Полиция довольно быстро закончила сбор улик в корпусе Альфа Сигма Зета, после чего уборщики буквально за один день привели его в порядок, поэтому уже через неделю Эйден, Ники и Дэниэл смогли вернуться в свое общежитие. Естественно, их сосед Оуэн сразу же съехал из комнаты, где так жестоко убили его близкого друга, но он был единственным, кто так категорично не захотел возвращаться в свою спальню. Трей, хоть и выглядел не слишком воодушевленным, сказал, что редко когда выпадает шанс занять одному целую комнату, если ты не отправил запрос об этом за пару месяцев до заселения, поэтому лишаться этого шанса он не планирует. Троица немцев из второй спальни и вовсе никак не прокомментировала происшествие, мгновенно вернувшись к привычной жизни. Удивительным образом чужая смерть, так напугавшая всех в первые минуты, оказалась впоследствии чем-то настолько незначительным, что Эйдену даже было чуточку стыдно за то, что его это никак не беспокоит. Общежитие и все комнаты в нем никак не выдавали своим идеальным видом, что совсем недавно одна из них утопала в крови. Наверное, именно потому, что вся история дошла до Эйдена только в виде рассказов и репортажей, а он сам видел только перепуганного насмерть Оуэна, да еще и сквозь густую алкогольную дымку, он и воспринимал ее как нечто очень далекое от его собственной жизни. Единственным настоящим и регулярным напоминанием о произошедшем служил стихийный мемориал, образовавшийся вокруг дерева в нескольких метрах от корпуса; нести цветы и записки прямо к зданию, где продолжали вести быт живые люди, все посчитали кощунственным.

Всю неделю, пока их общежитие было закрыто, четверка с Дэниэлом за рулем каждое утро и каждый вечер ездила на занятия в университет из Лейк-Освего и обратно. Несмотря на то, что сам мистер Рихтер, декан Линденвуда, выдал им письменное разрешение на пропуск занятий до окончания следственных процедур, никому не хотелось выпадать из студенческой жизни, особенно Ники, который уже успел вписаться в такое количество активностей, что едва находил время на учебу, а после окончания занятий его часто приходилось дожидаться в кафетерии или библиотеке еще пару часов. Возможно, именно из-за этих пустых часов, Эйден, как прилежный студент, целую неделю успевал делать практически все домашние задания, ибо занять это время больше было нечем. Конечно же, Ники пытался затащить их всех в свои бесконечные студенческие комитеты и общины, но безуспешно. Хоть все трое его любили и обожали, но занимать все свое свободное время чем-то, что все они считали бесполезным, было уже слишком. Брук была той, кто в какой-то момент со вздохом высказала мысль, поселившуюся в головах всей ждущей троицы: она спросила у Ники, почему тот до сих пор не научился водить машину и не получил права, если планировал вести настолько занятую жизнь. Тот обиделся, надулся и не проронил ни слова за все время обратной дороги домой, а на подъездной дорожке заявил, что ему показалось, будто этим предложением от него просто-напросто захотели отделаться.

Дабы успокоить Ники и заверить его в том, что никто даже не думал от него избавляться, в тот же вечер четверка устроила киномарафон, которые так любил Ники, с попкорном и чипсами, а Эйден в ту ночь впервые побывал в спальне Дэниэла. Изначально планировалось провести вечер в комнате Ники, но выяснилось, что для начала там нужно было провести генеральную уборку, чтобы вообще иметь возможность с комфортом расположиться, потому что сам хозяин комнаты запрещал и прислуге, и своей собственной бабушке прибираться там в его отсутствие. Дэниэл не хотел, чтобы действо происходило в спальне Эйдена, потому что это все еще была бывшая спальня его покойной матери, а Брук на правах единственной девушки в компании заявила, что не выдержит присутствия трех парней в ее комнате на протяжении аж нескольких фильмов, да еще и с едой в постели. В итоге, Дэниэл с неохотой, но все же согласился впустить всех к себе. Так-то проблем с Ники и Брук у него не было, ведь в детстве они часто оставались на ночь друг у друга, но вот Эйден... Он понимал, что для Дэниэла этот незначительный жест будет означать падение еще одной стены между ними, поэтому был очень удивлен, когда тот даже никак не прокомментировал свое согласие и всего лишь бросил в сторону Эйдена свой привычный обжигающий взгляд.

