Теа

Единственное, что могло бы помочь мне разобраться в хаосе, которым стала моя жизнь, – это время.

Его я и потребовала у Андерсона – время, чтобы понять, действительно ли я готова поверить ему.

Выходить из игры было уже поздно. Я сама ввязалась в негласную войну Андерсонов, добровольно стала под пули на стороне Джеймса, а теперь вдруг узнала, что была только пешкой в его раскладе.

Теперь мной руководили не только чувства, но и расчет. Пусть я уйду, пусть смогу выиграть небольшую отсрочку – это ничего мне не даст. Рано или поздно отец Джеймса умрет, и тогда придет время делить наследство – тогда я останусь совсем одна. К тому же, кто знает, не случится ли со мной не-совсем-несчастный случай до этого дня.

Выходит, безопаснее всего было оставаться с Джеймсом. Он подонок без совести и моральных принципов, но, кажется, сейчас это именно то, что нужно. Кто еще сможет защитить меня?

А может, это все только оправдания в моей голове, ведь в глубине души я знаю, что то самое «завтра», когда я вычеркну Джеймса из своего сердца, никогда не наступит.

Поэтому спустя неделю после нашего с Джеймсом разговора, я спустилась в гостиную, полностью уверенная в своем решении.

Андерсон ужинал в одиночестве. Когда я остановилась в дверях за его спиной, он сидел почти неподвижно, и только бокал в его руке тихо покачивался из стороны в сторону. Вино в нем было почти выпито.

Мне захотелось подойти к нему, обвить его грудь руками, прижаться губами к ямочке у основания шеи, почувствовать знакомый аромат дорогого одеколона... Я скучала по нему.

Мы были в одном доме, проходили друг мимо друга каждый день, даже говорили – и все равно между нами оставались тысячи миль. Холодность, что просыпалась во мне каждый раз, как я хотела заговорить с ним, пугала. Что-то во мне изменилось.

Джеймс потерял мое доверие, и вместе с ним – частичку моей любви. Может, это и к лучшему.

Может, теперь я использую его также, как он использовал меня.

В конце концов, он уже доказал мне, что любовь и выгода – довольно органичная смесь.

– Ты решила? – спросил он, не оборачиваясь.

Я уже не удивлялась: он всегда знал, когда я стою за его спиной и прожигаю в ней дыру взглядом.

– Да.

– Выпьешь со мной?

Мимолетное воспоминание острой вспышкой пронеслось перед глазами.

«Выпей со мной».

«Пошел ты, Андерсон».

– Да.

Я хотела пересечь столовую и занять место на другом конце стола, но Джеймс поймал меня за руку, когда я проходила мимо.

– Садись, – он пнул ногой стул рядом с собой, и я опустилась на него.

Джеймс наполнил пустой бокал и подал его мне, а потом добавил вина и себе. Я следила глазами за тем, как алкоголь медленно окрашивает стекло в красный цвет, и наконец сказала:

– По-моему, тебе хватит. Ты уже два дня пьешь, не просыхая.

– Следишь за мной? – он усмехнулся краешком губ.

– Трудно не заметить пустые бутылки, которые Шарлотта уносит отсюда по утрам.

– Мы собрались обсуждать не мой алкоголизм, – напомнил он.

– Да.

И снова ледяной холод. Мне снова стало страшно. Я все это время умоляла себя разлюбить Джеймса, забыть о нем, я готова была вырезать их острым ножом из своего сердца, но теперь боюсь, что без них уже не буду собой.

Но ведь я все еще люблю его. Что бы он ни делал, я люблю его.

Просто теперь я знаю, что это предательство было последним.

Я поболтала вино в бокале и опустила глаза, избегая пристального взгляд Джеймса. Потом тихо сказала:

– Я поеду с тобой в Вашингтон. Но с одним условием. Ты расскажешь мне всю правду, Джеймс.

Мужчина ничего не ответил. Он продолжал глоток за глотком поглощать вино, будто это была обычная вода, а глаза его наконец перестали сверлить меня взглядом и помрачнели.

– А ты уверена, что хочешь это знать? – после долгого молчания спросил он.

Внутри меня проснулась злость.

– Да, мать твою, хочу. Ради Бога, прекрати делать вид, что беспокоишься обо мне, Джеймс, потому что ты делаешь это только ради самого себя. Ты продолжаешь спрашивать, уверена ли я в своих решениях, чтобы потом спихнуть на меня всю ответственность. Только забываешь, что сам втянул меня в эту паутину.

