— У тебя на первом этаже все окна выбиты, — сказала Леа, которая вновь забралась ко мне в окно, чтобы разбудить меня.

Я устало открыл глаза, не понимая до конца, что тут происходит. За окном еще было довольно мрачно. На электронных часах с бирюзовой подсветкой было 4:56 am. 

— Что ты тут делаешь? — хриплым голосом спросил я, оперевшись на локти, чтобы лучше разглядеть Лею, которая сидела на подоконнике. — Подожди, а как ты сюда залезла? — я опять открыл глаза и оказался в сидячем положении, словно мне приснился страшный сон и я очнулся в холодном поту.

— Окно было открыто.

— Я понимаю, а залезла ты... Блин, у меня голова просто раскалывается... Что происходит... — раздраженно выпалил я, прикрывая лицо ладонями.

Через секунду она уже была со мной под одним одеялом. В этот раз на ней было какое-то длинное, хлопковое платье молочного цвета с рюшками, будто ночное одеяние девушки из восемнадцатого века, а на шее красовался тонкий, такого же молочного цвета, шарф (или платок), которым она еще укрыла голову и спрятала длинные волосы.

— Зачем ты тут? — спросил я, и понял, что прозвучало это как-то грубо. Если учесть то, что я всегда рад её видеть.

— Не спалось просто, я решила покататься на машине, так уж получилось, что проезжала мимо твоего дома, решила зайти. Я уже час в твоей комнате сижу. Ты так прикольно спишь. Кстати, ты добавил немного голубой краски на розовую часть волос. Очень круто, выглядит как сахарная вата, так и хочется зубами оторвать немного, — сказала Леа, накручивая прядь моей челки на свой тонкий палец.

— Ну да... Прикольно, - смущенно ответил я, не зная, что еще сказать.

— Как дела? Смотрю твои родители уехали...

— Ага. Они на две недели в Лондон поехали, хотели взять меня с собой, но я отказался. Все равно там делать нечего, — ответил я.

— Я бы на твоем месте поехала. Делать нечего именно тут, — задумчиво сказала Леа.

— Тут есть ты, а в Лондоне тебя нет, — ответил я, и тут же пожалел об этом. Зачем? Просто, зачем?

Она с усмешкой и непониманием посмотрела на меня, а затем отрицательно покачала головой.

— И правда...

— Что я могу сделать, если это мои чувства? Я не в состоянии их контролировать, к тому же ты сама всегда целуешь и обнимаешь меня. Вот даже сейчас, зачем ты пришла? Ты же знаешь о том, как я тебя люблю, и ты просто продолжаешь издеваться надо мной. Это жестокость, — привстав с кровати выпалил я.

Лицо ее стало серьезным и в то же время грустным.

— Перестанем общаться?

Я был в шоке от ее слов. Нет, мы не можем перестать общаться, я сразу потеряю смысл жизни.

— Нет, пожалуйста прости, я не это подразумевал, я хотел сказать, что...

— Дело не в тебе. Я сгораю, — она оборвала меня на полуслове.

— Что значит "сгораю"? — непонимающе спросил я.

— Ничего, ложись обратно.

Я не сказал ни слова и опять лег в кровать.

— Теперь мне не до сна... — устало выдохнул я.

— А я вчера подала документы в колледж, — сказала она.

— И как?

— Не приняли, — улыбнувшись прошептала она, смотря пустым взглядом в потолок.

— Почему так? — спросил я, слегка приподнявшись на локоть. Я знал, что Леа хорошо училась. Она разбиралась в литературе, искусстве, и философии, знала историю и религию, астрономию и культуры многих стран.

— Просто слишком много желающих. Моих знаний недостаточно. Им нужны грамоты, дипломы, сертификаты, справки, награды и прочее. У меня этого нет, — вздохнув ответила она и посмотрела на меня.

— Сильно расстроилась? — спросил я.

— Уже все равно. Мне и не нужно было. Просто хотелось немного скрасить свои дни. Я ведь всегда нахожусь дома. Раньше хоть цветы развозила, а в это время года цветов нет, соответственно и заказов нет. Сад тоже мертв. Давно так холодно не было, но мне это нравится. Что-то в холоде умирает, а что-то немного оживает. Так странно создан этот мир. Нико все время что-то читает, все время думает, ему не до меня. Я сижу в комнате и пытаюсь себя развлечь. Кажется я прочитала все 795 книг, что находятся у нас в доме. Обрисовала акварелью все стеклянные вазы, тарелки и стаканы. Я больше не играю на фортепиано, оно окончательно перестало звучать. Нет, оно конечно звучит, но ты бы слышал как омерзительно. Нико передвинул его в подвал. Я пыталась помочь, но он попросил позвать соседей мужского пола. Вот забавный, он забыл, что у нас нет соседей. Посмеялся над своей же ошибкой и сдвинул без помощи. Иногда я зову его посмотреть со мной кино, но он говорит, что устал. Все время хочет спать. Уходит в свою комнату, ложится на кровать и смотрит в потолок. Боюсь, что он приболел. Печаль ведь тоже болезнь, — она усмехнулась, а взгляд ее был направлен в потолок.

