точь-в-точь как то, что Фернандо подарил ей перед смертью. Она напевала себе под нос "Червячок ползет по деревяшке" с такой же детской беззаботностью, как проделывала перед Адрианой в Кастельдефельсе.

— Сара, — знакомый детский голос, казалось, ласкал слух своей теплотой. — Я как раз спорила с Бланкой и Фредерикой - они потеряли нашу книгу сказок.

Адриана бессильно опустилась на колени, взяв в руки худенькую головку с привычным вопрошающим взглядом. Миа не могла понять, что происходит. Детские глаза в нетерпении бегали по лицу девушки.

— Миа живёт с нами с тех пор, как мы увезли их с сеньорой Перес от этого тирана, — разъяснил Фернандо незаданный вопрос.

"Господи, разве можно так меня испытывать?" — она не могла унять дрожжь в руках. Всё её существо противилось тому, чтобы выпускать ребёнка, как и тому, чтобы сделать хоть один шаг от Фернандо. Никогда ещё так яро Адриана не чувствовала, что душа её изворачивается наизнанку, никогда ещё так жар не прожигал всё её нутро.

Она встала, неуверенно пятясь назад, впитывая в своё сознание каждую мелкую деталь происходящего. Не может быть всё так идеально, так хорошо. Нужно бежать, пока ещё осталась хоть капля силы воли. Серые, почти родные, глаза смотрели на неё с мольбой и надеждой. Миа дергала его за руку, спрашивая, почему Сара их покидает. В тёплых лучах солнца их силуэты вырисовывались насыщенно-желтыми тонами, подобно фигурам на масляных картинах. Неподалёку от Адрианы вихрем пролетел рой бабочек, и, взяв одну из них в ладонь, она прошептала сквозь слёзы:

— Верни меня домой.

Мгновение. Внезапный крик, и кровь на ковре. Маленький мальчик корчится от боли, сжимая ладонями нос, а в её руке деревянная шпага. Адриана моментально откидывает её, бросаясь через всю гостиную к брату.

— Серхио, Серхио! — она не верит своим глазам, прижимая долговязового мальчика к себе. — Я не думала, что встречу тебя когда-то. Пожалуйста, не плачь.

— Хватит меня жалеть, — отталкивает он недовольно сестру. — Не бойся, я не расскажу маме.

Взгляд девушки переходит с него на себя, и она с ужасом осознает, что несмотря на то, что старшему брату едва двенадцать, её возраст не изменился. Да что ж это такое? Она резко вскакивает, осматриваясь по сторонам. Что за чертовщина происходит? Её что, откачивают где-то в больнице? Почему тогда, как в фильмах, она не слышит крики врачей и звуки аппаратов жизнеобеспечения?

На её глазах Летисия помогает сыну встать, наказав ей, словно маленькому ребёнку, больше не играть в опасные игры. Кажется, мать совсем не замечает произошедших в ней изменений. Тут с соседней комнаты раздается знакомый, раскатистый голос отца. Эрнесто, как обычно, вступается за дочь.

— Летисия, ты не можешь запретить детям играть со всем, что может им навредить, — недовольно ворчит он вслед удаляющейся жене, приглашая жестом девушку сесть к нему за стол.

— Ох, отец, — прильнув к нему, словно к спасительному кругу, произносит Адриана, разразившись рыданиями. — Я сошла с ума, я так запуталась. Не могу отличить вымысел от правды.

— Успокойся, Эдри, — поглаживает мужчина своей мазолистой ладонью по её черным волосам. От него, как в далёкие добрые времена, пахнет сигаретами с карамельным привкусом. — Всему в этой жизни есть объяснение.

Телевизор напротив начал громко извещать о редком астрологическом явлении - полный парад планет, который происходит раз в сто девяноста два года. Астролог с экрана, мистер Хоффман, преподаватель Барселонского Университета, утверждает, что так, как в этом параде будут учавствовать Уран и Нептун, следует ожидать аномалий в магнитном полюсе земли. По его подсчетам, так как регион Каталония находится в наиболее уязвимом месторасположении к озоновым дырам, которые впаре с магнитным давлением способны вызывать необъяснимые скачки в разнообразных показателях, жителям следует быть осторожными. Мужчина сделал отсылку к своей научной работе, доказывающей, что в такие редкие моменты часто наблюдаются локации с необъяснимо высокой ионизацей воздуха, необычным поведением компаса и визуальными искажениями, которые некоторым источникам свойственно отсылаться, как к "временным порталам".

Сделав быстрый арифметический расчёт в голове, Адриана с удивлением установила, что сто девяноста два года назад шёл ровно тысяча восемьсот двадцать седьмой год!

— Так значит, перемещение во времени правда? — не веря своим ушам, она переводила изумленный взгляд с телевизора на отца.

— Значит так, — заключил он со знающим видом.

— И бабочки тут не при чем?

— Это пока не доказано, — Эрнесто подмигнул.

— А что тогда это? — девушка обвела руками их гостинную. — Я пожелала вернуться, и вот я здесь.

— Эдри, Эдри, — произнёс мужчина, словно смеясь над легкомысленностью ребёнка. — "Жизнь - это не фабрика по исполнению желаний", как говорилось в том слезливом фильме. Ты не можешь просить одно, получать, а когда тебе надоест, просить другое. Вспомни, где ты находилась последние полчаса.

— На пляже, — не понимающе, начала она перебирать последние моменты. — Море, дети, солнце...

— Что тебе мама говорила бывает, когда долго стоишь под солнцем без головного убора? — его рука легла на тонкую женскую.

— У меня солнечный удар? — отчеканивая каждое слово, Адриана, однако, не могла разделить его спокойствия. — И это всё плод моего воображения? И Фернандо, и дом, и ты...