Моя тирада, кажется, завела и его. Андерсон со звоном поставил бокал на стол и откинулся на спинку стула.

– А давай ты, бл*ть, не будешь строить из себя психолога, и ответишь мне нормально?

– Пошел ты, Андерсон, – я тоже отставила свой бокал. – Либо ты скажешь мне всю правду, либо мы попрощаемся здесь и сейчас. И поверь, я не буду жалеть, что оставила вашу еб*нутую семейку самостоятельно разбираться в своих проблемах.

– Договорились.

Я наклонилась вперед, и в глазах моих мелькнул тот опасный огонек, который я бессознательно переняла у Андерсона.

– Я еще не закончила. Если я узнаю, что ты соврал мне еще раз, Джеймс, я не просто брошу тебя. Я пойду прямиком к твоему брату, и сделаю все, чтобы ему досталась каждая копейка вашего наследства.

Вот теперь, кажется, я попала в цель. Джеймс вздрогнул, будто от удара током, и на лице его, кроме спичкой вспыхнувшей ярости, отразилось недоумение. Мои слова не просто его удивили, они его поразили.

Он не ожидал, что я способна на такой удар в спину? Что же, у меня был хороший учитель.

– И ты еще будешь читать мне лекции о чувствах, Грин? – прорычал он.

– А они у тебя есть? – не без горечи отозвалась я. – Посмотри на нас, Джеймс. Посмотри, во что ты превратил нас.

Он опустил взгляд.

– Я была способна любить тебя таким, какой ты есть – любить тебя бескорыстно, вопреки всем твоим выходкам, я хотела быть для тебя островком света в твоей вечной буре, но ты научил меня, что альтруизм – это еб*ная могила, которую копаешь себе сам.

Не знаю, кого эти слова ранили больнее – его или меня. Вот она – правда. Теперь я, кажется, поняла, что со мной случилось.

Я просто больше не захлебываюсь этой любовью. Моя любовь больше не бескорыстна – она жестока.

Зачем ты заставил меня стать такой мразью, Джеймс? Зачем превратил меня в свое кривое отражение?

– Так почему ты все еще со мной? Беги, Теа, пока не поздно...

– Уже поздно.

Наши взгляды пересеклись, и Джеймс, наверное, увидел в моем что-то такое, что сразу отбивало желание спорить, потому что ответил только легким наклоном головы в знак согласия.

Я не тешила себя надеждой, что он винит себя хоть в чем-либо – слишком это глупо и бессмысленно. Мы такие, какие есть, и ничего с этим уже не сделаешь. Два бракованных человека, которые пытаются сыграть в любовь.

Разница только в том, что он уже был сломан, а я была сломана им.

Когда молчание стало слишком долгим и невыносимым, я спросила:

– В чем твой план?

– Наш план, – поправил он. В глазах мужчины мелькнуло что-то, похожее на азарт: похоже, мысль, что мы вместе собираемся обвести вокруг пальца его брата, забавляла Джеймса. – Ты сыграешь в нем роль наивной девочки, которая понятия не имеет, с кем связалась. Итона это вряд ли обманет, но нам это и не нужно. Главное, чтобы отец поверил в твою невинность, Теа.

Наивной девочки? Мне уже не нравился этот план. Я устала быть наивной девочкой, которой каждый вертит как хочет.

– Зачем нам обманывать твоего отца? Начни сначала, Джеймс, иначе я тебя не пойму.

Он усмехнулся.

– Я бы отложил этот разговор до завтра, когда мы оба будем трезвыми, но ты же не согласишься – хотя бы мне на зло... Поэтому обрисую ситуацию в общих чертах. Не знаю, что Итон сообщает своему ручному песику, которого ты называешь другом...

«Бывшим другом», – мысленно поправила я и засунула уже привычную щемящую боль в сердце поглубже, чтобы больше о ней не вспоминать.

– ... но кому-то он явно соврал. Глупый ход, потому что, скажи он правду, эффект был бы более впечатляющим. Отец разделит наследство не на три, а на две части – между тобой и Итоном.

Я думала, что меня уже ничего не удивит, однако при этих словах не удержалась и приоткрыла рот в изумлении. Не может быть... Джеймс ведь тоже его сын, не может же он лишить его наследства из-за каких-то разногласий?

