- Нужно вызвать полицию, - говорит Денис убитым голосом. Я на это не реагирую. Всё ещё не могу пошевелиться и отвести глаз от листа.

Мне много раз угрожали самые разные люди. Убийством, пытками, насилием. И я старалась относиться к этому адекватно: спокойно, но не безрассудно, не принимая близко сердцу, но соблюдая все меры безопасности. Я всегда была уверенной в своих силах, а туда, где могла стать неуверенной, не лезла.

Убийца казался мне важной, умной личностью, но не слишком страшной. Подумаешь, враг Змеева! Много ли силы нужно, чтобы убить больного и застигнутую врасплох женщину? Но сейчас… Я чувствовала себя загнанной в угол. Он не поленился раскопать моё прошлое – как только удалось! Смог каким-то образом привезти сюда девушку из поселения, показать мне и убить её. Причём не просто девушку. Возраст, внешность… Оба раза, что я её видела, вспоминала, как Тимофей говорил, что он из многодетной семьи, самый старший, а второй по старшинству была его сестра. Четырнадцатилетняя на момент нашего с ним побега. Сейчас ей как раз должно быть семнадцать-восемнадцать, как и этой. И на лицо чертовски похожа на Тимофея.

Значит, убийца знает и про него. Как? Почему? За что? Черт. Может, правда уехать? Сказать Тимофею и уехать вместе с ним? Послать к чертям расследование, работу, всё это, и…

Нет. Я не смогу сказать Тимофею, что из-за меня умерли не только его родители, но теперь, возможно, ещё сестра. Сбежать без него не могу тоже. Что же делать?

- Василиса? – окликает меня Денис. Теперь его голос звучит рядом, и я чувствую его руки на своих плечах.

Мне должно быть противно, но сейчас мне не до страха перед прикосновениями. Его выгнал другой, намного более сильный. Я знаю, что не должна быть слабой. И тем более – показывать кому-то, что слаба. Но сейчас чувствую, что одна просто… Не смогу. Я пытаюсь собраться, но у меня всё равно едет крыша. Тимофея звать нельзя. Он не должен видеть ни эту юбку, ни это лицо. Если Денис убийца, пусть просто добьёт меня. Если нет…

- Уведи меня отсюда. – дрогнувшим голосом прошу я. – Пожалуйста.

Сердце колотится, воздух уходит из лёгких, хотя я не в воде. Кажется, будто я куда-то падаю, удаляясь от этого мира. Последний раз так себя чувствовала, когда Тимофей три года назад, в душе, случайно тронул меня за шею.

Руки на плечах разворачивают меня и подталкивают, заставляя идти. И я иду, хотя перед глазами все ещё стоит страшная кровавая картина. И лист бумаги. А слова «Урал помнит» - незамысловатые, но какие жуткие, если понимаешь, о чем речь! – звенят в голове на самые разные лады. С каждой секундой мне становится всё хуже. Если раньше пыталась подумать, что делать, то теперь все мысли уступили место страху. Лучше бы я дольше пробыла в воде, если до этого мне было плохо из-за утопления. Лучше бы из-за этого больше времени провела без сознания, чтобы на кухню зашёл кто-то другой. Лучше бы я узнала о произошедшем из чьих-то уст, чем так… Черт, черт, черт.

Руки Дениса – пожалуй, единственное, что я вижу, кроме бумаги, крови и букв, снова разворачивают меня и чуть нажимают, заставляя сесть. Ноги сгибаются с трудом.

- Да что ж такое! – слышу искреннее возмущение Дениса. – То одно, то другое, то третье, кто над тобой так издевается? Василиса?... – окликает он меня. Первые фразы я почти не различала, но имя узнала и даже смогла поднять голову. Денис. Его ореховые глаза. Надо сосредоточиться на них. Мне нужно прекратить это, иначе я не смогу решить, что делать с убийцей и его угрозами. – Слышишь меня? – сосредоточивание помогает. Я понимаю слова и даже могу кивнуть. – Дыши давай.

Я уже сама заставляю себя делать вдохи и выдохи. В стрессовых ситуациях со мной такое периодически случалось, и я путём проб и ошибок научилась с этим бороться. Пока дышу, стараясь думать только об этом, чувствую, что лист бумаги исчезает из моих рук. Его сменяет что-то твёрдое и прохладное. Опустив глаза, я замечаю стакан с водой.

- Пей, - говорит Денис. Уже второй раз необычным для него тоном. Сосредоточенным, спокойным, чуть повелительным. Будто врач во время операции. – При панических атаках нужно попить воды. Только медленно.

- У меня нет… - слабо возражаю я, но стакан к губам подношу.

- Есть. – твёрдо отзывается Денис. Его голос, как и руки, сейчас становятся якорями, удерживающими меня на поверхности, и я замечаю, что говорит он с лёгкой печалью. – К сожалению, я знаю, о чем говорю. Вот ещё. – И в моих руках оказывается что-то, завернутое в шуршащую бумагу. – Надо поесть что-то сладкое. У вас там в шкафах выбор небольшой, поэтому на вкус полнейшее дерьмо, но поесть надо.

Есть мне не хотелось, тем более не пойми какую конфету, которую мне пихнули в руки, но медленное раскрывание обёртки показалось ещё одним занятием, на которое можно отвлечься и успокоиться.

