Великое чувство то, которое идёт от чистого сердца, будь хоть это любовь или ненависть. Проходили столетия, дни сменялись ночами, но людям так и не удалось понять одно: когда что-то приобретаешь, приходится чем-то жертвовать.
В восемь лет, время, полное волшебства, родители подарили мне щенка. Он был чудесным: окраска бело-чёрная, ушки мягкие, оттопыренные, носик влажный, чёрненький. Пёсик был таким маленьким и от него пахло молоком; всегда было приятно держать его в руках. Любовь с первого взгляда? Да, верю в это, ибо наша с ним дружба продлилась хоть и недолго, зато незабываемо. Чупа, так мы решили прозвать щенка, напоминал мне сильного льва, который при любых обстоятельствах готов был защищать свою семью; мой маленький защитник всегда вырывался вперёд при виде опасности, даже если мимо пролетала стрекоза, все равно бежал на помощь. Он наклонял голову вниз, неуклюже шагал вперёд и как маленький медвежонок размахивал передними лапками, стараясь поймать своего соперника. Так никто и никогда не оберегал меня. Однако вскоре Чупу увезли на ферму к моей бабушке, где он проживает нескучную жизнь, в которой пёс делает своё любимое дело — охраняет, но на сей раз не меня, а стадо неуклюжих овец. Я безумно скучаю по Чупе; он был мне не просто домашним питомцем, он был моим лучшим другом, всегда готовым помочь, утешить и обслюнявить щеки. К чему это я? Да, точно. Мне пришлось отдать Чупу потому, что у сестры аллергия на собак. Пожертвовать лучшим другом ради здоровья родного человека. Это так несправедливо, ибо люблю я их одинаково.
Каждая потеря для меня как самый сильный ожог на сердце. Невозможно молчать или игнорировать эту пустоту, в которой слышно собственное эхо. У меня есть Алекс, однако нет Рокси. Но почему?!
Бывали ли у вас чувство, когда любое лишнее слово или движение подталкивает вас на истерику? Слезы, напоминавшие водопад Анхель, буквально извергаются из глаз, в сопровождение конвульсий. У меня было. Практически всегда, когда кто-то причиняет мне боль. Моя жизнь — огромный хрустальный шар, который летит с верхней полки комода прямо на пол, готовясь встретиться лицом к лицу со своей неминуемой кончиной. Когда, тем временем я, сижу, сложив руки на коленках и наблюдаю за адской картиной вокруг себя. Красотища!
Переступив через своё упрямство, я стою прямо перед дверью дома Рокси, на котором висит милая табличка с надписью: «Пусть огонь в сердце каждого горит пламенем счастья». И все же, мне не хватает смелости и решительности, чтобы позвонить в звонок, а затем поднять взор на лицо подруги и услышать то, что меня тревожит каждую секунду. Потому, ноги вросли в крыльцо, не позволяя сделать лишнего шагу.
Вокруг тишина, лишь шум изредка проезжающих машин отвлекал от мыслей сбежать прочь отсюда, куда глаза глядят. Небо усыпано тысячами, а то и больше, облаками, быстро плывущими по небу, пряча от людей греющее солнце. Над клумбами с разноцветными цветами порхают мотыльки и осы, которые мысленно перенесли меня на ферму бабушки; и как будто сейчас, в этот самый миг, я лежу на сеновале, прикрыв веки и раскинув руки в стороны, наслаждаюсь дуновением чистого воздуха, ветра и запахом свежеиспечённого пирога. А рядом со мной лежит мой Чупа, высунувший язык со рта, он тяжело дышит мне прямо в ухо, ещё больше заставив ощутить ностальгию по минувшим годам. Становится легче, сразу забываются все тягости жизни и вновь хочется начать все с чистого листа, отпустив прошлое. Но приходится вернуться в реальность, где я прохлаждаюсь напротив деревянной двери дома Феррисов. Этот огромный дворец стал мне самым неприятным местом, насылающий ужас и отталкивающее воздействие. Дом хоть и был милым: большие белые окна, задёрнутые шторами, балкон с цветами и старым шезлонгом, ссыпающаяся штукатурка, сулившая небольшой косметический ремонт и немного ржавая лампада XIX века, которая была прикреплена к стенке около двери, существовала скорее для украшения, нежели для освещения улицы. Мне понадобилось минут шесть, чтобы составить ряд вопросов для Рокси и разобраться в её обиде, стараясь найти логический выход из этой ситуации. Выдохнув из себя страх, протерев очки своей кофтой, я легонько надавила указательным пальцем по чёрной кнопочке, которая подала сигнал, напоминавший щебетание птиц. Сердце задрожало и замерло подобно трусливому зайцу, прячущемуся от голодного серого волка. Дверь отворилась, и на пороге появилась Рокси в домашней одежде и с мобильником в руках. Судя по её удивленным глазам, она меня не ожидала застать, как гром среди ясного неба. Её рука отключила сотовый телефон и спрятала его в карман спортивных штанов, которые были ей велики. И вот снова эта улыбка, говорящая «вежливо сплавить и остаться друзьями». Как же бесит.
