Теа

Черное платье-футляр сидело на мне идеально.

Оно не слишком подчеркивало фигуру, но делало акцент на груди – глубокое декольте в форме сердца мне всегда шло бесподобно. Острые ключицы, выступающие под белой кожей, мне особенно нравились. Это никогда не теряет актуальность – такое ценят во все времена.

Мои руки скользили по жесткой, отлично хранящей форму ткани, а глаза внимательно изучали отражение в зеркале. Мне нравилось смотреть на себя, вертеться и принимать разные позы. Особенно, когда я выглядела настолько шикарно. На моем телефоне, должно быть, уже было больше ста фотографий и селфи за сегодняшний вечер.

Я перебросила волосы на спину, поднесла лицо ближе к зеркалу, чтобы еще раз проверить, ровные ли стрелки.

Стук в дверь заставил меня вздрогнуть. Я как раз поправляла ногтем губную помаду и недовольно поморщилась.

– Я уже почти готова.

Дверь за моей спиной бесшумно отворилась – и вошла мисс Бром. Легкое разочарование кольнуло, будто комариный укус, но я тут же одернула себя. Хорошо, что это не Андерсон.

Я повернулась к Шарлотте.

В руках она держала маленькую коробочку, обитую темно-синим бархатом. Женщина молча подошла и подала мне футляр:

– Подарок от мистера Андерсона. Он просил вас надеть это сегодня.

Вот еще! Не хватало мне носить его побрякушки! Они, наверное, стоят целое состояние, а мне и так хватает нервов – целый вечер придется следить, как бы не испортить платье. Не хочу еще беспокоиться о том, что сережки или колье могут украсть. Хотя вряд ли на вечеринке богачей будут подозрительные личности... Но все-таки...

Я открыла было рот, чтобы возразить, однако горничная уже развернулась и направилась к выходу.

Что ж... Я пожала плечами и открыла коробочку.

Бог ты мой!

У меня отняло дар речи. Это ведь просто произведение искусства!

Внутри коробки на бархатной подушечке лежали ожерелье и серьги, усыпанные драгоценными камнями. Думаю, не ошибусь, если скажу, что это бриллианты. Это действительно стоило в сотню раз дороже, чем вся моя жизнь.

Мне никогда не приходилось видеть и уж тем более держать в руках дорогие украшения, а подарок Джеймса, беспорно, был венцом ювелирного искусства. Я боялась даже тронуть это великолепие, чтобы случайно не повредить хрупкую конструкцию.

Интересно, Джеймс всем своим «девушкам» предлагает надеть такую красоту?

Что-то в груди неприятно кольнуло при мысли о том, что это лишь для того, чтобы я выглядела подобающе. А может, для него это и вовсе ничего не значит.

Но, едва взглянув на подарок, я отогнала неприятные подозрения. Мои пальцы осторожно коснулись колье. Холод камней обжег кожу, но я не обратила на это внимания. Великолепно... Я буду сверкать, будто Кендалл Дженнер на ковровой дорожке.

Не в силах сдержать улыбку, я аккуратно убрала надоедливые локоны и надела серьги, а затем и ожерелье.

...

– Ты отлично выглядишь, – заметил Джеймс, не отрывая взгляда от дороги.

– Что? – я решила, что мне послышалось, и переспросила на всякий случай.

– Ты отлично выглядишь, – уже немного раздраженно повторил мужчина.

Внутри мгновенно разлилось теплое чувство – что-то среднее между радостью и удовлетворением. Мне хотелось улыбнуться – глупо, как девчонке-подростку, которой впервые сделали комплимент, – но я только подняла брови и пробормотала что-то вроде: «М-м-м...»

– Когда приедем, старайся поменьше говорить, – после продолжительной паузы заговорил Джеймс. – Не сболтни лишнего.

– Сама знаю.

– Держись поближе ко мне. Помни, что каждый там захочет вывести тебя на провокационный разговор.

Мне не понравился тон, сопровождавший эти слова. Как будто Джеймс сам испытал то, о чем говорил. Быть может, они действительно на него набрасывались, как стая стервятников? Это было бы далеко не удивительно.

– Они тебя ненавидят, верно? – спросила я.