Она и правда оказывается ужасной на вкус, но я этого почти не замечаю. Зато замечаю, что сердце потихоньку успокаивается, а глаза постепенно начинают видеть перед собой простой линолеум и светлые обои коридора, а не вгоняющую в панику картину на кухне. В ногах появляется достаточно силы, чтобы я рискнула встать, опираясь на стену. Денис, который сидит со мной рядом, поднимается следом за мной.

- Лучше? – уточняет он.

В любой другой момент мне стало бы ужасно стыдно, что какой-то волчонок помогает мне уже второй раз за последние сутки и страшно представить какой за последнее время. Но сейчас стыд, злость и прочие чувства, которые можно испытывать только будучи спокойной и относительно беззаботной, отходят на задний план. Сейчас слишком страшная ситуация, чтобы что-то об этом думать.

- Да. – просто киваю я.

Несколько минут мы молча смотрим друг на друга. Наверное, это странно, учитывая, что буквально за стеной лежит труп, и не простой, а самый настоящий символ того, что моё прошлое наступило мне на пятки.

- Нужно позвонить в полицию. Или в СБ МС, - наконец произносит Денис, повторяя ещё первую свою фразу.

Меня от этого передёргивает. Полиция? СБ МС? Чтобы нашу больницу закрыли? Вполне могут. Хоть здесь и не здание БСМП №2, но все-таки больничное общежитие. Если Герман говорил правду, и сотрудники Службы горят желанием прикрытием его лавочку… Это я ещё молчу о том, кого убили. Учитывая почти всесильную смесь магии и современных технологий, они могут выйти и на меня. На мой поступок трехгодичной давности.

- Нет. Ни в коем случае. – Качаю головой я. – Я позвоню главврачу нашей больницы.

- Он шестёрка по совместительству? – приподнимает брови Денис. – Как он тут поможет?

- Есть причины, по которым СБ МС вызывать нельзя. Я позвоню главврачу.

- Это ведь не из-за бумажки?

- Что? – я уже успеваю достать телефон, который взяла с собой по пути на кухню, но поднимаю взгляд на Дениса.

- Преступники так делают. Я думал, ты вроде вся такая умная и в курсе, хотя это все знают. Они угрожают своим жертвам, чтобы те не звонили в соответствующие службы. Простая манипуляция, не надо на неё вестись.

- Я не дура, волчонок. – мрачно отвечаю я, задрав подбородок, - Причина другая.

И, отвернувшись, набираю номер Германа. Пальцы ещё дрожат, как и, кажется, голос, но говорить я вполне смогу.

Главврач берёт трубку быстро.

- Василиса?

- Здравствуйте, я… - начинаю, и чувствую, что с Германом говорить будет сложнее, чем с Денисом. Последний, видя мою растерянность, протягивает было руку, но потом опускает. И хорошо. Не надо меня трогать. Так, наверное, будет ещё хуже.

- Василиса, что случилось? – с беспокойством спрашивает Герман. До меня не сразу доходит, как это выглядит со стороны: обычно спокойная в любой ситуации сотрудница вдруг ни с того ни с сего звонит и с трудом пытается выговорить что-то дрожащим напуганным голосом.

Отвернувшись, чтобы не видеть сочувствующего, так и говорящего «позвони в СБ МС» взгляда Дениса, я пытаюсь сконцентрироваться. Свободная рука сама собой начинает выводить на стене узоры.

- Я сейчас в общежитии, и… - наконец получается подобрать слова, - здесь… Произошло убийство.

Последнюю фразу я судорожно выдыхаю.

На том конце провода повисает молчание.

- Убийство? – тихо переспрашивает Герман через какое-то время. – Кто?...

Я понимаю, что он уточняет, кто жертва.

- Сторонний человек. Не пациент и не врач. Но… - я мнусь мгновение, но все-таки решаю сказать. Тихо-тихо: вдруг Герман ещё на корпоративе, и Тимофей, как назло, находится рядом с ним. – это… давняя знакомая. Моя и Тимофея. Сделайте, пожалуйста, так, чтобы он… Не увидел, кого убили.

Снова достаточно долгая пауза. Затем ответ:

- Хорошо. Ты не одна там с этой жертвой?

Я не оборачиваюсь, чтобы посмотреть на него, но почти с удовольствием вслушиваюсь в дыхание Дениса за спиной.

- Нет.

- Хорошо. Я сейчас приеду. – и в телефоне раздаются короткие гудки.

Дальше всё происходит быстро и размыто, как в тумане. Спустя, наверное, минут сорок приезжает Герман. Почему-то переглядывается с Денисом и идёт осмотреть тело. Потом отправляется к коменданту общежития – мужчине лет пятидесяти, который следил за порядком общежития чисто номинально, предпочитая проверке камер и контролю, кто проходит внутрь, всякие передачи по телевизору. Ещё через какое-то время по громкоговорителю комендант перепуганным голосом оповещает всех жителей об убийстве и просит на сутки покинуть здание. Герман выходит на связь следующим и предлагает всем переночевать в больнице.

- Вот и отлично, - говорит Денис, услышав это. Мы с ним после разговора с Германом отправляемся ко мне в комнату. Мне очень не хотелось пускать его сюда снова, но я чувствовала, что сейчас просто боюсь быть одна. Вдруг приступ повторится? Или убийца вернётся с новой угрозой из поселения.

Я, обычно никогда не валявшаяся в постели, а сейчас завернувшаяся в одеяло из-за жуткого озноба, смотрю на Дениса с удивлением.

- Ты хотя бы будешь сегодня не одна и под контролем врачей, - поясняет он. – После панички и утопления это хорошо.

