Обуреваемый смятениями Фернандо потерял всякий покой. Бессонные ночи усиливали и без того неутихающую тревожность, добавив ко всему прочему нервозность. Вот уже третий день он возил Хавьера по местам пригодным для охоты, закрытым джентльменским клубам и прочим развлечениям которые могли заинтересовать двух молодых людей. Герцог гулял, делал крупные ставки, подстреливал дичь и во всю флиртовал - а для чего же ещё он сюда приехал? Близился день, когда он с Корнеллией увидится у Фернандесов - единственным местом, где возможна их встреча. Эта мысль не давала Фернандо покоя, он чувствовал, что власть сейчас всецело в его руках: слова, действия, намёки - это всё могло решить исход событий. В его силах отвести внимание де Тордера на любую другую сеньориту или же усилить на Корнелии. Хавьер к нему прислушается, он не сомневается, как и в том факте, что его семья настаивает на скорейшем браке; мужчины де Тордера не славятся долголетием, а наследник должен остаться. Что до чувств? Смешно было и думать, что, руководствуясь ими, был совершен хоть один брак в высшем свете. Да, у Корнеллии нет баронского титула и поместья в приданное, но Долоресы состоятельны, а деньги - это то, что с лихвой окупят любой недостаток, особенно когда с ними туго в семье аристократов. Фернандо видел все шансы для этого брака, но...но желал ли он давить на рычаги, предшествующие ему?

Он проснулся среди ночи от непрекращающихся звуков выстрелов и женских криков. Вскочив с кровати, парень понял, что это был очередной кошмар. Глубоко выдохнув, он направился к стойке с бренди и, сделав глоток, успокоился. Да, это был очередной кошмар. Но эти события не были плодом его воображения, он помнит эти оглушающие выстрелы, жалобные и предсмертные стоны лошадей и душераздирающие женские крики, будто это было вчера. Стоит ему закрыть глаза, как всё это кровавое зрелище во всех красках появится перед ним. Он не хочет это видеть, он устал. Фернандо пытался закопать в глубине все пережитые ужасы, но они возвращались с удвоенной силой. Вот, бравый капитан эскадрона дает указания, по его приказу заряжают пушки, секунда и выстрелы, люди бегут в рассыпную, но он стоит на месте, его руки в крови. Ах, если бы это только была его кровь! Фернандо зажмурил глаза и сильно встряхнул головой, словно физически мог выбросить эти эпизоды из своей жизни. Подумать, и всё это произошло по его ошибке. Нет, он не совершит подобного снова - он поступит так, как следует, так как желал с самого начала.

Фернандо вошел клуб, считая, что никем не замечен, пока привратник не огласил его имени. Когда-то это место не было столь презентабельным, как сейчас, и имена посетителей ни то что не оглашались, их даже не записывали. В самом же клубе, если вы правильно понимаете значение этого слова в те времена, изменилось мало: те же пресыщенные жизнью аристократы проигрывают и выигрывают состояния за круглыми столами, пытаясь хоть мимолетным азартом скрасить свои однообразные, не обремененные ничем будни. В разгаре дня они походили на сонных мух, клюющих носом, ведь маленькие ставки мало кому щекотали нервы. Фернандо пришел сюда не за этим, он искал Хавьера и был уверен, что тот, как и обещал неким баронам пару дней назад, встретился с ними здесь. В полупустом зале он быстро отыскал знакомую блондинистую шевелюру - де Тордера от души над чем-то смеялся. Цель его внезапного визита ясна, Фернандо точно знал шаги действия и не терял и секунды.

— Bona tarda[1], сеньоры, — спокойно поприветствовал их парень, усевшись рядом.

— Фернандо, не ожидал тебя встретить. У тебя разве не было дел? — искренне удивился Хавьер.

— Я хотел убедиться, что ты получил приглашение на ужин у Фернандесов. Настоятельно рекомендую вам также там побывать, — переключился он на сидящих рядом баронетов, нарочито подчеркивая важность этого вечера.

—Я и не помню, — рассеянно протянул герцог. — Ты не упоминал об этом раньше?

— El meu error[2] — бесстрастно ответил Фернандо, — совсем вылетело из головы. Будет большой ошибкой пропустить такой случай познакомиться с достойными сеньоритами Льорет де Мара.

— Достойными говорите, дон? — подхватил один из рядом сидящих. — Я пойду. Ей Богу, устал от этих крашенных лиц, что вижу по ночам. Нужно для чести и на благородных женщин смотреть.

— Кто ж тебя просит ходить в такие места? — как обычно по-мальчишески улыбнулся Хавьер, а затем обернулся к Фернандо. — Я пойду, amigo, если ты сделаешь ставки, так как эти жулики меня обанкротят.

— Да, сеньор, — согласился другой баронет. — Мы наслышаны о вашей легкой руке и клянусь своими акциями, что вот-вот прогорят, я ни черта в это не верю!

— Вот как, — в его планы не входило засиживаться в клубе, но обвинение метко попало в цель. — Разложите мне карты.

Лица сидящих заметно оживились, они сменили свои развалистые позы, ближе прильнув к столу, будто от этого зависел ход игры. Фернандо опытным взглядом оценил ситуацию и свои шансы, и, бросив бубновый туз, иронично произнес:

— Afortunado en el juego, desgraciado en amores[3]

Алые лучи покрывали багровым цветом сожженную под солнцем зелень, простираясь вдоль черепичных крыш каменных домов и отражаясь в куполе городской церкви. Двое молодых парней сидели задумчиво на веранде. Они выложили немалую сумму в клубе. Да, спутанность мыслей Фернандо давала о себе знать. Хавьер внимательно вчитывался в строки письма, которое держал под самыми лучами, словно иначе разглядеть его содержимое нельзя было. Герцог был раздражен, может даже рассержен, но, в отличии от своего вспыльчивого друга, он показывал это лишь ритмичным постукиванием обуви по деревянному полу. Письмо писала мать, в очередной раз косвенно упоминая о его кузине и её бессчетных достоинствах.

— Клянусь, — внезапно начал де Тордера, оторвавшись от бумаги. — Это будет последний выезд в роли холостяка. Я так устал, что вернусь и обвенчаюсь с Пруденсией, — голубые глаза жалобно окинули местность, словно его прямо сейчас везли под венец, как телёнка на бойню.

— Неужели кузина оказалась так хороша? — саркастически бросил Фернандо, выкурив сигару.

— Это существо до того невинно и далеко от реальности, что в свои семнадцать она выглядит на четырнадцать, — перед ним предстал знакомый образ Пруденсии, которая от волнения и смущения не могла связать и двух слов и постоянно краснела, когда он заговаривал с ней.

— И ты всё равно женишься на ней? — искоса взглянул парень.

— Что суждено - тому и быть.

В этот момент в Фернандо разгорелось неподвластное желание поддержать друга, взбодрить, перечислить плюсы этого брака, опытно добавив, что такие девушки не изменяют мужьям и рожают здоровых детей, которыми так обделены де Тордера. Да, он мог прямо сейчас воодушевить Хавьера и уже завтра утром провожать его, напросившись на свадебное приглашение. Судьба, словно соперник в покере, разложила перед ним свои карты, и он знал, что, не сделав ни единого хода, встретит столь безболезненный для себя финал, однако, одна единственная карта в его руке не позволяла закончить этот раунд столь очевидным способом. Нет, эти огоньки в зелёных глазах повелевали продумать тройной ход, смешав карты соперника и окончив в итоге совсем по-иному, тем самым отбросив несчастную Пруденс далеко в кучу. Они требовали риска, большой ставки и всецелого внимания игрока. А требовали ли они на самом деле или он хотел так думать?

"Господи, стоит ли мне вмешиваться, когда всё само по себе идет хорошо? — спрашивал себя Фернандо. — Он даже её не помнит, а она похныкает и забудет, как обычно. Прочитает своим романы-сказки и уже на следующий день опять будет говорить о лошадях, собаках и своей сумасшедшей деревне".

