Милый, милый Чейз Рихтер узнал нас мгновенно, мы даже не успели подойти к нему достаточно близко, чтобы заговорить. Его губы забавно дернулись в нервной улыбке, которую он тут же попытался спрятать за бокалом шампанского. Он должен притвориться, что впервые нас видит, что его голову прямо сейчас не заполонили те же грязные мысли, что и тогда, когда он пожирал своим взглядом каждый сантиметр нашего тела, когда предлагал нам чуть ли не весь мир за возможность коснуться нашей обнаженной кожи. Здесь не время и не место для демонстрации своей истинной натуры, но по его взгляду очевидно, что в этот раз он намерен добиться своего. А мы намерены ему это позволить. Интересно, сколько раз он вспоминал о нас после той ночи в Мистик Мэнор?

Наши улыбки становятся шире, когда мы грациозно просачиваемся сквозь толпу студентов, вновь расступившуюся перед несколькими вальсирующими парами. Или это не вальс? Неважно. Все эти юноши и девушки так прекрасны сегодня, они напоминают нам бесконечное цветочное поле, за которым заботливо ухаживали на протяжении долгих лет. Вот только среди тонких стеблей, поддерживающих разноцветные лепестки, все равно смогли затесаться черные цветы смерти и порока.

Нашей руки касается очаровательное создание в нежно-розовом облаке шелка и с такого же цвета горячими щеками. От нее пахнет малиной и кисло-горьким шампанским. Она делает нам комплимент и предлагает потанцевать, но мы вежливо отказываемся. Подобные ей нас не интересуют, к счастью для них, хотя сами они думают, что к сожалению. Девушка тут же вздергивает аккуратный носик и быстрым шагом направляется в одной ей известном направлении, а мы продолжаем свой путь к мужчине, источающем аромат звериной похоти. Он уже не один, он беседует с кем-то из своих коллег, промакивая испарину на лбу белым платком. Надо же, мы впервые будем знать нашу жертву настолько хорошо, впервые будем знать ее имя и даже настоящую профессию, впервые поймаем ее в месте, в котором она бы ни за что не показала своей порочной сути. Возможно, в таком случае мы позволим и ей узнать о нас чуточку больше обычного.

Мы останавливаемся у стойки прямо за спиной мистера декана и развлекаем себя закусками и тихими разговорами в его ожидании. Он не может позволить себе прервать разговор и внезапно переключить свое внимание на тех, с кем якобы даже не знаком, хотя и очень хочет. Но мы знаем, что каждым миллиметром своей кожи он ощущает наше дразнящее присутствие. Мы поглаживаем пальцы друг друга, скользя скучающим взглядом по тем, чьи развлечения сегодня так невинны. Мы тихо хихикаем, заметив издалека, как наш кровный, но не особо любимый младший брат, тащит куда-то за собой нашего брата сводного, от разномастных чувств к которому наша жизнь стала искажаться, как отражение в кривом зеркале. У нас есть кое-какой план, отчасти даже нам не принадлежащий, который поможет решить все проблемы и вернет все на круги своя. И все идет к тому, что этот план воплотится самым надлежащим образом.

Детишки скрываются на балконе за тяжелой шторой цвета густого красного вина, а ухмылка на наших губах становится лишь шире, хоть и смешивается с неясным чувством беспокойства. Осталось подождать совсем немного, чтобы воспользоваться ситуацией в своих интересах. Ведь мы точно знаем, насколько нашему отцу не понравится эта увлеченность его сына, когда он осознает всю ее серьезность. А благодаря болтливости Ники мы уверены, что в этот раз Дэниэл серьезен как никогда в жизни, и его желание нарушить планы отца на него — лишь вопрос времени. А Александр Рэйвен терпеть не может, когда кто-то нарушает его планы. Естественно, трогать собственного наследника он не будет, а вот причину его непослушания... Очевидно, он захочет избавиться от Эйдена, вот только отец уже очень давно не принимает личного участия в делах такого характера, а поручать подобное кому-то вне семьи он не станет. И тут мы, не боящиеся испачкаться в крови и грязи, окажемся невероятно вовремя у него под рукой, чтобы отблагодарить его за годы заботы о нас выполнением его деликатной просьбы. Все ради блага семьи, не так ли?