Джеймс бросил показательно равнодушный взгляд в зеркало заднего вида. Он по-прежнему делал вид, что ничего, кроме дороги, его не интересует. Мне вдруг пришла в голову мысль, что на вечеринку мажоров логично было бы поехать с личными водителем. Почему Джеймс сел за руль сам?

– Верно. Тебя это удивляет?

Я фыркнула.

– Нисколько. Ты мерзавец.

– Успешный мерзавец.

Он ухмыльнулся краешком губ, и я, сама не знаю почему, вздохнула с облегчением. С того вечера пятницы между нами установилось какое-то странное отчуждение, будто Андерсон возвел невидимую стену, сквозь которую не могло пробиться ничто – даже его насмешливо-издевательская манера говорить.

Теперь все, кажется, хоть немного вернулось на круги своя. Меня пугала эта холодность, которой веяло от Джеймса.

– И что же, они завидуют твоему успеху? Бояться тебя? Или и то, и другое?

Мужчина снова усмехнулся.

– Догадайся.

Опять воцарилось молчание. Потом Андерсон заговорил:

– Мне не нужно расположение этих идиотов. Большинство моих деловых партнеров в Вашингтоне, и они куда старше, чем эти сопляки, сорящие отцовскими деньгами направо и налево.

Такая откровенность – а для него это была откровенность – сбила меня с толку. Джеймс никогда не говорил со мной о своих делах – он вообще ни о чем со мной не говорил.

Поэтому я слушала со всем вниманием, на которое только была способна. И, если бы могла, растопырила бы уши, как эльф из Гарри Поттера.

– Никто из них ничего в своей жизни не добьется. За них все будут делать другие, а потом в один день эти же директора, секретари и юристы обдерут их до нитки.

– А ты в это время будешь процветать, – догадалась я.

– Именно, – на губах Джеймса мелькнула хищная улыбка – улыбка дельца, который уверен в себе и своей победе. – Я никому не доверяю – в этом мое преимущество. И я могу сделать все сам.

– Но ты всю жизнь проведешь в одиночестве.

На этот раз он все-таки оторвал взгляд от дороги. Наши глаза встретились, и мы смотрели друг на друга дольше, чем нужно было. Но мне почему-то было плевать, что именно в таких случаях чаще всего случаются аварии. Я изучала лицо Андерсона, пытаясь прочесть на нем хоть что-нибудь.

Джеймс так и не ответил. Он отвернулся, посмотрел на GPS и резко крутанул руль вправо – мы чуть не пропустили поворот на уходящую в лес дорогу. Уже стемнело, и деревья мрачными силуэтами окружали нас. Как будто декорации для фильма ужасов...

Я невольно поежилась. Серый асфальт и молодая поросль по краям дороги в свете фар казались зловещими.

Однако скоро лес кончился. Мы въехали в коттеджный поселок. Большинство домов стояли притихшие, освещенные только тусклыми фонарями по периметру высоких заборов. Зато последний особняк светился всеми цветами радуги. Оттуда доносились звуки оглушающей музыки.

Наверное, прожекторы и колонки поставили на лужайке. На улице было достаточно тепло, чтобы не замерзнуть даже ночью, но иногда налетал холодный ветер, поэтому я чуть поморщилась. Вот бы вернуться в особняк, залезть под одеяло и посмотреть какой-нибудь сериал...

Андерсон остановил машину в самом конце улицы, где уже царило оживление: множество людей выходили из своих дорогих авто и неспешно шагали к особняку, где проходила вечеринка.

Ворота были открыты нараспашку, и через них я увидела двухэтажный дом, выходящий окнами на красивый бассейн, где поместилось бы человек двадцать – не меньше. От воды в разные стороны уходили широкие бетонные дорожки, которые змеились между аккуратно подстриженным газоном и цветами. Все они вели к широкой веранде сбоку от особняка. Везде стояли высокие переносные столы с напитками.

– Идем, – от созерцания особняка меня оторвал сухой голос Джеймса.

Оказывается, пока я рассматривала фасад дома, он уже успел выйти из машины, открыть мне дверь и даже подать руку. Я приняла помощь не без благодарности: на ногах у меня были не особо удобные туфли на высоком каблуке.

Я оперлась на руку Джеймса и вместе с ним медленно побрела ко входу в этот современный дворец – по-другому роскошный особняк нельзя было назвать.