Острым, словно осколок стекла, и столь же незаметно подлым ворвалось воспоминание: далёкое, но не меркнущее, чарующее и холодное. Волосы, руки, глаза - ах! Фернандо зажмурился, проводя пальцам по переносице, словно это облегчало тяжесть воспоминаний.

— Что с тобой, amigo? — испуганно осведомился Хавьер.

— Всё в порядке, — отбросив глупые надежды, холодно ответил он. — Ты будешь полным идиотом если женишься на этой Пруденсии.

— Громкие слова, друг мой. Ты сам знаешь, что отец умер в тридцать пять, а дед в тридцать три. Я получил свой титул в двенадцать лет. Сейчас мне уже двадцать шесть, а наследника до сих пор нет.

— Ты сам назвал её ребёнком. Разве может ребёнок родить тебе ребёнка? — не отступал Фернандо.

— И что же ты предлагаешь? — ошеломленно спросил герцог, не смотревший на ситуацию под таким углом.

— Тебе нужна девушка в расцвете лет. Яркая и достаточно созревшая. Пусть не столь титулованная, но не менее благородная, — он изо всех сил старался произносить слова отчужденно.

— Ох, не припомню, чтобы у тебя были сестры или кузины, которых ты мне мог посватать, — шутливо заговорил де Тордера, оголяя ровные зубы под едва заметными усами.

— Это лишь дружеский совет, — продолжал в серьёзном тоне Фернандо. — Кто знает, может, здешние девушки западут тебе в душу, которой вовсе нет?

— Душа у меня есть, а девушки такой я ещё не встречал.

— Ну, хватит с меня, — переменил тему он. — Ты был у сеньора Кобреро? Нет? Ты просто болван. Если хочешь сорвать куш на лошадиных скачках в этом сезоне, я не знаю человека, более помешанного на них. Который час? Мы успеем его застать. Подайте карету!

Вот уже второй час сеньор Кобреро глагольствовал о купленных неким доном Хуаном арабских скакунах. Да, утверждал мужчина, в этих животных чувствуется порода и сила, он уверен, как никогда прежде, что эти жеребцы прискочат первые к финишу. Ах нет, что за глупости несет де Тордера, разве важен факт, что лошади впервые будут забегать? В них течёт кровь чемпионов, они выращивались профессионалами своего дела. Нет, он даже не допускает никаких сомнений на их счет и уже поставил добрые пять тысяч, что настоятельно советует и молодым парням. Разве существует спорт более грациозный и благородный, чем скачки? Не мучай его поясница, он бы сам от души оседлал коня и гнал без остановки до финишной прямой, но ох уж этот удел стариков: только и остается наблюдать издалека.

На какие только ухищрения не шёл Фернандо, чтобы заставить сеньора говорить больше. Нет, он не мог уйти раньше, чем придет она. Ну что за женщина, она же всегда бывает здесь около трех дня, и приспичило же ей сегодня задержаться. Он читал ужасную скуку на лице Хавьера, который достойно держался, учтиво задавая отдаленные вопросы. Продержаться бы ещё полчаса. Нужно заинтересовать их обоих чем-то. Парень бродил по веранде, всматриваясь в аллею, ведущую к дому. Под копытами проезжавшего экипажа поднялось облако серой пыли. Он нервно обернулся к мирно сидящим за чайным столом джентльменами, ведущим вялый диалог. Сеньора Кобреро, которой более, чем Хавьеру наскучили эти лошади и скачки, угрюмо вышивала в противоположном углу. Он заметил, как друг намеревается проститься, начиная радушно благодарить за оказанный приём, и не замедлил вмешаться, как их речь прервал дворецкий известивший о прибытии сеньориты Гонзалес. Сеньора Кобреро подскочила от радости: ну наконец новое лицо в этом доме, новые уши, что выслушают её недовольства и руки, что поддержат её неугомонных детей. Заметив, как растерялись сеньоры, она, ощутив себя снова главной хозяйкой дома, заговорила:

— Вы же не покинете нас прямо сейчас? Уверена, общество Корнеллии доставит вам не меньше удовольствия, чем эти разговоры о лошадях, — последнее слово женщина произнесла особенно небрежно.

Герцог поднялся с места, готовясь встретиться с кем-то чьё имя отдаленно припоминалось ему. Откуда он мог слышать о сеньорите Гонзалес? Может, в Мадриде? Да, скорее всего там. Фернандо принял, насколько возможно, серьёзный вид, не высказав испытанного облегчения и в тоже время досады. Как хорошо, что она пришла, а... может лучше бы не приходила вовсе? Ах, опять эти глупые мысли, нужно отбросить их ещё дальше.

Он оставался невозмутимым, холодно поклонившись Корнеллии и сделав вид, что не заметил, как вспыхнуло и засияло её лицо при виде Хавьера. Он не обращал внимания, как она уселась с детьми под деревом, листая знакомый блокнот. Он также пытался не замечать, как Хавьер внезапно покинул его с сеньором Кобреро общество, направившись к ней. Он хотел ослепнуть, когда белокурый блондин водил пальцем по блокноту, улыбаясь своей ангельской улыбкой. Ох, хоть бы он сейчас оглох, чтобы не слышать подавленного звонкого смеха Корнеллии. Пусть дети кричат громче, пусть бегут быстрее перед его глазами, чтобы он ничего не замечал. Ну почему он видит, как сеньор Кобреро двигает губами, а слов его разобрать не может? Ах, лучше бы он не заметил, каким хитрым взглядом одарила сеньора Кобреро молодых под деревом. Он знает: так смотрят взрослые дамы на пар, что похожи на голубок, и которые, скорее всего, вот-вот помолвятся.

За спиной послышался шелест, и Корнеллия слегка румяная в своем бледно-зелёном ситцевом платье опустилась на стул возле хозяйки дома. "Элегантно, — подумал он, — но совсем не жеманно". Де Тордера не заставил себя долго ждать, и с режущей болью Фернандо заметил, как заиграли искорки в зелёных глазах девушки. Нет, пора уходить - довольно с него. Она что-то спросила у него. Нет, ему послышалось, она задала вопрос герцогу: "А как долго он намеревается оставаться здесь?". Мальчишеская улыбка заиграла на бледном лице Хавьера: ему нравятся здешние места, он ещё не думал об отъезде. Фернандо встал, пробормотав что-то о делах, желая поскорее покинуть этот дом, собственноручно обрекая себя на эти муки. Корнеллия взглянула на него, он прочёл в её глазах благодарность. Лучше бы она сейчас его ненавидела, чем благодарила за то, что отдалялась от него.

Он шёл быстро, глядя себе под ноги. Герцог едва поспевал за ним. Де Тордера восхищенно рассказывал о том, что последует совету сеньора Кобреро и сделает ставку на дона Хуана. Фернандо прекрасно понимал, что говорит он это от воодушевления, полученного последними двадцатью минутами, проведенными под тем проклятым, им теперь, деревом. Он машинально отвечал на его вопросы, думая о том, как поскорее настанет и закончится завтрашний день, суливший ему столько страданий.

Адриана спешно собиралась в своей комнате. Сегодня она была разгоряченней обычного, всё казалось недостаточно хорошим: локоны недостаточно накручены, корсет плохо затянут, серьги не подходили к цвету платья, а мантилья к шлейфу. Агнес устало глядела на сеньориту, что металась из стороны в сторону, лихорадочно разбросав имевшиеся наряды на кровати. Ах, она скорее всего сейчас переоденется. Нет, времени так мало, придется идти в этом, словно зефирном, бледно-розовом платье из тафты. Она выглядела словно воздушное облако, такое нежное, лёгкое, почти парящее над землей. "Будь у неё глаза чуть поскромнее, — подумала экономка. — Опущены вниз, а не вызывающе смотрящие - тогда и вправду сошла бы за ангелочка". Адриана не была о себе такого мнения сейчас, разглядывая свою талию в зеркале. Нет, недостаточно.