Я уже не хочу спорить на тему того, что не было у меня никакой панической атаки. Просто со вздохом отворачиваюсь. А затем, заслышав за дверью топот первых покидающих общежитие, все-таки выгоняю Дениса за дверь и начинаю одеваться.

* * *

Я знаю, что Тимофей за время в бегах научился читать меня, как открытую книгу. Поэтому постаралась, чтобы к моменту, когда я переступлю порог больницы, выглядела так, будто почти ничего не случилось. Да, слегка подавлена из-за очередной жертвы, но не более того. Ничто во мне не должно выдавать, что полтора часа назад я стояла перед телом поселенческой девушки. Я оделась и причесалась, как обычно, умылась прохладной водой, чтобы лицо было бледным, тоже как обычно, а не совсем уж прозрачным. Постаралась придать лицу холодное, спокойное выражение.

Кажется, всё получилось. Во всяком случае, в больнице никто не задал мне никаких вопросов, а удивлённые взгляды  от врачей и больных получал только Денис – первые не понимали, почему пациент не в больничной одежде, вторые без зазрения совести пялились на шрамы. Мне бы на месте Дениса стало противно, но тот, обычно болтливый и едкий, шёл рядом со мной, не говоря ни слова.

Так мы и дошли до ординаторской. У её дверей я замерла. Наверное, стоило отправить Дениса в его палату. И мне будет лучше, и ему полезнее, но…

Но он теперь не только мой подозреваемый, а ещё и единственный человек, который видел и труп, и записку. Нас с ним теперь как будто объединяла одна тайна, и это успокаивало.

«А насколько ты успокоишься, когда узнаешь, что вас с ним объединяет ещё и то, что вы оба людей убивали?» - звучит едкий голосок в голове. - «Не подпускай его к себе».

К голоску стоит прислушаться. Стоит быть осмотрительной, внимательной и по-максимуму одинокой, чтобы у убийцы было поменьше ниточек, за которые меня можно дёргать. Стоит, если я хочу-таки его поймать, а теперь я уверена, что сделаю это уже из соображений собственной безопасности. Потому что сбежать из БСМП не могу без Тимофея (а он наверняка откажется уходить) и не хочу вообще. А значит, выход только один – устранить того, кто может нам с ним навредить. Именно поэтому я должна быть осторожна и не делать глупостей.

Но, поддавшись какому-то иному чувству, внушающему, что вовсе это не опасная глупость, я распахиваю дверь перед Денисом:

- Пойдёшь со мной?

- Во врачебное помещение? – неуверенно интересуется он. – А можно?

Я понимаю, что у моего поступка нет пути назад, когда из глубин ординаторской раздаётся бодрый, будто часы на телефоне лгут и сейчас не четыре утра, голос Олеси:

- Сегодня можно всё! Кого там ещё нелёгкая принесла, заходите!

Зайдя, мы с Денисом замираем на пороге. Он, видимо, от неуверенности, а я – от удивления. Наверное, здесь впервые так много врачей. А может, так кажется, потому что часть из них привели сюда тех, кто не имеет отношения к ординаторской – медсестёр и просто своих спутников. Судя по нарядам, все как были, так и приехали в БСМП из лофта. И сейчас разбрелись по небольшой ординаторской, заняв диван, все стулья, даже подоконники и столы. Наверное, если бы какой-то гений не додумался приоткрыть окно, дышать здесь было бы нечем.

- Откуда столько?... – спрашиваю я, даже не зная, к кому обращаюсь.

Отвечает мне опять Олеся. Я не сразу замечаю её, но именно она устроилась на подоконнике. Тимофей устроился там же, но я так боялась посмотреть ему в глаза, что тут же перевела взгляд в другое место.

- Из лофта, - говорит тем временем Олеся. – Герман с Екатериной навели панику, что в общаге кого-то убили. Ну, когда дома или дома у твоего друга маньяк, бухать на окраине города в неохраняемом особняке ну такое, поэтому все испугались и приехали сюда. Тут все на виду друг у друга, поэтому не так страшно.

Судя по голосу, Олесе-то как раз страшно вообще не было. Кажется, она была совсем не против провести еще сутки с Тимофеем. Впрочем, вполне возможно, что она просто успела основательно приложиться к алкоголю, как и большая часть остальных врачей: запашок в ординаторской стоял похлеще, чем в средневековом кабаке.

Я рассеянно киваю, уже начиная думать, как бы уйти куда-нибудь в другое место. Работать сил не было, да и у меня выходной, но хотя бы забиться куда-то, где тихо, спокойно и ничем не пахнет, подумать, что делать дальше с расследованием и угрозами, а потом, когда полностью успокоюсь, пойти в лабораторию…

- А вы же как раз из общаги, нет? – вдруг с любопытством спрашивает Олеся, перебив мои мысли и заставив меня вздрогнуть. – Вон, переодетые уже. Что там было?

Я молча смотрю на неё. Хочется надеется, что у меня достаточно ледяной угрожающий взгляд, чтобы Олеся отстала, но она продолжает глядеть в ответ с интересом. А через пару мгновений к Олесе присоединяются и другие любопытные. Тимофей тоже поднимает на меня глаза, только уже с лёгким беспокойством.

- Расскажешь, Лисс? – мягко спрашивает он. – Или… Не хочешь пока говорить об этом?

Помощь приходит с неожиданной стороны. А может, уже и с ожидаемой? В общем, отвечает Денис.