Ближе к утру, когда было просмотрено уже три фильма, по очереди выбранные Эйденом, Ники и Брук, и съедено несколько пачек закусок, все сонно разбрелись по своим спальням. И если спальни Ники и Брук были совсем рядом с комнатой Дэниэла, то Эйдену пришлось дольше всех плестись по коридору, устало переставляя ноги и осознавая, что он отключится едва его голова коснется подушки. Забравшись под одеяло, он успел подумать о том, насколько непривычным кажется засыпание в одиночестве после всего лишь недели жизни в общежитии. Обычно Эйден спал довольно крепко и вырвать его на поверхность могли только ночные кошмары, которых будто стало меньше после того разговора с близнецами, или какой-нибудь невероятный шум. Но этой ночью он был потревожен, хоть и не разбужен, кое-чем другим. Вначале он услышал тихий стук в дверь, но тот мягко и естественно вплелся в холст сна, дополнив разворачивающийся сюжет. Следом ощутил легкое колыхание кровати, теплую руку, обвившую его за талию, и уткнувшийся ему в затылок лоб. Через несколько минут ему стало жарче и теснее обычного. Он что-то сонно пробормотал в ответ на эти ощущения, пытавшиеся вытащить его из объятий забвения, но так и не проснулся, всего лишь вытащив из-под одеяла ногу, дабы стало хоть чуточку прохладнее. Только когда первые лучи солнца упали ему на лицо, выманивая из сна в реальность, и Эйден попытался повернуться спиной к окну, он почувствовал и понял, что в постели, кроме него, есть кто-то еще.

— Какого хрена ты тут забыл?! — завопил он, в ужасе вскакивая с кровати, успев зафиксировать, что Дэниэл не просто лежал с ним в одной постели, но еще и обнимал его. Все процессы в его организме экстренно запустились, отчего у Эйдена закружилась голова и он заметно пошатнулся, оперевшись рукой о прикроватный столик. Сердце разгоняло кровь с удвоенной силой, а глаза, широко распахнувшись, смотрели на Дэниэла, требуя то ли объяснений, то ли его немедленного исчезновения.

— Ты чего орешь с утра пораньше, Саммерсет? — ворчливо ответил Дэниэл, переворачиваясь на другой бок и явно не чувствуя себя так же бодро, как Эйден, — сегодня суббота, спи давай.

— Я спрашиваю, что ты делаешь в моей постели, мать твою?! А ну свалил отсюда! — Эйден не скрывал своего негодования и, забравшись снова на свою половину кровати, начал настойчиво сталкивать Дэниэла на пол. Тот недолго пытался сопротивляться, но затем на его лице сверкнула ухмылка, а все еще прищуренные после сна глаза дьявольски заблестели. Дэниэл позволил Эйдену столкнуть его с постели, но за мгновение до падения крепко ухватил последнего за запястье и тот, не ожидая этого, полетел следом.

— Какой очаровательный идиот, — сдавленным от удара спиной об пол голосом пробормотал Дэниэл, явно пребывавший сегодня в хорошем расположении духа, что было огромной редкостью раньше, но стало пробиваться все чаще с тех пор, как они поселились в общежитии. Дэниэл попытался притянуть Эйдена к себе, продолжая сжимать его запястье, но тот так отчаянно брыкался, что заехал Рэйвену-младшему коленом в живот, и ему пришлось со вздохом разжать пальцы.

— Выметайся отсюда! — голос Эйдена звенел, когда он отпрянул к стене и попытался восстановить дыхание. Почти театральным жестом он указал пальцем на дверь.

— Это все еще мой дом, ты не забыл? — ответил Дэниэл, подняв бровь и садясь на полу. Он небрежным, но элегантным движением закинул одеяло обратно на кровать и поднялся полностью.

— Ты... — Эйден хотел выплюнуть что-нибудь ядовито-язвительное, но смог только шумно втянуть воздух. Он слишком ясно отдавал себе отчет в том, что первоначальный шок спал, и теперь ему казалось приятным то, что Дэниэл спал рядом с ним, — а если кто-нибудь увидит?

— И что с того? Если ты планируешь это скрывать, то у меня для тебя плохие новости, — тон Дэниэла стал привычным, из него исчез задор и насмешка, которые были до этого. Он повернулся к зеркалу и деловито поправил свою домашнюю одежду и волосы.