— Ах, Агнес подойдите и помогите мне зашнуровать корсет потуже, — жалобно произнесла девушка, схватившись руками за угол кровати.

Не видя в этом никакой обходимости, экономка всё же беспрекословно выполнила указание госпожи. Что уж спорить с таким взволнованным существом? До скорой помолвки уже рукой подать. Так судачит вся челядь, камердинер, лакей и сама сеньора Долорес. Женщина устало и неповоротливо отошла, ещё раз осмотрев девушку. Да, она была сегодня просто неотразима - в ней так бурно кипела жизнь.

Отпустив экономку, Адриана продолжила разглядывать себя. Взгляд её упал на кисти рук. "Будь эти пальцы потоньше!" — досадливо пронеслось у неё в голове. А говорят ещё игра на пианино их сужает - что за чепуха. Нет, не будет она сейчас вспоминать о той далёкой жизни. За последние недели в ней произошла разительная перемена: от постоянного страха за свою авантюру, она начала верить, что никакого временного перемещения не было вовсе. Да, её зовут Адриана, она оказалась каким-то образом в том странном доме и выскочила прямо перед сеньорой Долорес, но это никак не связано с двадцать первым веком и прочими магическими штучками. Возможно, она потеряла память или испытала такое потрясение или ещё что с ней произошло, от чего у неё подобные галлюцинации и провалы в памяти. Мозг, на протяжении столького времени, усердно работающий над разгадкой и чрезмерным обдумыванием, сдался и выбрал наилегкий путь принятия. Стрессовая ситуация не может длиться вечно, в один момент человек вздохнет облегченно - такое произошло и с Адрианой, практически отказавшейся от странной дремоты, под названием двадцать первый век. Теперь она Корнеллия, внизу её ждет карета, а на рауте герцог де Тордера.

Что за день, что за вечер: свечи светят ярче, звёзд рассыпалось больше на вечернем небе, а ветер такой прохладный, что веер из страусиных перьев может и не потребоваться. От волнения девушка опустилась на пуфик, корсет препятствует дыханию, но она выдержит. Сердце готово было вырваться из груди, руки слегка тряслись. Ах, вот бы найти силы дойти и открыть дверь. Адриана встала и поплыла по комнате, также легко воздушно слетев с лестниц. Последующие посадки и высадки с карет, наставления Марии, угрюмые ворчание Бернарда и осуждающие взгляды Алисии, пролетали с трёхкратной скоростью, мельком запечатлевшись в её памяти, впрочем, как и всё последующие события.

Вот она уже сидит в нарядном зале, стены которого затянуты золотистой кисеей и изредка, сквозь серебряные канделябры, бросает взгляды на группу шумных офицеров. Хавьер смешно пошутил, солдаты гоготали во всё горло, несмотря на суровые взоры сеньор в возрасте, восседающих поодаль в своих серо-фиолетовых нарядах, чтобы не оттенять молодых и ярких искательниц счастья. Всё это общество гудело и лепетало без остановки, они казались девушке сегодня особенно красивыми, галантными и элегантными, чем обычно. "Какая в них произошла перемена!" — думала Адриана, не понимая, что перемена была в ней самой. Даже сеньора Кобреро не пилила своего супруга, а весело слушала речи его приятелей о тех же скачках и лошадях. Как удивительно, что сеньор Долорес не сидит угрюмо в углу, а рассказывает неким престарелым матронам то ли о цветах, то ли о кораблях. Да, разве имело это для неё значения, когда её взгляд пересекался с небесно-голубыми глазами. Они смотрели так нежно и томно. Девушка отвернулась, энергично замахав веером, хоть ей и было прохладно. Вот снова она взглянул на знакомое лицо. Хавьер отделился от вояк, и сидя в компании денди одарил, её свойственной ему улыбкой. Ну что за руки, веер то упал! Возле неё происходил какой-то диалог, однако, для Адрианы в тот момент он был сродни жужжанию пчёл. Антонио делился тайной, якобы красавица певица Лаура вот уже который раз вызывающе смотрит. Вот-вот прямо сейчас, ах Корнеллия совсем оглохла что ли? А он то скоро уедет в Барселону. Алисия, конечно же, не могла не подметить такой момент и сидела поодаль, словно проглотив жабу, позволяя другим молоденьким девушкам себя успокаивать неизвестно от чего.

Вот кто-то объявил начало танцев. Кто это был? Не хозяин ли дома? Адриана не различала ничего, кроме приближающегося силуэта высокого блондина. Вот он совсем рядом, его задержал Антонио со своей белибердой, как обычно. Девушка смотрела куда-то в сторону, ни в состоянии заострить на чем-то взгляда и метаясь глазами по предметам интерьера. Она почувствовала, как кто-то подвинул шелестящий подол её платья, усевшись рядом. Запах мяты и нетерпкого одеколона ударил в ноздри, Адриана повернулась, обдавшись алой краской на смуглых щеках.

— Не согласитесь ли вы подарить мне первый танец? — тихо произнёс де Тордера, таким тоном, словно и не ожидал положительного ответа.

Она хотела ответить да, но суровый взгляд Марии заставил её учтиво открыть свой список обещанных танцев, которые, как утверждают, должна иметь любая порядочная сеньорита. Чисто формально посмотрев на пустой лист с названием танцев, однако так, чтобы он не попался герцогу на глаза, Адриана одобрительно кивнула, пройдя с ним под руку к центру залы. Кадрилья, вальс, мазурка проносились как в сказке. Запах таявших свечей, женские ужимистые смешки, звук ударяющихся об ремень офицерских саблей, ритмичное постукивание каблуков, а самое главное эти небесно-голубые глаза - заставляли трепетать юное сердце ещё сильнее, норовя так и выскочить из туго затянутого корсета. Хавьер божественно танцевал, что скрывать. Казалось, даже лучше, чем тогда в Барселоне. Он говорил ей общие фразы, но таким приятным тихим голосом, что она не переставала улыбаться. Девушка почти без передышки крутилась и крутилась, словно клочок сахарной ваты в веретене, и огоньки в её глазах могли затмить даже самые массивные изумруды сегодня вечером. Лишь на одно мгновение, после третьего танца с герцогом, Адриана осмотрелась, ища глазами Фернандо.

А он был всё время здесь. Его высокая атлетическая фигура перемещалась меж игровыми комнатами, не желая появляться в ярко-освещённом зале, словно свет мог развеять его непробиваемую маску, выставив на всеобщее обозрение подлинные чувства. Но волей судьбы он стоял здесь с начала проклятых, им сотню раз, танцев. Корнеллия порхала, словно не касаясь пола вовсе, откинув голову верх и не отводя глаз с Хавьера. Будь на его месте любая женщина, а на месте Адрианы какой-нибудь возлюбленный ею мужчина, то у несчастной дамы от боли распирало бы рёбра, словно нечто непосильное рвалось в наружу, увлажнив предательски уголки глаз и бросив в дрожь тонкие кисти рук. У него же, у мужчины до кончика волос, вывернулась наизнанку душа, не выказав и следа на загорелом лице. Он лениво отпивал шампанское, не сводя с пары глаз. Кто-то особо проницательный мог бы прочитать в его взгляде тоску, заглушаемую ревность и безысходность, но таких людей в тот момент не оказалось рядом, они сейчас танцевали... Он отвесил грациозный поклон потревожившей его сеньоре, которая любопытно расспрашивала о маркизах, словно они сами не сидели поодаль. Оркестр остановился, намереваясь передохнуть немного прежде, чем отгреметь на последнем дыхании заключительный танец. Фернандо услышал шелест и почувствовал, как кто-то повис на его руке. Неспешно обернувшись, он встретился с этими смеющимися зелёными глазами, которые ещё минуту назад улыбались не ему. Корнеллия немного разгоряченная, озарила его своей фирменной улыбкой.

