Жил я, значит, жил: спал да ел, ел да спал, порой в универ заглядывал, ну и просиживал штаны за компом (во все те моменты, когда не спал и не ел). А потом меня накрыло. Жёстко так накрыло. Я вдруг резко осознал, что, чёрт возьми, никогда не целовался! Вообще! Ни разочечка! Не то, чтобы я раньше был не в курсе этого, но отчего-то заволновало меня это только сейчас. Как могло так получиться? Разве я настолько уродлив, что не смог за всю свою жизнь совершенно никого заинтересовать? Разве всё настолько плачевно? Да быть такого не может! Ведь зеркало мне явно твердило об обратном, а отрицать очевидное я привычки не имел.

Спустя какое-то время мысль о несостоявшемся поцелуе стала уже параноидальной. Я совершенно не мог думать ни о чём другом. А даже если и пытался, то в любом случае так или иначе всё сводилось к одному — какой я несчастный, никем нецелованный, и закончу я с сорока кошками и вообще смысла в жизни нет, пора покормить своей бренной тушкой рыбок в океане (в речке ближайшей, нафиг далеко ходить).

Казалось, этот первый поцелуй стал до такой степени тяжёлой ношей для меня, словно весил не меньше тонны. Хотелось срочно избавиться от него, сбагрить хоть кому-нибудь. Настолько, что впору на главную площадь города выходить с транспарантом в руках «Отдам поцелуй в хорошие губы!». Вот серьёзно.

Я был уверен, что стоит мне только поцеловаться, и меня сразу отпустит. Мне не нужны отношения и всякие нежности, только один поцелуй. И всё. Я больше не буду чувствовать себя ущербным на фоне других и смогу спокойно вернуться к своей прежней жизни, абсолютно позабыв обо всяком социуме.

Ну, а пока я лишь смотрел на встречающихся мне девушек, знакомых и незнакомых, и каждый раз думал «может мне стоит её поцеловать?». Я чувствовал себя озабоченным извращенцем, но иначе не мог. Однако в действительности самому целовать кого-то было попросту страшно. Ведь кто мне гарантирует, что этот человек тоже никогда не целовался? Никто. А целовать кого-то с опытом было по меньшей мере стрёмно. Опозориться своим неказистым поцелуем не хотелось. Будь я учеником средней школы, всё было бы проще...

Так я и жил, а точнее существовал (нельзя полноценно жить, когда самого себя ощущаешь неполноценным, логично же?), пока не встретил... Бён Бэкхёна.

— Ты красивый, — первое, что он мне сказал.
— Хочешь меня поцеловать? — первое, что ответил я.

В тесном лифте, в котором были лишь мы двое, воцарилась тишина (тишина тишиной, но я-то слышал, как оглушительно взрывается мой мозг, разлетаясь на мелкие атомы по всей галактике). Я просто не мог поверить, что сделал это. Что сморозил вообще подобное. Да ещё незнакомому человеку. Да чёрт возьми, я сказал это парню! Но ведь меня никто и никогда не называл красивым... (мама с её «ты самый распрекрасный на всём белом свете» и эго с его «ты охуенный» — не в счёт). Так что я оправдан. Хотя кому я вру, нет мне оправдания, просто я дебил!

Бэкхён учился на курс младше меня и, хотя был первашом, прославился уже как редкостный обольститель и дамский угодник (дамский, Чанёль, дамский...). Никаких любопытных слушков о его ориентации не ходило, то есть парень был вполне нормальным. И это делало мне больно. Больно в буквальном смысле. Потому что, справившись с потрясением, Бэкхён ударил (весьма ощутимо так) своим миниатюрным кулачком мне в живот и, грозно насупив брови, недовольно прошипел:
— Если я сделал тебе комплимент, это ещё не значит, что я из этих.

Мне хотелось сказать, что я тоже вполне нормальный, просто с утра на завтрак ел мухоморы, фаршированные коноплёй, и запивал всё это абсентом с бензином вперемешку, вот и бо-бо головка немного. Но я не успел. Двери лифта открылись, и Бэк как ошпаренный выскочил наружу.

«Встаньте, дети, встаньте в круг,
Встаньте в круг, встаньте в круг!
Проведите зверский суд
И сожгите Пака труп!» — весело пели тараканы в моей голове.

И я был с ними вполне солидарен, мне реально хотелось, чтобы кто-нибудь срочно очень любезно вручил мне в руки горящую спичку, а то самовоспламениться отчего-то никак не выходило (карманный набор «Юный подрывник» как назло забыл дома).
Но, увы, никто не расщедрился и огонька мне не подогнал, лифт и тот сорваться вниз не захотел (коварный предатель). Так что мне пришлось существовать дальше. А существование это стало ещё более мучительным.

То ли я просто раньше не обращал на него внимания, то ли Бэкхён стал реально встречаться мне раза в три чаще... Но видеть его теперь было пыткой. Я снова и снова замечал на себе его косые взгляды и молился лишь о том, чтобы тот оказался не из болтливых. Очень уж не хотелось прослыть геем на весь универ.

Я испытывал жгучий стыд за свои слова ещё около месяца. А потом всё изменилось. Нет, стыд всё также остался при мне (видимо, мы с моими тараканами ему очень полюбились). Вот только стыдно теперь было не за слова, а за мысли.