— Взгляни на отца внимательней. Ты видишь меня на десяток лет моложе и без лишних килограммов, — его добрые глаза приподнялись, позволяя неглубоким височным морщинам выступить. — В сознании детей, родители всегда сохраняются в своём лучшем облике.

Девушка смотрела на него с щемящей болью в груди. Ей казалось, его образ беспощадно стирался под натиском времени, но он сейчас такой живой: в каждом движении, в каждой детали.

— Фернандо просил меня остаться, — внезапно вспомнила Адриана, сжимая ладони отца. — Что будет, если я соглашусь?

— А что бывает в случаях тяжелого солнечного удара? — немного погодя, Эрнесто добавил: — Остановка сердца.

Девушка задумчиво отвела взгляд в сторону. А может, всё-таки остаться с ним? В прекрасном воздушном замке, где царит гармония и счастье, и где сплелись воедино все грёзы. Она заслужила это, она имеет на это право.

— У тебя есть выбор, Эдри, — произнёс отец серьёзным голосом. — Ты можешь жить вечно в своих фантазиях рядом с любимыми людьми.

— Но это неправильно, не так ли? — она чувствовала в отцовских нотках неодобрение.

Эрнесто молчал, внимательно наблюдая за ней.

— Мне нужно вернуться, — необъяснимая решимость с примесью острого чувства долга нахлынула на девушку. — Если меня не станет, Бланку выкинут на улицу, а Фредерика останется на милость Антонио. Отец, это будет ужасно!

Мужчина одобрительно кивнул, легонько похлопав дочь по плечу.

— Ты ведь понимаешь, что, вернувшись, обрекаешь себя на жизнь, совсем далекую от той, что ты желала? Этого парня нет в живых, а мы с твоей матерью родимся лет через сто сорок.

Она сжала сильней широкую отцовскую ладонь, набрав в лёгкие воздуха.

— Я уже своё "отпорхала", — по-доброму усмехнулась Адриана, вспоминая лучшие моменты своей жизни, — а у девочек всё только впереди. Ответственность за это лежит на мне.

— Тогда, тебе пора, — Эрнесто с чувством гордости поцеловал дочь в лоб, проведя большими пальцами по алым щекам.

— Ах, папа, я хочу посидеть с тобой ещё за этим столом, — осознание скорой разлуки сжало в тиски её грудь. — Мне так тебя не хватает.

— У нас нет времени, Эдри, — мужчина заботливо помог ей подняться на ноги. — Тебе нужно отпустить ещё кое-кого.

Они под руку вышли из комнаты, переместившись обратно в благоухающие сады Жардинс де Тароньи. Фернандо одиноко стоял посреди янтарного поля, позволяя бризу шаловливо играть с рукавами своей рубашки и волосами. Заметив их, он приблизился своей размашистой походкой, понимающе остановив взгляд на бледном лице.

Выпустив отца, Адриана приблизилась к мужчине, однако, не в состоянии подобрать подходящих слова.

— Прощайте, моя милая русалка, — он галантно склонился над её ладонью, в глазах заиграли весёлые огоньки.

— Прощайте, Фернандо, — в который раз за день слёзы брызнули из глаз, когда она в последний раз прижалась к знакомому, пусть и призрачному, образу.

Отдаляясь от них, Адриана постоянно оглядывалась на силуэты мужчин, попеременно машущих ей ладонью. "А ведь они могли сдружиться!" — горестно успела заключить она, прежде чем тёплые летние краски Льорет Де Мара сменились падением с мыса и темнотой.

— Сеньорита! — зазвучал голос Агнес, подносящей нюхательные соли к бессильно распластившемуся телу.

Адриана с трудом открыла веки, переводя взгляд с взволнованного лица Антонио на перепуганных детей. Бланка сразу же примостилась под боком, впервые почувствовав себя в опасности без этой девушки. Фредерику же дядя крепко держал за ладонь, заметно, что против её воли. Этот жест окончательно пробудил Адриану, и, поднявшись на ноги, она забрала у него девочку, прижав её к себе с другого бока.

— Вы не получите и копейки из денег этого ребёнка, — заявила она, и побрела с ними вдоль берега, невзирая на угрозы и ругательства мужчины. Агнес неспешно плелась за ними.

Четверо усталых фигур скрылись вскоре в тени деревьев, продолжая сохранять умиротворенное молчание. Будущее предзнаименовывало тяжелые судебные тяжбы впаре с постоянным давлением со стороны Антонио. Однако сейчас, преждем чем их них снова засосёт жестокий водоворот событий, можно взглянуть на каждого взглядом сидяещего на ветвях воробья, задавшись не по-птичьему философским вопросом: Что значит для каждого из них мимолетное и неуловимое счастье?

Для Бланки и Фредерики на данную секунду - это был тот факт, что отныне они не одиноки, и есть рядом другой ребёнок, способный развеять, создаваемую взрослыми тоску. Пусть даже если это сестринство надоест им через неделю. Для пожилой и повидавшей в жизни столько трагедий Агнес, счастье заключалось в том, что она выполнила последнюю просьбу своего любимого вечно бунтующего "хозяина", одну из немногих действительно правильных в его жизни. А для Адрианы... это был сам момент, в котором солнечные лучи, пробираясь сквозь стволы платанов, растворялись в причудливые тени под ногами. Есть сегодня, есть завтра, а значит можно снова надеяться и мечтать. Мечтать не так наивно, не так недосягаемо, но приземленно, однако, не лишаясь сладковатого привкуса от самого процесса. Ведь когда разрушается один воздушный замок, на его месте всегда появляется другой.  

[1] - с каталан.Публикация

[2] - с каталан. дневники Каталонии