— Ах, я думала не встречу вас сегодня, — отрывисто произнесла девушка, ещё не переведя дыхания после стольких телодвижений. — Пока вы молчите, я намереваюсь принять ваше галантное предложение - отдать вам последний вальс.

— Как мило, — впервые не найдя колкого ответа, ответил он, не в силах сдержать улыбку на своём каменном лице.

— Вы какой-то странный сегодня, — произнесла окрыленная своим счастьем Адриана, идя с ним под руку на знакомое место в центре, — а ведь мы сейчас собираемся дать серьёзный повод для домыслов Алисии, — лукавая улыбка скользнула по её лицу.

В какой-то момент он подумал, как было бы прекрасно, если бы эти сплетни распространились на сотни километры с юга на север, и он был бы вынужден на ней жениться. Но нет, он держит её за тонкую талию, медленно кружа и слушая слова благодарности и восхищение о ком, о ком... о Хавьере. Она никогда не забудет сколько он, Фернандо, сделал для неё. Боже милостивый, эта женщина говорила так, словно уже шла к алтарю с де Тордера!

— Вам всё нравится, Корнеллия? — произнёс он низким бархатным голосом, нанося себе добровольно боль, подобно детям давящих пальцами на синяки. — Всё совсем как в ваших романах, не так ли?

— Ах, я рада видеть, что к вам вернулась способность бросать колкости, — последовал легкомысленный ответ. — Можете смеяться про себя, но вы правы - всё совсем как в моих мечтах!

Как странно, музыка замолкла, а кисти его рук не хотели выпускать её из чуть более близких объятий, чем требовал танец. Она непонимающе улыбнулась и выпорхнула, прощебетав что-то о встрече. Фернандо не слушал, чтобы она не говорила, эта девушка была потеряна. Также как и шёлковые ленты из его пальцев, выскальзывала и Корнеллия из его жизни. Ему казалось, что теперь любая попытка что-либо изменить была сродни хватанию песка, который всё равно высыпится из рук. Весёлой и полной жизни походкой, так разительно отличающийся от вялых и скованных походок других аристократок, она шла в угол, неподалёку от Хавьера. В шумной толпе он встретился взглядом с сеньорой Кобреро. Проницательные женские глаза заподозрили что-то, и парень поспешно ретировался, покинув раут непозволительно грубым образом: не предупредив хозяина и без всякой на то "веской" причины.

Утро, казалось, восполнило прохладу вечера непозволительным зноем. Копыта вороного коня поднимали клубки пыли. Седок слегка хлестал животное по боку, стремительно приближаясь к барьеру. Массивное тело умело перепрыгнуло препятствие и, пробежав полукруг, снова повернулось под натянутыми уздцами к барьеру, набирая скорость для следующего прыжка. Зачем изводил себя Фернандо знал лишь он сам, но Арес чувствовал это своим большим лошадиным сердцем, и ни разу не вздумал сегодня противиться. Казалось, только в недолгие секунды разбега он ощущал себя свободным от докучающих мыслей. Парень ненавидел себя за подобную слабость и искал способы избавление, и как не удивительно на горизонте мелькал знакомый выход - побег. Опять бежать? Куда? Фернандо замотал головой, словно вёл диалог, делая очередной круг. Он слышал, как его окликнул Хавьер уже в третий раз, но не обращал внимания, разбегаясь всё энергичнее и быстрее. Так продолжалось пока де Тордера не приблизился настолько, что загородил своим жеребцом дорогу к барьеру.

— Что это с тобой с утра? — удивленно произнёс герцог.

— Всё в порядке, — нервно отрезал он, не желая вести дружескую беседу.

Лишь к обеду, Фернандо вновь совладал собой, приложив невероятное усилие для сохранения свойственного ему хладнокровия. Он не размазня, чтобы лить слюни из-за того, что ему плохо: он знал на что шёл, знал почему и более того знал итог. Нет уж, он доведёт начатое до конца, а потом... потом будь что будет. Де Тордера ушёл куда-то с визитом, но вскоре вернулся, застав своего друга в кабинете. Оценив состояние Фернандо, Хавьер понял, что тот настроен дружелюбнее, чем утром, поэтому уселся на стул напротив, нервно теребя кончики усов.

— Тебя что-то беспокоит? — начал Фернандо, заметив, что герцог немного взволнован.

— Ничего особенного, — задумчиво протянул тот. — Я наводил справки об одном человеке и...и остался не совсем доволен.

— Неужели? — изумился Фернандо быстрому развитию событий. — Этот человек не из Льорет де Мара?

— Да, — рассеянно говорил Хавьер, делая подсчеты в голове. — Я думал... думал, что мог бы не жертвовать возможностью иметь привлекательную жену и в то же время угодить матери, но выходит...выходит, что в жизни всегда нужно делать выбор.

— Жену? Что я пропустил? — наигранно спросил парень.

— Ах, глупая затея, — де Тордера встал, расхаживая по ковру и не поднимая глаз.

— Корнеллия Гонзалес? — не желая тянуть дальше, произнес Фернандо.

— Мне сказали, что у этого прекрасного создания есть большие шансы получить жирный кусок из кармана этих богатых Долоресов. Согласись, этот сорт людей - индианосы - неплохо наживаются в наши дни. Конечно, мне сразу запали в душу её яркие зелёные глаза, — словно его просили оправдаться, поспешно заверял Хавьер, — а потом я воодушевился и возможность не пасть в грязь, женившись на красивой женщине без особого титула, — перепутав причину со следствием, де Тордера беззаботно глядел из окна.

— И это оказалось неправдой? — заранее зная ответ, продолжил Фернандо, отбросившись на бархатную спинку стула. — Её отец приходился дальним родственником сеньору Долорес и, на сколько мне известно, немало вложился в его дело, так что в знак благодарности мужчина обещал помочь его единственной дочери, — машинально произносил он давно обдуманные фразы.

— Да, да, — устало отвечал герцог. — Но мой поручик уверял, что больше, чем тысячи в год без всякого приданого не стоит и ожидать. К тому же, у этих людей нет никаких связей далее Льорета. Представь, ни один дом не станет их принимать в Барселоне и Мадриде.

— Вот как. Сдается мне твой поручик ошибся, ибо такие детали в наших краях не узнаются через третьих лиц, — Фернандо своей высокой атлетической фигурой приблизился к немного хилому де Тордера, уверенно похлопав того по плечу. — Отправь его напрямую к сеньору Долоресу. Сегодня же.

— Да нет, — отнекивался блондин, — гиблая затея. Ну даст торговец на тысячу или две больше - это ничего не решит. Если не смогу расплатиться с долгами в этом месяце, придется опять продавать земли. Арендаторы итак готовы вот-вот взбунтовать из-за высоких налогов.

Фернандо знал, что у Хавьера трудности, но не подозревал что тот довёл их до таких масштабов. Ну что ж, ему и лучше: нужда делает любого человека уязвимей. Уверив де Тордера, отправить невероятно шустрого поручика к нему, дабы представить самолично Бернарду, Фернандо снова остался наедине. Он быстро открыл ящики письменного стола, молниеносно выкладывая ценные бумаги: счета, акции и расписки. Всё то, что он зарабатывал кровью и потом, долго и упорно. Каждый корабль, количество привозимого на нём груза, инвестиции в угольные шахты, гватемальское золото и многое другое превращались лишь в цифры в его глазах. Это стоит больше десяти тысяч, то уйдет не больше трёх, а вон то можно оставить - оно обесценилось за последний год. Спокойно и уравновешенно он делал подсчеты, словно складывал не всё имеющееся у него состояние. Пальцы холодно и безошибочно вырисовывали одну цифру за другой, бросая бумаги в стопку. Он ни разу не поднял головы, ни разу не подумал о том, что поступает безрассудно, ни разу не защемило в груди от боли расставания с плодами своих трудов. Нет, Фернандо знал одно, что, если позволит себе хоть на секунду дать надежду, усомниться в верности избранного пути - он пропал. Холодная рассудительность одержала величественную победу, и он, словно офисный клерк, копошился в груде ценной макулатуры добрых два с половиной часа прежде, чем раздался робкий стук в дверь. Порученный де Тордера не заставил себя долго ждать. Худощавый, но статный мужчина поклонился, стоя в дверях. Лицо его не было услужливо пресмыкающимся, а манеры были учтивы, но не раболепно приклоняющиеся, и этот факт сразу понравился Фернандо. "С ним можно договориться о сделке" — заключил он про себя, распознавая хватку делового человека, коим являлся и сам.

