В школе живописи имени Гакатиса, казалось, всё шло своим чередом.

У входа царило привычное оживление. Гости города оккупировали стенд с крошечными магически растиражированными картинами. Стайка детишек наблюдала, как уборщик бросает в ларшу перепачканные красками тряпки – сгорая, каждая выдыхала кучерявое облачко цветного дыма. Высокий мужчина с лицом сплошь покрытым желтыми завитками терзал вопросами девицу, кокетливо прикрывающую улыбку веером рекламных буклетов.

– Может, Чариона снова начала видеть кошмары? – предположила Талия.

Энаор оставил её реплику без внимания: он демонстрировал роспись на подушке своей задней лапы незнакомке, благоговейно опустившейся на колени.

– Это работа кожевницы Монео из пещеры Изощрённо Проклятых, – с улыбкой сообщила ей ан Камианка. – Скажите Царузу, привратнику, что хотите с ней связаться, и он всё устроит.

Благодарности поклонницы прекрасного заглушило негодующее шипение Мнорх, заметившей, что гости её госпожи отстали. Кончик длинного хвоста сложным образом изогнулся – не иначе в каком-то оскорбительном жесте – и она скрылась во входном проёме.

Алаи протолкнулись через толпу и вошли в один из стеклянных корпусов школы, изображающих купола сплетшихся щупальцами медуз. Талия потуже затянула шарф – в льдистом свете, сочащемся сквозь прозрачные стены, ей всегда становилось зябко.

На вращающемся постаменте в центре холла разместилась целая выставка метательных кинжалов с богато изукрашенными рукоятями. Мнорх бросила на них тоскливый взгляд, прошуршала мимо и выкатила из ниши в колонне несколько летающих дисков. Не глядя швырнув два из них под ноги гостям, она устроилась на третьем, свернув хвост жирной спиралью.

– Чуешь? – мысленно спросил Талию Энаор.

– Чую, – ответила та: в воздухе витал страх, и это определённо не был страх перед экзаменами.

Диски стремительно вознесли пассажиров под самый купол, где в толще стекла располагались кабинеты преподавателей и директрисы, госпожи Чарионы Гакатис.

– Благодарю, что так быстро откликнулись! – с теплотой сказала она, выпроводив Ниршимнорх и усадив гостей в бархатные кресла с ножками, сплошь обклеенными рыболовными крючками. – Береги штаны, Талия, на твоём развеялись защитные чары, и оно колется.

– Поняла, – кивнула алайка, тут же воспользовавшись предлогом забросить ноги на сиденье.

– Что-что, а владеть собой она всегда умела. Внутри вся аж трясётся от страха, а по виду и не скажешь, – мысленно прокомментировал Энаор.

Госпожа Гакатис, как обычно, выглядела безупречно: гордая осанка, идеально-серая кожа, чёрные глаза, блестящие как полированные агаты, пучок лоснящихся щупалец на затылке. Гранёный камень в её ноздре соперничал по яркости с накладными ресницами цвета фуксии, треугольниками обрамлявшими глубокие впадины на висках.

– Вот. Давай и мы постараемся не показать, что догадались об этом. Ей так стыдно за свой испуг... – также беззвучно ответила Талия и уже вслух спросила: – Чари, что у тебя стряслось?

– Мне нужно срочно уехать – на несколько недель или даже месяцев. Я, скажем так, перешла дорогу очень влиятельному и недоброму существу.

– Хочешь, чтобы мы пожелали тебе доброго пути? – дёрнул ухом Энаор.

– Хочу, чтобы вы приглядели за школой, пока меня не будет.

Талия икнула.

– Мы? За школой?

– Мой преподавательский стаж весьма невелик, хотя день возни с Талией и следует засчитывать за три, – сказал Энаор.

– Изначально я хотела предложить это и Риджи тоже, но потом вспомнила, что двое из наших наставников родом из Лар-эрт-эмори. Они не поладят, – невозмутимо заявила Чариона.

– Но почему нам? Почему не твоему заму? Не кому-то из старших преподавателей? – допытывалась Талия.

– Мой зам уволился. Как и все преподаватели, которым я могла доверять. И доверилась...

– Всё так плохо?

– Хуже не бывает. Для меня, но, уверена, не для школы, если я, конечно, перестану – хотя бы на время – быть её директрисой. Я бы не просила вас о помощи, если бы не была убеждена, что вам ничего не угрожает.

