Джеймс

Время близилось к одиннадцати, но я не спешил покидать насиженное место. Зачем вообще приехал сюда и говорил с ней? Мог бы и догадаться, что Теа опять обрушит на меня кучу обвинений и язвительных упреков. Вряд ли я заслуживал большего, но все равно обидно.

Я зажмурился и потер веки пальцами. Что за чушь я несу? Надо отдохнуть. К черту эту своенравную идиотку.

Машина на парковке уже ждала меня. Сегодня я сел за руль сам – быстрая езда помогала расслабиться. Приборная панель осветилась, и я положил руки на руль. Не успел нажать на газ: на экране сбоку высветилось уведомление о входящем звонке.

Я нажал кнопку на руле, и в динамиках автомобиля прозвучал голос Майкла.

– Сэр, прошу прощения за столь поздний звонок. Вы просили сообщить, если мисс Грин что-нибудь сделает.

Со свистом втянув воздух, я устало потер переносицу. Интересно, она может посидеть спокойно хотя бы одну гребаную ночь?!

– Слушаю.

– Пятнадцать минут назад она покинула свою палату. Очевидно, через окно. Мы только обнаружили пропажу.

– Значит, вы плохо за ней следили, – сквозь зубы процедил я. – Оставайся в больнице и уладь все вопросы с выпиской. Я сам найду Грин.

Как только звонок прервался, я выругался сквозь зубы и ударил кулаком по рулю. Одна ночью на улицах... У нее совсем нет мозгов, раз она рассчитывает беспрепятственно куда-то дойти! Если Грин не нарвется на неприятности раньше, чем я найду ее, это будет просто чудо.

Теа

Андерсон устало потер переносицу двумя пальцами и снова изобразил свое любимое выражение угрозы. А может, ему и изображать не пришлось.

– Не заставляй меня применять силу, Грин.

Я невольно вздрогнула: в его поведении было что-то от дикого хищника, который знает, что в любом случае победит, и развлекается, предоставляя жертве иллюзию выбора.

– Я лучше останусь здесь, с этими бродягами, чем поеду с тобой! – крикнула я и, круто повернувшись, побежала в противоположную сторону.

На глазах выступили слезы обиды и горечи, осознание своей беспомощности угнетало меня и в то же время заставляло бежать вперед, словно кнутом ударяя по пяткам. Если я хочу избавиться от Андерсона, то должна бежать.

Возможно, он не догонит меня. Возможно, я смогу спастись.

Мой побег оказался недолгим: я не заметила в темноте битое стекло и наступила на него. Осколки тысячами игл впились стопы, вызывая тихий сдавленный крик. Я упала на землю, лицом в холодную лужу с мутной водой, правую щеку пронзила острая боль.

Проведя ладонью по коже, я нащупала что-то липкое, а слабый свет фонаря позволил увидеть красные капли на асфальте и громадную тень за собой. Несмотря на осознание того, что все кончено, я пыталась подняться, но левая нога отказывалась повиноваться: осколок застрял глубоко, и на то, чтобы вытащить его, понадобилось бы время.

Тень приближалась. Я подняла голову и увидела над собой Джеймса. Сначала на его лице отражалось только скучающее выражение и даже подобие ухмылки, но как только мужчина заметил кровь на моей щеке, то тут же беспокойно нахмурился, переводя взгляд с моего лица на осколки стекла, валяющиеся вокруг.

Не говоря ни слова, он наклонился и бережно, словно дорогую куклу, взял меня на руки. От этого невольного сравнения мне стало горько: он видит во мне только игрушку, неизвестно чем для него ценную.

Я была настолько слаба и беспомощна, что просто прижалась к его груди, стараясь унять льющиеся бесконечным потоком слезы.

Холод пронизывал тело насквозь, меня била мелкая дрожь.

И снова... Снова он догоняет меня, снова увозит обратно в эту чертову золотую клетку. Снова я буду мучится вопросами, сомнениями и страхами. Снова буду бояться самой себя.

Андерсон донес меня до машины, а потом, перехватив поудобнее, ухитрился открыть заднюю дверь. Я невольно засмотрелась на него: влажные пряди темных волос, небрежно разбросанные на лбу и висках, темное пальто, теплый шарф, обвивающий шею... Он был прекрасен.