Как будто попала на вечеринку из «Элиты». Только здесь все было несколько менее подростковым – скорее разврат, прикрытый духом аристократизма.

По взглядам, направленным на нас, я поняла, что Андерсона узнали. Тут же откуда ни возьмись появились трое фотографов. Одеты они были так же, как и остальные – не отличишь от гостей.

– Это приглашенные фотографы, – объяснил Джеймс, заметив мой неприязненный взгляд. – Если не позвать хоть парочку проплаченных писак, пролезут менее лояльные.

Кажется, я о таком слышала. Заказные папарацци, которые фотографируют только то, что знаменитости хотят показать публике. Иногда надо давать людям повод для обсуждения, и лучше выбрать его самостоятельно, чем предоставить это желтой прессе.

Не успели мы пройти и десяти шагов, как к нам подошли первые желающие поздороваться. Людей было так много, что я даже не запоминала имена. Они приходили, уходили, представлялись, что-то спрашивали, поздравляли, передавали новости, упоминали чьи-то имена...

Голова у меня кружилась от обилия внимания. Я чувствовала себя неуютно, и от этого еще больше замыкалась в себе. Уверена, лицо у меня было максимально стервозное. Быть неприступной и высокомерной – отличный способ оттолкнуть от себя людей. Только тут он почему-то не работал.

– Джеймс, дорогой!

Голос, прозвучавший у меня прямо над ухом, показался мне знакомым. Я обернулась и невольно приподняла брови: к нам подошли три девушки. Все они выглядели, словно модели с обложки, и я невольно почувствовала себя гадким утенком в этой компании породистых лебедей.

Это впечатление усилилось после взглядов, брошенных на меня всеми тремя: они смотрели так, будто я была досадной неприятностью, мелкой букашкой у них под ногами.

Теперь я узнала ту, что шла первой. Это она была с Андерсоном в ту ночь, когда я напилась. Как же ее звали...

– Здравствуй, Камилла, – Джеймс окинул блондинку внимательным взглядом, в котором, к моему удовлетворению, не было и капли интереса. – Как твои дела?

– Замечательно, – сладко протянула она и надула губы. – Ты, я вижу, все-таки вытащил на свет свою подружку.

В ее словах я уловила не только презрение, но и зависть. Камилла завидовала мне – наверное, как и многие здесь. Ведь тогда Андерсон выгнал ее, чтобы остаться со мной – так это выглядело в ее глазах.

Не знаю, что нашло на меня, но я вдруг поняла, что внутри просыпается нечто коварное и хищное. Дикий зверь во мне заурчал, требуя вставить ответную шпильку.

– Хотя я тебя понимаю, – продолжала Камилла. – Чтобы превратить такую замарашку в красотку надо много времени.

– Спасибо, я и правда выгляжу сегодня чудесно, – улыбаясь, ответила я. – Мы ведь с тобой уже виделись, правда? Знаешь, я беспокоилась о тебе. Как ты провела тот вечер? Надеюсь, не скучала?

Камилла поджала губы. В ее взгляде мелькнула ярость – острая, холодная, будто заточенный клинок.

– Хорошего вечера, – прежде чем она успела ответить, сказал Джеймс.

Мы двинулись дальше, к веранде, где было чуть более уединенно. Я не могла сдержать торжествующую улыбку: последнее слово осталось за мной.

– Ты зря сцепилась с ней, – сказал Джеймс, когда мы отошли достаточно далеко.

Я тут же ощетинилась и едва ли не зарычала на него. Я что, должна молча терпеть оскорбления?

– Ты не умеешь действовать здешними методами, Грин. Грязными методами. Тем более, Камилла мне еще нужна.

– Все еще стоит на нее, да?

Теперь настала очередь Джеймса зарычать от досады.

– Нет, идиотка. Она дочь человека, с которым я собираюсь сотрудничать.

– Так просто собери на него компромат, – я пожала плечами с показательно невинным видом. – Это ведь так просто.

– Закрой. Свой. Рот.

Андерсон сжал мою руку, лежащую у него на локте, и повернул голову. Наши глаза встретились, и я на мгновение забыла о боли в кисти.

Снова эта искра, которая вот-вот спалит меня дотла.

Я отвернулась. Желание спорить дальше испарилось. Плевать. Просто дождусь, пока эта идиотская вечеринка кончится.