— Любовь моя, я уверен, что Александр не станет заходить так далеко. Эйден еще ребенок, как, впрочем, и Дэниэл. К тому же, хочешь ты это признавать или нет, но он официально стал частью этой семьи. Возможно, он больше Рэйвен, чем мы сами, ведь только наше происхождение отец скрывает так тщательно. Максимум, он настоит на том, чтобы отправить Эйдена в другой штат или страну, чтобы вновь взять Дэниэла в узду.

— В таком случае, что помешает нам организовать его внезапное исчезновение по пути туда? Он не должен вернуться, любовь моя, он не должен продолжать разрушать то, что есть у нас, он не должен отбирать тебя у меня, как ты не понимаешь! Ты разве не чувствуешь этого? Ты не чувствуешь, как все вокруг ускользает, как мы падаем куда-то, где так темно и холодно?..

— Ты должен успокоиться, Натан. Я постепенно разрываю с Эйденом все связи и скоро все будет как прежде, я обещаю тебе. Мы вновь будем любить только друг друга, я вновь буду заботиться о твоем счастье. А ты пообещай мне, что не будешь вредить этому ребенку, что позволишь ситуации развиваться без твоего вмешательства. Давай вновь отгородим нашу жизнь от всех остальных?

— Поздно, уже поздно, любовь моя. Если сорняк не вырвать с корнем, он вновь начнет заполонять собой все вокруг. И так будет каждый раз, когда мы будем уверены, что подрезали его достаточно. А однажды мы упустим момент, когда он оплетет наши корни и уничтожит нас окончательно.

— Натаниэль, пожалуйста...

Наш тихий шелестящий диалог прерывается, когда мы замечаем, что мистер Рихтер наконец-то приблизился к нашей стойке и, вольготно оперевшись о нее локтем, изучил нас внимательным взглядом, будто сомневаясь в том, за кого нас принял, хотя мы все тут понимаем, что никаких сомнений и ошибок быть не может. Он завязывает с нами разговор на какую-то глупую отвлеченную тему, разговор, скорее нужный ему самому, а не нам. Мы подпускаем немного соблазнительности в наш взгляд и в нашу позу, будто бы случайно соприкасаясь руками и покусывая губы. В такие моменты наш внутренний переключатель всегда срабатывал исправно на протяжении долгих лет, позволяя нам полностью погрузиться в невозможно тягучие и сладкие ощущения. Но сейчас...

***

...Сейчас я чувствую искусственность, волнами исходящую от моего Криса. Конечно, никто другой ее даже не заметит, но я ощущаю ее своей кожей так, будто я сам притворяюсь, будто это мои губы растягиваются в фальшивой похотливой ухмылке, за которой на самом деле не скрывается ни похоти, ни желания, будто это мои собственные бедра игриво, но так механически покачиваются, когда мистер декан предлагает пройти в его кабинет. Мой Крис всегда был таким? Нет. Конечно же нет. Он любил меня, он наверняка продолжает любить, просто его разум в смятении из-за вторжения этого ребенка в наш мир, предназначенный только для нас двоих.

Я на мгновение закрываю глаза и делаю глубокий вдох, стараясь успокоить разгорающуюся внутри ярость. С каких пор наши ночи любви стали пробуждать в моем сердце такие несвойственные мне чувства? Я всегда наслаждался ощущением наших переплетенных тел, я предвкушал созерцание его гладкой кожи, залитой чужой кровью. Мой Крис был всегда так прекрасен, отдаваясь нашей обоюдной страсти, он был божеством, находящимся в своей стихии, и я был готов сложить весь мир к его ногам. В ответ мне всегда была нужна лишь его любовь. Неужели все жертвы, приносимые мною на наш алтарь, были напрасны? Неужели мой Крис... Неужели я сам...