Если Себастьян знает о темных делишках одного сына, то почему ему тогда ничего не известно о другом? Итон ничем не лучше Джеймса – хотя бы потому что похитил меня.

На мгновение в голове у меня мелькнула мысль, что все, что я знаю об Итоне, исходило от Джеймса, но я тут же подавила это подозрение. Эдвард пытался похитить меня, а затем принес мне документы – это доказывает его связь со старшим братом.

– Почему? – наконец спросила я, потому что Андерсон, похоже, ждал от меня какой-то реакции.

Он снова потянулся за бутылкой, но я резко наклонилась вперед и вырвала ее почти что у него из пальцев.

– Хватит пить, мать твою!

– Конечно, мамочка, – язвительно отозвался Джеймс. – Верни бутылку, Теа, иначе я заберу ее сам.

– Тогда можешь сразу со мной попрощаться.

– Я всегда знал, что ты стерва, Грин, – прищурившись, ответил он.

До меня слишком поздно дошло, что это была провокация, на которую я попалась как девчонка.

– Твои дешевые манипуляции – манипуляции ребенка, Теа.

– Но они действуют на тебя.

– Да, потому что я, бл*ть, тобой одержим. Но ни один твой прием не сработает против Итона, дорогая. Так что лучше прекрати тренировать на мне свои когти и найди более незаинтересованного противника.

Я поставила бутылку на стол так, чтобы он не мог до нее дотянуться, и вернулась к прерванной теме. Если Джеймс думал, что сможет уклониться от вопроса, он ошибся.

– Ты уверен, что Себастьян лишит тебя наследства? Зачем ему это делать?

– В семье не без урода, Грин. В нашей урод – я.

Тон, которым были сказаны эти слова, пробрал меня до костей странным чувством то ли страха, то ли шока. Джеймс говорил так безэмоционально, будто эти слова не значили ровным счетом ничего. Будто быть изгоем в глазах собственной семьи – это нормально. Будто его это совсем не волнует.

– Но ты сказал, что Итон тоже...

– Итон – двуличный ублюдок, – перебил он. – Он всю свою еб*ную жизнь настраивал отца против меня, и у него это получилось. Братец хорошо скрыл свои грязные делишки и выставил напоказ мои. Теперь он – идеальный сын, а я – позор семьи и жестокое чудовище.

– Это... ужасно.

Как бы я ни старалась выстроить вокруг себя стену, запрещавшую чувствам мешать рассудку, жалости все же удалось просочиться сквозь нее. Вот где кроется причина... Он ведь действительно никогда ни для кого не был хорошим человеком – его с самого начала считали чудовищем.

– Оставь свою жалость для кого-нибудь другого, Теа, – будто угадав мои мысли, тихо и все также холодно сказал мужчина. – Может, когда-то я и был бедным ребенком, лишенным отцовского внимания, но теперь это далеко не так. Я тот, кем они меня считают.

Во взгляде, поднятом на меня, была лишь пустота. Именно за этой пустотой всегда кроется самая большая боль.

И кому как не мне понять его? Итон отравил его душу, а Джеймс – мою.

– На этом закончим краткий экскурс в семейные отношения, – продолжал Джеймс, и я не стала возражать. – Итон, как и обещал, рассказал отцу о тебе, о том, что я нашел тебя, что использовал, что мы в отношениях – и еще хр*н знает что. Уверен, наши отношения в его интерпретации выглядят еще хуже, чем они есть на самом деле.

Я не удержалась от усмешки. Куда уж хуже? Джеймс тоже улыбался краешком губ. Я угадала за этой гримасой удовлетворение хищника, который уже предвкушает падение своего противника.

– А если еще не рассказал, то сделает это в ближайшее время. Его самолет приземлился в Вашингтоне два дня назад. Уверен, скоро я получу от отца выговор и очень вежливое официальное приглашение приехать к нему вместе с тобой.

Да, он уже говорил об этом – еще в тот вечер, когда я узнала все. Меня до сих пор поражала способность Джеймса просчитывать ходы своих противников наперед. Не знаю даже, что опаснее – быть его врагом или его союзником.

– И мы поедем, – я принялась водить кончиком пальца по горлышку бокала и поменяла позу. – Себастьян захочет поговорить со мной наедине, чтобы отговорить меня от отношений с тобой и рассказать правду, которую, как он думает, я не знаю...