Спустя пару часов я молилась, чтобы Джеймс наконец решил, что с нас достаточно этого ада.

Я сходила с ума от скуки. Я даже не могла напиться! Джеймс всегда был где-то рядом, и стоило мне прикоснуться к спиртному, как он тут же наклонялся к моему уху и шептал наставления, приправленные угрозами, а потом забирал бокал из моих пальцев.

А я еще с минуту стояла, прислушиваясь к собственным ощущениям. И все они твердили об одном – мне хотелось, чтобы Джеймс снова коснулся губами моего уха, чтобы его дыхание защекотало шею, чтобы...

Стоп.

В который раз я пожалела, что не могу плеснуть в лицо холодной воды. Она – такая освежающая и чистая – текла из крана, и я смотрела на нее с сожалением. Чертов макияж! Как приеду в особняк, сразу же умоюсь и приму душ.

В уборной кроме меня никого не было. Широкое зеркало над раковиной, подсвеченное диодными светильниками, почти не искажало мое отражение, и я невольно залюбовалась собой. Только плечи чуть ссутулились...

Я пригладила волосы. Косметика выгодно подчеркивала глаза, губы и скулы, однако не настолько, чтобы это выглядело вульгарно. Все-таки, не зря Элис часами учила меня краситься. У нее это получалось легко.

Дверь за моей спиной открылась, и я машинально обернулась.

Вот черт!

В уборную вошла Камилла, а с ней – какая-то шатенка, в которой я узнала девушку, которая едва не пролила на меня шампанское несколько минут назад. Значит, это была далеко не случайность... Не удивительно.

Затевать конфликт мне не хотелось. Весь мой пыл давно иссяк. Я настолько устала, что мне было плевать.

Поэтому я молча пошла к выходу, но девушки загородили мне дорогу. Я отступила на шаг и закатила глаза.

– Мы будем разыгрывать детский сад и дальше, или, может, вы уйдете с дороги?

– Закрой рот, – Камилла выступила вперед и выставила перед собой указательный палец. Вот это ногти... Ими и убить можно! – Слушай сюда. Если не хочешь неприятностей, вали отсюда и больше не смей ошиваться возле Андерсона. Не твой уровень, дорогая.

Всю мою усталость как ветром сдуло.

С одной стороны, меня раздражала эта ситуация. Мне была противна одна мысль, что я всерьез буду спорить с кем-то из-за мужчины, с которым даже не встречаюсь по-настоящему.

А с другой... Необъяснимая злость охватила меня. Эта стерва думает, что лучше меня, только потому что у нее богатые родители и она может позволить себе брендовые шмотки и бриллианты? Да я уверена, что если снять с нее эту блестящую оболочку, внутри не останется ничего. Пустышка.

– Это не твое дело, дорогая, – язвительно отозвалась я. – Если у тебя есть вопросы, решай их не со мной, а с Джеймсом. Это не моя проблема.

– Следи за языком, стерва, – шатенка вышла из-за плеча Камиллы и оскалилась. – Ты не со своими подружками-шл*шками разговариваешь. Мы тебя уничтожим.

Что за ребячество... Я будто в турецком сериале. Клишированные фразы, бессмысленные угрозы – все как по учебнику. Они вообще могут что-то новое придумать?

– А я смотрю, вы объединились против меня, – с нарочито ленивым спокойствием ответила я. – Ну хорошо. Допустим, я вас послушаю и уберусь подальше. Что тогда? Как Джеймса поделите? По очереди с ним тр*хаться будете?

– Наше дело предупредить, – Камилла улыбнулась, и что-то в этой улыбке заставило меня насторожиться. – Пеняй на себя, с*чка.

Не успела я опомниться, как она вскинула руку и ударила меня по лицу. Пощечина была не сильной, но сбила меня с толку.

Она серьезно затеяла драку?!

Шатенка тоже шагнула вперед и вцепилась в корсаж моего платья с явным намерением его порвать. Я попыталась отодрать ее руки, но получилось только хуже. Ткань затрещала. Тогда я вонзила ногти в запястье девушки. Она коротко вскрикнула, и Камилла пришла ей на помощь.