Я слышу тихий щелчок дверного замка за спиной и он вытаскивает меня на поверхность. Декан и в самом деле решил привести нас в один из стандартных университетских кабинетов. Он ведь не догадывается, что наши планы идут далеко за пределы простого секса, следы которого так легко устранить из любого помещения. Я чувствую дрожь в конечностях, когда замечаю сомнение во взгляде моего Криса, шею которого мистер декан начинает покрывать жадными поцелуями. Я догадываюсь, почему не вижу в его глазах желания, догадываюсь, почему он не играет развратного любовника для нашего мужчины, а в упор смотрит на меня, будто задавая немой вопрос. Сердце болезненно ноет в груди, беспокоя все сильнее с каждой секундой, которую я провожу за немым созерцанием того, как мой Крис, словно сломанная кукла, позволяет усадить себя на край стола, позволяет раздеть себя, позволяет расположить свои руки и ноги в нужном положении. Нет, все должно быть не так, не так. Почему сейчас он так сильно похож на тринадцатилетнего Криса, ведущего себя так послушно в том номере отеля? Он смотрит почти точно так же, как смотрел тогда. Только теперь я не понимаю, о чем он просит. Я могу действовать только одним способом, я вижу только один путь к возвращению нашего прежнего счастья.

Я подхожу ближе, поборов свое короткое замешательство, и целую моего Криса в губы, отчаянно и страстно, пытаясь вложить в поцелуй всю свою безумную любовь к нему и всю свою ненависть к окружающему нас миру. Его губы такие вкусные, такие сладкие и пьянящие, я бы отдал душу, чтобы целовать их вечно, если бы она у меня была. Его кожа невероятно мягкая, я бы хотел стать его одеждой, чтобы касаться ее практически круглые сутки. Я отталкиваю грузного старого мужчину, нависающего над моим Крисом, моим собственным миром. Мои руки скользят по его телу, жадно сжимая все так знакомые мне его части. Если мне суждено умереть, я хочу сделать это в его объятиях. Я слышу его тихие стоны, я чувствую его руки, обвивающие мою шею, и его ноги, обхватывающие мою талию. Я целую, целую до тех пор, пока не начинаю ощущать соленый вкус на своих губах. Я отстраняюсь и смотрю в это красивое лицо, идеальную копию моего собственного лица, но гораздо более прекрасную, будто она сделана из мрамора, в то время пока моя сделана из угля. Перед глазами расстилается пелена из серого влажного тумана и черты моего Криса расплываются, исчезая в полутьме кабинета. Его пальцы пробегают по моим щекам и я слышу его обеспокоенный тихий голос.

— Что случилось, любовь моя? Мы прекратим, если ты хочешь остановиться, — он говорит дрожащим, будто испуганным шепотом. Кончики его пальцев осторожно оттягивают мои нижние веки и промакивают влагу с них. Туман тут же исчезает и я начинаю слышать свои собственные режущие слух всхлипы.

— Нет, нет, мы не должны останавливаться. Если мы остановимся... — я не могу договорить это предложение, потому что я не могу произнести вслух то, что несет в себе такой кошмарный смысл. Я утыкаюсь в плечо моего Криса, крепко прижимая его к себе.

— Я не заплачу вам за этот цирк, мальчики, — недовольный голос откуда-то сбоку звучит так мерзко, будто кто-то царапает вилкой тарелку. Я сжимаю зубы, ощущая потребность как можно скорее отключить этот голос, вырвав голосовые связки у его обладателя и скормив их ему самому. Я поднимаю голову и смотрю в его сторону своим самым томным взглядом, натягивая на лицо широкую улыбку, больше напоминающую животный оскал. Но руки и ноги моего Криса цепями сковали меня, не давая пошевелиться.