И мне. Нет. До этого. Дела.

Мужчина усадил меня на сиденье и достал аптечку.

– Покажи ногу, – властным голосом попросил он – хотя, нет – скорее потребовал.

У меня не было настроения спорить или ругаться, поэтому я послушно вытянула вперед левую ногу. Андерсон внимательно осмотрел её, а потом вдруг резким рывком вытащил застрявшее в стопе стекло.

– Ай! – у меня на глазах даже слезы выступили от той боли, которую причинила эта операция, а крик, сорвавшийся с губ, был похож скорее на хрип умирающего.

Джеймс моментально перевел на меня взгляд своих темных глаз, с искренней заботой разглядывая мое лицо.

– Ты в порядке? – наконец прохрипел он, продолжая буравить меня взглядом.

– Да... – слабым голосом отозвалась я, хотя была далеко не в порядке.

Мое сердце то замирало, то пускалось в бешеный бег. Я смотрела на Джеймса и не могла заставить себя отвести глаза. Он притягивал меня, привлекал не только внешней красотой, но и неким темным ореолом, который над этой красотой витал.

Загадочный омут, манящая бездна.

Паук, плетущий вокруг меня соблазнительную паутину. И я сама путаюсь в ней все сильнее и сильнее.

Джеймс принялся за порез у меня на щеке. Он был глубоким, но не таким сильным, как на ноге, так что причинял гораздо меньше боли. Однако даже если бы у меня было изрезано пол-лица, я бы, наверное, не обратила на это внимания.

Пальцы Джеймса осторожно коснулись моей щеки, убрали мокрые волосы за ухо. Его лицо было всего в каких-то нескольких дюймах от моего, так что я могла почувствовать его дыхание на своих губах.

Его близость опьяняла меня похуже виски и в то же время пугала... Не знаю, какое из этих чувств было сильнее, но оба они заставляли затаить дыхание.

Я никак не могла убедить себя в том, что та забота, с которой Джеймс обрабатывал мои раны, – подделка. Нет, человек просто не может быть настолько лживым и эгоистичным, чтобы разыгрывать подобную комедию! Мое сознание отказывалось верить в то, что в Андерсоне не осталось ничего человеческого. Он действительно переживал за меня, действительно прикасался к коже с нежностью и осторожностью, боясь причинить малейшую боль... Нет, я просто не могу ошибаться!

На мгновение наши взгляды встретились – и мне показалось, что в воздухе вспыхнула едва уловимая искра. Но обманчивое наваждение длилось недолго, оно развеялось, как приятный сон после пробуждения, оставив в душе только легкую дымку разочарования...

Джеймс медленно поднялся, закрыл аптечку и спрятал её обратно под сиденье. Я не могла произнести ни слова, просто сидела неподвижно, погруженная в свои мысли. Мужчина снял с себя пальто и набросил мне на плечи, немного постоял, словно ожидая чего-то, и, видя, что я по-прежнему сижу неподвижно, аккуратно уложил меня на сиденье и захлопнул дверцу.

Я смутно помнила все произошедшее дальше: видимо, сон все-таки одолел меня раньше, чем мы приехали в особняк.

...

Пожалуй, это скоро станет традицией: просыпаться в ужасном состоянии. Едва разлепив глаза, я поморщилась. Каждое движение давалось с трудом.

Я легонько тряхнула головой и застонала от новой порции боли. Как будто кузнечным молотом ударили, а потом еще и потоптались сверху... Как же я ненавижу болеть!

Когда-то в детстве мне нравилось лежать дома с легкой температурой и есть принесенные мамой сладости. Потом лечиться приходилось самой – горькими лекарствами и обезболивающим, чтобы как можно быстрее войти в норму и не пропустить занятия в колледже.

Первые полчаса я лежала почти без движения. Сначала меня ужасно морозило, а потом вдруг стало нестерпимо жарко. Конечности словно налились свинцом, а все мои попытки встать с кровати были тщетными.

Позвать бы кого-то... Только сейчас еще слишком рано. Мисс Бром наверняка внизу, до нее не докричишься, а горничные еще не пришли. Телефона поблизости не оказалось, и я вспомнила, что оставила его в больнице.

