Люди часто задумываются о том, какой была бы их история, если бы они сделали другой выбор. Изменилось бы что-то в таком случае или нет? Всё ли зависит от нашего выбора или все-таки существует судьба, которая вне зависимости от того, что мы делаем, ведёт нас к неизбежному концу? Первая теория перекладывает слишком много ответственности на наши плечи, ведь тогда получается, что во всех наших проблемах виноваты только мы. Вторая же всё упрощает, позволяет расслабиться и ни в чем себя не обвинять.

Я никогда не верила в судьбу, но в моменты вроде сегодняшнего второй вариант начинает казаться очень привлекательным. Что случилось бы, если бы я не сказала Марине проводить вскрытие Змеева? Она осталась бы жива? То, что с ней произошло, целиком и полностью на моей совести? Или смерть ещё задолго до моего решения затаилась за её спиной? В конце концов, умереть можно не только от ножа убийцы. Ведь немало людей гибнет под колёсами автомобилей в тёмное время суток или из-за неудачного падения на льду - Марина вполне могла лишиться жизни, возвращаясь домой с работы.

Осталась бы она жива, если бы я не медлила на улице, дыша свежим воздухом, а пришла быстро? Если бы отказалась от осмотра лешенка? Или убийца бы тогда пришёл раньше?

Подобные мысли приходят ко мне в голову в тот короткий миг, когда я стою в кабинете, вижу тело патологоанатома и понимаю, что за мной стоит убийца. Потом не думаю уже ни о чем - сильный удар по голове вытесняет из мозга все размышления, все чувство вины и сопереживание албыске. Лица преступника, естественно, увидеть так и не успела, поэтому просто лежу, даже через пелену обморока ощущая невероятную боль.

«Какая же ты неудачница, Василиса», - могла бы подумать, если бы чувствовала себя хоть немного легче. - «Ты облажалась, и мало того, что из-за этого погиб человек, так ещё и ты теперь абсолютно бесполезное раненое создание».

Но все мысли расплываются в голове, словно выпущенные на волю рыбки, и собрать их во что-то связное не получается.

В какой-то момент на смену тупому осознанию боли приходят оцепенение и непонимание.

Почему я тут лежу? Что вообще случилось? Из-за чего, черт возьми, так больно?

Настолько дерьмово я себя чувствовала, кажется, год назад, когда... Впрочем, о том случае даже вспоминать жутко. Или два с половиной года назад, когда мы с Тимофеем перевернулись в автомобиле, потому что по нам стреляли. Или три года назад, когда я сожгла себе руки, чтобы защитить себя и своего несостоявшегося жениха... О, эту боль я помню даже слишком хорошо.

Три года назад

Я не помню первые часы, что отделяли меня от убийства колдунов. Магия, обернувшаяся во вред и мне, и многим моим братьям и сёстрам, как должны были называть друг друга жители поселения, забрала все силы. Укусы собаки старейшины тоже не прибавляли здоровья. Но самым страшным были ожоги.

Даже находясь в полузабытьи, я чувствовала ужасную боль - наверное, ещё более сильную, чем сейчас. Казалось, ладони раздирали на части клыками, или заливали кипятком, или пронзали тысячей игол. А при случайном прикосновении к чему угодно боль усиливалась десятикратно. Я с детства не плакала из-за ран и болезней, но в тот момент слезы сами собой струились из глаз, а тихие стоны - из горла.

Безумно хотелось пить, меня бросало то в жар, то в холод, а желудок сдавливало ощущение тошноты. Сейчас, спустя три года, когда я приобрела некоторый медицинский опыт, могла бы сказать, что ожоги у меня были по меньшей мере третьей степени. И поразили почти десять процентов кожи.

...Первое, что я помню после потери сознания, кроме бесконечной боли, - как почувствовала под ногами и спиной твёрдую почву. Ещё через пару мгновений моих щёк коснулись ладони. Коснулись резко и быстро, то одной, то другой щеки. До меня дошло, что это Тимофей пытается привести меня в сознание, только когда в звенящих ушах раздалось жалобное:

- Василиса! Просыпайся! Пожалуйста.

Я захотела ответить ему, что не сплю, и даже приоткрыла рот для этого, но при первом же движении языком горло обожгло так, словно парень всё это время нес меня по пустыне, а не по лесу. Губы, кажется, потрескались. Вместо слов я смогла издать лишь сдавленный хрип, но, к счастью, для начала хватило и этого.