— Уйдите, Чейз. Оставьте нас одних. Поверьте, для вас так будет лучше, — едва мой Крис заканчивает говорить, я ошеломленно поворачиваю лицо к нему и чувствую, как мои глаза расширяются, а брови удивленно ползут вверх. Я не понимаю, что происходит и почему все вокруг вращается так бешено.

— Вот еще. С какой такой стати? Я уже потратил на вас слишком много времени, чтобы не получить то, чего хочу, — мистер декан подходит чуть ближе, возмущение в его голосе поднимается вверх, будто рука школьницы-отличницы. Если он сделает еще шаг, я смогу дотянуться до него из этого странного положения, в котором меня держит мой Крис. Но... Почему мой Крис удерживает меня? Почему отсылает прочь сегодняшнюю жертву?

— Спросите у Александра Рэйвена, с какой такой стати. Уверен, он вам объяснит, — мой Крис применяет запрещенный прием, который мы использовали лишь однажды, осознав, что выбранный нами мужчина на вечер слишком превосходит нас по физической силе. Тот господин так раскланивался в извинениях, несмотря на то, что именно мы первыми попытались нанести ему вред.

Так же и мистер декан мгновенно отступает, округлив глаза и замерев на полуслове. На него магические слова подействовали еще эффективнее, что было неудивительно. Отец держал его на поводке слишком долго, зная о нем вещи, способные разрушить всю его жизнь. Поразмыслив всего пару секунд, Чейз Рихтер расплывается в добродушной улыбке, с которой он наверняка встречает всех высокоранговых абитуриентов у себя в кабинете. Он поспешно поправляет одежду и выскальзывает за дверь, обыденным тоном бросая указания оставить ключ от кабинета прямо в замочной скважине вместо того, чтобы искать его и отдавать ключ лично. Но я слышу, как едва заметно дребезжит его голос, когда он пытается звучать непринужденно, я вижу, как у него не получается открыть дверь с первого раза, как он спотыкается, выходя в коридор. Зрелище танцующей на задних лапках собаки на какое-то время развлекает меня и отвлекает от основной проблемы, но как только мы остаемся вдвоем с моим Крисом, я тут же возвращаюсь в свою рассыпающуюся реальность.

— Зачем ты это сделал, любовь моя? Я не понимаю тебя, — говорю я, не уточняя, что не понимаю не только этот его поступок, что перестал до конца понимать его уже давно.

— Натан, я люблю тебя, — его голос сахарным сиропом звучит прямо у меня над ухом, он такой успокаивающий, что кипящая черная нефть в глубине моего сердца мгновенно остывает, — я пойду ради тебя на все, но не тогда, когда ты становишься угрозой для себя самого. Отец ясно дал понять, чтобы мы не смели повторять прошлый инцидент. В нашем распоряжении целый Портленд, почему мы опять здесь?

У меня нет внятного ответа на этот вопрос. Наши действия потеряли всякую систематичность и осторожность. Мне хочется крушить и разрушать весь мир без разбору, установленные отцом правила впервые начинают раздражать и выводить из себя. Я чувствую себя раненым зверем, который из последних сил пытается помочь себе выжить, помочь себе не провалиться во тьму, из которой нет выхода. Я закусываю губу до крови, чтобы не дать вырваться наружу отчаянному вою, мои пальцы крепко сжимаются на обнаженных бедрах моего Криса. Я обессиленно падаю на колени перед ним, возвышающимся надо мною прекрасным золотым идолом. Кажется, эту агонию прекратить невозможно. Мои руки соскальзывают ниже, мои губы прижимаются к этой тонкой, будто фарфоровой лодыжке, оставляя на ней каплю моей крови. Я медленно поднимаюсь поцелуями к его колену, так нежно, так осторожно, будто делаю это в первый или в последний раз. Я хочу запомнить, какова на вкус любовь. Мне плевать, насколько жалко я выгляжу сейчас, склоняясь перед моим Крисом, позволяя горячим слезам стекать по моим щекам и срываться вниз. Несмотря на то, что снаружи мы одинаково прекрасны, внутри прекрасен только он. Я поднимаю взгляд, чтобы посмотреть на его лицо и замираю, видя, как оно искажено. Мой Крис прижимает ладонь ко рту так сильно, будто пытается сам себя задушить, в уголках глаз сверкает бриллиантовая влага, он дрожит, но не от наслаждения, в его зрачках снова отражается что-то, чего я не понимаю.