— Ну да, пострадает ведь только твоя драгоценная репутация, мне-то что, — напустив равнодушие на лицо, Эйден скрестил руки на груди, отвернув лицо к окну и чувствуя предательское желание провести с Дэниэлом весь сегодняшний день.

— Думаешь, я впервые ввязываюсь в отношения с парнем? Да уж, детектив из тебя так себе, — Дэниэл посмотрел на Эйдена через отражение в зеркале и тот почувствовал себя будто бы пригвожденным к полу этими словами.

Действительно, а чего еще он ожидал? Что роза Дэниэла цвела исключительно для него? Дэниэл все еще был избалованным наследником богатой семьи, всегда получающим желаемое. И романтические отношения вряд ли были исключением. Дэниэл мог брать все, что он хочет, и, как он сам уже говорил однажды, никто никогда ему не возразит. Да и его непоколебимая уверенность во всем, что он делал с Эйденом, явно свидетельствовала о наличии опыта. Эйден ни разу после того происшествия на балконе общежития не видел и тени сомнения на лице Дэниэла, когда тот собирался поцеловать его или прикоснуться к нему, или вообще вот так вот забраться к нему в постель. Формально, естественно, Эйден не мог видеть этой ночью лица Дэниэла, но был уверен, что оно ничем не отличалось от привычного. Конечно, Эйден мог судить только по себе, но ему казалось, что первый опыт любых отношений, а особенно гомосексуальных — это обязательно что-то волнительное и ты никогда не будешь чувствовать себя так уверенно, ты будешь тщательно обдумывать каждый свой шаг и обязательно облажаешься хоть однажды. Дэниэл же очень уверенно вел происходящее между ними в желаемом направлении, при этом успевая заботиться, чтобы Эйдену было комфортно двигаться в заданном темпе. Эйден мог бы легко прийти к выводу о том, что для Дэниэла близость с парнем не впервой, если бы хоть немного подумал. Но думать о таком у него просто не было сил и времени.

Сейчас же он ощутил какой-то непонятный укол то ли ревности, то ли разочарования, то ли даже стыда за собственную наивность. Ему захотелось остаться одному и он начинал злиться на себя за эту тупость и за все то, что он чувствовал прямо сейчас. Это же так по-детски — расстраиваться, что у того, в кого ты влюблен, был кто-то до тебя. Это абсолютно естественный ход вещей, это не значит вообще ничего. Но он не мог избавиться от этого неприятно ворочающегося внутри него чувства, что он — еще одно мимолетное увлечение для Дэниэла, который в очередной раз просто получил желаемое и пойдет дальше как только наиграется с ним. Черт, он же знал, что нельзя было во все это ввязываться, он же изо всех сил старался этого избежать! Почему ничего не вышло? Он старался недостаточно сильно? Или он всегда на самом деле хотел провалиться с головой в это болото? Эйден поспешно вышел из поля зрения Дэниэла, который все еще стоял у зеркала, и плюхнулся на край кровати.

— Я все еще жду, когда ты свалишь из моей спальни, — проговорил он, стараясь подлить в голос изрядную порцию возмущения, но он все равно звучал как-то хрипло и разочарованно.

— Боже, ну что опять не так, Саммерсет? — Дэниэл последовал за ним и неожиданно опустился на корточки, положив руки на колени Эйдена, будто разговаривал с ребенком, — тебе точно семнадцать, а не тринадцать? Потому что ведешь себя иногда как малолетка. А я не собираюсь распинаться перед тобой и доказывать тебе твою исключительность.

— Мне и не надо ничего доказывать. Думаешь, меня вообще заботит хоть что-то из того, что ты говоришь? — выдавил из себя Эйден, посмотрев Дэниэлу в глаза и приподняв бровь, будто пытаясь продемонстрировать свое равнодушие.

— Радуйся, что у меня были парни до тебя, иначе все было бы раз в десять сложнее и примерно в пять раз дольше, — вкрадчиво и тихо проговорил Дэниэл, сжав колени Эйдена чуть крепче и снова вставая в полный рост.