- Василиса!? - обрадовался Тимофей. Я попыталась приоткрыть глаза, но свет неприятно резанул по ним, и я зажмурилась. Кажется, парень заметил мои махинации. - Очень плохо, да? - сочувствующе спросил он.

Нужно было ответить, даже не из вежливости, а ради себя. Мне необходимо как минимум попить, иначе я останусь тут, на месте, которое даже увидеть от слабости не могу, навсегда.

«Соберись, размазня!», - начала я подбадривать себя. - «Ты убийца кучи колдунов. Неужели так сложно просто произнести пару слов? Подумаешь, боль, уж беглянка и преступница может потерпеть!».

На самом деле, конечно, мои мысли были совсем не такими. Также, как и сейчас, тогда я вообще почти не могла думать, лишь видела образы и чувствовала боль. Но перед глазами промелькнули сначала испуганные лица колдунов перед пожаром и старейшины перед отравлением, а затем - вода во всех её приятных проявлениях. Пить хотелось больше всего. С трудом я собрала остатки разума в кучу и спустя ещё несколько жалких попыток произнесла:

- Пить.

Вышло не особенно отчётливо, но Тимофей, к счастью, понял.

- Да, сейчас... Прости, пожалуйста, надо было сразу тебе дать воды... Я... Я не догадался, и...

Сбивчивые слова парня, которые я хорошо слышала, но с трудом могла понять, сопровождались громким шуршанием. Я решила сделать ещё одно усилие над собой и приоткрыть глаза. Они тут же снова заслезились, а всё вокруг смазалось в кучу зелёных и коричневых пятен. Однако постепенно удалось хоть как-то сфокусироваться и разглядеть Тимофея. Тот протягивал мне бутылку воды, терпеливо ожидая, когда я её приму.

Я честно попыталась поднять руку, но не получилось. Судя по треску и новой волне боли, пронзившей ладонь, она лежала у меня на животе, и кровь от ожога прилипла к ткани рубашки. Я тихонько скрипнула зубами. Это не было жестом терпения и попытки удержать болезненный стон или крик. Просто ни на то, ни на другое не было сил.

Тимофей быстро перевёл взгляд на мои руки. Даже обманчивое зрение раненой позволило увидеть, как на лице парня отразилась смесь ужаса и сочувствия. Впрочем, он быстро отвел глаза.

- Прости, пожалуйста... Я забыл про...

Он осёкся и замолчал. Затем наспех открыл крышку и очень медленно и нерешительно протянул бутылку к моим губам.

«Наконец-то», - пронеслась у меня в голове первая складная мысль.

Я открыла рот и снова почувствовала боль - уголки губ тоже потрескались и отозвались неприятной резью. Тимофей немного наклонил ёмкость, и в моё горло наконец полилась спасительная жидкость. Парень поил меня не очень аккуратно, и много воды пролилось на подбородок, что-то даже - на одежду, однако и рот оросило достаточно много живительной влаги. С каждой каплей горло жгло всё меньше, и, казалось, в какой-то миг даже руки перестали болеть - так мне стало хорошо.

Осушив половину бутылки, я наконец ощутила, что чувствую себя достаточно терпимо, чтобы хотя бы немного думать и говорить. Прикрыв рот, дала понять Тимофею, что мне достаточно. Парень тут же убрал бутылку.

- Тебе лучше? - с надеждой спросил он. - Я так испугался, когда ты упала там в обморок. Боялся, что...

- От ожогов рук ещё никто не умирал, - попыталась улыбнуться я.

Говорить получалось медленно, мой голос звучал слабо, а каждое слово давалось с трудом, но это было лучше, чем просто хрипеть от боли и жажды. Кстати, о боли - руки, как оказалось спустя пару минут радости долгожданному питью, всё ещё немыслимо жгло. Казалось, даже вдох и выдох царапал сожженую кожу, хотя едва ли лёгкие как-то были связаны с пальцами.

«Хватит думать о том, что тебе плохо», - снова одернула себя. - «Тогда легче точно не станет! Лучше заняться более важными вопросами».

Такие вопросы, кстати, были, и в немаленьком количестве. Чем быстрее возвращалось ко мне сознание происходящего, тем больше их становилось, и каждый казался важным.

- Где мы? - решила я начать с самого основного.