– Возможно, – кивнул Андерсон. – Вопрос в том, что предпримет Итон. Логично было бы предположить, что он настроит отца против тебя. Думаю, он уже догадался, что мы будем действовать сообща и сыграем на твоем неведении. Поэтому Итон может попытаться раскрыть глаза отцу, но это рискованно. Память твоей матери очень ему дорога, и он давно приглядывает за тобой, насколько я знаю.

От этих слов по спине у меня снова пробежал холодок. Значит, я все это время жила, не зная, что за мной кто-то приглядывает?

– Почему тогда он не узнал о нас?

Джеймс усмехнулся.

– Потому что я подкупил его соглядатаев. Я хорошо подготовился, Теа. Лучше, чем ты думаешь.

Его откровенное хвастовство едва не вывело меня из себя.

Да, мать твою, ты хорошо подготовился, чтобы разрушить мою жизнь. Доволен, с*кин сын?

– Значит, мне надо очаровать твоего отца, чтобы у него не возникло сомнений в моей невинности, – сухо констатировала я.

– Нет. Как я сказал, Итон знает, что мы разыграем карту твоей неосведомленности. Поэтому мы этого не сделаем. Ты скажешь отцу, что все знаешь, но веришь мне.

Я нахмурилась. Честно говоря, мысли постепенно ускользали от меня, и я начинала путаться в планах Джеймса – может, виной тому было вино, чуть затуманившее голову.

– И?

– Тогда он предложит тебе сделку: либо я, либо наследство.

– Что за бред...

Я фыркнула, отворачиваясь. Кому вообще придет в голову такое? Да и откуда Себастьяну знать, что я не вернусь к Джеймсу после его смерти и получения наследства? Не будет же он включать это в свое завещание! Андерсон-старший явно не такой идиот, чтобы...

– Я знаю своего отца, – мужчина не обратил внимания на мое недоверие. – Это – своего рода проверка для нас обоих. Ты скажешь ему, что не променяешь любовь на деньги, и он убедиться в том, что ты не в сговоре со мной. Отец всегда был падок на сентименты и моралистику.

До меня начал доходить его замысел. Хитрый ублюдок... Он просчитал все слишком хорошо.

– После этого мы устроим показную ссору прямо под окнами его офиса, так, чтобы слышало побольше его людей – будет кому передать детали...

– ... и я вернусь к твоему отцу в слезах, потому что пойму, что ты действительно использовал меня, – я задумчиво кусала нижнюю губу. – Это может сработать, но все же слишком много факторов...

– Значит, придется импровизировать.

Его взгляд, устремленный на меня, больше не был пустым – в нем полыхали искры. А может, это только отражение приглушенных светильников на стенах.

– Отлично. Что потом? Так и будем ждать, пока твой отец умрет, и разыгрывать ссору?

На этот раз Джеймс медлил с ответом. Он опустил голову, прикрыл глаза на мгновение, и постучал по столу костяшками пальцев. Беспокойство закралось в мысли, и я с нетерпением ждала ответа.

– Отец умрет раньше, чем ты думаешь, Теа. Итон убьет его.

У меня перехватило дыхание. Невозможно. Нет. Что за бред он несет? Если даже это правда, откуда, бл*дь, ему об этом известно?

– Ты серьезно? Откуда... Черт, Джеймс, что за х*рня происходит между вами тремя?!

– Я предупреждал тебя, – он снова откинулся на спинку стула и запрокинул голову. – Итон убьет отца. А я не буду ему мешать.

Мое сердце замерло – как раньше. Он ведь несерьезно?

– Что...?

Джеймс молчал, а я чувствовала, что сердце мое снова плачет кровавыми слезами. Я не хочу, чтобы это было правдой. Как я могу любить такого человека? Как я могу быть его сообщницей, быть его любовницей? Как я могу говорить с ним так, будто все в порядке?

– Если уйдешь, забери все свои вещи сразу, – сказал он вдруг. – Закончим это раз и навсегда.

Я отвернулась, обещая себе, что он не получит больше ни одной моей слезинки.

– Я не буду участвовать в убийстве, Джеймс. Я вам не позволю. Я расскажу все Себастьяну.

Я могла бы обмануть его, могла бы предать его, но позволить собственным сыновьям убить человека, который искренне любил мою мать и в память о ней решил заботиться и обо мне...