Всего лишь на секунду запустив пальцы в волосы Эйдена и взъерошив их, Дэниэл вышел из его спальни, явно довольный собой. По крайней мере, так казалось Эйдену, который слишком живо до сих пор помнил ту нахальную улыбку, растянувшуюся на губах Дэниэла в ночь свадьбы Беллы. Едва услышав тихий стук закрывшейся двери, Эйден откинулся спиной на кровать и облегченно вздохнул. Его рука легла на низ живота, где бабочек было уже столько, что они не могли порхать или биться, они просто были напиханы туда как в консервную банку. «Хорошо, ладно, я скажу это. Я влюбился в Дэниэла. И что дальше?» — одними губами произнес он, чувствуя, как беспокойными волнами по телу растекается тепло. Кажется, он больше не способен здраво мыслить и вообще думать о чем-нибудь другом слишком долго. Он будто бы чувствовал какое-то недовольство самим собой, но вместе с тем ему нравилось то состояние, которое накрывало его рядом с Дэниэлом. Эйден понятия не имел, к чему все это может привести, но ему все больше и больше хотелось попробовать сдаться. В конце концов, если когда-нибудь и совершать ошибки, то именно сейчас, когда терять ему еще особо нечего.

После возвращения четверки на территорию Линденвуда жизнь Эйдена стала практически нормальной. Лекции перемешивались с вечеринками, Ники уже вовсю готовился к Хэллоуину и традиционному осеннему балу, проводившемуся университетом тридцатого октября каждый год со дня основания, Бруклин начала ходить на свидания со спортсменом-старшекурсником, чтобы потом, хихикая, рассказывать все подробности за чашкой чая или бутылкой сидра, скрестив ноги в позе лотоса. Было очевидно, что никакого особого интереса этот парень у нее не вызывал, но Эйден списывал ее желание продолжать с ним встречаться на ее потребность во внимании и эмоциях, которую она больше не могла закрывать флиртом с ним и перепалками по этому поводу с Дэниэлом. Выходные привычным образом проходили в компании близнецов и каждый раз, видя их, Эйден задумывался о том, как начать очередной разговор, на этот раз не о прошлом, а о настоящем. Но ему все никак не выпадало случая остаться с ними наедине, отчего в его голову даже закралась мысль, что Натан и Крис избегают его, что было бы более чем странно, окажись это правдой. Но, по мнению Эйдена, правда была в том, что близнецы не отказались бы провести время с ним, если бы он предложил, а он не предлагал просто потому, что не хотел разделять компанию, которая и так собиралась вместе всего лишь раз в неделю. И хоть он отдавал себе отчет в том, что отчасти всего лишь оттягивает неизбежный момент выведения на чистую воду, он предпочитал думать, что это не так. Слишком уж свежи были болезненные ощущения от прошлого раскрытия тайн.

А Дэниэл... Что ж, это была та самая причина, по которой Эйден добавлял слово «практически» перед словом «нормальная». Ведь разве может быть нормальной жизнь, в которой на тебя периодически набрасывается абсолютно непредсказуемый тип, и ты понятия не имеешь, сделает он тебе сейчас больно или приятно? Несмотря на то, что Эйдену казалось, будто между ними хоть что-то начинает налаживаться, Дэниэл все же периодически откатывался к тому состоянию, в котором был способен и на оскорбления, и даже на физическое насилие. В такие моменты Эйден обещал себе прекратить все это, но потом снова оказывался прижатым к стене и вовлеченным в поцелуй, от которого подкашивались колени, а кожа покрывалась мурашками. Ему хотелось бы знать, почему Дэниэл продолжает вести себя подобным образом, но когда он наконец-то осмелился спросить у него, в чем проблема, тот долго думал и так ничего и не ответил. Эйден видел, как иногда колеблется Дэниэл перед тем, как жадно прижать его к себе или холодно развернуться и уйти заниматься своими делами. В некоторые дни он вел себя так, будто между ними царит романтическая идиллия, в иные — будто Эйден его не привлекал никогда. Обнимая по ночам подушку, Эйден мог часами думать об этом, но всегда приходил только к одному выводу: Дэниэл мечется между въевшейся привычкой быть покорным сыном и своими собственными желаниями, идущими вразрез с планами отца на его жизнь. В одну из таких ночей Эйдену приснился полыхающий алым пламенем особняк Рэйвенов, льющийся с неба холодный ливень, неспособный потушить пожар, и сильные руки Дэниэла, обвивающие его сзади, пока его хриплый шепот убеждал его в том, что теперь-то они смогут переиграть все с начала.