Из того, что могла увидеть, поняла, что мы с Тимофеем находились на поляне. Трава мягким зеленым ковром окутывала ноги. Деревья окружали нас редким частоколом, к стволу одного из могучих кедров парень прислонил меня. Несколько пеньков, попавших мне в поле зрения, дали понять, что остановились мы не очень далеко от цивилизации: пеньки были ровными и достаточно широкими, значит, их срубили, но едва ли могли унести далеко. При этом высокое небо над деревьями давно приняло солнце в свои объятия - дневное светило уже успело перекраситься из рассветного алого в золотой. Это Тимофей шёл медленно или забрел не туда? Или... Неужели дорога, на которой наконец можно поймать машину и добраться до города, близко?

- Я точно не знаю, - тем временем неуверенно ответил Тимофей. - Когда ты начала падать, я поймал тебя и просто отбежал подальше. Потом подумал и решил, что у колдунов всё равно начнётся паника, и к тому же им важнее будет помочь... Оставшимся в живых... - парень намекнул на моё массовое убийство с явной неохотой, - и решил пойти вдоль дороги, по которой у нас обычно выезжают на шоссе и в город. Так что я шёл вдоль него, просто сейчас устал немного, пока нес тебя - ты не тяжёлая, не подумай!... - просто много времени прошло. По идее, мы должны уже приблизиться к дороге.

Боль во всём теле на краткий миг уступила место счастью. Что-то внутри сжалось от радостного предвкушения.

Парень подтвердил мои самые оптимистичные предположения! Если мы у дороги, значит, осталось совсем немного. Ещё один рывок - и то, ради чего нам пришлось столько вытерпеть, будет у нас в руках. Свобода. Возможность жить. Полное, черт возьми, отсутствие глупых ритуалов и древних обычаев.

Я даже решила встать, но покусанные и обожжённые конечности не дали сделать это самой.

- Василиса? - с беспокойством окликнул меня Тимофей, заметив мои движения.

- Если дорога близко, то надо быстрее дойти до неё. Возьмём машину, отдохнём уже в ней, когда точно будем в безопасности...

Я снова попыталась подняться и снова не получилось. Тогда, внутренне сжавшись от понимания того, как жалко выгляжу, просительно посмотрела на Тимофея.

- Дальше я пойду сама, помоги мне встать.

Парень сделал движение в мою сторону, и я уже понадеялась, что в следующую минуту буду на ногах, однако Тимофей вдруг замер, будто одернул сам себя.

- Извини, конечно, но... Нет.

Мы были знакомы меньше суток, но за это время я успела привыкнуть к тому, что парень делает всё, что я говорю. Даже старейшину убить согласился! Начал противиться только, когда услышал вопли Алёны, но там ситуация была исключительной. В чем проблема протянуть руку?

- Почему!? - поинтересовалась я. Хотелось выкрикнуть это слово, но получилось лишь тихо спросить.

- Всё просто. Не хочу тебя обижать, но мне кажется, ты не удержишься. И твои раны... Я сейчас получше рассмотрел... - «Да ладно, ты сразу же отвернулся», - пронеслась в голове не совсем уместная насмешка. Тимофей закончил: - Не думаю, что можно оставлять их без обработки.

Больше всего мне хотелось закатить глаза и заспорить, потому что всё внутри кричало о том, как важно, несмотря ни на что, покинуть лес, по которому всё ещё могли ходить колдуны-преследователи. Но, немного подумав, я поняла, что придётся согласиться с Тимофеем. Травмы - это плохо, а необработанные травмы - ещё хуже. Отец всегда говорил, чтобы я сразу шла домой, если глубоко поранюсь. Собственно, именно благодаря этому я узнала о ритуале.

Пожалуй, иногда не только Тимофею стоило слушаться меня, но и мне - его.

- Ладно, только быстро. - пришлось согласиться. И тут я вспомнила ещё один из многочисленных вопросов, который я хотела задать: - Рюкзак ведь у тебя с собой? Там должна быть аптечка.

Тимофей сразу завертелся на месте, как юла, пытаясь найти сумку.

- Вот он! - спустя какое-то время парень вытащил из кустов нечто тканевое и некогда синего цвета.

Если честно, было удивительно, что рюкзак пережил вместе с нами нападение колдунов. Однако он действительно не разорвался по пути и не потерялся. Разве что потрепался ещё сильнее и почернел от копоти - но мы с Тимофеем выглядели не лучше.