Никогда. Я не такая.

Нет.

Даже ради Джеймса... Никогда.

– Что ж, тогда никто из нас не получит ничего, – пожал плечами Джеймс.

– Да как ты можешь быть таким... таким... таким... – я захлебнулась собственным криком, не в силах подобрать подходящее слово, и вскочила с места. – Твой отец не виноват в том, что его сыновья конченный убл*дки! Вы двое заслужили не просто остаться без единого цента, вы, бл*ть, заслужили...

– Если ты собралась оскорблять меня, прибереги свой словарный запас для кого-нибудь, кому не плевать на твоем мнение, – перебил меня Джеймс, в ответ выпрямляясь во весь рост и возвышаясь надо мной с угрожающим видом. – Мое терпение не бесконечно, а ты всегда любила его испытывать. Теперь ты знаешь мой план, так что скажи спасибо, что я не запер тебя в это доме, как нежелательного свидетеля.

Я с размаху влепила ему пощечину, уже не сдерживая ни себя, ни своих эмоций.

Джеймс на секунду замер, коснувшись рукой места, куда пришелся удар, а потом снова повернулся ко мне и шагнул вперед. На этот раз я осталась на месте.

– Почему ты такой? – не выдержала я. – Почему не можешь просто сказать отцу правду?

– Потому что он мне не поверит, – почти по слогам, будто ребенку, ответил мне Андерсон.

Я прикрыла глаза, мысленно призывая на помощь всю свою выдержу. Слезы готовы были вот-вот потечь по щекам.

– Ответь мне честно, Джеймс. Я должна знать, – попросила я, глядя ему в глаза. – Ты готов пойти на это? Ты готов без единого сомнения дать своему отцу умереть? У тебя нет ни капли совести? В тебе нет даже грамма любви к человеку, который тебя вырастил?

Скажи мне, неужели я правда полюбила дьявола?

Его лицо дернулось, будто от судороги, но Джеймс не отвел взгляд. И тут я поняла, что влага, блеснувшая в уголках его глаз – это слезы.

– У меня нет другого выхода, Теа.

Рваный вздох, похожий на всхлип, сорвался у меня с губ, и в следующую секунду я уже прижималась к груди Андерсона, вцепившись пальцами в его рубашку.

– Есть. У тебя есть выход. Пожалуйста.

– Ты не понимаешь...

– Пожалуйста, – повторила я. – Не надо. Даже если он не поверит тебе... Даже если Итону удасться... Ты все равно будешь знать, что не стал таким, как он. Не будь им. Не будь убийцей. Пожалуйста.

Что бы я ни говорила, во мне все еще жила надежда увидеть в нем хоть каплю света. Увидеть ее и сохранить, спасти душу Джеймса, какой бы темной она ни была.

Руки Джеймса обняли меня в ответ, и он зарылся пальцами в мои волосы – судорожно, импульсивно, прижимая меня к себе так сильно, что я едва не задохнулась.

– Что ты делаешь со мной... – пробормотал он, уткнувшись подбородком мне в макушку. – Бл*дь... Я не могу, Теа. Я просто...

– Можешь, – я освободилась из объятий и взяла его лицо в свои ладони. – Не ради меня, Джеймс, но ради себя. Ты всегда все делаешь ради себя, так не губи свою душу ради мести. Это ведь месть, я права? Ты мстишь брату, отцу, всему миру... Все еще можно исправить. Себастьян узнает правду, он поймет тебя. У тебя ведь есть компромат на каждого, будет и на Итона.

Он покачал головой.

– Ты сама сказала: я чудовище. Ты сказала, что не будешь больше пытаться...

– Значит, я ошиблась, ясно? – перебила я. – Я хотела сделать тебе больно... Так больно, как было мне. Но я не хочу, чтобы ты стал убийцей своего отца, Джеймс, потому что это убийство будет и на твоей совести тоже.

– Почему я должен винить себя за поступки своего брата?

– Потому что ты ему не помешал.

Андерсон не ответил. Он высвободился из моих рук, отошел на шаг.

– Мне надо подумать. Я много раз искал нужную комбинацию, думал, как... Дай мне время, Теа.

Я кивнула, быстро вытирая выступившие на глаза слезы.

– Но если... Ты знаешь, что я...

– ... уйдешь, – закончил он. – Ты уйдешь.