Она вцепилась мне в волосы, и я, недолго думая, наступила ей на ногу острым каблуком. Тут платье не выдержало и с громким треском разошлось на груди почти ровно пополам. Шатенка тут же отпустила меня, отскочила в сторону и горящими глазами уставилась на свою подружку.

– Уходим! – прихрамывая, Камилла попятилась к двери.

Я бросилась следом, но обе скрылись за дверью, прежде чем я успела схватить хоть одну из них.

Черт! Я остановилась перед закрытой дверью, придерживая рукой платье, чтобы оно не сползло.

Замечательно! Просто шикарно!

Губы у меня дрожали – сначала от злости, потом от бессилия. Я вернулась к раковине и с ужасом увидела, во что превратилось мое роскошное платье. Эти с*чки испортили его так, что я теперь не смогу выйти отсюда без скандала!

Я кое-как поправила платье, на мгновение опустила голову, собираясь с мыслями. Потом достала из клатча телефон. Кому звонить? Джеймсу? Не хватало еще, чтобы он увидел меня так... Лучше наберу Элис. Она точно придумает, что мне делать...

Судорожно набирая номер подруги, я молилась о том, чтобы она оказалась свободна и знала, что делать, ибо мои мысли зашли в тупик.

– Алло, – сонно пробормотала Элис. Похоже, я её разбудила...

– Элис, мне нужна твоя помощь! – торопливо заговорила я.

Шуршание в трубке оповестило меня о том, что подруга вылезает из-под одеяла.

– Твою мать, половина первого... У тебя там все нормально?!

Я проигнорировала раздраженное замечание Элис и продолжала:

– Мы с Андерсоном пошли на какую-то вечеринку, и тут...

– Вы с Андерсоном что? – переспросила Элис с таким удивлением, будто я только что сказала ей, что Земля плоская.

– Не важно, – оборвала возмущенно-непонимающие восклицания я. – Тут его бывшая с какой-то подружкой подкараулила меня в туалете. В общем, мы с ними мило побеседовали, а потом эти стервы порвали мое платье.

В трубке послышался приглушенный смех. Я с шумом втянула воздух и закатила глаза.

– Поддержала, спасибо, – не без сарказма пробормотала я.

Элис откашлялась и тоном, в котором все еще звучали веселые нотки, ответила:

– Какой ужас... Кошмар! Даже не представляю, что тебе делать...

– Элис, мне действительно нужна помощь, – внушительно повторила я. – Я не могу выйти из уборной.

– Что, всё настолько плохо? – уже с некоторой долей сочувствия поинтересовалась подруга.

– Да! Корсаж порван.

– Ну тогда звони своему любимому парню, – насмешливо отозвалась Элис. – Пусть он придет и спасет тебя от своих бывших, – и, когда я уже была близка к тому, чтобы швырнуть телефон в стену от ярости, Элис добавила уже более мрачно: – Я шучу. Видимо, судьба у меня такая – вытаскивать тебя из задницы. Говори адрес, приеду на эту вечеринку.

– Сомневаюсь, что тебя пропустят. Здесь только по приглашениям, – отозвалась я. – У тебя есть какие-нибудь лайфхаки как починить платье за пять минут?

– Просто надень его задом наперед, – тут же отозвалась Элис.

Это, конечно, хорошая мысль, но на спине такой низкий вырез, что это вряд ли спасет положение...

– Или подожди, пока в уборную зайдет кто-нибудь и попроси принести пиджак или куртку. Наверняка у кого-то найдется.

За дверью снова раздались шаги.

– Элис, я тебе перезвоню, – сказала я, быстро сбрасывая вызов.

Едва я успела натянуть платье повыше, как вошел Андерсон.

Я замерла на месте, будто преступник, пойманный с поличным.

Джеймс смотрел на меня с преувеличенно равнодушным видом, но я слишком хорошо знала этот взгляд, чтобы не понять – за ним скрывалась ярость. Интересно, он злится на меня или на то, что тут случилось?

Глаза мужчины скользнули вниз, туда, где я прижимала ладонями разорванные края платья. Я тут же вспыхнула до корней волос, молясь про себя, чтобы Джеймс не увидел ничего лишнего.

– Что здесь произошло? – жестко спросил он.

У меня даже не возникло желания спорить. Хищный зверь внутри вдруг снова проснулся и усмехнулся, предвкушая расправу над обидчиками.