Дни становились короче, ночи длиннее, а одежда многослойнее. Из университетской рутины и перманентной тревоги Эйдена вытаскивала неисчерпаемая энергия Ники, от которой хоть и приходилось иногда сбегать в библиотеку, чтобы провести время в тишине и одиночестве, но которая все же питала и оживляла его, не давая окончательно нырнуть в океан осенней хандры и апатии. Естественно, дело было совсем не в осени, но она своими непривычно мрачными красками явно лишь усугубляла беспокойство Эйдена. Он мог бы смириться со всеми висящими над ним вопросами и тайнами, но... Не мог. Пока странности и секреты семьи Рэйвен не касались его лично, ему было плевать, что они там прячут, но теперь, когда он эмоционально погряз в странных отношениях с Рэйвеном-младшим и с близнецами, которых, кажется, тоже можно было все это время называть Рэйвенами-младшими, его поглощала необходимость все прояснить. Одновременно с этим туман страха застилал его сознание, когда он думал о том, к каким последствиям может привести еще один серьезный разговор. Он не понимал, зачем всем понадобилось молчать о том, что Натан и Крис — родные дети Александра Рэйвена, когда он уже узнал всю правду об их прошлом и о своем с ними родстве. Либо этот факт настолько не имел значения, что никто не удосужился даже вскользь его упомянуть, либо...

— Дэниэл, — тихо позвал Эйден, ставя на паузу сериал, когда они остались в комнате общежития одни, пока Брук была на очередном свидании, а Ники заканчивал последние приготовления к осеннему балу с организационным комитетом.

— Стоп, что? Оказывается, ты все это время знал, как меня зовут? — Дэниэл, до этого сосредоточенно делавший какой-то доклад в своем ноутбуке, развернулся к Эйдену, удивленно подняв брови и насмешливо ухмыляясь.

— Заткнись. Я подумал, так ты быстрее отреагируешь. Кажется, не ошибся, — Эйден, который произнес его имя совершенно случайно, не успев до конца выбраться из своих мыслей, моментально выплюнул отговорку и вызывающе задрал подбородок, будто готовясь к перепалке, но тут же его опустил, когда понял, что Дэниэл молчит и ждет, когда он продолжит, — я хотел спросить тебя кое о чем.

— Хочешь пригласить меня на бал, Саммерсет? Прости, я бы с удовольствием, но я должен быть там с моей невестой, а не с любовником, — Дэниэл продолжал дразняще ухмыляться, положив подбородок на скрещенные на спинке стула пальцы рук. Его глаза хищно сузились, пока он с наслаждением наблюдал за тем, как непонимание и недоумение на лице Эйдена сменяются раздражением и возмущением.

— Да пошел ты! — Эйден, в первую секунду даже не понявший, о чем речь, и растерянно уставившийся на Дэниэла, негодующе подскочил с кровати, уже инстинктивно стремясь сбежать от неловкости и стыда, которые ощущал почти каждый раз, когда тот разрушал своими идиотскими репликами висящее между ними относительное спокойствие.

— Ладно, ладно, не обижайся. Я обязательно приглашу тебя хотя бы на один танец, — Дэниэл, практически не меняясь в лице, но будто бы старательно сдерживая смешок, встал из-за стола и подошел к Эйдену почти вплотную, — что ты хотел спросить, Саммерсет?

— Почему я не знал, что близнецы — твои кровные братья? — через несколько секунд молчания быстро спросил Эйден. Поначалу он думал выказать демонстративное возмущение подшучиваниями Дэниэла и уйти, но он и так слишком долго решался задать этот вопрос. Неизвестно, когда бы он набрался смелости в следующий раз.

Игривость и насмешка моментально спали с лица Дэниэла и он холодным затуманенным взглядом уставился куда-то за плечо Эйдена. Его рука, уже тянувшаяся, чтобы прикоснуться то ли к талии, то ли к бедру Эйдена, замерла и опустилась вдоль тела. Губы сжались в тонкую линию, а дыхание напряженно застыло. Пара мгновений и Дэниэл тяжело выдохнул теплый воздух и снова осмысленно посмотрел в лицо Эйдена, скорбно и серьезно.

— Потому что между нами нет ничего общего. Потому что я ненавижу, когда кто-то упоминает нашу связь, — Дэниэл медленно проговаривал слова, в его голосе слышалась закипающая ненависть, заставлявшая его немного подрагивать, — потому что мама была бы жива, не объявись они в нашей жизни.