Молния не была застегнута - видимо, парень доставал бутылку с водой и забыл закрыть рюкзак, - а потому я, пусть и слегка размыто, видела, что он почти полностью заполнен всякой всячиной.

Снова опустив сумку на землю, Тимофей принялся переворачивать вверх дном её содержимое. На траву полетела одежда, другие бутылки, пакетики с едой. Мне очень хотелось помочь с поисками, но я едва ли смогла бы это сделать.

- Что-то не видно... - с удивлением пробормотал Тимофей через какое-то время, и мне эти слова очень не понравились. А ещё больше не понравилось, когда парень добавил: - Ты точно положила аптечку?

- Я просила собрать рюкзак тебя, - медленно протянула я. Впрочем, в тот момент все слова из моих уст звучали медленно. - Взять всё необходимое. Ты что, не додумался взять аптечку? Мне казалось, очевидно, что её надо брать!

Тимофей медленно обернулся. В его глазах промелькнуло чувство вины, а щеки чуть заметно покраснели.

- Я... Василиса, прости. Это вроде бы очевидно, но тогда... Я не подумал.

Я уже второй раз за последнее время скрипнула зубами - на сей раз не от боли, к которой почти привыкла, если не двигалась, а от досады.

- И что делать? - спросила. Затем с надеждой добавила: - Может, тогда все-таки пойдём к трассе? Купим бинты и прочее в ближайшем городе?

Тимофей со вздохом поднялся - до этого он сидел перед рюкзаком прямо в траве.

- Так их оставлять тоже нельзя. - произнёс он неожиданно твёрдо и уверенно. Будто оказался в родной стезе. - Давай хотя бы водой промоем и забинтуем чем-нибудь, ладно?

Он ещё раз вгляделся в траву и поднял ещё чистую, но уже успевшую помяться тряпку, которую выбросил, пока искал несуществующую аптечку.

- Ты пожертвовала ради меня своими руками, а я пожертвую ради тебя своей рубашкой. Неравноценно, конечно, но...

- Но всё равно спасибо, - попыталась улыбнуться я. На всё ещё слишком сухих губах тут же появилось несколько трещин.

* * *

- Где ты этому научился? - поинтересовалась я, разглядывая свои руки.

Мои ладони дрожали, как у столетней старухи, но после того, как их хорошенько вымыли и забинтовали, обезопасив от внешней среды, болеть стали меньше. Слово «хорошенько», кстати, не было пустым звуком: пусть импровизированные бинты из белой хлопковой рубашки получились не очень ровными, а по краям из них торчали нитки, повязки получились очень аккуратными. Будто мне оказывал помощь врач, а не подросток.

- Я слабый колдун, - отозвался Тимофей чуть ли не у моего уха: мы выдвинулись в путь, как только закончили с медицинскими вопросами, а поскольку идти мне парень так и не позволил, он нес меня на руках. - Поэтому выбор, кем мне становиться, был небольшим. Мама... - голос Тимофея стал мрачнее и почти сорвался, - решила, что мне лучше всего будет стать лекарем. Для этого ведь магия почти не нужна, максимум - зелья делать, но это даже знающий простой человек сможет. Она начала меня учить. Я умею немного, но... Перевязки, вправление вывихов, лечение больного горла - что-то такое могу.

- Ты не рассказывал, что должен был стать лекарем, - с удивлением бормочу я. Голова снова начинает болеть, а кожа - мёрзнуть, видимо, начинается жар, но я стойко продолжаю разговор. Нельзя снова отключаться, нельзя.

- Не люблю об этом говорить, - мне безумно неловко из-за того, что малознакомый парень, ещё и несостоявшийся жених, несёт меня на руках, поэтому голову не поднимаю, но чувствую, что Тимофей качает головой. - Кроме меня, у родителей ещё трое детей, и я старший, поэтому мне следовало побыстрее получить профессию, но это не значит, что мне это интересно. То есть... Это очень здорово, помогать людям, но... Я до жути боюсь всего этого. Крови, криков. Когда мне в первый раз сказали для пробы перебинтовать лапу раненой собаке, я потерял сознание от одного её вида.

- Сочувствую, - искренне говорю я. Когда Тимофей бинтовал руки мне, лицо у него побелело и перекосилось, а потом он выпил, пожалуй, раза в три больше воды, чем я после долгого обморока. Однако парень боролся со своими страхами ради меня, которую знал совсем немного. Это почти восхищало.

