Спать на шезлонге было плохой идеей, по крайней мере, Мирон понял это утром, часов в девять, когда успел ночью перенести Аню, уснувшую на лавке в её комнату, и вернулся на свое законное место под ночным небом. А еще пить нужно было вчера меньше, на литр меньше точно, чтобы сейчас хоть немного понимать, почему он спит на улице, и кто такой Дима, которого мужчина не забыл полностью, но и не запомнил до конца. Девушка выглядела немного лучше: не так опухла, как самый важный голубь на шезлонге в коконе из одеял, видимо, не ощущала такой же сильный дискомфорт при каждом движении головы и мыслительном процессе. Блондинка шла к нему в чистом спортивном костюме - Федоров внезапно понял, что спит в том, в чем вчера или уже сегодня рухнул в клумбу.

- Просто утро, - сказала Киреева, держа в руках бутылку воды и чашку. - Кофе с коньяком и минералка.

Янович открыл один глаз, зашевелившись в своем коконе и высунув одну руку.

- Воду дай, пожалуйста, - прохрипел он, приложив бутылку ко лбу. - А кто такой Дима?

- Какой Дима? - удивилась девушка.

- Который тебе вчера звонил и был около твоего дома, - объяснил Мирон.

- А почему с ним говорил ты, а не я? - спросила Аня.

- Ты сама попросила меня это сделать, - продолжил мужчина, слыша скрип шезлонга. - Сидеть! Блять, как же голова болит. Вопрос остается. Кто такой Дима?

- Мой партнер с танцев, - выдохнула блондинка. - Он иногда ко мне заходит.

- Но вы, видимо, слишком заняты, чтобы он прибил тебе полки, починил кран и наточил ножи, ясно, - проговорил Федоров. - Как же я раньше не додумался? Ай, сука.

- Мы не спим с ним, - отрезала Киреева.

- Ну, понятное дело, что вы не спите. Я ж сказал, что вы заняты совершенно другим делом, - согласился Янович.

- Хорошо, мы не трахаемся, так понятней? - продолжила она.

- Конечно, - хмыкнул Мирон, - Вы занимаетесь любовью.

- Да с чего ты взял? - крикнула Аня. - Вот какого лешего ты так решил?

- У меня всю ночь вибрировал твой телефон, - спокойно проговорил мужчина, открыв второй глаза и сев на шезлонге, - Я хотел отключить звук, но увидел, кто тебе пишет. Твой любимый Дима. Зайка, кошечка, птичка. Совет да любовь, как говорится. Перекрестил бы, да руки в тепле - доставать ради такого не очень хочется.

- Тебя постоянно качает с одной стороны в другую? - спросила блондинка. - У тебя реально какое-то раздвоение личности, а не биполярное расстройство.

- А у тебя раздвоение предпочтений, - произнес Федоров, скинув одеяла и забрав бутылку воды, - Танцоры, дети депутатов, ребятки постарше, программисты. Ты отлично устроилась.

- Ты ревнуешь меня? - вздернула бровь девушка.

- Больно надо тратить свои нервы на тебя, - хмыкнул он, протягивая ей телефон и направляясь к дому. - А это банальная констатация факта на основе выводов, сделанных мною. Мнение со стороны никому не помешает, сама говорила.

Киреева забрала мобильный, открыв недавние сообщения, когда он скрылся за входными дверьми, нажала на кнопку блокировки: все было так, как и сказал Янович, хотя врать у него не было никакого мотива. Единственное, что она помнила со вчерашнего вечера - его улыбка. Редкая, как солнце в Питере, яркая, как наряд городского сумасшедшего, и дарящая какое-то особенное тепло, как старый свитер, побитый молью, любимый плед с детства или шерстяные носки, связанные бабушкой, потому что Мирон был домашним. Таким тихим Оксимироном, читающим книги на кухне, если появлялось время, любящий свою команду злых голубей, пьющий кофе и днем, и ночью - мужчина был и самым обычным, и пиздец каким редким одновременно.

- Что ты с ней сделал? - спросила Женя. - Она к тебе с хорошим настроением шла, а сейчас сидит, как будто ты ее обматерил с ног до головы.

- Я просто рассказал ей то, что было вчера, - ответил Федоров. - Про Диму, который так настойчиво добивается её внимания.

- Зачем? - выдохнула девушка. - Тебе так нравится портить всем жизнь правдой?

Люди никогда не любили истину, в которую их тыкают носом: она никому не нужна, поэтому и сидит на празднике жизни в углу, от её взгляда уворачивается кучка понтов, а ложь, находясь в центре внимание, потирает руки, ведь именно она сегодня правит балом. Правду никто не будет любить, даже если она станет невероятно красивой: её слова режут по живому, взгляд заставляет дрожь пробежать по телу, а прикосновения холодны, словно касания смерти.

- Кто-то должен это делать, - усмехнулся Янович, наблюдая за Аней, складывающей одеяла не улице, - Кто-то должен быть ответственным за разрушенные иллюзии и мечты.

- Чужих карьер тебе мало? - поинтересовалась Женя. - Или захотел попасть на следующий уровень, дабы минусы в карму на следующую жизнь пошли?

- А почему бы и нет? - сказал он. - Все равно мы умрем - так меня хоть запомнят.

- Тебя и так все будут помнить, - хмыкнула девушка, - А её ты просто ревнуешь и любишь. Крылья сложи, орел, и перестань выёбываться.

- Я, к твоему сведению, веду себя нормально, - парировал Мирон.

- Вчера ты был собой, а сейчас, - проговорила Муродшоева, запнувшись, - Сейчас ты...

- Образ под названием "Оксимирон", - закончил мужчина. - Я понял.

Федоров вышел на улицу, глядя на то, как Ваня заливает ему в бак бензин.

- Мы вчера у тебя его отсосали, - крикнул парень.

- Ты, я вижу, аж два раза, - усмехнулся он. - Аня...

- Да, ты придумал еще что-то? - спросила девушка. - Или так, постоять рядом пришел? А может расскажешь мне, какая я хуевая?

- Нет, - спокойно сказал Янович, - Давай одеяла и иди собирай шмотки. Мы скоро уезжаем.

- Будешь делать вид, что ничего не говорил? - проговорила блондинка.

- Нет, ты просто знаешь, что в некоторых моментах я-то прав, - пожал плечами он.

- Только в том, что мое окружение - это те, кого ты назвал, - нахмурилась Киреева, - А Дима просто ничего не умеет. Конфликт исчерпан?

- Еще час назад, - хмыкнул Мирон. - Давай! Руки в ноги и пошла! Я не хочу в полночь вернуться домой.