— Прости, — быстро выпалил Эйден, осознав, что ненароком снова коснулся самой болезненной темы. Он осторожно дотронулся кончиками пальцев до ладони Дэниэла, вспомнив, какой чудодейственный эффект подобное прикосновение возымело в тот далекий день, проведенный подле Осени, но в этот раз Дэниэл не сжал его пальцы в ответ. Он передумал просить Дэниэла рассказать подробности и уже пожалел, что вообще спросил об этом именно его, когда Дэниэл, закрыв глаза и вздохнув, тихо продолжил.

— Мама была разбита, узнав, что у отца есть внебрачные дети. Она догадывалась, что на протяжении практически всего их брака у него кто-то был, но... — Дэниэл снова издал тихий вздох и опустился на край кровати, невидящим взглядом смотря на судорожно сцепленные на коленях пальцы, — она была уверена, что это был мужчина. Или даже мужчины. Ей было легче выносить такие измены, ведь тогда она не могла обвинить отца в том, что он не любит ее, или себя в том, что она недостаточно привлекательна. Это было постыдно для семьи, но она относилась к этому как к болезни. Но когда отец привел близнецов чуть ли не в канун Рождества и просто сообщил всем нам, что это его дети от другой женщины и теперь они будут жить с нами... Я не понимаю, почему он не мог просто выдумать какую-нибудь историю о брошенных двоюродных племянниках или типа того. Он знал, что так будет, и все равно привел их, все равно зачем-то рассказал правду семье, хотя за ее пределами правду не знает никто.

Голос Дэниэла сорвался на хрип и он надолго замолчал. Эйден молча сел рядом и с содроганием обдумывал каждое слово. Хуже потери родителей в раннем детстве только их потеря в сознательном возрасте да еще и по вине тех людей, с которыми ты вынужден продолжать делить жизнь и быт так, будто ничего не произошло. Так, как Эйден сейчас делит свою жизнь с убийцами своих собственных отца и матери. Его дыхание дрогнуло, когда он подумал о том, что близнецы продолжали нести смерть и дальше, не остановившись на «плохих людях», коими, по их мнению, являлись и их родители, и родители Эйдена. Они были словно дурное знамение, словно призрак неупокоенной души, являвшийся там, куда вот-вот придет смерть. Его глаза расширились, а ритм сердца сбился, когда он внезапно, ослепляющей вспышкой вспомнил о том, что в ночь первой студенческой вечеринки видел за окном, через крохотную щель между занавесками, близнецов, беседующих с Лиамом на крыльце общежития. Беседующих с тем, кто уже через час был зверски убит. Эйден не был суеверным, но теперь похолодел, думая о том, какие еще несчастья близнецы могут принести в его жизнь или в жизнь Дэниэла. Возможно, его мысли пошли бы еще дальше, возможно, он бы успел подумать о том, что, по версии Дэниэла, близнецы должны были в тот момент уже быть дома, но Дэниэл, даже не предполагавший, о чем может думать Эйден, снова тихо заговорил, притянув все его внимание на себя.

— Мама практически перестала показываться из своей спальни, перестала ездить на ипподром. Именно тогда я начал ухаживать за Осенью сам. Близнецы не казались плохими ни мне, ни Ники с Брук, но... У них был этот страшный секрет, который наша семья хранила тогда и хранит до сих пор. Но мама не могла молча хранить его, мама не могла даже смотреть на Натана с Крисом. Она заперлась у себя и однажды... — Дэниэл отвернулся и Эйден аккуратно придвинулся чуть ближе, коснувшись плечом его плеча и бедром его бедра, — однажды она просто не забрала завтрак, который Нора оставляла для нее у двери каждое утро. Отца не было дома, как и всегда. Я взял в его кабинете запасной ключ от ее спальни. Мне кажется, я чувствовал, что что-то случилось, потому что мне было так страшно, как никогда до этого и никогда после. Я боялся идти один, поэтому Ники и Брук пошли со мной. Мне было десять, а им всего девять, и мы никогда раньше не видели столько крови, хотя сейчас я понимаю, что ее было не так уж много. Я до сих пор вижу эти красные потеки на бортике ванны, эту розовую воду в ней и чувствую этот отвратительный запах. Отец говорил, что она не оставила записки, что она выбросила дневники, но я не верил, потому что мама всю жизнь что-то писала, говоря, что однажды, когда ее не станет, эти записи будут заменять мне ее. Я до сих пор не знаю, где они, хотя тысячу раз обыскивал отцовский кабинет и дома, и в офисе. Но записку я нашел почти сразу. Вернее, ее обрывки, которые смог собрать в целое. Там была всего одна строчка о том, что она не может жить рядом с чудовищами и не может принять то, что их породил мой отец. В тот день он в первый и единственный раз избил меня, но этого хватило, чтобы раз и навсегда вбить мне в голову ценности нашей семьи.

