Согриа решила показать на бис пообедавшую огненным мхом пёструю лисичку. С тихим скрипом она выросла посреди ниши. Талия обернулась: так и есть, нижний гриб пропал со стены, чтобы появиться в камине. На пёстрой шляпке всё так же лежала кучка золы. Внутри неё что-то слабо вспыхивало. Покрасовавшись с минуту, лисичка растаяла в воздухе, оставив после себя лишь чёрную ажурную пластинку, напоминавшую о тех невесомых скелетиках, в которые превращаются прошлогодние листья. Пепел ссыпался сквозь неё, как через сито, обнажив несколько чудом уцелевших клочков алого мха.

– Уходите в дальний конец пещеры. Тут дико мощное огненное колдунство.– мысленно велела друзьям Талия, не вставая, по-рачьи пятясь от ниши.

– В этих ошмётках? – удивился Риджи.

– В них самых.

Щит, созданный Талией перед рождением камина, всё ещё держался. Очутившись за его пределами, она как могла подпитала заклинание и болезненно поморщилась: чужая магия слепила её чувствительные к волшебству глаза. Картина, видимая обычным зрением, была не менее тревожной. Моховые комочки, конвульсивно подёргиваясь, подозрительно видоизменялись.

– Это что, какие-то насекомые? – донеслась до алайки мысль Риджи.

Она нерешительно кивнула. Одни из стебельков мха удлинялись, становясь похожими на суставчатые паучьи ноги, другие уплощались, превращаясь в подобия крыльев, третьи скручивались узелками, образуя головы и тельца. Алайка спешно перебирала в голове заклинания, которые могли бы помочь против таких тварей.

– У них есть общая черта: у каждой недостаёт какой-то части тела, – поделилась она с Риджи. – У некоторых даже дв...

Талия не договорила – насекомые накинулись на неё. Изолирующая полусфера не стала им помехой. В первые же секунды закрутившаяся юлой алайка заработала с десяток ожогов. Усилием воли повысив свой болевой порог, Талия создала множество небольших водяных шариков. Они со свистом разлетелись от неё и стали преследовать огненных насекомых. К счастью, те оказались довольно неувёртливыми. Поймав одно из них, шар мгновенно замерзал, падал на пол... и тут же начинал подтаивать.

– Я помогу! – крикнул Фаргон.

Видимо частично вернув себе власть над камнем, он несколькими ударами сложенных пальцев проделал в полу углубление, закатил в него два ближайших шара и зарастил дыру.

– Быстрее! – взвизгнула едва не лишившаяся глаза Талия.

Адор не заставил просить себя дважды. Он методично пробивал лунку за лункой, запечатывая в них добычу подруги.

– Недур-рно, недур-рно, – мурчал Энаор, преспокойно прохаживаясь вокруг: антимагический ошейник не давал насекомым подпортить ему шкурку.

– Они пытаются проплавить себе путь обратно. Не думаю, что смогу им помешать, – отмахнулся от похвалы Фаргон.

– А ты постар-райся, – распорядился эал.

У Талии сбилось дыхание. Она не успевала залечивать ожоги, творимое волшебство отнимало у неё все силы.

– Я... я п-попробую тотальное рассеяние, – в отчаянии решилась алайка.

– Только не смотри при этом в нашу сторону, – сказал Энаор. – Думаю, Риджи и прочим дороги все их члены.

– Вот же ты...

Сжав дрожащие губы, Талия сделала пальцами движение, словно кормила рыбок сразу в двух аквариумах, а затем резко, на выдохе выбросила руки вперёд. Видимо от страха, она справилась с неудававшимся раньше заклинанием, и оставшиеся непойманными насекомые рассыпались красным песком. Увы, в следующее мгновение в глазах у Талии потемнело, колени её подломились, и она, не успев сгруппироваться, рухнула на пол.

Риджи бросился к алайке, сжимая в руке флакон с восстанавливающим силы эликсиром.

– Я спеклась, – прохрипела та.

– Пей и вставай, а не то мы все спечёмся в самом прямом смысле. Нужно добить оставшихся, Фаргон еле держится, – вливая ей в рот белёсую жижу, прошептал анлиморец.

– Ничего не выйдет. Будете знать, как полагаться на необученных колдушек, – выдавила подобие улыбки Талия.

Фаргон тихо ругался. Вокруг него пестрела целая россыпь ярких тепловых пятен.

– Не удержу, – скрипнул зубами адор, поймав взгляд Риджи.

– Вставай! – анлиморец рывком поставил Талию на ноги; её голова безвольно мотнулась. – Энаор, давай, взбодри её как-нибудь!

– Она выжала из себя всё, что могла. На данный момент это её предел.

– Так, Энаор, давай-ка ляг поверх этих штук, может, твой ошейник повлияет на их магию, – скомандовал Фаргон.

– Они горячие, – капризно сказал эал, но пошёл, куда велели.

Фаргон деловито расправил его хвост, передвинул лапы, чтобы все лунки оказались прикрыты. Риджи продолжал тормошить Талию, поить её чем-то, зажимать на её руках какие-то точки, но она лишь печально смотрела на него осоловелыми глазами.