Не знаю, сколько времени прошло, прежде чем я окончательно отчаялась и предприняла последнюю попытку встать. Вначале я села на кровати и, придерживаясь за стену, попыталась не рухнуть обратно на подушки. Перед глазами у меня плясали темные пятна, но мне все же удалось осторожно подняться на ноги.

Только вот я забыла, что нельзя было наступать на левую ногу. Едва выпрямившись, я коротко вскрикнула от режущей боли и рухнула на пол. Черт... Кажется, я сейчас умру... Как же плохо...

Понемногу боль успокаивалась, и я, продолжая тихо стонать, снова осторожно поднялась на ноги и поковыляла к двери. Похоже, вчерашняя прогулка все-таки «вылезла боком» и у меня поднялась температура.

Ох, чувствую, плохо все это кончится!

Истощение организма, нервное напряжение и простуда – адская смесь для моего организма.

В глазах у меня потемнело, и я привалилась к двери, чтобы не упасть. Потом аккуратно сползла на пол и прислонилась к холодной стене. О-о-о, как хорошо...

Комната качалась и расплывалась у меня перед глазами. Я подняла руку и принялась стучать в дверь как можно громче и настойчивее. Вдруг кто услышит.

Скоро в коридоре хлопнула дверь, кто-то – вероятно, Андерсон, которого мой стук уже достал, – пересек коридор и ворвался в комнату.

– Грин, мать твою, какого хр*на ты здесь устроила?!

Он замер на пороге и не сразу отыскал меня глазами.

– Твою мать... – Андерсон наконец увидел меня, присел рядом и коснулся моего лба.

Его рука была холодной и такой широкой... Я прикрыла глаза и не смогла сдержать глупую улыбку.

– О-о-о, посиди так еще немного...

– У тебя жар, – он вскинул брови, потом нахмурился. – Иди сюда.

Джеймс просунул руку мне под спину и помог подняться. Я ухватилась за него и только тут поняла, что на нем нет ничего, кроме штанов. Вот... Засада...

И почему он такой холодный? Зачем ходить по дому полуголым, если мерзнешь?

– Тебе надо одеться, – еле ворочая языком, сказала я.

– Боишься, что не устоишь, Грин?

Андерсон бросил попытки удержать меня на ногах и подхватил на руки. Потом, вопреки моим ожиданиям, понес не обратно на кровать, а в коридор. И в свою спальню.

– Пошел ты, Андерсон, – отозвалась я.

Джеймс

Я осторожно убрал волосы с ее лба, и Теа поморщилась во сне.

Она вся горела, и я удивлялся, как до сих пор не обжегся о ее влажную от пота кожу. Врач сказал, что она заработала себе простуду и отит в придачу. Добегалась все-таки.

Волосы больше не мешали ей, но я не спешил убирать руку. Провел пальцами по ее щеке и задержался у приоткрытых губ. С них со свистом срывалось теплое дыхание. Черт, даже больной она выглядела сексуально.

С того нашего разговора на террасе, когда я услышал ее сопливые до тошноты беседы с дружком-неудачником, меня не покидала мысль, как однажды наши лица будут так близко, что я смогу поцеловать ее – так, что она забудет обо всем. И это будет как еще одна борьба, потому что мы по другому не смогли бы.

Мы всегда будем по разные стороны баррикад.

И эта правильная, но такая своевольная девчонка никогда не увидит меня иначе, как монстром, который знатно подпортил ее идеальную жизнь.

Впрочем, она будет права.

Теа

Проснувшись на утро, я сначала не узнала место, где находилась. Потом вспомнила, что Андерсон уложил меня в своей спальне.

И правда, я лежала на просторной двуспальной кровати, застеленной темными простынями, в симметричной моей спальне.

Я и раньше бывала тут: убирала комнату вместе с Анетт и Хлоей, но мрачная атмосфера этого места все равно по-новому впечатлила меня. С приездом Андерсона эта комната будто превратилось в убежище столетнего вампира с черной душой. Хотя насчет черной души даже спорить не стану.