— Кит? — уголок её пухлых губ дрогнул в легкой ухмылке. — Ты принесла мне конспекты?
Было ожидаемым то, что девушка подумает именно это, ведь сегодня она не пришла в школу по каким-то неизвестным никому причинам. Сейчас, заметив её размякший вид, можно понять, что подруга заболела, тем более, если вспомнить вчерашние слюни на моих очках, вправе так думать. Я поправила на плече тяжёлый рюкзак, а затем застыла замертво.
— Не угадала. Я здесь не из-за домашнего задания, а чтобы поговорить с тобой.
Рокси хмыкнула и поиграла бровями. Она облокотилась левым плечом на косяк двери, и это дало мне понять, что девушка вынуждена говорить, хоть и скрывает свою неохоту к предстоящему общению.
— Кит, давай обо всем забудем, ладно?
— Нет, — отказалась я, — мне интересно знать, что тебя так разозлило. Почему ты против того, чтобы мы с Алом были парой? Рокси, ты мне подруга?
Она опустила глаза в пол.
—...Да, — с паузой ответила девушка, играясь с пальцами рук.
— Тогда объяснись.
Тишина. Черноволосая, словно набрав воды в рот, молчит, заставляя панике подобраться ближе. Однако я терпеливо жду ответов.
— Просто... Ты не можешь с ним общаться! — неожиданно для нас обеих вскрикнула она, приведя меня в ступор. У неё что, от температуры голову снесло? Что значит не могу? От чего-то резко стало дурно, ярость впустила в меня острые когти, и я готова была поддаться ей, ибо все слишком накипело. Нет ничего ужасней ярости, ну, кроме ярости вспыльчивой девушки.
— Ч-что?
Рокси сложив губы в невидимую полосу, откинула голову назад, как будто я успела ей надоесть и тяжело выдохнула через рот.
— Алекс... — девушка внезапно отступилась, перебив свою речь. — Он... ну это...
И тут я, кажется, все поняла. Расставила книжки по полочкам, так сказать. Затаив дыхание, я чувством спрашиваю:
— Рокси... тебе нравится Ал?
В груди замерло сердце, а в венах застыла кровь. Все вокруг потеряло значение и стало каким-то чужим, незнакомым. Мне стремительно захотелось уносить из этого дома ноги. Бежать сломя голову вперёд, наплевав на дорожные правила безопасности. Вообще-то, я жаждала несчастного случая, чтобы убраться прочь из всей этой суеты.
Рокси смотрит на меня непонятным взглядом то ли полного сожаления, то ли удивления, нельзя было точно знать. Это как загадка, отгадку которой придумывает сам автор — нам никогда не понять. Минуты проходили так медленно, будто часы решили мстить людям за разбазаривание драгоценного времени. Рокси, наконец-то, приоткрыла рот, напрягая силы, чтобы что-то сказать. А сердце все чаще и чаще бьется, сотрясая грудную клетку.
— Что-о?! — сперва удивилась, а потом побледнела подруга. Она ненадолго замолчала, затем продолжила. — Да, нравится.
Вот и все. Конец настал. Что может быть хуже этого? Что? И опять-таки, жертвовать дружбой ради любви или любовь во имя дружбы? Почему жизнь прежде чем что-то подарить, что-то отнимает? Потери нельзя чем-нибудь прикрыть; это как глубокие раны, требующие срочного внимания и обследования, ибо, если ничего не предпринимать можно просто-напросто умереть. В глазах блуждают какие-то желто-зеленые пятна, мешающие видеть бледное лицо Рокси, которая, быть может, чувствует себя неловко, как и я. На ногах трудно становится стоять — они отнимаются, однако я борюсь с собственными конечностями, пытаюсь быть стойкой, непоколебимой. Но Господь свидетель, как же мне трудно сдерживать истинные эмоции! Я устала, просто устала от жизни. Кто бы мне не говорил, что жизнь прекрасна, я буду настаивать на своём, ведь они не знают через что люди проходят. Им не понять, а они и не пытаются.
— Рокси... — во рту все пересохло, было трудно говорить.
— Кит, ты очень хорошая, знаешь?
Я онемела на месте. Поведение девушки было чрезвычайно странным.
— Что?
— Да, ты не ослышалась. — Рокси выпрямилась. — Ты очень хороший человек и заслуживаешь счастливой жизни.
Ох, она мне льстит.
— Нет, я нехорошая...
— Твоё отрицание в этом, лишь подтверждают мои слова. Просто помни, что ты достойна счастья, ладно?
Так, это было уже не смешно, а очень даже страшно. Она делает мне комплименты... В фильмах обычно делают так либо убийцы, либо люди, которым осталось жить десять дней. Стоп, стоп... Нет, что за чушь? С Рокси все хорошо, это всего-то простуда, ничего серьёзного. Последовал протяженный вздох.
— С тобой все хорошо? — спросила я, обхватив себя руками, когда подул прохладный ветерок.
— Со мной — да, с тобой — не знаю.