- Я что-то не понимаю, - вдруг медленно произносит он, - вы испугались убийцу или хотите внеочередной выпуск «Следствие вели…» послушать? Убийство – это вам не сказка, имейте совесть!

Мне, однако, не хочется, чтобы он меня так защищал. Тем более перед всеми. Тем более перед коллегами, которые не представляют для меня опасности, если среди них, конечно, не затесался убийца. Поэтому, как бы мне не хотелось промолчать, я спокойно отвечаю в противовес Денису, хотя внутри всё так и клокочет:

- Убили… Женщину, не из наших. Нож в сердце. На кухне. Что-то ещё?

По ординаторской проносится разочарованный вздох. Видимо, ожидали либо кровавых подробностей, либо жаркой ссоры между мной или Денисом и Олесей. Перебьются.

- Да нет, - как-то разочарованно пожимает плечами Олеся. – Вы садитесь, если место найдете. Мы тут пиццу заказали, а то все голодные. Скоро привезти должны.

По голодному взгляду Дениса я понимаю, что уж его отсюда в ближайшее время теперь точно не выгонишь. Вроде прекрасная возможность уйти одной, а вроде постепенно я начинаю чувствовать, что тоже хочу есть. Голод ушёл на третьестепенное место после созерцания трупа, но сейчас начал возвращаться. Ладно, тоже задержусь здесь, но ненадолго.

Места не находится, и Денис приносит скамейку из коридора. Какое-то время я упрямо стою, прислонившись к стене, но потом сажусь на самый край, подальше от него. Наверное, это очень по-детски, но лучше гордиться и упрямиться, чем хотя бы пытаться думать о самом жутком для меня, третьем убийстве.

- Нам тут сидеть сутки, - подаёт кто-то голос, когда мы с Денисом наконец устраиваемся, и в ординаторской снова повисает подобие тишины. – Утром и днём ещё прогуляться можно, а сейчас как-то не хочется. Что будем делать?

Отчего-то чувствуя, что ничем хорошим это не грозит, я спокойно отвечаю:

- Например, работать? Уверена, за ночь к нам поступило как минимум несколько пациентов.

- Не-не-не, - возражает Олеся со своего подоконника, и несколько человек вторят ей. – Я не знаю, что со мной должно произойти, чтобы я работала в свой выходной! Сегодня я даже пальцем не пошевелю в сторону больных охреневших придурков!

- Может… Поиграем во что-то? – робко спрашивает голос откуда-то с противоположной Олесе стороны. Я с удивлением узнаю Лёву. Он-то как очутился среди пришедших с корпоратива взрослых?

- Левочка, а ты сегодня не дежурный разве? – интересуется Олеся. Видимо, вопрос, откуда здесь Лева, возник не только у меня. Судя по шорохам, тот прячется куда-то подальше, чтобы его не было видно и не выгнали. Однако после следующих слов Олеси Лева вновь показывается: - Но идея хорошая. Может, в «правду или действие»?

Почему-то мне кажется, что на этом моменте Олеся лукаво косится на меня. Сначала глупая игра кажется очередным неплохим способом ненадолго отвлечься, но после такого ощущения меня передёргивает, и я холодно бросаю:

- Это ребячество. А мы не дети.

- Так вопросы будут тоже недетские! – весело бросает кто-то.

- А за такие вопросы на нас в суд не подадут потом? – подаёт голос Денис, оглядываясь на Лёву. – Тот паренёк как-то взрослым не выглядит.

- Мы ему уши закроем!

- И вообще, он может не играть! И ты с твоей подружкой тоже, если не хотите.

- Только тогда выметайтесь отсюда, пицца пусть будет в обмен на что-то весёлое с вас.

Кажется, медики и их спутники вошли в кураж. То ли, как и я, хотели забыть об убийстве, то ли устали от скучных будних и решили разнообразить их, ненадолго впав в детство. Мне они, правда, своей настойчивостью на миг напомнили поселенческих колдунов, но я решила отбросить эту мысль. Нет, пока никакого поселения. К тому же, эти ребята просто баловались, а не хотели никого сжечь.

- Нет, ну, за еду лично я останусь, - сообщает Денис и жалобно смотрит на меня, будто он не отдельная личность и я могу ему запретить. Впрочем, понимаю, что этим он намекает, чтобы я тоже осталась и поиграла в эту ерунду.

- Я тоже. – вздыхаю, но, когда одобрительные слова остальных заканчиваются, и на нас перестают обращать внимание, шёпотом добавляю Денису: - Только, когда мы поедим, придумай мне какое-нибудь задание, чтобы вытащить меня отсюда. Я не хочу сидеть здесь слишком долго.

Денис кивает, соглашаясь.

Игра оказывается далеко не такой страшной, как я ожидала. В поселении не играли в «правду или действие», но правила я знала. И почему-то думала, что задания будут одно другого страшнее – что участники постараются разгадать друг друга, унизить, задеть за живое. Да, у нас в больнице было негласное правило не копаться в прошлом друг друга, но тому же Хоффману оно ничуть не мешало. Однако на деле всё оказывается намного спокойнее. Вопросы касаются либо любовной личной жизни, либо какой-то ерунды в духе «какая на вкус человеческая печень?» (это спрашивали у Лёвы). Действия тоже никого не оскорбляли – станцевать, покукарекать. Глупо и по-детски, но смешно было и тому, кто выполнял, и всем остальным. В какой-то момент я даже расслабилась и успела немного забыться. Будто и сама на несколько часов оказалась ребёнком, который только веселится и ни о чем не думает.