И мебель, и стены, и пол, и потолок, и шторы на окнах – всё было в темных тонах и сразу навевало тоску. Рядом с дверью в коридор громоздился длинный шкаф, за ним – проход в ванную. Прямо напротив меня за плотными шторами светились утренним солнцем высокие окна.

В другом конце комнаты стоял изогнутый буквой «Г» письменный стол. Середину помещения занимал кожаный диван, напротив него на стене висел телевизор, рядом с которым я заметила и полку с книгами.

От разглядывания помещения меня отвлек щелчок дверного замка: в комнату вошла одна из горничных. Я видела её впервые.

Темноволосая, с выразительными чертами лица, прямым носом и пухлыми губами – наверное, у нее были испанские или итальянские корни. Я всегда восхищалась подобными красавицами! Заметные в толпе, уверенные в себе, привлекательные.

Интересно, давно она устроилась сюда? И почему я не видела ее прежде?

Девушка поставила поднос с обедом (или еще завтраком?) на тумбочку и присела на краешек кровати, немного отодвинув одеяло. Во всем её поведении сквозила какая-то холодность, тогда еще непонятная мне.

– Что произошло? – спросила я, когда она помогла мне сесть и облокотиться на подушки. – Точнее, я хочу узнать, не случилось ли чего, пока я спала.

– У те... у вас, – исправилась она, – поднялась температура. Вчера приезжал доктор. Вы проспали весь день и всю ночь.

Ого... Выспалась на несколько дней вперед!

– Вам надо поесть, мисс Грин.

– Да, спасибо, – я взяла из её рук тарелку с бульоном, и горничная с явной охотой встала и вышла из комнаты.

Когда дверь за ней захлопнулась, я недоуменно вскинула брови и уткнулась носом в тарелку. Я буквально чувствовала враждебность, исходящую от этой девушки. Можно подумать, она мне завидует... Неужели моя жизнь со стороны и впрямь кажется такой интересной и захватывающей?

С едой я покончила быстро. На тумбочке у кровати лежал мой телефон, неизвестно как оказавшийся здесь, поэтому скучать не пришлось. Я сразу открыла переписку с Элис: подруга наверняка волновалась.

Элис Хейли:

«Привет»

«Я надеюсь, у тебя все хорошо?»

«Теа, если ты не будешь отвечать на мои сообщения, клянусь, я приеду в этот чертов особняк, чтобы увидеть тебя лично!»

Я не удержалась от улыбки. Приятно, когда хоть кто-то за тебя беспокоится...

Вы:

«Я в порядке, Элис. Я уже выздоравливаю, все хорошо»

Я не говорила подруге о том, что произошло в тот вечер. Пришлось объяснить свое отсутствие в колледже простудой, и, по сути, теперь я уже не врала – просто недоговаривала часть правды.

Теперь пришло время написать Эдварду. Он звонил мне несколько раз, пока я лежала в больнице, и мне удалось убедить и его в том, что со мной все в порядке. Теперь у меня получалось врать гораздо лучше, чем прежде...

Вы:

«Привет, Эдди! Как твои дела?»

Ответ пришел незамедлительно, так, будто мой друг все это время сидел у телефона и ждал сообщения:

Эдди:

«Привет!»

«Я в порядке, только очень соскучился по тебе. Может, встретимся?»

Черт! Этого я и боялась... Нужно срочно придумать какую-нибудь отговорку! Я закусила губу, нервно постукивая ногтем по экрану. Что же написать?

Вы:

«Я немного приболела, поэтому в ближайшие несколько дней не получится»

Эдди:

«Ты заболела? Надеюсь, ничего серьезного?»

Вы:

«Нет, все хорошо. Через неделю буду как огурчик»

Тут мое уединение снова было нарушено вторжением горничной. Я облегченно вздохнула: это была Хлоя.

– Привет, – оживилась я.

Хлоя несколько секунд смотрела на меня, прищурившись, а потом улыбнулась. В руках она держала тряпку для пыли, которую теперь оставила на тумбочке у кровати, а сама подсела ко мне.

– Ну ты и везучая, Грин! – воскликнул она.

– Везучая? – я нервно рассмеялась. – Спасибо, конечно, но я не думаю, что все это можно назвать везением.

– Я не про болезнь, дурочка, а про Андерсона.

Мое былое хорошее настроение улетучилось, будто его и не было.