Дэниэл поднял на Эйдена абсолютно ледяной взгляд, без тени сожаления или скорби, которая была в его глазах всего несколько минут назад. Он взял Эйдена за руку и запустил его пальцы в свои волосы чуть выше виска. Эйден коснулся теплой кожи у корней волос и почти сразу нащупал кривой, но практически рассосавшийся рубец, который в прошлом явно был медицинским швом. Он провел кончиками пальцев от более широкого его края к сужающемуся и практически исчезнувшему противоположному. Он ощутил, как горечь подступила к горлу, и не мог сказать ничего. Он мог только смотреть в эти серые, будто заволоченные дымом, глаза, которые бесстрастно смотрели в ответ. Эйден не убирал руку, хотя Дэниэл уже давно ее отпустил.

— Углы массивных столов из цельного дерева по спецзаказу отлично умеют объяснять, кто прав и кому следует подчиняться, — произнес Дэниэл с усмешкой, будто его позабавило шокированное выражение лица Эйдена, — прекрати так смотреть, Саммерсет.

Эйден поспешно опустил взгляд, борясь с желанием прижаться к Дэниэлу и попытаться таким образом забрать часть его чувств себе. Они не так часто разговаривали о по-настоящему серьезных и важных вещах, но каждый такой разговор необратимо углублял привязанность, возникающую между ними, ведь Эйден все больше понимал Дэниэла, а Дэниэл все больше доверял Эйдену. Эйдену казалось, что стоит сказать хоть что-нибудь, опять, в очередной раз, но, как и всегда, подходящих слов не находилось. Он медленно провел пальцами от виска Дэниэла вниз к его шее, остановившись на том месте, где настойчиво бился пульс. Не нужно было быть врачом, чтобы сказать, что едва заметные толчки артерии на шее Дэниэла были слишком частыми. Он подался вперед и прижался лбом ко лбу Эйдена, дыша чуть быстрее обычного. Эйден закрыл глаза, прислушиваясь к этому тихому шелестящему звуку.

— Так ты подаришь мне хоть один танец, если я тебя приглашу? — мягкий настойчивый шепот с этой невероятно привычной сладкой насмешкой влажным теплом коснулся лица Эйдена и он едва сдержал тихий возбужденный стон, рвущийся из самого ноющего сердца. Ему нравилось, как высокопарно иногда разговаривает Дэниэл, ему нравилось даже то, как тот изысканно подбирал ругательства, никогда не используя привычные Эйдену просторечные выражения. Ему казалось, что он ненавидит этих напыщенных аристократов, но сейчас он был едва способен сопротивляться одному из них, да ему и не особо хотелось, если честно. Он позволил Дэниэлу сменить тему, понимая, что тот и так рассказал слишком много и слишком личное.

— Я не умею танцевать, Рэйвен, — почти неслышно выдохнул Эйден, чувствуя, как его дыхание на полпути смешивается с дыханием Дэниэла, — опозорю всю твою семью.

— Я научу тебя, в этом нет ничего сложного, — губы Дэниэла практически касались губ Эйдена и тот жадно разомкнул их, чувствуя на них жар еще не случившегося поцелуя. Сердце стучало так оглушительно громко, каждым ударом будто сотрясая всю комнату. Пульс Дэниэла под кончиками пальцев бился так, что вызывал легкое гудение по всей ладони. Знакомый запах влажного хвойного леса и дорогой выделанной кожи заставлял кружиться то ли голову, то ли весь мир вокруг. Через пару минут после поцелуя Эйден опять ощутит неловкость и стыд, опять скажет Дэниэлу идти заниматься своими делами и не трогать его, опять вызовет у него этим лишь тихий смешок, но во время поцелуя реальность вокруг них обоих размажется и перестанет существовать, оставив лишь чувства и ощущения.

❤️Следующая глава выйдет 10 июля🖤

Ну вы уже знаете. Подпишитесь на тгк по ссылке в описании профиля и следите за всякими штучками, порадуйте автора.