Ещё вначале игры привозят пиццу, на которую все жадно набрасываются. Я с трудом осиливаю половинку своего кусочка, тогда как сидящий рядом Денис приканчивает по меньшей мере три. Пока ем, замечаю, как Олеся кончиками пальцев отрывает кусочки от пиццы и кормит Тимофея. А тот, в свою очередь, периодически кладёт свою пиццу в рот Олесе. Это выглядит так мило, что даже у меня оттаивает сердце. Как человек, которого хотели насильно выдать замуж и принести в жертву, я как никто другой знаю, что решать за других нельзя, но это – любовь и уют – именно то будущее, которое я хотела бы для Тимофея. Я думаю, что именно ради этого стоит продолжить искать убийцу, а не сдаваться и убегать, как трусливо захотела в первые минуты созерцания того тела. Не уверена насчёт себя, но Тимофей заслуживает счастье, а его счастье, кажется, здесь. В больнице, рядом с Олесей.

Когда еда потихоньку заканчивается, сытые врачи возвращаются к игре. Кто-то задаёт вопрос Олесе, та выбирает правду и весело отвечает. Приходит её очередь искать себе жертву, и она, подмигнув Тимофею, оборачивается ко мне. Отчего-то у меня, вроде уже расслабившейся и успокоившейся, идут мурашки по коже. Каким же оказывается моё удивление, когда обращается Олеся не ко мне, а к моему соседу по скамейке:

- Денис, правда или действие?

В ореховых глазах Дениса тоже мелькает удивление, но он быстро приходит в себя и ухмыляется.

- Действие, – и кидает взгляд на меня, мол, всё прекрасно, сейчас я тебя отсюда выведу. Я на это никак не реагирую.

- Хорошо, - протягивает Олеся. И доказывает, что не зря у меня пробегал неприятный холодок по коже. – Поцелуй того человека в этой комнате, который тебе кажется самым привлекательным.

В ординаторской повисает заинтересованное молчание. Провокационное действие, нечего сказать: тому, кого поцелует Денис – симпатичный мальчик, в общем-то – это польстит. А насчёт самого Дениса поползут слухи, не встречается ли он с той, кого поцеловал. Никого ведь не будет интересовать, что он пациент, который лежит тут всего несколько недель и совершенно случайно оказался среди медиков.

- Ну и кого? – шёпотом интересуюсь я у Дениса. – Поищешь зеркало и поцелуешь отражение, волчонок?

- Увидишь, - загадочно отвечает он и встаёт с места.

Я спрашивала так, чтобы его подколоть и заодно показать, что сейчас я в норме. На деле мне почти не было любопытно. «Или ты себя в этом убеждаешь».

Однако, когда Денис обходит скамейку и приближается ко мне сзади, замираю. Спина сама собой выпрямляется, хотя прямее, казалось бы, уже некуда, а сердце ускоряет ритм. Но не так, как несколько часов назад, когда я увидела мёртвую девушку на кухне. А… Приятно?

Головы касается что-то мягкое, тёплое и чуть тяжеловатое. Касается, задержавшись на волосах, и исчезает, будто птичка на миг села. Тепло, однако, так и остаётся, разливаясь по голове, приливая к щекам и спускаясь ниже, согревая тело и мои холодные руки. В животе стягивается узел, но тоже странно, даже пугающе приятный.

Я не сразу понимаю, что Денис поцеловал меня. Как не сразу замечаю, что тишина становится просто мёртвой. А когда понимаю и замечаю, то чувствую, что просто не знаю, как реагировать.

Тишину прерывает Олеся.

- Ух ты… - восторженно шепчет она, но её голос хорошо слышно. Я вижу, как она наклоняется со своего подоконника, чтобы разглядеть нас с Денисом получше. – А в губы?

Я с трудом удерживаюсь, чтобы не подавится.

- Такого условия не было, - прохладно сообщает Денис, а потом уже более насмешливо добавляет: - К тому же, тогда я останусь без губ.

Олеся разочаровано закатывает глаза:

- Ой-ой-ой, а то один на один вы не… !

Я больше всего на свете хочу вскочить и возразить, что нет, конечно нет, но мне не дают этого сделать. В этот момент дверь открывается. Обернувшись, я замечаю, что это к нам заглянула Екатерина. При виде плотно забитой народом ординаторской она заметно удивляется. Что ж, вполне логично. Я тоже удивилась – больше сидеть, что ли, негде? Хотя, наверное, мне странно об этом судить, если я сама пришла и привела Дениса тоже в ординаторскую.

- И что это вы тут все собрались? – спрашивает Екатерина, замирая на пороге и обводя нас строгим взглядом. Все резко замолкают, кто-то смущённо потупляется, опасаясь, что следом за вопросом последует ругань или изгнание всех, не имеющих ничего общего с медсоставом больницы из комнаты.

Я думаю сидеть молча, как и другие, и уж тем более не думаю упоминать убийцу, но то ли уют и детские игры так на меня влияют, то ли что-то ещё, но спокойные, слегка ироничные слова вырываются сами собой:

- Мы, Екатерина Алексеевна, преступника ловим. На живца. Тут как раз жертвы на любой вкус. Утром все разойдутся. Если доживут.

Ничего весёлого в этом нет, конечно, особенно учитывая, кто именно третья жертва, но надо же как-то разрядить обстановку! По ординаторской проносятся нервные смешки.