- Не стоит, - отмахнулся Тимофей. - Это глупый страх, чем мне может навредить чужая кровь? Я просто никчёмный лекарь. Даже лекарства не взял, хотя о них я должен был подумать в первую очередь... - я открыла было рот, чтобы возразить, но парень резко сменил тему: - А ты думала, кем станешь?

Если бы тогда мне не было настолько плохо, то я заметила бы, что Тимофей снова избегает хотя бы намёков на то ужасное, что недавно произошло. Он говорил о себе, в том числе неприятные вещи, задавал вопросы, но старался не давать мне даже думать об убийствах. Не знаю, от страха ли он это делал, или нежелания волновать раненую девушку, но позже, когда мне станет лучше, я буду безмерно благодарна Тимофею за то, что он не затрагивал жутких тем.

А пока я без колебаний озвучила свои мечты - детские, наивные, но очень желанные:

- Следователем в Службе Безопасности Магических Созданий!

- Вряд ли это получилось бы в поселении.

- Вряд ли у меня вообще была бы работа в поселении, - с тоской ответила я. И без Тимофея много и с большим сожалением думала об этом. - У нас ведь большая часть женщин дома на хозяйстве, особенно среди замужних. Так что это была просто несбыточная мечта.

- Теперь она может стать очень даже сбыточной, - сказал Тимофей, и мне почему-то показалось, что он улыбается.

«Только если в правоохранительные органы берут убийц», - чуть не сорвалось с языка. К счастью, я все-таки не успела сказать этого, потому что уже через пару мгновений парень добавил:

- Мы... Пришли.

Эти слова так взбодрили меня, что, кажется, даже жар ненадолго уступил. Я зашевелилась в руках Тимофея, и он осторожно опустил меня на землю. Ноги побаливали, но, опираясь на парня, я смогла удержаться и осмотреться. Всё внутри так и затрепетало от радости и долгожданного успокоения.

Трасса выглядела... Обычно. Трасса и трасса, нельзя было назвать её какой-то невероятно красивой или оригинальной: относительно небольшая серая дорога, местами потрескавшийся асфальт. Песок на обочинах, плавно переходящий в высокую траву и кустарники. Не очень приятный запах бензина, который смешивался с родными природными ароматами. Но, несмотря на всю эту прямо-таки выпирающую обыденность и некрасивость, трасса в тот момент показалась мне самым чудесным местом на свете. Думаю, многие человеческие дети, начитавшиеся и насмотревшиеся фэнтези, хотят попасть в ведьминское поселение и никогда больше не видеть унылых городов и дорог. Но для нас с Тимофеем, бегущих из этого самого поселения, как раз унылая дорога казалась путём к сказке.

- Наконец-то... - только и смогла прошептать я. - наконец-то, наконец-то...

Вдоволь налюбовавшись пейзажем, все-таки подняла голову на Тимофея, надеясь увидеть на его эмоциональном лице отражение своего восторга. Однако парень выглядел скорее задумчивым, чем довольным. Сердце заныло, когда помимо сосредоточенного взгляда я заметила лёгкую горбинку, появившуюся на его носу, и растертое пятно засохшей крови под ним. Пожалуй, не стоило забывать, что из-за колдунов пострадала не только я, хоть Тимофей об этом и помалкивал. Ему по меньшей мере сломали нос.

Если из-за убийства старейшины меня мучило чувство вины, потому что он так и не успел сделать мне ничего плохого, лишь собирался, то в случае с колдунами его не было вообще. И чем больше я замечала, сколько вреда они причинили мне и моему несостоявшемуся жениху, тем больше убеждалась, что всё сделала правильно. Мне понадобится встретить в будущем ни одного и не двух человек, чтобы понять весь ужас того поступка, а пока, глядя на Тимофея, я считала себя чуть ли не героем. Три года спустя мне захочется поверить, что температура и раны сыграли в появлении таких мыслей непоследнюю роль.

- Мы пришли, - повторил Тимофей, когда наконец вырвался из омута собственных мыслей и заметил, что я смотрю на него. - Но машин пока не видно, так что остаётся только ждать. И надеяться, что хоть какой-нибудь автомобиль приедет раньше, чем...

