«Я очень выделялась в своём городе. Из-за цвета глаз меня принимали за какого-то монстра, считали, что мой взгляд способен их убить. Поэтому в один день незнакомые люди ворвались в наш дом и начали кричать проклятия. Пожелания смерти. А потом сожгли дом вместе с мамой и папой. Откуда только в людях берется такая злость?».

Из дневника Алисы Ковалёвой.

Снаружи домик выглядел сиротливо: обветшалые белые стены, при ослепительном свете солнца можно было увидеть пробивающуюся через трещины листву и зеленые тени. Алиса стояла внутри хлипкой постройки, боясь пошевелиться. Руки дрожали от нахлынувших воспоминаний. Они съедали девочку изнутри и безжалостно хлестали хрупкое сердце. Она присела на старый сундук, в котором тётушка раньше хранила свои чертежи.

«Может, что-нибудь удалось спасти. Кажется, дядя Максим говорил, что все уцелевшие вещи хранятся на даче. Но, возможно, хоть что-то осталось...»

Алиса принялась аккуратно вводить ключ в замочную скважину, пару раз повернула его и услышала характерный звук. Замочек упал на пыльный пол, и девочка медленно подняла крышку. В глаза сразу же бросилась тетрадка с изображением дерева, это был дуб, у которого Алиса и Рыцек играли в детстве. Тетушка Герта часто рисовала их портреты, называя женихом и невестой.

«Эх, тётушка мечтала стать художницей, но её родители были категорически против. Говорили, что такая профессия не в силах прокормить целую семью. Если бы она не проводила всё свободное время в мастерской, а работала в светлом проветриваемом помещении, то смогла бы сейчас стоять рядом со мной».

В голове всплыли слова тётушки, которые та говорила о своей несложившейся карьере художницы: «Есть ещё много всего, о чём я не знаю. Например, что такое «киноварь» или «виридиан», не знаю всех техник. Мало знаю о творчестве современных художников, хоть и боготворю Якоба Мариса, Карела Шкрета, Грейсона Перри. Мне нужно много учиться, трудиться и много искать. Но я не могу бросить мастерскую даже для исполнения своей заветной мечты. Есть люди, которые ждут удобную и красивую обувь, я не могу их подвести в угоду своему эгоизму».

Алиса всхлипнула, провела ладонью по пупырчатой плёнке и открыла тетрадь. Страницы пожелтели со временем, запах цветочных духов сменился плесневелым мраком. Девочка задыхалась в нём, тонула в терпком аромате, барахталась, кричала. Только её голос не доходил до людей. Её боль была только её собственной.

«Почему в тот день я не умерла с родителями? Почему выжила? Кто их убил? Для чего?» — эти мысли не давали Алисе сосредоточиться. Каждый день она пыталась найти ответы, но не находила. Журналисты посчитали, что убийцами являлись сумасшедшие фанатики, а полиция вовсе не сочла нужным кого-то искать. Несчастный случай — вот их первый и единственный вердикт. Даже слова маленькой дочери погибших не переубедили. Следователь дела решил, что у ребёнка разыгралось воображение, вот и напридумывала каких-то людей в масках. Но Алиса знала, что они были настоящими.

«Почему взрослые не хотят верить детям? Потому что они считают нас глупыми?»

Алиса закрыла тетрадь и положила её обратно. Помимо неё там были ещё и сломанные напополам кисточки. Чем больше девочка смотрела на них, тем больнее становилось, в груди щемило от горьких чувств. Алиса не ощущала себя сильной, по её хрупкому телу не текли сгустки мёртвого волшебства. По крайней мере, девочка так думала.

Она вспомнила, как в день их последней встречи русоволосый мальчик молчаливо плакал рядом. Он не скрывал слёз и дал себе обещание оберегать малышку, ведь время было уже на исходе. Алиса понимала, что совсем скоро у неё не будет ни дома, ни друга. Только три ленточки в волосах будут напоминать о том дне. А тогда он снова был рядом, но в тоже время так далеко...

— Всё хорошо, я буду сильной, — выдавила из себя Алиса. Она смотрела на друга, пыталась разглядеть что-то далёкое, запретное. Два карих глаза старались отчаянно найти поддержку в Рыцеке, а он молчал. — Не плачь, прошу. Мама сейчас приедет... Будет праздник!

Это были её последние слова, а после девочка замолчала. Она хранила слова для особого момента, но когда тот настал, произнести ничего не получилось.