– Меня следует перевернуть, иначе я прожарюсь неравномерно, – бесцветным тоном сообщил Энаор, когда в пещере ощутимо запахло палёной шерстью.

– Не помогло, – устало садясь на пол, сказал Фаргон. – Как же жарко...

Энаор перелёг поближе не нему.

– Ну что ж, мы пытались... Эх, привык я к этому телу. Двадцать лет мне служило, – погладил себя по запястью Риджи.

– А у Илег это тело единственное, – сжал кулаки Фаргон.

– Смотрите-ка, кто приполз на тёпленькое местечко! – хмыкнул Энаор: стеклянистые волокна Согриа стремительно расползались по полу, одно за другим ныряя прямо в пол над узилищами паукомух.

– Всё, я снова потерял связь с камнем, – признался Фаргон. – Как, ну вот как она это делает?..

– Согриа полна сюрпризов. Мы ведь знали, куда лезем.

Риджи помог Талии сесть.

– У меня хватит сил сделать так, чтобы нам всем не было больно, – сказала она.

– Хорошо, – похлопал её по колену Фаргон, с горечью глядя на так и не пришедшую в себя Илег.

– Обо мне можешь не беспокоиться, – милостиво разрешил Энаор.

Огненные паукомухи одна за другой вылетали из расплавившегося камня.

– Я усыплю нас, как только они нападут, – вздёрнула подбородок Талия.

Но насекомые почему-то больше не атаковали. Чуть покачиваясь, они зависли в воздухе длинной праздничной гирляндой.

– Я больше не чувствую угрозы, – озвучила общее ощущение алайка. – Ох! Глядите, Согриа сделала им протезы!

Фаргон и Риджи вытянули шеи. Действительно, на месте отсутствующих конечностей у паукомух белели тоненькие косточки.

– Они были внутри трубок! – Талия указала на полые волокна Согриа. – Некоторые и сейчас там. Какие-то они подозрительно знакомые... – Взгляд Талии упал на её запястье. – Ну да, глядите, точь-в-точь как на браслете, косточки-бусины! Уф-ф, меня уже колотит от всех этих шарад!

Вместе с Талией заколотило камин. Его зев затрясся, словно стена собиралась чихнуть, и вдруг волнообразно расширился. Это уже был не камин, не ниша, а дверной проём.

– Встаём! Быстрее! – повинуясь настоятельному совету своей интуиции, крикнула Талия. – Она нас отпускает.

– Идти сможешь? – спросил Риджи, помогая ей подняться.

– Попробую, – Талия раскинула руки, шатаясь, как неопытный канатоходец.

Фаргон осторожно перекинул Илег через плечо, и друзья двинулись в путь.

На этот раз обошлось без сюрпризов. Двадцать минут спустя проход вывел их, перепачканных в копоти и каменной крошке, в идеально овальную пещеру. Её пол, стены и потолок покрывал сложный геометрический узор из нежных белых пластинок, какие можно увидеть, заглянув под шляпку молодого груздя. И сами пластинки, и мясистые перегородки, разделявшие это живое плиссе на изогнутые сегменты, мягко светились.

– Я узнаю это место! – тут же радостно объявил Фаргон.

– Давайте остановимся и попьём. Хотя бы водички, – попросил Риджи, приваливаясь к стене.

Возражений не последовало.

Фаргон помог очнувшейся Илег устроиться среди примятых пластинок. Талия достала из кармана рюкзака мешочек сухарей – ржаных, зажаренных до горечи, с солью и специями – и принялась раздавать их притихшим друзьям. Руки дрожали у всех четверых. Зал наполнился яростным хрустом.

– Если бы я на вас охотился, то вот сейчас бы и напал, – заметил Энаор.

Илег вздрогнула, выронив лакомство.

– Энаор! – оборвал эала Фаргон.

– О, как хорошо, что ты напомнил о себе. Надо понимать, Согриа прозрачно намекнула нам, что ты не просто состоял в славных рядах Зеленобородых, но и непосредственно участвовал в «Линдоргском озеленении»? Кто бы мог подумать: наш славный Фаргон – экологический террорист, – протянул Энаор. – Теперь понятно, почему его так пробрала эта басня про карающие кусты. Согриа – толковая поганка, ничего не скажешь, знает, куда надавить...

– Это мой позор, – виновато опустил глаза адор.

– А я всё гадаю, как ты оказался в Лэннэс? Изгнали?

– Нет. Нет, Энаор, не изгнали, – с нечитаемым выражением лица покачал головой Фаргон.

– Мр-р-да, интер-ресные открываются подр-робности... А Илег, я полагаю, тайно мечтала, чтобы её роща сгорела к хвостам собачьим, – сказал эал, поняв, что не дождётся подробностей от адора. – Ты ведь стала жрицей отнюдь не по велению сердца, верно?

– Меня избрали, – едва слышно ответила Илег. – Но я не хотела, не хотела, чтобы кто-то погиб. Я спасала их как могла!

– Мы все видели это, Илег, – нашёл в себе силы поддержать её Фаргон.