— Перейдем сразу к делу, — начал он, выслушав объяснительную речь поверенного, — мы не идем сегодня к сеньору Долорес. Вы вообще никогда с ним не встретитесь, — глаза мужчины слегка округлились от удивления, но он быстро придал лицу беспристрастный вид. — Вы выйдете с этой комнаты, прогуляетесь по садам Жардинс де Таронья, а после вернетесь к герцогу и заявите, что Бернард Долорес, во-первых, не любит обсуждать финансовые дела с кем-либо, поэтому говорит один раз, во-вторых, что он дает за сеньориту Гонзалес, — Фернандо посмотрел на свои подсчеты, — тридцать тысяч, не считая последующих двух тысяч ежегодно. В-третьих, когда помолвка состоится и потребуются деньги, вы встретитесь с моим банкиром и все последующие выплаты будете получать у него.

На минуту воцарилось глубокое молчание. Мужчина был обескуражен, но быстро сориентировался, что показал понимающим кивком.

— Вы мне нравитесь, сеньоро. — спокойно продолжал Фернандо. — Не думаю, что стоит отмечать, что этот разговор умрёт вместе с нами, как и все вытекающие из него обстоятельства.

— Как скажете, ваше сиятельство, — поверенный не любопытствовал разгадать тайну. Его отнюдь не волновало, что за интриги стоят за этой авантюрой. Финансовая сторона вопроса была ясна, а этого и достаточно.

События последующих двух недель были многочисленны и проносились одни за другими, словно листья, сдуваемые порывистым ветром. Герцога не могла не обрадовать принесенная поверенным новость, и ту спесь, которой он наградил ничего не подозревающего сеньора Долореса, вполне окупалась обещанной суммой. Письмо вдовствующей герцогине не заставило себя долго ждать, и та хоть с большой неохотой и призрением дала условное согласие: она должна увидеть хоть раз эту Корнеллию, прежде чем назвать её своей невесткой. Хавьер порхал в небесах, парню рисовались самые разнообразные планы, как выгодней использовать выпавший ему куш. Здравый смысл диктовал ему не распространяться особо даже с принимавшими его маркизами де Лавера. Да, пусть точные суммы останутся для них загадкой. И всё же, он был молод и в нем кипела кровь, поэтому помимо денег ему хотелось видеть и виновницу такого счастья. Визиты к Долоресам участились, их количество открыто бросалась в глаза, но его это не тревожило. Смотря на пышущую жизнью зеленоглазую девушку, его распирало от самодовольства. Да, он просто молодец! Как же он смог так метко выстрелить, да ещё и в этой глуши? Жизнь заиграла такими яркими красками, особенно во время долгих вечеров, когда он склонившись шептал на ухо Корнеллии какие-то глупости, слегка касаясь подбородком её пышных волос. Или когда она так мило смеялась, прогуливаясь с ним вдоль аллеи у дома, под пристальным наблюдением Марии Долорес. Да, разве могло ему быть неприятно общество столь милой девушки, которая смотрела прямо в глаза и часто заливалась краской? Чувствовал ли он нечто большое, чем забурлившую в жилах страсть? Нет. Поцеловать её в щеку, взять за руку, вдохнуть аромат легкого парфюма, исходящего от шеи - вот те удовольствия, что могла предоставить ему жена. Умения вести беседы, держаться в обществе и развлекать своим умом окружающих - это, конечно, просто необходимо будущей герцогине, но как достоинства супруги он их не воспринимал.

Адриана была вне себя от счастья. Девушка считала часы с того момента, как герцог уходил и не могла насладиться тем временем, что он у них бывал. Да, признавалась она себе, она тонула в этих небесно-голубых глазах и в этом тихом, хоть далеко не бархатистом, голосе. Ах, какими глупыми казались его поводы навеститься к Долоресам: внезапный интерес к судостроению и Бразилии - она то знала, что причина в ней и от того ещё больше не верила собственному счастью. Как же было приятно сталкиваться с ним случайно на прогулках или замечать его приближающуюся фигуру, сидя в беседке в саду. А какие стихи он ей читал! В высокопарных поэтических фразах Хавьер сравнивал её глаза с утренней росой, а голос с пением райских птиц. Клялся, что прекрасные черты девушки достойны того, чтобы быть нарисованными лучшими художниками и ещё много чего, льстящего женскому самолюбию.

Мария была на седьмом небе - она то всегда предсказывала такой успех своей дорогуше Корнеллии. Хавьеру всегда оказывался самый лестный приём именно из-за её хлопотливых стараний. Бернард был открыто озадачен таким вниманием. Мудрый разум подсказывал, что нечто стоит за этим, но как он не старался, ответ не находился. Этот парень учтив и почтителен со всеми, может, он и вправду так без ума от Корнеллии? Нет, с таким титулом это невозможно, и Бернард считал, что его подопечная лишь сезонное развлечение для избалованного герцога, и в один день он уедет, растоптав её репутацию. Именно по этой причине происходили постоянные стычки между мужем и женой, которые Адриана слепо игнорировала. Что же касается Алисии, то её мнение о гостье выше не стало. Да, эта вертихвостка подцепила хорошую партию, если он, конечно, вздумает на ней жениться. Маркизы де Лавера были откровенно шокированы тем, что разыгрывалось перед их носами. Как же так, что молодой человек столь благородных кровей позволяет себе такое сближение с Бог весть какой сеньоритой, с весьма, весьма сомнительными корнями и манерами? Люди во всю перебирали детали этого, редкого для здешней местности, предскандального события. Да, они видели эту милую Корнеллия. Хороша, ничего не скажешь, но герцогиня? — Не смешите. Лёгкая интрижка, таких немало видывали, погуляет и забудет, а девушке нужно лучше свою репутацию беречь, и ещё эта сеньора Долорес ей во всём потакает. Странная женщина, не находите? Уж лучше бы за свою дочь так пеклась.

На зло всем злым языкам, душный июньский вечер расставил все точки над "и", когда Хавьер воодушевленный покинул кабинет сеньора Долореса, получив от того положительный ответ. Герцог объяснился Адриане в своих чувствах в углу гостиной, где их очень тактично оставили наедине. Она трепетала всем своим телом, каждым сантиметром до кончиков дрожащих пальцев. Его бледное лицо склонилось к её уху, пока девушка делала вид что смотрит из окна. Он прошептал какие-то приторные речи, она от волнения и не помнила точно, но после главного вопроса ответ "Да" слетел незамедлительно. Этот столь деликатный момент был завершен лёгким поцелуем, после чего Хавьер бросился счастливый к двери. Бернард согласился лишь после разговора с подопечной. Всё кажется таким нелогичным, но если молодые хотят, зачем уж препятствовать? Её отец был бы рад, что дочь попала в такую семью, хотя сеньор и знал, что у де Тордера не всё гладко в плане финансов.