«Нужно выбросить эти мысли из головы. Жизнь продолжается, пускай и без родителей. Я всё-таки не одинока: у меня есть дядя и Кирилл, да и эта девушка Соня выглядит милой», — Алиса вдохнула воздух и легонько выпустила его в пустоту. Холодные потоки ветра ударили в окно, стараясь вынести его окончательно. Девочка пожала плечами и подняла с пола порванную шаль.

«Уже темно, пора спать. Надеюсь, мне приснится хороший сон», — подумала рыжеволосая и улеглась на футон. Слабый лунный свет ласкал лицо, а холод мёртвого жилища обволакивал своими руками-тенями.

Алиса спала так, как никогда до этого в жизни. Некое умиротворение пробралось в сознание за последние несколько лет. Ей не было дела ни до следователя, ни до той женщины из организации. Только мечта жить обычной жизнью, без каких-либо проблем и печалей.

Но это лишь глупые сказки, которым нет места в жизни. Пока девочка спала и наслаждалась сном, палата её дяди утопала в адском пламени без попытки на спасение. Мужчина кричал, молил о пощаде, но все его попытки были тщетны. Его никто не слышал. Даже стены отреклись от него. Даже окна закрылись плотнее. Никто не хотел оплакивать монстра в человечьем обличии. Того, кто всё это время гулял по улицам городов и пропивал деньги брата. Того, кто забыл приехать на похороны этого самого брата. Того, кто превратил маленькую девочку в свою пленницу.

«— Моё злое сердце радуется твоей смерти. Но это лишь начало.

Рыжие волосы были убраны в две косички, которые переплетались белой, красной и чёрной ленточками. Невинность. Кровь. Смерть. Теперь её личная свобода будет покоиться в железных кандалах до скончания времён. Её родители мертвы. Её любовь мертва. Только она живёт и бродит склизкой тенью по тёмному лесу совсем одна. Огненные пряди цеплялись за веточки, таким образом стараясь уберечь её от дурного шага.

— Время пить чай. Устрою пикник прямо в Сумрачном лесу! Думаю, нужно пригласить господина Веденского. Он ведь самый главный и желанный гость.

Девушка прикрыла рот ладошкой и засмеялась, глядя на потенциальную соперницу. Но она не знала, что в жёлтой листве прячется леди, желающая отомстить по-настоящему. Яростно. Крикливо. Желанно. И пикник — отличное место для этого рискованного шага».

* * *
Зайдя в свою маленькую комнатушку, София задернула шторы и, растянувшись на диване, начала ждать комендантский час. Девушка постоянно смотрела на часы, старинные наручные часы матери. Их женщина получила от мужа, который сделал подарок всего за несколько дней до своей кончины. Раньше он никогда не делал ничего особенного, даже на дни рождения, но в тот раз решил не скупиться. Кроме побоев он дарил ещё много душевной боли, но мужчина не думал об этом. Только когда врачи поставили страшный диагноз, он пересмотрел своё отношение к жизни. Вспомнил о супруге и дочери. Появились новые приоритеты, цели. В груди зародилось новое чувство, название которому он не мог подобрать.

Теперь эта вещица — одна из немногих, что сохранилась от той жизни. Соня слушала, как в унисон с её сердечком работают часы.

«Прошло больше десяти лет, а они до сих пор идут».

Девушка положила аксессуар рядом с собой и закуталась в одеяло. Она закрыла веки под стук дождя и постаралась заснуть поскорее, хоть и невыносимая духота в комнате затрудняла процесс. Первые несколько минут её мучили алые видения, в которых она видела своих умирающих родителей. Мать держала в руках пожелтевшую страничку, которая вскоре скрылась в сером мире. Отец же шептал что-то неразборчивое и пытался подняться, но не мог. Он захлёбывался в собственной крови. Через несколько часов София спала сладким сном, надеясь, что её любимые родители живы и здоровы. Но это было не так. Ровно в два ночи стрелка на механизме прекратила свой бег. Это служило доказательством их смерти. В тот роковой день не только глубокие царапины на деревянном изголовье кровати, но и мокрые простыни заставили её смириться с гибелью. О них София вспоминала с содроганием.

«Я обязательно отомщу. Отомщу. И я даже знаю, как».

На полках цвета слоновой кости висел слегка помятый плакат с изображением леса, скатерти на пеньке и фарфоровым сервизом. Сверху витиеватым шрифтом была ляпистая надпись «С началом осенних каникул! Проведите их как никогда раньше!».
Кто же знал, что призыв окажется пророческим?