– Не нужно так вопить. Я осуждаю тебя не больше, чем твоего рыцаря клещей и свёрел. Что может быть нелепее, чем посвятить всю свою жизнь заботе об оболочках для неких ничем не примечательных душ, которые неизвестно вернутся ли когда-нибудь обратно. Каждый день умирают тысячи существ, в том числе и детей, и твою богиню они ничуть не волнуют! Она не шевельнёт ради них и корневым волоском. Но пожертвовать твоим счастьем для поддержания древней легенды, сделавшей её такой популярной в вашем королевстве, – это пожалуйста.

– Прекрати, – глухо потребовал Фаргон.

Илег промолчала.

– Фаргон сказал, что если твои животные погибнут во владениях Согриа, это ничем нам не грозит. Так почему бы нам просто не оставить их здесь? Добраться до дома Тияла, но не лезть ни в какие бассейны сна, а попросить его вывести нас из Согриа.

– Так нельзя, – ответила жрица.

– Ещё как можно, – сказал Энаор и зевнул – длинно, нагло, вывалив розовый язык.

– Нет, нельзя! – вскинула на него глаза Илег; слёзы прочертили на её чумазых щеках две светлые дорожки. – Каким бы образом, по своей воле или против неё, я ни стала жрицей, теперь я служительница Корня Жизни. Эта ответственность на мне. Я видела, какой была моя страна до того, как Корень стала наиболее почитаемым в ней божеством. Я не хочу, чтобы те времена вернулись. Если для этого нужно оберегать животных, я буду защищать их любой ценой!

– Когда... Если твоей богине удастся освободить пленённые души, ей ничего не стоит создать для них новые тела...

– Животные помогают нам помнить о нашем падении. О цене всемогущества. О лживости и мстительности зла. Они – символ невозвратности прошлого. Они... они нужны нам не меньше, чем мы им.

– Как госпоже жрице будет угодно, – равнодушно проговорил Энаор.

– Мне угодно добраться до вашей Сонной Грибницы, открыть портал и переправить священных животных в священную рощу, где им надлежит быть. И мне тоже, – сжала кулаки Илег. – Любая доля лучше того, чтобы стать такой, как ты!

– Ты слышала это, Талия? Отчётливо? – не изменившись в морде, спросил Энаор.

– Слышала.

– Можем считать проблему с твоей неугомонной совестью улаженной?

– Да. Мои аргументы иссякли. Против такой... позиции, что ни мякни, никакого толка не будет.

– Я, знаете, чего не понимаю: если Согриа захотела открыть нам постыдные тайны друг друга, то почему она обошла вниманием меня и Энаора? – поспешил сменить тему Риджи. – Мы всё-таки не самые добродетельные существа.

– Я не стыжусь ничего из того, что делал. А твои тайны давно уже всем известны. Причём в совершенно излишних подробностях, – сказал Энаор. – О, кроме нашей гостьи, разумеется. Будем к ней справедливы. Наш Риджи нарушил контракт с крайне влиятельной клиенткой, пустившись во все тяжкие – с кем ты там в них пустился? – с, прости Аласаис, прекрасной торговкой оконной фурнитурой? Р-р-романтика.

– Какое же всё-таки кошачье это слово – фур-р-рнитура! – проговорила Талия, приобнимая Энаора и пытаясь ненавязчиво зажать ему болтливую пасть. – Лучше, пожалуй, только мурмурация. Ну, знаете, это когда птицы в полёте сбиваются в такие громадные облака хитрой формы и движутся, будто телепатически связаны друг с другом. Или вообще части одного организма. Так странно... и красиво.

– Кстати, о странном, – поднял палец Риджи. – У кого-нибудь есть идеи, что значило представление с насекомыми-инвалидами? Талия грешила в детстве отрыванием лапок паукам? Или мухам?

– Да ну тебя, уж чего-чего... Правда, я всегда обожала сметану с кисленькими такими мушками, но их туда целиком замешивают, и с крылышками, и с лапками. А с пауками я и вовсе никаких дел не имела, ну не считая того случая, когда мы к Кифебу ходили, но я и там никаким членовредительством не занималась. Может, эта часть представления всё-таки предназначалась не мне?

– Она началась, когда ты подошла к камину – как и видения Фаргона и Илег, – возразил Риджи.

– Нет, не могу ничего интересного на паучью тему припомнить, – в искреннем недоумении развела руками Талия.

– Ты уже забыла, как живописно тебя вырвало на мантию архимага Кашдока[1]? – спросил Энаор.

– А не надо было такую вышивку делать... тошнючую-ползучую, – поморщилась алайка.

– Думаю, он был не прочь оторвать тебе лапки, – глубокомысленно заявил эал.

– А что если Согриа показала тебе что-то позорное из будущего? – предположил Риджи.

– Ну тогда можно вообще не обращать на это всё внимания: всяким пророкам с пророчествами пёсий хвост цена. Один такой гений с глазами в кучку мне однажды пообещал, что я найду своё истинное предназначение «в тесном сотрудничестве с таможней», – расхохоталась Талия.

___________________________

[1] Кашдок – «паук» по-алайски.