— Натан... Мы не в порядке... — хрипло и сдавленно шепчет он, не отнимая руки от своих губ. Его голос поскрипывает и захлебывается, как испорченный механизм. Мы сломаны, разбиты, как тот фарфоровый чайник, неспособны делать то, для чего предназначены. Но мы не станем мусором на свалке, еще не время. Мы заменим поврежденные детали, вытащим и выбросим застрявший между ними лишний кусочек, который мы ошибочно приняли за часть самих себя, за то, что способно нас улучшить.

— Мы все исправим, любовь моя, — уверяю я моего Криса, вставая и прижимая его к себе в судорожном отчаянном объятии, — я все исправлю. Как только подвернется возможность.

***

Я обнимаю Натана в ответ, зарываясь носом в его плечо, прислушиваясь к его успокаивающему голосу, к ритму его сердца и к неровному дыханию. Кажется, иного выхода и в самом деле нет. Кажется, моя надежда на то, что у нас может быть полноценная семья, была не просто ошибкой, а чудовищной ошибкой. Мне стоило внять словам брата с самого начала, мне следовало отталкивать все, что пытается втиснуться между нами. Натаниэль всегда знал, как будет лучше. Без него я бы уже давно разлагался в паре метров под землей. Но беспокойство все еще гложет меня, ведь решение, которое предлагает Натан, слишком радикальное, и может повлечь за собой непредсказуемые последствия. Возможно, мы сумеем найти компромисс, после которого все наши ночи не станут бессонными из-за сожалений. Я нежно перебираю кончиками пальцев его волосы, продолжая глубоко вдыхать его запах. Моей разгоряченной кожи касается прохладный ветерок, раздувающий легкие занавески где-то за спиной. Я отстраняюсь, глядя в мое любимое лицо с раскрасневшимися от слез глазами. Натан никогда больше не будет плакать, я обещаю.

— Любовь моя, мне нужно будет время, чтобы... — я запинаюсь и делаю несколько вдохов и выдохов. Мне нужно бесконечное море времени, но у нас его практически не осталось, — ...чтобы попрощаться и отпустить его. Иначе я просто не смогу.

— Я дам тебе столько времени, сколько нужно, лишь бы знать, что ты согласен, — губы Натана дрожат, пытаясь растянуться в болезненную улыбку. Но я все равно вижу, как его взгляд слегка проясняется, когда он касается пальцами моей щеки. Я подаюсь навстречу этому прикосновению, опустив ресницы и растворяясь в ощущении безопасности, которое разливается по моему телу теперь, когда я решаю перестать сопротивляться нашей сути и нашему единству. Что такое мои желания, если из-за них мы разваливаемся на части? Пока мы следовали одному пути на двоих, перед нами расстилалось безграничное счастье. С чего я взял, что потворствование своим личным призрачным мечтам может обернуться чем-то хорошим? Мое место рядом с ним, а его — рядом со мной.

— Только пообещай, что все будет быстро, любовь моя. Это не та смерть, которой я смогу насладиться, — слабо шепчу я еще одну свою просьбу. Я все еще испытываю к ребенку эти неуместные почти родительские чувства, поэтому перерезать все эти нити будет легче, если сделать это резко и одним движением. Для Натана это наверняка ощущается иначе, но он молча кивает в ответ, потакая моей слабости.