Я сначала помолчал, обдумывая все, что сказала Леа, а потом заговорил.

— Так приходи ко мне, когда скучно.

Она посмотрела на меня.

— Лучше ты приходи. Так справедливее будет, — сказала она, словно в комнате помимо нас кто-то спал.

Я лишь промолчал, в мыслях соглашаясь с ней. Пусть даже все, что она говорила казалось мне странным.

— Может тебе кофе сделать? — решил спросить я, видя, что спать ей не особо хочется, но и бодрой она уже не выглядит.

— Да, пожалуйста. Можно я покачаюсь в том плетеном кресле на крыльце вашего дома? — спросила она.

— Конечно. Возьми одеяло, а то там прохладно, — я стащил с кровати мое темно-синее огромное одеяло и протянул его Лее.

— А можно что-нибудь тоньше? Боюсь, что мне будет слишком тепло.

Я подошел к комоду и вытащил из самого нижнего ящика какую-то светлую простыню.

— Ты уверена, что тебе не будет холодно? — вновь спросил я.

— Да, это просто идеально, — ответила Леа, беря ткань из моих рук.

Она ушла так быстро, что я и не успел оглянуться. Спустившись на кухню, я начал делать кофе, который всегда получался у меня достаточно приятным и крепким.

Леа сидела в подвесном кресле и слегла раскачивала его, тихо напевая Asleep. Вроде и спокойно, но и тревожно-грустно как-то.

Наконец кофе был готов, и разлив в цветные чашки, я вынес его на крыльцо.

Леа взяла одну и кивнула в знак благодарности. Я присел рядом и она поделилась со мной одеялом.

Мы сидели очень тихо. Было слышно лишь ветер, который гонял по асфальту сухие листья. Солнце еще не взошло, но было уже светло. Ни в одном доме еще не началась жизнь. Ни одной машины не проехало. Все на свете было поглощено глубоким сном. Да и мы в какой-то степени спали. Спали с открытыми глазами. Иронично.

— Грустишь? — вновь спросил я. Мне не хотелось раздражать ее своими тупыми разговорами, но Боже, я же вижу, что она словно мертва. Бывают люди без эмоций. Нет их и все. И никому от этого не холодно, не жарко. А бывают люди, отсутствие эмоций которых порождает тоску. Именно такой было ее отсутствие эмоций. Оно убивало. Сжирало по началу ее, а потом и окружающих ее людей.

— Нет, — ответила она.

— Ты всегда такая, — расстроено покачав головой сказал я, и отхлебнул немного горячего кофе.

— Да. Это не значит, что мне грустно.

— И что же это значит?

— Да ничего это не значит. Это не имеет смысла, как и все в этом мире, — она выглядела слегка раздраженной, но все еще усталой.

Впервые я заметил за собой излишнюю чувствительность и обидчивость. Мне не нравилось, когда она разговаривала в таком тоне. Я чувствовал себя ущербным.

Не сказав ни слова, я продолжил молча пить кофе и смотреть на пустынную улицу, летающие листья и пакет.

— Я не особо удалась в этом мире, — наконец-то Леа заговорила, но я молчал. — Я урод, просто урод, — вздохнула она. Это становилось невыносимым.

— Да ладно. Ты красивая.

Она усмехнулась.

— Я не об этом. Внешняя красота ничего не значит. Урод - это моя душа. Если бы она отделилась от моего тела, то детей перед сном запугивали бы именно ей, — она улыбнулась.

Я закатил глаза.

— Не думаю, что ты плохой человек... — скептически ответил я.

— Опять же, я не сказала, что я плохая. Уродом может быть и хороший человек. Уродство - это своего рода болезнь. Но я не смогу растолковать тебе подробнее. Я просто морально недееспособная. Мне тяжело жить в этом мире. Поэтому я живу отдельно от всех с самым добрым человеком, у которого самый тихий голос, в этом небольшом доме у озера с маленьким тихим садиком, где по ночам поют цикады и летают светлячки. Это не то, что я когда-то хотела, но большего я не заслуживаю. И я благодарна тому, что я имею, — на момент она замолчала, — А ведь если бы я вышла из этого тела, то могла бы гастролировать с бродячим цирком уродов. Freak Show, — она рассмеялась от своих слов.

Я грустно улыбнулся, а потом добавил, — И с тобой были бы карлики, красивая женщина с двумя головами, акробат с разорванным ртом, одноглазый клоун и многие другие...

— Крылатая баба, мужчина у которого четыре руки и парочка устрашающих зверей, — сказала Леа.

Мы вдвоем рассмеялись, хотя в этом ведь и не было ничего смешного.

А затем вновь наступило молчание. В этот раз оно не было наполнено неловкостью и обидой. Уютное и сонное.

Люди постепенно стали выходить из своих маленьких домиков пастельных тонов. Дети собирались в школу, родители на работу, кто-то выходил гулять с собакой, активные старики начинали регулярную пробежку с утра, а те, кто более пассивный или не имеет никаких сил, просто выходили посидеть на крыльце в кресле-качалке и почитать новую газету, которую десять минут назад бросил под дверь почтальон на велике.

— Жизнь красивая, — улыбнувшись сказала Леа.

Я согласился с ней.