Я стал ловить себя на том, что взгляд мой всё чаще непроизвольно останавливается на бэкхёновых губах, а в голове проносится «отдать бы свой поцелуй именно ему». Это казалось диким, безрассудным, а главное — позорным. Я быстро одёргивал себя и переводил взгляд на девушек. Разве у них губы хуже? Нет, не хуже. Просто их губы отчего-то казались недостойными. Они были симпатичными, по-кукольному выразительными и пухлыми, но... не такими манящими.

Когда я в очередной раз встречался взглядом с Бэкхёном, я уже был готов едва ли не упасть на колени и молить его о прощении за то, что теперь я реально посмел хотеть его поцеловать. Мне казалось, словно он смотрит на меня и всё знает, читает каждую мимолётную мысль... И от этого становилось жутко. Хотелось оправдаться перед ним. Соврать, сказать, что всё не так, что он не прав, что я вовсе не хочу...

— Пойдёшь со мной на свидание? — подкараулил я возле аудитории одногруппницу, которая всегда уходила последней.
Она была тихой и скромной заучкой и совсем не походила на ту, у которой может быть опыт в отношениях. Поэтому я выбрал её. Пора уже наконец покончить с этим чёртовым первым поцелуем. Я говорил, что готов отдать его кому-угодно, так нужно быть верным своим словам. Отдам ей — и дело с концом. Тогда я точно перестану об этом всём думать. И о Бэкхёне тоже.

Девушка смущённо покраснела и неуверенно кивнула.
— Тогда через час возле фонтана, — назначил я встречу и, оставив остолбеневшую от волнения девушку, поспешил заскочить в лифт, который, на удачу, ещё не закрылся. Внутри оказался Бэкхён. Я рефлекторно отшатнулся и хотел даже выйти, но вовремя спохватился. Ведь выглядело бы это явно не очень по отношению к парню, словно это он мне противен, а не я ему. Пришлось остаться.

Сегодня тот выглядел по-особенному привлекательно. Возможно, просто потому, что у первокурсников сегодня проходило какое-то мероприятие (но скорее всего он просто был по жизни красавчиком и вблизи слишком ослеплял). Я вспомнил, как тот, даже просто идя по коридору, вечно раздавал всем комплименты: «Отлично выглядишь сегодня!», «Новая стрижка? Тебе очень идёт!», «Да ты даже после больницы симпотяжка!». И неважно, девушки это или парни, он был мил со всеми. И меня это раздражало. А сейчас вдруг резко тоже захотелось сделать как он, просто сказать комплимент без всяких намерений.

— Ты красивый, — не смог я подобрать ничего более путного.
— Хочешь меня поцеловать? — мгновенно отреагировал тот.

Тут по мне потопталась тётушка Дежавю, и попрыгал сверху, не щадя, дядюшка Обалдайс.

Я уставился на Бэкхёна, пытаясь найти на серьёзном лице хоть намёк на насмешку. Но пока я был занят поисками, двери лифта открылись, запуская внутрь других студентов. Таким образом, вопрос повис в воздухе (и барахтался там аки жаба в киселе).

— Постой! — я догнал Бэкхёна, когда тот уже шёл в направлении автобусной остановки.
— Чего тебе? — он смотрел на меня... заинтересовано? Впрочем, наверняка мне просто показалось. Вероятнее всего в его взгляде было лишь раздражение.
— Тот вопрос... — я нервно заламывал пальцы на руках и чувствовал себя полным олухом. -Ты ведь не всерьёз, да?
(Конечно же, мать твою, Чанёль, он это не всерьёз. А то ты не в курсе!)
— А ты хочешь, чтобы это было всерьёз? — спросил, продолжая смотреть в упор на меня.
— Хочу. То есть...

Я не успел начать отнекиваться. Потому что Бэк ухватил меня за руку и, лихорадочно осмотревшись, потянул за остановку в безлюдные закоулки. Там он толкнул меня на какие-то ящики, на которые я неловко шлёпнулся задницей, и сам навис надо мной.
Мне это нравилось. Нравилось то, как миниатюрный и сам по себе низкорослый Бэкхён теперь возвышался надо мной. Настолько нравилось смотреть на него, задрав вверх голову, что аж дыхание перехватывало (а может всё гораздо проще и у меня лишь приступ астмы).

— Это будет только один поцелуй, не более, ясно? — переводя взгляд с моих глаз на губы и обратно, зашептал он торопливо и как-то сдавленно. — Не смей никому рассказывать об этом.
— Почему?
— Потому что я не гей! — воскликнул и тут же опасливо заозирался.
— Я не об этом. Почему ты собираешься поцеловать меня?
«Потому что ты охуенный» — деликатно подсказало эго, но я привычно отмахнулся от него.
— Потому что... Потому что ты не должен был мне это предлагать тогда. Потому что теперь я и правда сам хочу, — и напористо так, уверенно, устроившись между моих разведённых коленей, обвил тонкими ручонками шею и долгожданно коснулся моих губ.

Не таким я представлял себе свой первый поцелуй. Робкий чмок? Нежное касание? Не знаю, но в моём воображении были явно не жадно смятые и искусанные в кровь губы. Это было слишком страстно и непристойно, но меня всё устраивало. Я лишь обхватил Бэкхёна за бёдра, желая прижать ещё ближе, ещё теснее, и рьяно отвечал на поцелуй, совсем позабыв насколько неопытен я в этом деле.

И хотя воздух подходил к концу и вроде как меня ждало свидание, мне было всё равно и заканчивать этот первый поцелуй совершенно не хотелось.  

~Конец~