Я соскальзываю со стола, становясь босыми ногами на теплый деревянный пол кабинета. Натан выпускает меня из объятий и я, медленно одеваясь, облегченно прокручиваю в голове весь сегодняшний вечер. Отец бы ни за что не спустил нам с рук убийство декана прямо в здании университета. И из-за нашего разлада мы были всего на волосок от того, чтобы во второй раз сделать то, чем он будет недоволен. Интересно, дал бы он нам еще один шанс? Мы никогда не видели его в гневе, его пламя всегда сверкает где-то в глубине, пока он ледяным тоном отдает приказы. После убийства того студента лед был еще толще, но тем страшнее был один единственный заданный им вопрос, пока мы втроем сидели в салоне его автомобиля на парковке у полицейского участка. Мы никогда не были так пугающе близко к месту, которое могло бы вскрыть все наши гноящиеся грехи. На мгновение я даже был уверен, что Александр решил избавиться от нас таким изощренным способом, ведь обычно от проблем он избавляется иначе. «Почему труп был найден в нескольких метрах от постели моего сына?» — нас с Натаном он никогда не называет сыновьями, а Дэниэла никогда не зовет по имени. Его вопрос раскрошился в воздухе как кусочек стекла и мне стало очевидным, почему все играют по его правилам. Если бы я позволил Натану наброситься на декана, мы бы снова оступились, мы бы снова позволили себе действовать в опасной близости к детишкам. А нам нельзя терять покровительство отца, даже Натан это понимает.

***

Мы возвращаемся обратно в зал, где все так же кружатся в танце пары юношей и девушек. Впервые мы не довели дело до конца и ощущения от этого похожи на сдувшийся воздушный шар, превратившийся в разочарованный комок резины где-то в груди. Но при этом наша поступь стала увереннее, а на губах играет воодушевленная улыбка, ведь этот перелом позволил нам принять решение, которое определенно позволит склеить вместе осколки нашего разваливающегося бытия. Среди бесцветных теперь людей мы выискиваем взглядом знакомые лица и через несколько секунд находим скучающее лицо Ники, неуверенно стоящего на ногах у одной из высоких стоек, на которых почти не осталось закусок. Его глаза заволокла перламутровая пелена и среди веселящегося моря он выглядит таким одиноким, созерцая ему одному видимую пустоту. Пока мы неспешно приближаемся к нему, его пытается вовлечь в разговор какая-то девушка, но Ники, всегда общительный и сияющий, молча мотает головой, демонстрируя свое нежелание вступать в диалог. Наши брови удивленно вздрагивают. Кажется, сегодняшняя ночь странна не только для нас.

— Натан, Крис, наконец-то... Я думал, вы не вернетесь, — тихо бормочет Ники, натянуто улыбаясь нам. Его рука тянется к пустому бокалу из-под шампанского, но случайно сталкивает его на пол. Ники никак на это не реагирует, лишь пытаясь сфокусировать на нас свой взгляд.

— Что-то случилось? Выглядишь потерянно, — мы подпускаем в голос немного беспокойства, на самом деле догадываясь, что именно стряслось с милашкой Ники. Но нам бы не помешало выудить у него немного полезной информации о том, что происходит между причиной нашего раздора и нашим младшим братом, ведь это позволит подтолкнуть отца к необходимому нам решению. А Ники, наравне с Брук, всегда был тем, кому Дэниэл доверяет самое сокровенное.

— Я не учел некоторые последствия своего гениального плана, — Ники вытягивает вперед руки и милой лужицей растекается по стойке, не глядя на нас. Мы не сдерживаем восхищенную ухмылку. В этой сплоченной на первый взгляд семейке каждый строит свои собственные эгоистичные планы за спиной у всех остальных. Это очаровательно. Ники был последним, кого бы мы заподозрили в плетении интриг, но вот и он здесь, бьется в этой паутине любви к другим и ненависти к себе, ломая свои белоснежные крылышки в попытке выжить.