Екатерина Алексеевна снова оглядывает нас, уже с сомнением:

- Ну-ну, ловите. Если поймаете, выпишу премию. – И, немного подумав, добавляет: - Да, кстати, ваша коллекция потенциальных жертв пятнадцать минут назад пополнилась пьяным молодым человеком, спящим в кабинете у Германа. Присмотрите там за ним.

И уходит. Понятное дело, что говорила она об Артёме. Интересно, только из-за него пришла или изначально причина была другой? Немного подумав об этом, я вздрагиваю. Вдруг вспоминаю, что именно Екатерина переодевала меня из мокрой одежды, пока я была без сознания. Черт. Что, если она приходила из-за этого? А я ещё и отвечаю с сарказмом. Нужно будет как-то ненавязчиво поговорить с Екатериной об этом. Я мысленно заношу ещё один пункт в свои планы, которые, кажется, с каждым часом разрастаются все сильнее.

Ещё через какое-то время ординаторскую вновь наполняет гул. Всё возвращается на круги своя. Кто-то заводит разговор про «правду или действие», и его активно поддерживают.

- Денис! – выкрикивают. – Твоя очередь задание давать.

Тот, во время визита Екатерины притихший, как и остальные не-врачи, тоже приободряется.

- Ага, - кивает он и с задорным взглядом оборачивается ко мне. Я предполагаю, что из ординаторской-то выйду, но, видимо, сейчас отвечу за все свои подколы и кличку «волчонок». – Василиса, правда или действие?

- Действие. – наугад ляпаю я, сложив руки на груди и не сводя глаз с Дениса.

Тот улыбается, по-доброму, но с хитростью.

- Хорошо. Возьми за руку того человека в этой комнате, которого ты считаешь самым симпатичным, и выведи его из ординаторской.

Да уж. Доигралась так доигралась. Какая-то часть меня желает подойти к Тимофею и увести его, но Олеся, хоть и согласилась помочь, итак меня не очень-то жалует. Она меня убьёт, да и Тимофей может обидеться, потому что такой мой поступок наверняка приведёт к ссоре между ними. Поэтому я прекрасно понимаю, на что намекает Денис.

Чувствуя, что уже в который раз за последнее время мои щеки пылают, под шепотки присутствующих, я хватаю Дениса за руку так крепко, что, пожалуй, рискую сломать ему запястье, и вылетаю из ординаторской. В коридоре отпускаю Дениса, даже толкнув его, и пытаюсь обжечь его самым ледяным взглядом.

- Зачем? – кратко, но выразительно спрашиваю.

- Это был самый эффективный способ, - пожимает плечами Денис. В отличие от меня, он выглядит довольным. – Ну, и зачем тебе нужно было так срочно выйти?

Я понимаю, что спорить бесполезно, да и не хочется, поэтому просто вздыхаю и вытаскиваю из кармана брюк тот пузырёк, куда слила взятую у себя кровь. Кажется, с того момента, как я сидела у себя в ванной и искала шприц и баночку, прошла вечность. Благо, ёмкость у меня на ладони всё ещё была холодной.

- Тут кровь. – говорю,  и, заметив испуганный взгляд Дениса, поспешно добавляю: - Моя. Пока она не испортилась, а это может произойти очень скоро, мне надо проверить, из-за чего я опьянела. Там точно был не просто алкоголь, это может вывести на убийцу. Уже три жертвы, мне нужно ускориться.

Наверное, не следует вот так рассказывать свои планы человеку, которого подозреваешь. Когда только договариваю, прикусываю язык и мысленно обзываю себя самыми страшными словами. Я ведь никогда не была болтливой, что ж такое!

- В общем, я в лабораторию, а ты куда хочешь. – сухо заканчиваю я, чтобы Денис не заметил моей злости на себя саму.

- Если ты не против, я бы пошёл с тобой. Если там и правда не алкоголь, в чем, правда, сомневаюсь, то интересно, с чего тебя так разнесло.

Я с трудом удерживаюсь, чтобы не закатить глаза. С другой стороны, если Денис вдруг убийца, то, узнав, что я не послушалась его послания, он может разозлиться и убить ещё кого-то, а так он будет у меня на глазах.

- Ладно.

* * *

В лаборантской – просторной,  белой, заполненной шкафчиками с самыми разными склянками и насквозь пропахшей химией комнате – никого не оказывается. Я этому не удивляюсь: лаборант был среди приглашённых на корпоратив и сидел в ординаторской с остальными. Ну и ладно. Я не была сильна в анализе крови, но кое-что умела, справлюсь и сама.

Анализ на алкоголь – несложный, тем более, если проводит его ведьма. В лаборантской находятся образцы этилсульфата и этилглюкуронида. Именно эти вещества ищут, когда делают анализ, если требуется просто узнать степень опьянения, а не как долго человек употреблял алкоголь. Ведьма или колдун касается пальцем сухого образца, а другую руку, прикрепив к ней специальную плоскую ёмкость-магический артефакт, способную вытягивать частицы, заносит над взятой кровью. Затем велит этим веществам подняться из крови. Работа требует сил и сосредоточенности, но, если всё сделаешь правильно, на ёмкости оседает весь этилсульфат и этилглюкуронид. С помощью очень чувствительных весов и определяется наличие и степень опьянения, потому что вытянутый алкоголь непросто заметить невооружённым глазом.