– Про Андерсона? – как можно равнодушнее спросила я. – А что с ним?

Хлоя едва заметно усмехнулась. Ее глаза лукаво сверкнули.

– Здесь все только и говорят, что о вас с ним. Анетт от зависти позеленеет скоро.

Так вот почему она не хотела со мной разговаривать! Я едва удержалась от истеричного смешка. С удовольствием поменяюсь с ней местами. Анетт будет ждать пара пренеприятных сюрпризов.

Наверное, людям, которые видят лишь лицевую сторону происходящего, я действительно кажусь счастливицей.

– И чему тут завидовать? – тихо пробормотала я и потерла виски. – Все совсем не так, как вы и Анетт думаете.

– Я ничего не думаю, – пожала плечами Хлоя. – Просто не хочу с ней ссориться. Тем более, теперь у нас новенькая, которая тоже сохнет по Андерсону...

– Так эта новенькая тоже мечтает занять мое место? – с сарказмом спросила я. Надо же, сколько желающих. Надо бы предложить Андерсону замену.

– Знаешь, тут действительно есть поводы завидовать, – пожала плечами Хлоя. – Андерсон привез тебя закутанной в его любимое пальто, которое теперь превратилось в кучку мокрой шерсти. А сегодня ты спишь в его постели. К твоему сведению, он сидел с тобой всю ночь. Видела бы ты его лицо, Теа...

Я уже почти не слушала, намертво вцепившись пальцами в одеяло и глядя прямо перед собой.

Что же, черт возьми, творится в голове Джеймса Андерсона?!

...

Я быстро шла на поправку. За те четыре дня, которые понадобились мне для того, чтобы окончательно избавиться от перепадов температуры, я очень редко видела Джеймса. На мои вопросы о том, когда мне уже можно будет перебраться в свою комнату, горничные отвечали, что «согласно личному распоряжению мистера Андерсона, вы останетесь здесь, пока он не прикажет обратное».

Сам же Андерсон, похоже, даже не ночевал в особняке. Иногда он заходил, молча брал с письменного стола какие-то бумаги и также стремительно покидал спальню.

За все это время я успела обдумать свое положение со всех возможных позиций. Из особняка мне не убежать, в крайнем случае пока: я еще слишком слаба для подобных подвигов. Оставаться же здесь...

С одной стороны, единственным моим желанием было опять вернуться в свою уютную квартиру и навсегда забыть об этом проклятом доме, а с другой...

С другой стороны, что-то держало меня здесь, словно магнит.

Разобраться в своих собственных чувствах оказалось сложнее, чем в планах Андерсона относительно меня. Все мои внутренности требовали немедленной встречи с ним и объяснения такому необычному поведению. Или хотя бы просто встречи...

Не могла же я, в конце концов, влюбиться? Говорят, что от ненависти до любви – один шаг, а стокгольмский синдром – вовсе не миф, а так ли это? Или просто выдумка режиссеров множества сериалов, которые так обожает Элис? Хотя моя жизнь уже стала похожа на один из них...

Такие мысли посещали меня постоянно после разговора с Хлоей, а вскоре в голове у меня появились неясные очертания плана действия.

Пусть мне и... симпатичен Андерсон, я ни в коем случае не могу позволить ему разрушить свою жизнь. Он – самодовольный, нахальный, эгоистичный и еще тысяча нелестных эпитетов, которые только можно придумать. Он меня уничтожит.

Пусть до этого момента я все глубже и глубже путалась в паутине его замыслов, но теперь пришло время вырваться из нее раз и навсегда. И я сделаю это, пусть мое сердце и будет кровоточить.

Я оставлю здесь все – друзей, учебу, мечты... Я оставлю здесь мысли об Андерсоне.

Теперь я знала, что нужно делать, и собиралась продумать план побега до мелочей. К тому же, совершенно случайно мне открылся еще один подлый прием Андерсона: в один из вечеров я притворилась спящей и подслушала его телефонный разговор в кабинете. Мерзавец поставил маячок слежения не только в мой телефон, но и в мою подвеску!

Мне стоило огромных усилий не выдать себя тогда и не наброситься на него с кулаками. Мой побег станет для него куда более сильным ударом.