- Не догонишь, - крикнула Аня, побежав вдоль по аллее, постоянно оглядываясь на Мирона, стоявшего на месте, спрятав руки в карманы её любимых белых джинс.

- Осторожно, - ответил мужчина, - Поребрик.

Кто его послушал? Правильно, все, кроме девушки, которая с визгом поросенка завалилась в газонную траву, споткнувшись о бордюр, содрав в очередной раз многострадальное колено и запачкав футболку. Федоров вздохнул, взглянув сначала на часы - потом на блондинку, начавшую хныкать, сидя на земле.

- Ну, как, побегала? - спросил он, присев напротив нее на корточки. - Размялась перед концертом? Киреева, что ты вообще творишь?

В любом случае, Янович прощал ей идиотские выходки, странное поведение, исполнял любые прихоти, которые она озвучивала, старался защищать от всего, потому что Аня, блять, маленькая и беспомощная, но не может это признать, потому что у нее из рук выпадает молоток, не хватает сил ответить тем, кто как-то ее обзывает и просто внутри нее сидит ребенок с огромными серо-голубыми глазками, полными слез.

- И что ты смотришь на меня, шиншилла? - произнес Мирон, услышав, как девушка начала тихонько пыхтеть, потянув к нему ручки. - На ручки хочешь? - ответом послужил кивок. - Иди к папочке, малышка.

А ей внезапно стало стыдно за постоянную хуйню, которую блондинка творила все время: то хотела улететь, то вела себя, как непонятно что, то решила вообще убежать - у нее начали краснеть надутые щеки, а фонтан из слез снова начал функционировать.

- Так, что случилось? - спросил мужчина, взглянув на нее. - Чего ты так активно пытаешься убедить меня в том, что ты сбежала с Петергофа. Алло, тут нашелся пропавший фонтанчик, но я вам его не отдам, потому что он мне нравится, и у вас на него документов нет.

- Я добровольно сдамся властям, - пробурчала Киреева, уткнувшись ему в плечо носом.

- Ага, кто тебе даст? - усмехнулся Федоров, посадив ее в такси. - На тот же адрес, пожалуйста. Все, успокаивайся. В отеле тебя ждет Рома, можешь повисеть на нем, но не сломай только.

- Зачем ты меня забрал? - выдавила из себя она.

- Потому что ты в любом случае будешь в первом ряду, - ответил он. - Если, блять, нужно будет, я тебя на руках вынесу, поставлю и уйду после охуевшие взгляды. Мы туда утром приезжаем, разгружаем мерч, заканчиваем все и запускаем народ. Ты уже будешь сидеть на траве на толстовке, потому что вечером будет холодно, и жопу себе запачкаешь землей.

- Я хочу в Питер, - прошептала Аня, начав перебирать пальцы.

- Добрый вечер, я - диспетчер, - всплеснул руками Мирон, - Ты ж мое горе любимое... Иди ко мне. Я - твой Питер.

Девушка завалилась на него, тыкнув пальчиком на разодранную коленку.

- А это у тебя мозгов нет, - ответил мужчина, - Я могу подарить тебе наколенники и налокотники от роликов. Шлем у тебя есть.

- Я не настолько маленькая и тупая, чтобы наряжать меня во всякую хрень, - сказала блондинка.

- Не буди во мне зверя, - вздохнул Федоров, - А то специально сделаю именно то, чего ты не хочешь.

За окном проплывала яркая Москва, пока Киреева медленно засыпала, облокотившись на Яновича. Переночевала в парке, ага, конечно.

- Жизнь - это кома, я скоро проснусь, - прошептал ей на ухо он, - Жизнь - это кома, я скоро проснусь.

А у него странное чувство неполного дежавю: в начале лета он вез ее, сонную и уставшую, домой с больной ногой, напевая колыбельную - сейчас едет по столице, шепчет стереокому и по-прежнему любит сжавшийся комочек рядом, схвативший его за руку.

- Куда ведет портал? И почему к нему душа льнет?

Он собрал Олимпийский, построил Империю, задал слишком высокую планку всей индустрии - теперь может хвалиться и называть себя "красавчик". Перед ним бьют челом журналисты, перед ним открылись двери Олимпа, а Мирон стоит в гордом и жрущем изнутри одиночество, оглядываясь по сторонам. Смотрите, блять, в оба, когда оказывается на вершине, даже если вы там один. Слышны крики фанатов, перед глазами мелькают лица, бит в ушах перемешивается с голосами друзей, знакомых, физиономии сменяются экраном телефона с постами в сети, пальцы сначала держат ручку - потом стучат по клавиатуре макбука, но Федоров все еще наедине с собой: сидит на ступеньках, игнорирует любые просьбы войти во дворец, и пялится в пустоту перед ним. Авось чувак на лодочке из Ада мимо проплывет, да заберет его с собой, в его последний трип.

- Приехали, - тихо проговорил водитель, затормозив у входа в отель.

- Спасибо, - кивнул он, выходя из машины и забирая с собой спящую Аню.

Умаялась бедненькая. Конечно, бегать по парку, очень быстро заканчивать все дела на работе, ехать в аэропорт, а потом еще бродить какое-то время по Москве - вещь весьма выматывающая - только у Мирона день был еще труднее и длиннее, чем можно даже подумать.

- Здаро... - вскрикнул Рома, увидев на пороге номера мужчину. - Она маленькая.

- Да, я в курсе, - прошептал Федоров, толкнув дверь в спальню. - Две минуты.

- Вернулся? - спросила Женя, оказавшись на пороге номера.

- Да, - кивнул Худяков, - Сейчас вернется. Рощев, оторвись от телефона. Ты только что проебал появление имперской святыни.

- Я видел ее в инсте, спорил с ней в твиттере по поводу фанфиков, - вздохнул Денис, - Поэтому я ничего не пропустил.

- Ума палата, блять, да ключ потерян, - проговорил Янович, прикрывая двери. - Жень, в Питере есть кроссы тридцать шестого размера женские в Рибок? Ходит в лохмотье каком-то.

- Да, почему им там не быть? - ответила девушка. - У тебя телефон звонит.

- Это не у меня, - вздохнул он, поставив обувь в прихожей и достав телефон Ани из кармана. - Пошел нахуй, Дима. Локич, к тебе просьба. Если дотянешься до нее завтра на концерте, пожми ребенку руку. Ты - ее кумир.

- Вообще без проблем, - усмехнулся Худяков. - Все будет в лучшем виде, ваша светлость.

- Пиздуй отсюда, - кивнул головой на дверь Мирон. - Рощев, алло, тебе тоже пора спать. Давай, заканчивай свои дела и на боковую.

- Устал? - спросила Муродшоева, сняв с него капюшон.

- Скажешь, - начал мужчина, - Зачем я поехал, могла бы и сама, если бы захотела...

- Нет, не скажу, - пожала плечами она. - Я все давно уже поняла, потому что... Впрочем, ты сам все знаешь и видишь. Иди спать. Завтра рано вставать, и день будет тяжелым.

- Мне уже стало легче, - кивнул Федоров. - Мы справимся, Женя, у нас другого выхода.

- Ты-то точно должен разъебать, - проговорила она. - У тебя есть свой главный и самый злой критик, который сейчас спит на кровати, свернувшись клубочком. Иди, отдыхай.