Он не договорил, но я поняла, почему парень до этого выглядел так задумчиво и что именно он имел ввиду. Нашей целью было сбежать из поселения, но ни я, ни Тимофей не думали о том, что есть факторы, которые от нас не зависят. Та самая судьба, на которую действительно невозможно повлиять. И одним из таких факторов является машина, которую мы планировали поймать, когда доберемся до трассы. Мы жили вдали от цивилизации. Ближайший населённый пункт - Верхняя Салда - находился в часе пути, если ехать на автомобиле, а потому встретить на трассе хоть что-то, способное довезти тебя до какого-нибудь города или деревни, было верхом везения. Едва ли по той дороге, на которую вышли мы с Тимофеем, проезжало хотя бы пять автомобилей в сутки.

Нам, не иначе, должны помочь боги, чтобы мы успели уехать до того, как нас найдут колдуны. Если будет, кому нас искать, конечно.

- Ждать - значит, ждать, - спокойно говорю вслух, хотя в душе совсем не уверенна в сказанном. - Если мы выбрались из самого поселения, выберемся и отсюда. Наверняка скоро появится какая-нибудь машина.

Но «скоро» никакая машина не появилась.

Мы прождали часа два, не меньше.

Впрочем, возможно, что так мне показалось из-за жара, который усилился, стоило мне с помощью Тимофея опуститься в траву возле дороги. Солнце припекало и нагревало мои чёрные волосы, лоб повлажнел от противной температурной испарины. Когда я случайно перевела взгляд на повязки на руках, то заметила, что те потемнели от крови. Болели они или нет, я уже не понимала. Боль, казалось, стала всего лишь ещё одним спутником в непростом путешествии, к которому я уже привыкла. Смотреть на ноги, бинты на которых скрывала длинная разорванная юбка, было просто страшно. Во рту снова пересохло, но я не решилась попросить у Тимофея воды. Мне плохо, а сколько ещё времени мы здесь проведём, неизвестно. Воду лучше приберечь, итак потратили две с половиной бутылки из четырёх.

Тимофей почти всё время ожидания не сидел на месте, а мерил шагами траву вдоль трассы, впиваясь взглядом куда-то вдаль, будто надеясь, что глазами сможет приманить машину. В какой-то момент я поняла, что от того, что смотрю на него, у меня мельтешит в глазах, и я перевела взгляд на лес, что простирался по другую сторону дороги. В тот момент я могла только наблюдать, и это раздражало. Нет ничего хуже, чем чувствовать себя слабым бесполезным инвалидом, обузой, даже если ты стала им, спасая себя и другого человека.

Когда сквозь шум листвы и ветра я услышала шуршание шин и рык мотора, то сначала подумала, что у меня начались галлюцинации. Однако, когда Тимофей наконец замер и посмотрел в сторону малознакомых звуков, поняла, что ещё не настолько плоха. Неужели Купала и Кострома не только не обиделись на то, что мы сбежали с ритуала, но и решили помочь?

Машина!

- Надо помахать ей! - почти крикнула я, но хриплый сухой голос напомнил скорее карканье вороны, чем человеческую речь.

Я попыталась подняться, но ноги подкосились, будто набитые ватой. Кажется, это произошло не столько от боли, сколько от слабости.

- Сиди! - бросил мне Тимофей, бросаясь прямо на полубитый асфальт.

Он махал руками так, будто от этого зависела его жизнь. Впрочем, так оно и было. Если не знать ситуацию, выглядело бы это, наверное, забавно: парень напоминал птенца, пытающегося впервые взлететь. Когда, наконец, вслед за звуками появилась машина, Тимофей замахал еще активнее, так ещё и закричал что-то вроде «Помогите! Тут человеку плохо!». Наверное, это он говорил про раненую меня.

Старенькая «Волга» неслась прямо на прыгающего парня. Когда до него оставалась пара десятков метров, она засигналила. Тимофею ничего не оставалось, кроме как отскочить в сторону. Я замерла в ожидании и уже подумывала о том, как бы все-таки встать, пусть и опираясь на дерево, под которым сидела. Так я буду заметнее, а то ещё подумают, что Тимофей солгал насчёт человека, которому плохо.

Машина проехала мимо.

Мне показалось, что внутри что-то обрушилось. Судя по взгляду обернувшегося ко мне Тимофея, он чувствовал примерно тоже самое.

Мы думали, что единственной сложностью будет добраться до дороги. Но оказалось, что, хотя нашей главной целью было покинуть поселение, остановить машину - тоже та ещё задача.