— Расскажешь подробнее? Мы ведь не сможем тебя утешить, если не будем знать, что именно произошло, — мы подвигаемся чуть ближе, успокаивающе приобнимая Ники за плечи и отводя подальше, в угол бального зала, к одному из мягких низких диванов. Естественно, мы бы могли утешить его и без дополнительных знаний, но ведь это такая прекрасная возможность узнать что-нибудь полезное. Плевать, что внутри нас все еще борются друг с другом сомнение в правильности наших действий и жгучая решительность.

— Мы ведь так мечтали о побеге когда-то... Я... Помню лицо Дэниэла, когда он вернулся из больницы с этим ужасным швом и с тех пор только отмахивается каждый раз, когда я упоминаю это обещание. Да, оно детское, но... — Ники тихо вздыхает и отворачивается, пытаясь спрятать от нас дрожащие губы, — я добился того, чтобы у Дэниэла наконец-то появился стимул хоть что-то сделать со своей жизнью, с нашей жизнью. Но это будто бы еще больше увеличило пропасть между нами. Он ведь... Он ведь никогда бы не пошел против своего отца ради меня или ради Брук. Да, он нас любит, но мы — приложения по умолчанию, мы будем рядом всегда, для этого не нужно ничего делать, мы — собственность семьи Рэйвен. Как ему принадлежит этот их чертов особняк, машины, клубы, так ему принадлежим и мы. Мы никуда не денемся. А Эйден денется. Он может потерять его по щелчку отцовских пальцев. И Дэниэл боится этого, старается делать вид, что Эйден — очередная временная игрушка, чтобы отец не беспокоился. А пару недель назад он впервые за эти восемь лет сам заговорил со мной об островах, он заявил, что не хочет больше жить по сценарию отца, заявил, что не хочет жениться на Брук, что хочет свободы и для себя, и для нас. Он вспомнил о мечте, принадлежащей только нам троим, лишь когда появилась четвертая переменная. И мне больно от этого, понимаете? Я добился своего, я добился того, чтобы на горизонте вновь забрезжила перспектива жизни, где мы равны, где мне не нужно держаться подальше на этих дурацких важных приемах, где у Брук спрашивают мнение, где я не должен свою жизнь кому-то за то, что ее когда-то спасли. Но какой ценой? Ценой ощущения пустоты и одиночества? Имеет ли смысл вся эта мечта теперь, когда я так хорошо научился не вписываться? Вы знали, что первым делом при знакомстве со мной другие люди здесь спрашивают, чем занимаются мои родители? Ведь мои родители обязательно занимаются чем-то крутым, если их ребенок тусуется в компании Рэйвена-младшего!

Пока Ники продолжает сокрушаться относительно несправедливости жизни, мы поглаживаем его кончиками пальцев, едва сдерживаясь, чтобы не сжать их на хрупком плече с торжествующей силой. Вот оно. Мы услышали то, что так хотели услышать, то, чему хотели найти подтверждение. Наш отец пока еще не понял всю серьезность ситуации, он все еще полагает, что его сын просто развлекается, ведь он на самом деле никогда не был погружен в дела Дэниэла, а в особенности в его переживания. Пока Дэниэл представляет из себя послушного наследника, исправно приезжающего в офис и на деловые встречи, Александра не беспокоит то, где и с кем он проводит время. Все как всегда: не нарушаешь правила — не навлекаешь на себя гнев.

Но совершеннолетие Брук не за горами, ей исполнится восемнадцать буквально послезавтра, и на следующий же день Александр запустит все необходимые процессы для скорейшего заключения брака и последующего слияния компании отца Бруклин с РэйвенТэк Солюшнс. Интересно, как скоро после очередной свадьбы в семье Рэйвен с мистером Фоксом произойдет несчастный случай во время отпуска на Майами? Возможно, не произойдет вовсе, если тот согласится поменять завещание на акт дарения всего своего имущества дочери. Мистер Фокс останется либо без последних штанов, но с бьющимся сердцем, либо в самом дорогом костюме, но в гробу.