Именно этим я и занимаюсь, по-хозяйски зайдя в лабораторию. За время практики я успела узнать, где находятся весы, образцы и всё остальное необходимое – за шесть месяцев нас учат понемножку всему, и в лабораторию водят в том числе.

Вся процедура занимает у меня не больше получаса. Надо сказать, что Денис всё это время смотрит на меня, как на… Волшебницу? Нет, это будет неточное сравнение, ведь я и так почти волшебница – ведьма. Наверное, как на какого-нибудь бога. На сердце становится ещё теплее, чем когда я сидела в ординаторской. Неужели взгляд какого-то волчонка-потенциального преступника мне льстит? Ерунда какая-то.

- Нет, это какая-то ерунда. – повторяю я уже вслух. Только теперь это касается не Дениса.

Весы показывают… Алкоголь. Причем столько, сколько могло бы быть, если бы я в одиночку прикончила бутылки так полторы шампанского – я помню таблицу соответствия веса и степени опьянения, учила наизусть на всякий случай. У меня перед глазами снова появляется первый и единственный взятый бокал, почти полный и чуть не обрызгавший меня, когда я его уронила.

- Я точно столько не пила. – добавляю, когда Денис спрашивает, почему я бормочу что-то о ерунде и чертыхаюсь.

Плохо, когда тебе постоянно помогают. Это как наркотик: впадаешь в зависимость и начинаешь ждать, когда тебе помогут снова и снова. Вот и сейчас я, сама того не желая, ожидаю, что Денис начнёт придумывать какие-то оправдания и доводы, как в мою кровь могло попасть столько алкоголя. И напрасно. Потому что он спокойно отвечает:

- Или ты не помнишь. По пьяне память отшибает сильно.

- На своём опыте говоришь? – обижаюсь и решаю вставить шпильку в ответ я.

- Про то, что ты могла выпить? Очень даже. Я делал тебе искусственное дыхание, и у тебя на губах был вкус алкоголя… - тут Денис понимает, что ляпнул, и обрывает сам себя.

Впрочем, уже поздно.

- Что? – холодно переспрашиваю я, автоматически притрагиваясь к своим губам, будто рассчитываю обнаружить на них доказательство.

- А ты не помнишь? – теперь Денис, видимо, понимает, что отступать некуда, и решает пойти с другой стороны. – Ещё надо мной смеешься из-за амнезии!

Наш разговор приобретает совсем другой оборот. Я всё никак не могу отнять пальцев от губ. Денис делал мне искусственное дыхание? Получается, он буквально поцеловал меня? Конечно, это первая помощь, его делают даже детям при необходимости, но… Кто докажет, что необходимость была? Не знаю, должно ли меня после всего, что произошло за последние сутки, это так волновать, но внутри так и разгорается пламя. То ли злости, то ли чего-то иного. Молодец, Денис, удивил и отвлек, нечего сказать. В ближайшее время мне точно будет не до анализа и уж тем более не до поселенческой девушки.

- Кто тебе разрешил? – медленным ледяным тоном произношу я. Хочется верить, что ледяным, потому что, кажется, в голосе так и прорезается непонятная мне дрожь.

- Ты чего? – удивляется Денис и принимается оправдываться.  – Во-первых, это не настоящий поцелуй, а во-вторых, ты не дышала. Ты же ни у кого не спрашивала разрешения, когда зашивала мне раны?

- Я врач. – отрезаю. – И это другое.

Лицо Дениса меняется. Становится обиженным. Губы сжимаются в тонкую линию, а в глазах мелькает что-то, похожее на отчаяние.

- Хорошо, тогда давай исправлюсь задним числом. – также медленно, как до этого я, начинает он. Наверное, наблюдай я за нами со стороны, усмехнулась бы тому, как быстро и из ниоткуда может начаться ссора. И в какой совершенно неподходящей для ссоры ситуации. – Василиса, можно сделать тебе искусственное дыхание? Или начать чуть раньше? Можно вытащить тебя из воды, когда ты тонешь, или заниматься прочей защищающей тебя ерундой, потому что это просто нормальный поступок? Можно успокаивать тебя, когда тебе плохо? Можно получать от тебя за это вместо благодарностей сплошные подозрения, ни на чем не обоснованные, учитывая, что ты меня вообще не знаешь, как человека… Я сам себя не знаю.

С каждым шагом он подходит всё ближе и в конце концов буквально нависает надо мной. Я стою спиной к лабораторному столу, то есть в тупике, но в отличие от ситуации, когда оказывалась близко к Хоффману, сейчас чувствую себя совершенно спокойно. Не боюсь, во всяком случае. Отчего-то я знаю, что, хоть Денис пылает гневом, как и я, мы оба ничего друг другу не сделаем. Это другой гнев. Тот, который бывает из-за… Нет, лучше снова руки в огонь сунуть, чем даже мысленно произнести это слово. Оно не может быть про нас с Денисом. Мы ведь знаем-то друг друга меньше, чем пару недель!

Однако… Я смотрю на Дениса, и злость порождает другое желание. Отомстить. Только тоже без вреда. Просто сделать тоже самое, что и он. Я гляжу ему в глаза, а затем перевожу взгляд ниже. На губах у Дениса нет шрамов, и они кажутся очень привлекательными, хотя сейчас произносят полные недовольства слова. Правда, последнее их чертовски портит. Нужно как-то это стереть.