После всё завертелось ещё стремительнее: нескончаемые визиты, поздравления, приглашения, разговоры, советы, наставления. С дня на день должна была приехать вдовствующая герцогиня, и Мария во всю готовилась, закупая новую посуду и занавески, невзирая на возражение мужа, да и всех остальных. Тщеславие женщины было удовлетворено - она смогла сделать самую выгодную партию своей подопечной! Что до самой новоиспечённой невесты, то она парила в облаках, не в состоянии насмотреться на обручальное кольцо, купленное на её же приданное. Адриане не до конца верилось, что это реально, что возможно обрести такое счастье и быть настолько удачливой. В эти дни она желала всем окружающим быть такими же счастливыми как она сама, хотя бы наполовину. Её поглотили заботы о торжестве и подвенечном наряде. На следующей неделе пригласят модистку из самой Барселоны, ткани закупят тоже там через пару дней. Лица посещавших Долоресов людей уже смешались в сознании девушки, она почти не различала кого сердечно благодарила за пожелания, а кого звала настойчиво на церемонию. Нет, нельзя быть человеку таким счастливым, от того и возникали порой панические атаки по ночам, которые были практически подавлены к утру.

Не только её мучили бессонные ночи. Фернандо хоть скрывал свою угрюмость в поспешных сборах, не мог навести порядок в голове перед сном. Воспоминания, далёкие и не очень, возникали перед глазами, душа, лаская, бросая в холодный пот и сжимая сердце в тиски. Алкоголь, азартные игра и адреналин давали временный эффект. Вертясь из стороны в сторону, парень бранился, под конец вставая и бродя по комнате. Даже работа его не отвлекала. Та небольшая часть оставшегося у него капитала была ничтожна, но в ней таился потенциал. Деловая жилка в нём чувствовала это, и он собирался всерьёз уйти с головой в судостроение, когда переберется в Барселону, но сейчас, здесь в Льорет де Маре, это было неподвластно ему. На третий день после оглашения помолвки Фернандо был на грани галлюциационного состояния. Ему померещилось, что знакомые женские руки обхватывают шею и медленно, но нежно душат. В приступе страха он вскочил, поспешно одевшись. Так не может продолжаться. Он скажет всю правду, она должна знать. Всё может быть иначе, этот план просто глупость. Парень выскочил среди ночи из особняка, пробираясь сквозь колючие ветки знаменитого на всю округу сада. В темноте ему мерещился до боли знакомый женский силуэт, который поджидал его за каждым деревцем или кустом. От этого сердце забивалось сильнее и Фернандо бежал быстрее к дому Долоресов. Он знал, что Агнес часто любит посидеть одна по ночам на лестницах. Чутье не подвело, и вот он, приняв меры предосторожности, взбирался по выступавшим местами кирпичам к заветному балкону.

Если бы та же Агнес увидела его сейчас, то ни на шутку испугалась бы состоянием юноши. Он был словно в лихорадке: глаза неестественно сияли, а движения были немного резкими, будто он дергался от страха. Он нетерпеливо постучал по стеклянной дверце балкона: воспитание с трудом сдерживало его, чтобы не ворваться и не разбудить её прямо на кровати. Наконец, сквозь отражавшийся в стекле лунный свет, Фернандо заметил, как что-то задвигалось. Адриана сонно приблизилась, ещё не до конца осознавая, что происходит. Застегнув потуже пеньюар, девушка открыла дверь, посчитав по ошибке, что она вела в коридор, и чуть не вскрикнула от неожиданности, когда разглядела высокую фигуру с горящими в темноте глазами.

— Корнеллия, — судорожно начал он, а после вздохнув облегченно, словно убедившись, что перед ним и вправду стоит она, заговорил спокойно прежним голосом, — простите, что побеспокоил вас в этот час, но... но я должен сказать кое-что.

— Что за скрытность? — негодовала она. — Как вы сюда забрались? Вы же понимаете, что если нас...

— Нет, — отрезал он, — но пообещайте выслушать меня от начала до конца, прежде чем что-то ответить.

Они вошли во внутрь, Адриана с пятого раза смогла зажечь одну из свечей, пока парень в нетерпении расхаживал по комнате. Указав жестом на пуфик, Фернандо галантно подождал пока девушка усядется, а после заговорил, засунув руки в карманы.

— Я не знаю с чего начать, — искренне признался он, хаотично перебирая всё что хотел сказать, — я... я начну с самого начала. Вы столько спрашивали меня про Латинскую Америку и что я там делал эти четыре года.

Чувствуя, что надвигается серьёзный разговор, Адриана окончательно проснулась, широко раскрыв свои глаза в сумраке ночи.

— Я бросился на первый корабль после неслыханного скандала, и высадился на Доминиканских островах. Куда жизнь только не заносила меня после: я побывал во всех колониях этой богатой и столь необузданной земли. Желание заработать приволокло меня к группе английских исследователей. Мы пробыли полгода в Перу, передвигаясь от одного местонахождения к другому. Война за независимость только завершилась, и перуанцы всё ещё ненавистно относились к своим колонизаторам. Я избежал три попытки убийства, — он замолк, воскресив поочередно в памяти неприятные эпизоды. — Я бы вытерпел ещё, но очередное неспокойствие заставило англичан складывать инструменты и возвращаться обратно.

Пешком я пересёк границу Боливии. Эта страна приняла испанца не менее сурово, здесь революционные события ещё были в самом разгаре, повсюду вспыхивали одни за другими восстания. Я мог бы пополнить военные ряды его высочества, но случаи дезертирства были так высоки и повсеместны, что это было сродни запрыгивать на тонущий корабль, кишащий крысами, — Фернандо раздавил подошвой валяющийся карандаш, словно треск мог помочь ему собраться с мыслями. — Здесь, после двух лет мелкой торговли, мне повезло встретиться с французскими учёными. Они также нуждались в человеке владеющим в совершенстве языком; эти сумасшедшие направлялись в Бразилию из Чили, где едва не погибли при землетрясении. Их уже не влекли древние окаменелости, нет, они жаждали встретиться с дикими племенами, изучить их повадки и быт, словно подопытных кроликов.

Меня ничто не держало в Боливии, поэтому я охотно рассекал на следующий день с французами Амазонку. Эти леса, эти дожди, эта земля – боюсь мне не забыть их до самой смерти, — он встряхнул головой, пытаясь отделаться от надоедливых галлюцинаций. — На середине пути началась жёлтая лихорадка, французов валило как косой. Влажная почва Бразилии поглотила многих из них, оставив навечно неизвестные среди джунглей могилы. Мы остановились неподалёку от города Сантарен, вблизи бассейна Амазонки. Здешнее аборигенное племя не желало идти на контакт, и прошло не менее трёх месяцев, прежде чем нам удалось наладить отношения. Они позволили нам жить вблизи их общины – это было пределом мечтаний лягушатников. Всё шло гладко и спокойно, пока один из этих французов не вздумал воспользоваться...обесчестить девушку из племени. Разразилась страшная резня, сбежать смогло лишь пятеро. Наши пути разошлись вдоль устья реки Жаманшин, понятия не имею что стало с ними после, — наступило непродолжительное молчание,

— Вскоре судьба меня свела с испанскими наёмниками и на сей раз я вступил в их ряды, отправившись в огромный и далёкий Сан-Паулу, бороться против бразильского ополчения. Война отвратительная вещь, Корнеллия. Она преисполнена грязи и разврата, перекрывающих любую патриотическую цель, которая так щедро льётся в массы. Я видел разные ужасы: кровь стала для меня обычным пятном, что всё равно не отстирается, оставшись бледно-оранжевым следом на одежде и вечными самокараниями в душе. Я хоронил друзей и убивал безжалостно чьих-то других, — его голос не дрогнул ни разу, а у девушки мурашки пробежали по спине. — Не смотрите так на меня, я вижу ненависть в ваших глазах, клянусь детей и женщин я не трогал, это было ниже моего достоинства, — стараясь не вглядываться в её испуганное лицо, Фернандо продолжил:

— Я получал приличное жалование – на войне всегда хорошо платят – и вкладывался в экспорт кофе, столь богатого в этом регионе. Вы скажете: и что же тут трагичного? Люди переживают и пострашнее вещи. Я соглашусь, в тот период я был доволен тем, что имел и не собирался бросать это грязное дело. Судьба же распорядилась иначе, — что-то в его словах заставило Адриану сильнее впиться пальцами в подол халата. — В один день, когда разразился шторм после недельных ливней, я встретил её в густой чаще джунглей. Паола – коренная креолка и дочь самого ярого повстанца за независимость. У нас не могло быть и шанса. Я до сих пор отчётливо помню её зелёные глаза сквозь пышную листву, они смеялись мне, играли со мной. Впервые в жизни я был покорён женщиной, не затянувшей до посинения корсет. Она была проста, жива и так едина со своей землей, со всей этой негостеприимной ко мне природой. Казалось, она, также как эти насекомые, обезьяны и птицы, была частью лесов, их самым естественным обитателем, — он замолчал.