Насколько грязно играет Александр Рэйвен, когда дело касается темной стороны его бизнеса, настолько же чисто и прозрачно он старается оформлять документы для светлой стороны. В любом случае, он будет ошарашен тем, что его наследник внезапно запланировал разрушить всю ту схему, что он бережно выстроил еще восемнадцать лет назад и о сохранности которой заботился все эти годы. Он не привык видеть, чтобы его сын решительно протестовал против его диктатуры, а уж тем более чтобы принимал такие разрушительные решения. Он будет благодарен нам за то, что мы сообщим ему обо всем до того, как это случится. Он успеет принять меры, он успеет нашими руками устранить четвертую переменную и наши жизни снова потекут как прежде. Да, нам не очень хочется разрушать мечты наших маленьких друзей, разбивать их и без того неоднократно разбитые и склеенные заново сердечки, но... У нас ведь нет выбора, так? Пока по Земле ходит существо, связанное с нами нитью утекающей любви, способное влиять на нашу целостность, стремящееся вклиниться между нами, мы не в безопасности. Неважно, будет ли оно здесь, на расстоянии нескольких метров от нас, или где-то далеко, мы будем вновь и вновь проваливаться в яму глупых мечт о несуществующей нормальности, о семье и прочих глупостях.

Мы слышим, что Ники уже прекратил причитать, и чувствуем, как он плотнее прильнул к нам. Милый маленький Ники только что разрушил все воздушные замки, которые сам себе построил, но даже не подозревает об этом, иначе не сопел бы так сладко, несмотря на весь шум вокруг. Нам жаль, Ники. Нам жаль, Брук. Нам жаль, Дэниэл. Но себя мы любим чуточку больше. Интересно, в их планах вообще было рассказать нам об этом? Или они планировали написать нам уже после того, как высадятся где-нибудь на неизвестном берегу, куда не летают даже частные самолеты? В любом случае, они были правы, храня это в тайне до сих пор. Очень жаль, что Ники умеет хранить секреты только в трезвом виде и только если осознает риски от их раскрытия.

Недолго подумав о том, стоит ли отвести его в общежитие или оставить на попечение Брук, которая прямо сейчас кружилась в танце со своим спортсменом, счастливо улыбаясь, мы решаем выбрать второй вариант. В конце концов, завтра нам предстоит весьма интересный разговор с отцом, и было бы прекрасно выспаться перед этим, чтобы застать его в портлендском офисе и не тащиться в особняк. Поддавшись странному порыву, мы прижимаемся губами к макушке Ники, на пару секунд вдохнув запах ванильного мороженого, который неизменно исходит от него даже когда ему следовало бы пахнуть алкоголем и пропитавшим здесь все ароматом роз. Аккуратно прислонив его к лежащим кучкой декоративным подушкам, мы встаем и, махнув рукой Брук, чей взгляд как раз упал в нашу сторону, устремляемся к выходу.

— Доброй ночи, мистер Рихтер, — вежливо наклонив голову, вкрадчиво произносим мы, столкнувшись с ним у высокой арки, ведущей в холл. Он торопливо кивает и тут же начинает потеть, пытаясь улыбнуться. Совсем скоро мы вернемся и к вам, мистер Рихтер, и к вам подобным. Нам лишь нужно уладить одну крохотную раздражающую проблемку с ярко-зелеными глазами и непревзойденным умением портить жизнь всем окружающим.

❤️Следующая глава выйдет 31 июля🖤

Не забывайте подписываться на мой телеграм-канал по ссылке в описании профиля, там бывает всякое интересное и скоро может начать появляться инфа о новой истории, которую я сейчас потихоньку разрабатываю💔