- Ничего, одна проехала мимо, другая остановится, - теперь Тимофей успокаивал меня, хотя не сказала бы, что мне это требовалось. Он посмотрел на мои руки. - Давай пока бинты поменяем.

В тот момент было не до того, но чуть позже я пойму, что всего за одну ночь парень успел неожиданно повзрослеть. Он больше не казался наивным ребёнком, по крайней мере, не так сильно. Теперь, когда его девушка и наверняка родители были мертвы, а на голову свалилась я, раненый подросток-убийца, Тимофей изо всех сил пытался быть взрослым за нас обоих. Будто на время ранения мы с ним поменялись ролями.

Тимофей поменял мне повязки.

Время шло. Если раньше мне было жарко, то теперь становилось до дрожжи холодно, несмотря на прекрасную погоду. Зубы застучали, кожа покрылась мурашками, и Тимофей, выудив из сумки мою тёплую кофту, осторожно накинул её на меня.

Солнце, успев вдоволь покрасоваться в зените, начало клониться к западу. Почувствовав, что мы сидим у дороги уже достаточно много времени, Тимофей достал из рюкзака несколько свертков и предложил перекусить. Мне совсем не хотелось есть, хотя последний раз я ела вчера днём, да и то не слишком много - поклевала что-то на помолвке и забросила в рот несколько ягод малины. Однако я знала, что есть нужно обязательно. Только так удастся побороть слабость и хоть немного ускорить процесс выздоровления. Мне нужны были силы, чтобы выжить, а выжить в последние дни хотелось как никогда. Так всегда бывает, когда смерть ходит за тобой по пятам.

«Наверное, Марине очень хотелось жить, когда она истекала кровью из-за ножа убийцы», - пронеслась мысль в настоящем, где-то в задворках сознания.

Я заставила себя проглотить несколько кусочков пищи, не почувствовав её вкуса и даже не заметив, что именно это было.

После еды я привалилась к дереву, в полусне продолжая корить себя за слабость и бесполезность, а Тимофей снова начал ходить из стороны в сторону.

Проехало ещё две машины. Одна даже не сигналила, будто не заметив Тимофея - парень только и успел отскочить. Вторая остановилась, но, когда Тимофей сказал водителю, что у нас нет денег, тоже уехал. Парень стал ходить быстрее, то и дело раздражённо поглядывая на дорогу. Он нервничал. У меня на нервы уже не было сил.

Близился вечер. Кажется, Тимофей устал, потому что в какой-то момент просто опустился на землю рядом со мной. Лицо у парня помрачнело, будто в чистый светлый ручеек кто-то вылил баночку с чернилами. Я хотела сказать что-то успокаивающее или подбадривающее, но в голове царила пустота. С каждым часом пребывания здесь вероятность, что кто-то из колдунов всё же отправится нас искать, возрастала, тогда как надежда к этому времени покинуть несчастную трассу стремительно падала.

Непривычный грохот, куда более громкий, чем от мотора легкового автомобиля, разорвал вечернюю тишину и заставил нас с Тимофеем вздрогнуть.

- Что это? - непривычно для себя растеряно спросила я. Резкий звук почти разбудил меня. Следом за сонным удивлением пришли бодрость и страх: - Колдуны?

Парень выглядел не менее поражённым:

- Нет, - медленно ответил он. - По-моему, это...

Тимофей снова не стал продолжать. Вместо этого поднялся и подбежал к дороге. Затем обернулся ко мне. Очевидно, у него появилось какое-то предчувствие, а может, просто отчаянная надежда, потому что он почти радостно крикнул:

- Это машина! Грузовик!

Если до этого Тимофей сигналил автомобилям так, будто от этого зависела его жизнь, то теперь он размахивал руками с таким усердием, словно на него полагался весь мир.

В сказках обыкновенно всё случается на третий раз. С третьего раза старичок у Пушкина ловит золотую рыбку, на третий раз Иван-Царевич похищает не коня или Жан-Птицу, а Василису Премудрую, мою волшебную тёзку. Вот только мы не в сказке, а в реальном мире. Три раза немощной девице Василисе да доброму молодцу Тимофею попадались легковые машины, и не хотели подбирать их. А на четвёртый появилась машина не простая, а грузовая. И случилось чудо - она остановилась.