– Твои бывшие случились, – ответила я. – Успокой их.

– Я тебя предупреждал.

Разочарование и злость вспыхнули во мне. Вот так, значит?

– Отлично, тогда я сама с ними разберусь, – процедила я и решительно направилась к выходу.

– Куда собралась? – Андерсон схватил меня за плечо и оттащил от двери.

– Пойду и поговорю с ними по душам.

– Нет.

Он обернулся к двери, потом снял свой пиджак и набросил его мне на плечи.

– Надевай. Едем домой.

– Вот так просто? Я не уеду, пока они...

– Они получат свое, – огрызнулся Андерсон. – Довольна?!

– А как же сотрудничество с отцом этой стервы? – не унималась я.

– Они. Получат. Свое, – почти по слогам отчеканил Джеймс.

Он отвернулся, чтобы взять мой клатч и телефон, а я не удержалась от мимолетной победоносной улыбки. Я убила двух зайцев одним ударом. Камилла и ее подружка получат по заслугам, а Джеймс потеряет делового партнера.

А потом... Потом мне вдруг стало стыдно. Андерсон пренебрег важным соглашением ради меня, а я стою и радуюсь. Разве не я говорила, что никогда не стану такой, как он?

Ладонь Джеймса легла мне на талию, и я машинально пошла вперед, подталкиваемая им. Потом, когда дверь уборной уже захлопнулась за нами, вспомнила, что надо бы надеть пиджак, и просунула руки в рукава.

Горький привкус во рту не покидал меня всю дорогу назад. Андерсон не произнес ни слова, а я не осмеливалась заговорить первой.

Что-то во мне изменилось. Если раньше я сомневалась в каждом поступке Джеймса, то теперь почему-то была уверена, что он выполнит свое обещание. Не знаю, как, но он разберется с Камиллой и ее подружкой.

Почему?

Почему когда дело касается меня, он противоречит сам себе?

Почему, когда дело касается его, противоречу себе я?

По лестнице мы поднимались все в том же гробовом молчании.

Андерсон проводил меня до дверей комнаты и, когда я уже собиралась закрыть перед ним дверь, придержал ее ногой.

Я вопросительно уставилась на него. Мне снова захотелось забраться под одеяло и зажмуриться, спрятаться от всего мира. Разговоры... Споры... Разве это что-то изменит? Нам обоим нужен не обмен колкостями, а время, чтобы разобраться в себе.

Но дело было в том, что мы оба, кажется, слишком сильно боялись это сделать.

– У меня есть вопрос, – начал Джеймс.

– Какой? – выдохнула я.

Мне вдруг показалось, что между нами не метр дистанции, а жалкие крохи пространства. И снова в голове пронесся образ той ночи на вокзале.

Его губы, сейчас сжатые в тонкую линию.

Его глаза, сейчас почему-то беспокойные.

Его руки, сейчас опущенные вдоль тела.

– Ты меня ненавидишь?

Я моргнула, не сразу поняв смысл вопроса. Потом промычала что-то невразумительное, открыла рот и тут же его закрыла.

Ненавижу ли я его?

Что такое это слово – ненависть? Я много раз говорила его.

И не одна я – люди часто кричат в порыве злости: «Ненавижу». Кричат не только врагам, но и по-настоящему дорогим людям. Я как-то сказала такое Элис во время нашей ссоры. Я говорила такое маме, когда она запрещала мне гулять допоздна.

Но Андерсон... Достаточно вспомнить его жестокие слова, боль, тесноту кладовки – и ненависть снова вспыхивала в груди с новой силой, а потом внезапно угасала под взглядом его глаз, которые будто умоляли об ответе...

Быть может, я ненавидела его, пока... Пока не попробовала понять.

А теперь ненависти к Джеймсу не осталось, осталась лишь ненависть к его поступкам, что, будто шлейф, тянутся за нами с самого начала. Андерсон заставил мою душу расколоться надвое.

Одна половина привязалась к нему, другая питала лишь отвращение к тому, что он совершил.

Какая заговорит сейчас?

– Я не знаю, – честно ответила я. – Спокойной ночи.

С этими словами я захлопнула дверь, и на этот раз Джеймс мне не мешал.

Я должна была сказать ему, что ненавижу. Должна была – ради нас обоих. Так было бы куда проще.

Но я не смогла.