Мне хочется наорать на Дениса в ответ, или хотя бы тихо высказать всё, что думаю, но я решаю поступить иначе. И спешу привести своё решение в жизнь, пока не передумала, не начала мысленно корить себя за глупость. В конце концов, некоторые вещи нужно делать, не размышляя слишком долго и не сочиняя планы. Иногда мне нужно прекращать… Быть Василисой.

- Прекрати истерику. – требую я, уже не слушая, что говорит Денис. – Хочешь благодарность? Вот.

Так быстро, как могу, я встаю на носки, хватаю Дениса за подбородок и тяну его на себя. Тёплая, даже горячая кожа не вызывает отвращения, а только согревает меня. Хотя как-то странно, будто изнутри. Понятия не имея, как это правильно делается, и повинуясь лишь мимолетному желанию, я впиваюсь губами в его губы.

Они большие, тёплые, у них вкус и запах пиццы. Они забирают у меня весь воздух, а взамен дают ощущение невероятного восторга, такого, который я раньше никогда не испытывала. Наверное, я целуюсь ужасно и абсолютно неправильно, но в этот момент мне плевать. Кажется, что весь мир с его проблемами, преступлениями и страшными людьми исчез, испарился, будто дым, а остались только мы с Денисом. Наши губы. Наши руки – моя на его подбородке и его на моей шее. Наши сердца, которые колотятся так, словно желают за эти минуты отстучать всё, что им положено, и навсегда остановиться.

Поцелуй длился вечность – и мгновение. Когда я отстраняюсь, то вижу раскрасневшееся лицо Дениса и думаю, что я, наверное, такая же красная. Мне одновременно хочется поцеловать его ещё раз и провалиться под землю. Но я просто стою, боясь даже предположить, как Денис отреагирует на мой поступок, и молчу. Губы пульсируют, в одном крохотном месте даже особенно сильно. Наверное, это из-за того, что я целовалась первый раз в жизни.

- Я думал, ты против… - наконец тихо говорит Денис спустя долгие секунды молчания.

«И всё? То есть ты не против? Хвала богам. Точнее нет. Пошли меня к чертям, волчонок! Я не хочу терять голову и получать удовольствие от поцелуев. Я не должна. Мне нужно расследовать, и…».

- Может, и против. – отвечаю я вслух, отчаянно думая, как выкрутиться. И придумываю. – Но ты же хочешь, чтобы я узнала тебя получше. Факт номер один – с тобой приятно целоваться. Ну, или я ещё пьяна.

От поцелуя, честно говоря, как раз есть ощущение, что я пьяна. Голова кружится примерно также.

Пульсирующая точка на губе вдруг ещё и влажнеет. Лицо Дениса с такого же пьяно-счастливого и удивленного становится испуганным.

- У тебя кровь, - говорит он.

Я рассеяно прикасаюсь ко рту и вижу, что на пальцах действительно остаются красные капли. Откуда это? Снова смотрю на Дениса и вижу, что он выглядит таким несчастным и виноватым, будто как минимум откусил мне полголовы.

- Это… Я, - сообщает он извиняющимся тоном. – Волчий клык вырос во время поцелуя, и… Прости, пожалуйста, это инстинкт. То есть я не из тех подонков, которые всё, что делают, оправдывают инстинктами, но… Это моя способность, я понятия не имел, что так будет. Прости.

На предпоследнем предложении я вновь начинаю смотреть на кровь на пальцах. Не зря поцеловала Дениса, он подал мне идею.

- Способность, говоришь? – медленно протягиваю.

Денис неправильно истолковывает мой вопрос.

- Ну да. Честно, я не специально! Я же извинился…

- Да ладно. – Отмахиваюсь я и, испугавшись, что Денис снова не так поймёт, почти мягко добавляю: - Всё хорошо, правда. Мне не больно. Просто ты натолкнул меня кое на какие мысли.

Способность. Точно! Я соблюдала осторожность и не брала шампанское из чужих рук. Сама выпила немного. Меня никто не касался. Следовательно, кто-то повлиял на меня извне. Будто увеличил то ничтожное количество алкоголя, которое попало мне в кровь, до чересчур большого размера. Кто своей способностью мог бы это сделать? Алкоголь – жидкость. Можно было бы подумать на девушку-ведьму, но колдуны неспособны управлять жидкостями. Это стихия другого существа. Существа, способного запросто поднять воду с пола на провода и на время заставить глючить камеру. Существа, у которого тоже не было алиби. Существа, которое так легко согласилось оказать мне услугу, хотя терпеть меня не могло. Существа, которого, учитывая его происхождение, вообще не должно быть в БСМП.

Тварь, о которой я только что думала, что Тимофей может быть с ней счастлив… Нет, не может.

Я поднимаю голову и заканчиваю, глядя в лицо Дениса и стараясь не думать о том, что только что его поцеловала:

- Кажется, я знаю, кто убийца.

* * *

На обратном пути в ординаторскую Денис почти всё время молчит, но внезапно, с улыбкой взглянув на меня, спрашивает:

- Значит, решила начать с губ? – я отворачиваюсь, слишком стыдясь говорить на эту тему, но он продолжает. - Тогда давай и продолжим в том же духе. Как насчёт свидания? – Денис тут же добавляет: - Ничего такого, просто узнать меня получше.

«Свидание? Сейчас, когда я почти нашла убийцу, а он, в свою очередь, в любой момент может почуять неладное и убить кого-то ещё или вызвать сюда других поселенческих колдунов? Пир во время чумы». – думаю я, но вслух отвечаю:

- Только чтобы узнать тебя. Я согласна.