— Что произошло дальше? — с опаской произнесла Адриана.

— Мой эгоизм взял верх, — в его голосе чувствовалось раскаяние. — Я выкрал её среди белого дня, нахально и назло всем креольцам. Что я хотел доказать? Свою силу, ловкость? – не знаю. Она была как дикий зверёк в новом доме: стены давили на неё, а я был ей ненавистен. Прошли полные презрения, борьбы и отчаяния недели, прежде чем Паола свыклась. Я смог это – я сломал её волю, — последние слова сквозили ледяным холодом. — Понемногу она говорила со мной, обрывками, фразами, но говорила. Она чахла, но я упорно этого не замечал. Я видел лишь то, что она меня наконец полюбила и привязался к несчастной ещё сильнее. Полюбила, — повторил он с насмешкой, — разве можно полюбить чудовище, лишившего тебя всего, что ты имела? Чудовище, для которого ты не более, чем трофей, потешающий его тщеславие? А она любила, Корнеллия. — Фернандо говорил с такой тоской, что сердце у Адрианы защемило, — Из всех испанских слов, она в совершенстве слагала "amor[4]", и использовала его так часто, что я всё больше корил себя за содеянное. Бедняжка просила разрешения увидеться с семьей, братьями, проститься с родителями, ведь она искренне верила, что бравый испанский офицер в один день сложит оружие и вернётся домой. Но я таковым не был, Корнеллия, я упивался войной и теми кровавыми деньгами, что она приносила мне в избытке. И, естественно, я не дал Паоле эту возможность, потому что считал, что креольцы воспользуются ситуацией, и мне придётся выбирать между ней и карьерой. Отвратительно, не так ли? — он не поднимал головы, боясь прочитать в её взгляде ещё большее презрение.

— Сколько это продолжалось? Убейте, не помню дат. Этот период навсегда останется в памяти зелёными папоротниками, окружавшими наш дом и её темно-серым платьем, подол которого промокал от влажной почвы. А вот дальше всё продвигалось как в страшном сне: очередной мятеж, силы противников в разы больше наших, стрельба, крики, кровь. Армия вынуждена отступать под натиском восставших. Было приказано немедленно бросать всё и выезжать в северно-западные регионы. Улицы кишели празднующими долгожданное освобождение людьми, готовые растоптать любого в ненавистной алой форме.

Я же скакал обратно в наш дом, продвигаясь против озверевшей толпы. Ехал и знал, что не найду её там, но тем не менее тешил себя угольком оставшейся надежды. В этот момент моя карьера, деньги, уважаемое положение – всё потеряло всякое значение. Я клялся себе, подгоняя лошадь, что если она будет жива, то брошу всё, и увезу её подальше. — Он долго смотрел отсутствующим взглядом перед собой. — Они, однако, не пожалели женщину своего племени. Эти варвары были глухи к её мольбам и просьбам. Кто она для них? Не более, чем падшая предательница, делившая ложе с колонизатором. Пять ножевых ранений, — Фернандо нахмурил брови, сжав неосознанно кулаки. — Всё было в крови. Мои руки были в крови – в её крови, — его голос охрип.

Воцарилось молчание, которое Адриана боялась разрушить. Этот самодовольный и, казалось, несокрушимый человек впервые предстал перед ней в столь уязвимом виде. Могучая осанка поникла, ленивая грация сменилась нервными движениями. Не говори он таким же спокойным и низким голосом, девушка приняла бы его за незнакомца.

— Повстанцы одержали победу, освободившись от деспотизма Португалии, — Фернандо отошёл к балкону, запрокинув голову к звёздному небу. Его кожа, казалось, сияла, сливаясь с лунным светом. — Наёмником я больше не мог работать, но у этой страны был огромный потенциал. Перебравшись ближе к берегу, в Рио де Жанейро, я вложил всё что имел в экспорт кофе. Этот товар воистину золото Бразилии. В след за ним я начал сбывать табак, кожу и масло европейским торговцам. Не буду вдаваться в подробности, но несмотря на то, что я неплохо преуспел, работа не смогла отвлечь меня от пережитого кошмара. Не воображайте меня сказочно тоскующим принцем. Женщины были в моей жизни и после, но влажные тропические леса Сан-Паулу и зеленоглазая Паола мучили меня непрестанно. Я был на грани сумасшествия; ночные кошмары и галлюцинации добивали во мне остаток человечности. Я просто возненавидел всё, что напоминало мне о тех днях, день за днём меня раздражали креольцы, их говор, эти муссоны и постоянная, тошнотворная влажность. Сам я тоже не купался в ласке местных. Их выводил из себя сам факт, что чужеземец живет богаче и может себе позволить ходить в начищенных до блеска сапогах по их земле. Думаю, теперь вы не удивитесь, когда, вложив всё в испанские суда, я в один день запрыгнул, как не иронично, снова в корабль сеньора Долореса.

Полгода ужасного плавания, три жесточайших урагана, и вот я спрыгиваю на родную Каталонию, чтобы встретить на маскараде двойника Паолы, — его сверкающие серые глаза метнулись на Адриану. Самообладание возвращалось – Фернандо выпрямился, слегка склонив голову.

— Что это значит? — сбитая с толку, спросила девушка.

— Корнеллия, — в его голосе чувствовалось нежность, — в тот вечер я считал, что кошмары и призраки сделали своё дело, и я просто слетел с катушек. Невозможно, чтобы мертвец ожил и смотрел на тебя таким взглядом. Встреча у Кобреро внесла ясность в мои сомнения – это не была Паола, но девушка была так схожа, что не замечать этого было безрассудством. Вы всё делали иначе: говорили, смотрели, смеялись, но всё же каждая встреча с вами пробуждала во мне воспоминания о тех далёких местах, и так старательно запрятанных глубоко событиях. Мне хотелось искать новых встреч с вами, эта сладкая боль доставляла мне удовольствие, но совесть подсказывала мне отдалиться. Не судьбоносно ли, что слова отца, произнесенные над трупом кобылы, так часто всплывали в моей памяти? "Ты убиваешь всё, к чему прикасаешься" – я верил, что погублю и вас, если сделаю ещё шаг навстречу. Бежать было бессмысленно, мои мысли были всецело здесь. Оставалось одно – отдалить вас от себя. Что я мог сделать для девушки, привезенной из глухой провинции для поиска подходящей партии? Я видел лишь один, каким бы он не казался тяжким для меня, выход – помочь вашей опекунше в этом деле. И всё же мой эгоизм не отступал, я сделал всё чтобы видеться с вами регулярно, усыпляя свою совесть тем, что в конечном итоге вы выйдете за другого. Чёрт побери, не вышло! — гнев выступил в наружу, она заметила, как напряглись острые скулы на высеченном лице. — Я стою, как сопливый щенок перед вами, рассказывая то, в чём не хотел признаваться сам себе и это лишь потому, что люблю вас, Корнеллия, как последний идиот. Люблю то, что вы не знаете элементарных манер, что вы наивны как ребёнок, что вы помешаны на своих далеко не толстых пальцах и особенно, то что вы разделяете дикие нравы Сантильяно-дель-Мар. Я стою перед вами, разрази меня гром, впервые в своей жизни прося женщину сбежать со мной.