Впрочем, может быть, никакое это не чудо, а просто водитель побоялся сбить Тимофея. Поскольку в этот раз он, совсем отчаявшись, не убегал, сколько бы ему не сигналили.

Окно на маленькой в сравнении с прицепом грузовой кабине опустилось, и из него выглянул мужчина. Средних лет, лысый, красный и в огромной серой футболке. Почему-то от таких всегда исходит энергия уюта и безопасности. Если они не пьяные, конечно, но тот мужчина пьян не был.

- Ты чего это, мальчик? - басом крикнул он Тимофею. - Жизнь не дорога, что под колёса прыгаешь?

Обрадованный тем, что с ним наконец заговорили, так ещё и про деньги не спрашивают, Тимофей сразу подбежал кабине. Он бы, наверное, повис на ней, если бы та не была такой огромной.

- Пожалуйста, - взмолился парень, - пожалуйста, только не уезжайте! Это очень важно!

- А ты шины-то мне не проколишь, разбойник? - сварливо, но явно не опасаясь на самом деле, спросил мужчина. - Что ты тут вообще делаешь, посреди леса? Что такое важное?

Тимофей не стал отвечать ни на один вопрос, лишь затараторил дальше, боясь, что и этот водитель в итоге уедет без нас.

- Там... Там девушка, она тяжело ранена. Ожоги очень сильные, температура! Я её не донесу до города, а ей нужна помощь! Пожалуйста, пожалуйста, довезите нас!

Издалека я не могла видеть реакцию мужчины, но почему-то мне показалось, что он задумался.

- Девушка, говоришь? Ну и где она, твоя раненая?

- Да вот, вот! Пожалуйста, ей очень нужна помощь! - Тимофей махнул рукой в мою сторону, и я снова мысленно прокляла себя за то, что не могу ни крикнуть, ни тоже как-то замахать. Могу только сидеть и ждать, как нашу с парнем участь решает совершенно посторонний человек.

- Не мельтеши перед глазами, - всё также добродушно-строго прикрикнул водитель. - Ну-ка дай я выйду и гляну.

И он действительно открыл дверь, выпрыгнул из высокой кабины и направился туда, куда указал ему Тимофей. Парень пошёл следом, не отрывая от него полных надежды глаз. Думаю, я в тот момент смотрела на мужчину также.

Остановился он в паре метров от меня, и я слабо улыбнулась, надеясь завоевать этим его расположение. В тот момент я, наверное, была готова плюнуть на свою гордость и растоптать её, встать на колени, но только уговорить водителя забрать нас с Тимофеем с дороги, которая находилась так близко от полубезумных фанатиков-колдунов.

- Ты смотри, действительно раненая. Руки все в крови, - когда мимо нас проезжала одна из машин, я не удержалась и попыталась подняться. Тогда тонкие корочки, которыми закрылись было ожоги, порвались, и мои руки снова закровоточили. Тимофей так и не успел снова поменять повязки, а может, у него просто уже не было на это сил. Впрочем, в нынешней ситуации это было скорее плюсом. Мужчина, рассматривая моё бледное лицо и грязную порванную одежду, продолжал: - Это ж какие черти, девочка, тебя занесли в такие дали и вот этакую оставили? Небось, бандиты какие-то?

Перед глазами промелькнуло спокойное лицо старейшины, когда он говорил о ритуале, кровожадный взгляд кузнеца, когда он увидел нас с Тимофеем, злобно поджатые губы матери парня, когда она желала ему скорейшей смерти.

- Можно и так сказать, - пробормотала я.

Водитель зацокал языком и покачал головой. Наверное, ему приходилось сталкиваться с бандитами, раз он задавал вопросы насчёт них и мне, и Тимофею. Но это тоже было хорошо - моё состояние пробудило в нём сочувствие.

- Ладно, - произнёс он. - Нелюдь я, что ли? Затаскивай свою подругу в кабину, - обратился он уже к Тимофею. Тот так и просиял. - Только у меня там одно пассажирское место, вы уж там потеснитесь как-нибудь.

- Да, конечно, - закивал парень. - Спасибо вам!

Наспех собрав рюкзак и накинув его на плечи, Тимофей направился ко мне.

Не прошло и десяти минут, а огромный грузовик, перевозящий древесину, уже мчал по разбитой дороге вовсю, увозя двух не менее разбитых молодых колдунов навстречу незнакомой новой жизни.