– Но ты же не думаешь, что мы удержимся от расспросов? – протянул Энаор.

– Мы отмечали эморийский День живописца, – поджала и без того тонкие губы Чариона. – Шумно. Я, признаюсь, выпила лишнего. Завязался спор, я утверждала, что магия искусства сильнее... просто магии. Кто-то предложил нам с Цмером, нашим штатным чародеем, соревнование: кто сможет создать предмет наибольшей оскорбляющей силы, тот и станет победителем. Я согласилась.

– Чари, Чари, а с виду такая приличная, почтенная дама, – закатил глаза Энаор.

– Это всё гнусное эморийское влияние, как сказал бы наш Риджи, – хмыкнула Талия. – И что же было дальше?

– Нам предложили нарисовать по карикатуре. Цмеру разрешалось наложить на рисунок чары неприязни, а я должна была ограничиться лишь художественными средствами.

– И, надо полагать, вашей моделью стал не один из участников попойки, – снова влез Энаор.

– Для чистоты эксперимента мы решили изобразить Балакроча, мэра Пенной пещеры. Он попортил нам много крови, когда мы хотели открыть там филиал. Должна сказать, работая над его портретом, я превзошла саму себя. Все признали, что мой рисунок производит куда более сильное впечатление, чем зачарованный набросок Цмера. Мы провозгласили тост за торжество подлинного искусства... Больше я ничего не помню. – Чариона скрестила руки, характерным жестом спрятав кончики пальцев, небрежно обмакнутые в ярко-розовую краску, в складчатые кармашки на рукавах. – Я не вспоминала о том рисунке до тех пор, пока не обнаружила шкуру своего ручного пикки натянутой между столбиками кровати. На коже была выжжена та же карикатура, только голова была моей.

– Уверен, она была выполнена гораздо хуже всего остального. Безвкусная, оскорбительная подделка, – любезно улыбнулся Энаор.

– Я так и не смогла вычислить того, кто послал портрет Балакрочу, – продолжала Чариона. – Быть может – даже я сама, учитывая, в каком состоянии я тогда находилась.

– Значит, ты бежишь от гнева Балакроча? – проговорила Талия.

– Да.

– А ты не думаешь, что ему хватило убийства твоего пикки? Ты всего лишь нарисовала на него карикатуру, а он...

– Ну, Талия, не все такие жесткобрюхие, как ты, – усмехнулся Энаор. – Некоторые существа весьма и весьма ранимы, особенно в том, что касается их внешности. Я вот, например, вряд ли когда-нибудь перестану видеть в кошмарах дивное изваяние, которое юные ученики дорогой Чарионы подарили мне на прошлый Лэннэсеропад.

Талия едва удержалась от улыбки, вспомнив кривомордую, косоглазую пантеру из папье-маше, с гордостью преподнесённую его высоконагломордию детской группой школы. Фаргон с трудом отбил скульптуру у Энаора, решившего использовать её в качестве когтеточки.

– Так почему ты не думаешь, что он остановится на пикки? – переспросила Чариону ан Камианка.

Художница горько расхохоталась.

– Потому что после этого двое моих студентов отравились краской, третьему чуть не выклевала глаз птица, которую он рисовал, четвёртый получил ожоги от внезапно вспыхнувшей кисти, а пятому чудом не отрезало ноги, когда его летающий диск ни с того ни с сего разогнался и со всей силы врезался в стену...

– Я тут подумал, не заняться ли мне живописью? – мурлыкнул Энаор.

– Но стоило мне прожить три дня у подруги, как всё успокоилась, – не обратила на него внимания Чариона. – И началось снова, когда я вернулась. Теперь вы понимаете, почему я хочу, считаю себя обязанной уехать?

– Конечно, – склонила голову Талия.

– Да уж, конечно! – мысленно фыркнул Энаор. – Ты же чувствуешь, что она врёт!

– История с Балакрочем – правда. Но так сильно боится она вовсе не его, – была вынуждена признать ан Камианка.

___________________________

Привет, дорогие читатели!

А вот и новая история о приключениях Талии и Энаора в Городе Черепов! Надеюсь, она вам понравится! Как всегда, буду очень рада вашим голосам и комментариям. Ваша поддержка очень важна для меня :)