Гром, однако, обрушился сейчас на Адриану. Слушая его речи, она сперва была на грани слёз, а теперь обомлела от шока. Бледная, как полотно, она резко вскочила. Кровь ударила в лицо, её щеки вспыхнули, грудь вздымалась от разрывистого дыхания. Его откровения до сих пор не укладывались до конца в голове, но она знала один факт: Он её любит и просит сбежать от Хавьера! Ах, герцог. Девушка вспомнила знакомые небесно-голубые глаза, и словно неведомая тяжесть поникла на её плечах. Нет, это безрассудство. Он ей играет, также как проделывал это с сотнями другими замужними дамами. Именно в эту секунду на ум пришли все известные сплетни и байки о скандальной персоне Фернандо де Лавера. Да не сам ли он ей рассказывал о своём отношении к женщинам? Ему плевать на их чувства и репутацию, он преследуют лишь одну цель - потешить своё самодовольство. И эта бедная, несчастная Паола... Стоп. На девушку внезапно нашло озарение. Это всё игра, представление. Фернандо не способен на такое.

Адриана от души рассмеялась, схватившись за живот и расслабив пребывавшие в напряжении нервы. Уставшее сознание ухватилось за самый безболезненный расклад событий.

— Великолепно! — она театрально похлопала. — Я чуть было не поверила вам. Уже начала перебирать разные варианты. Вы меня почти провели, дон Фернандо. Решили отомстить за ту сцену про "моя репутация в ваших руках"?

Ему, однако, было далеко не до веселья.

— Замолчите, — жестко оборвал он женский заливной смех. — Никто тут с вами не шутит.

— Хватит, прекращайте, — Адриана по-дружески приблизилась к нему. — Вы и так ставите меня в опасное положение. Уходите, пока вас ещё кто не заметил.

— Корнеллия, — в голове Фернандо разрывались тысячи снарядов, когда он обхватил ладонями её смеющееся лицо, — посмотрите на меня. Я вышел из ума. Я ничего не вижу кроме вас. Ни одна женщина больше не привлекает меня. Я готов обменять сотни ночей в публичных домах за одну нашу беседу. Вы жестокая, Корнеллия, если до сих пор улыбаетесь. Я открыл вам свою самую отвратительную тайну, а вы принимаете её за шутку. Мои чувства для вас тоже утеха! Я сам для вас всего лишь шут.

Он смотрел на неё ненормальным - сумасшедшим взглядом, от чего Адриана непроизвольно задрожала. Женские пальцы обхватили его предплечья, не решаясь оттолкнуть. Неужели это всё правда?

— Пожалуйста, не продолжайте, — взмолилась она. — Вы знаете меня, знаете мои мечты и, в конце концов, знаете, как я люблю вашего друга. Это пройдет, Фернандо, — в её голосе звучало раздражающее его сочувствие, — вокруг столько красивых женщин, например, Соланж...

— Любите моего друга? — грозно повторил парень, продолжая неотрывно смотреть в избегающие его глаза. — Что вы о нём вообще знаете, кроме того, что он голубоглазый блондин с кричащим титулом?

— Он прекрасный человек, — заговорила Адриана трепетно. — Он так деликатен со мной, так обходителен. Вчера даже сказал, что нарисует мой портрет. Хавьер просто...просто вышел из моих грёз! Пожалуйста, Фернандо, давайте забудем всё, что сейчас произошло, — обращаясь к нему, её голосу вернулся спокойный тон. — Я никому не скажу. Вы решили, что влюблены в меня из-за бедняжки Паолы. Вас мучает совесть, но это пройдет. В конце концов, не вы её убили.

— Деликатен, — издевательски повторил он, выпустив её и отвернувшись. Его раздражал выдуманный для этого де Тордера сказочный ореол, — обходителен.

— Мне не нравится этот тон. — Ситуация начала накаляться. Больше это не походило на разыгрываемую комедию.

— Мой тон покажется вам сказкой, после того, как вы выйдете за де Тордера, дорогая, — грубо бросил Фернандо, испепеляя её взглядом.

— Хватит! — кровь кипела в её жилах и больше не придерживая пояс пеньюара, девушка решительно вздернула подбородок. — Я не люблю вас, Фернандо. Никогда не любила и никогда не смогу. Смотрите, вы вынуждаете меня идти на крайние меры.

— Это я вынуждаю её идти на крайние меры! — засмеялся он, подняв голову к небу и вспоминая свои махинации последних дней. Адриане не понравился этот смех. Он был унизительным. — Я был о вас лучшего мнения, Корнеллия.

— Вы сейчас серьёзно? — вспылила она пуще прежнего. — Вы надеялись, что придёте, расскажете душераздирающую историю, и я сбегу с вами под покровом ночи? Кем вы себя возомнили? Зорро? Как поверить в то, что завтра я не окажусь на месте той графини, вокруг которой разразился ужасный скандал, а вы не прыгнете на корабль на встречу новым приключениям?

— Значит, вот какой я в ваших глазах, — в его голосе пропала мимолетная нежность и напряженное недовольство - оно стало опасно равнодушным с проскальзывающими насмешливыми нотками. — Клянусь Богом, я считал в вашей голове помимо сахарной ваты есть хоть немного здравого смысла. Я идиот, ибо верил, что вы способны на нечто большее, чем повестись на уловки смазливого красавца.

— А я дура, считавшая вас хорошим человеком, — с нескрываемой обидой выпалила Адриана, боясь смотреть в эти серые глаза, словно один их взгляд разрушил бы её собственный оплот, — в то время, как вы приходите и пытаетесь воплотить в реальность очередной план по расстройству брака.

— О, не беспокойтесь, — отрезал Фернандо торопливо, — вы будете избавлены навеки от моего дурного общества. Считайте, я запрыгнул на очередной корабль. Но перед этим, — он за долю секунды очутился возле неё непозволительно близко, — посмотрите мне в лицо, и назовите хоть одну причину, почему человек, танцевавший с вами пару раз может любить вас больше, если вообще любить, чем тот, кто знает вас настоящую?

Адриана предательски потеряла дар речи и способность мыслить. Конечно, она знает все эти причины, сотни, тысячи причин, но... но не одна не приходит на ум. Его близость окончательно затуманила её разум. Под прямым взглядом этих сверкающих серых глаз она превращалась в попавшегося в ловушку зверька. Она его не любит, но от чего так тяжело на сердце? Всё вокруг завертелось и, казалось, летит в бездну, и если она сейчас не даст отпор этому человеку, то и сама полетит вслед за всем.

Фернандо сделал шаг назад, самодовольно усмехнувшись.

— Вы опаздываете на свой корабль, — заявила преисполненная горечи девушка, указывая ему жестом уходить. Когда он прошёл мимо неё своей спокойной размашистой походкой, она досадливо добавила: — Я не ожидала, что вы, как Антонио, судите женщин в зависимости от того, как они воспринимают ваши знаки внимания. — Он не обернулся. — Мне отвратителен этот разговор. Я предпочту похоронить его и...

— И меня заодно, — ядовито бросил он через плечо, спрыгивая с балкона.

— Ах, считайте, что вы уже для меня мертвы! — крикнула она из последних сил, наблюдая, как исчезает знакомая высокая фигура в сумраке ночи.

Что за сумасшествие здесь только что произошло? Он её любит? Фернандо де Лавера влюблен в неё? Ах, пропади этот мир пропадом, почему так трясутся предательски руки, а легкие сжимаются, словно от недостатка кислорода? Впервые в жизни Адриана задала себе вопрос: "А любила она когда-нибудь этого ужасного, несносного, нахального и такого притягательного мужчину?".

————————————————————————

[1] — каталан. Добрый день

[2] — каталан. Моя ошибка

[3] — испан. поговорка "В любви не везет так в игре повезет."