* * *
Облака испарились, будто их никогда и не было. Солнце катится за горизонт, обещая ясное звездное небо в сопровождении полной луны. Мои родители сбежали. Снова. Их пригласили на благотворительный вечер, где собираются мультимиллионеры и их жены, которые мерятся между собой драгоценностями, переделанными губами и собачками чихуахуа. Не понимаю, что в этом заинтересовало родителей? Пусть папин приятель богатый щедрый мужчина с прекрасной женой, которая, наверняка, изменяет своему мужу, ну и что с того? Почему они предпочли их вместо меня? Порой так хочется, чтобы папа попросил меня показать табель с оценками, поругать за отвратительную успеваемость, а мама упрекнула бы за беспорядок в комнате или за грязную посуду, которую я всегда оставляю на комоде. Мне, как и любому ребёнку, нужно внимание, однако родителям плевать. Нет ничего хуже, чем родительское безразличие. Эта ещё одна причина, чтобы сбежать из дома, но не сейчас... Ещё не время.
Навестив старушку Крисберг и угостив её мясным рулетом, я рассказала ей все последние «приключения», что произошли со мной. Анна стала мне самым близким человеком, который всегда готов дать полезный совет. С ней мне легко и спокойно. Сердце вмиг наполняется любовью и добротой мисс Крисберг. Я рада, что судьба связала меня с ней. Возможно, это было неслучайно?
Застегнув змейку джинсов, а затем поправив бюстгальтер, я не снимая с носа очки, просунула голову в отверстие белой вязаной кофты. Волосы мгновенно наэлектризовались и превратись в одуванчик. Одной рукой я расчёсываю спутанные пряди, а другой крашу губы блеском со вкусом клубники. Мне больше жизни хотелось выглядеть сегодня привлекательно, чтобы Алекс понял наконец, что я его ДЕВУШКА, а не подруга-пацанка. Выхватив с вешалки бежевое пальтишко, я хватаю звонящий мобильник и выхожу из спальни, выключая свет в помещениях. Алекс уже ждал меня во дворе, потому я неуклюже надеваю обувь и выбегаю из дома, сразу ощутив холодное дыхание ветра, что подобно пощёчине врезался о моё лицо. Фонари на улице принялись загораться, освещая весь квартал. На небе появились первые звёзды, но ещё не было луны. Где-то неподалёку лают собаки и шумит сломанный кран, из которого извергается вода. Заметив меня, брюнет онемел от удивления, а его глаза застыли непонятным блеском. Он будто увидел не меня, а какую-то знаменитость, что покорила его сердце. Мы стоим друг напротив друга и молчим, играясь глазами. Да, парень точно поражён. От этого я начинаю смущаться и краснеть, затем незаметно обрываю с ним зрительный контакт, неловко улыбаясь.
— Кит... — заговорил тот, не скрывая восторга. — Ты очень красивая... Вау!
Щеки пылают подобно вулкану. Так приятно это слышать именно из его уст, которые из-за холода потрескались и успели покраснеть. Откашливаюсь.
— Спасибо, как думаешь, годится для сегодняшнего свидания? — смеюсь я. Тем временем Ал подходит ко мне, берет за руку и ведёт куда-то вперёд. Я повинуюсь ему.
Парень выглядел не хуже меня: на нем чёрная курточка, снизу которой чёрная кофта с горлышком, джинсы и потертые кеды. Волосы Алекса неаккуратно уложены, и возникает ощущение, что он и не расчесывался.
— Несомненно! Ты готова окунуться в мир романтики?
Мы прошли за угол, и тогда мне удалось разглядеть в темноте машину старой модели. Как-то стало не по себе...
— Эм, ты умеешь водить? — Ал открыл мне дверцу, когда мы подошли достаточно близко к иномарке; я неаккуратно залезла внутрь.
— Да, — коротко ответил брюнет, захлопнув дверце. Меня все ещё подстрекают тревожные мысли, ведь раньше мне не доводилось видеть Алекса за рулем, и вообще, я боюсь автомобилей, а тем более, когда водитель сорвиголова.
ЛЧ уже сидел рядом со мной, включая ключ зажигания. Машину бросило в дрожь, который заменился бешеным ревом. Моя рука крепко хватается за поручень, но я старалась не показывать явные признаки страха и недоверие к навыкам вождения брюнета. Парень переключает светящийся голубой подсветкой магнитофон, стараясь найти, как он выразился «годный трек». Заиграла незнакомая мне композиция, и Алекс удовлетворительно кивнул, схватившись за кожаный руль. Мы двинулись с мертвой точки. Я все дальше и дальше от дома, но ближе к долгожданному вечеру в моей жизни. Эта мысль приводила меня в восторг.
— Слушай, ты не подумай, что я тебе не доверяю, но как у тебя с вождением? — моя голова повернулась к водителю. Харрис выглядел настоящим профессионалом своего дела, но, возможно, это вовсе не так, или я просто нахожусь под покровительством госпожи паники?
— Нормально, папа говорит, что уже можно сдавать на права, — спокойно отвечает брюнет, включая поворотники налево.
Тут меня повергло в шок. Тело покрылось мурашками, а сердце получило укол. Как это?!
— Что?! У тебя нет прав?! Боже мой, ты сейчас без прав?!
Моя реакция рассмешила Алекса; он громко захохотал и шмыгнул красноватым носом, нажимая на педаль газа. Сумасшедший!
— Не волнуйся, ты в надежных руках, — успокаивает тот.
Фыркаю.
— Как твой отец вообще мог тебе доверить машину? — тишина. — Господи... ты ему не сказал?! Совсем уже, тебе жить надоело?!
— Кит, спокойно. Все под контролем! Давай лучше послушаем песню? — Ал добавил голос проигрывателя.
Как бы мне не хотелось отругать парня, это было невозможно, ибо музыка гремела на весь салон. Я невольно начала прислушиваться к словам, отключив мысли:

«Why not? A fuckin' good time never hurt nobody

I got a little drink but it's not Bacardi

If you loved the girl, then I'm so, so sorry

I gotta give it to her like we in a marriage».

Ал принялся подпевать, и тогда я точно позабыла о правах и наконец-то за целый день расслабилась...

* * *
Это было красивое место. Кругом горят фонари, и казалось, что ночи нет, будто тень нависла над нами, которая помогала Алексу создать атмосферу романтики. Передо мной чёрный, как смоль, океан с лунной дорожкой, которая старается заманить к себе мечтателей, вроде меня. Прямо-таки хочется вступить на белый коврик и буквально лететь к огромному ночному солнцу, сесть на него, откинуть голову назад и любоваться звёздами. Это и есть рай, как и полагается не на земле. Белый песок все ещё тёплый, словно под ним тысяча углей, и мной овладевает космическое желание снять обувь и попросту запустить ноги в песчаное одеяльце. Подул тёплый ветер и развеял мои причесанные волосы в разные стороны, отчего моя шея обнажилась, и то ли от этого, то ли от моей застывшей восторженной улыбки брюнет хмыкнул. Мне чудилось, что я в самой настоящей сказке: все было красиво и волшебно, особенно атмосферу какой-то магии добавили гирлянды, которые светили белыми огоньками. Они небрежно лежали на песке, прям как какое-то волшебное растение, и только тогда я заметила протянувшийся провод к старенькому ларьку с отверстием. Рядом с гирляндами расположился жёлтый плед, на котором, в свою очередь, лежали: раздроблённый кокос с трубочкой и зонтиком (сразу в мыслях всплыли мои давние летние каникулы в Майами), клубника в шоколаде, пицца, что была украшена дольками ананаса и надписью майонезом «ПРОСТИ, ЧТО СЪЕЛ ВСЮ ПИЦЦУ», а также мой любимый лимонад с кусочками лайма. Разве есть на свете что-то прекраснее? В эту секунду, наверное, в первые, жизни мне показалось, что я кому-то важна... Кто-то знает меня настолько хорошо, что становится и страшно, и весело одновременно. В душе загорелся давно потухший огонёк, стало тепло и трепетно, словно бабочки в животе танцевали сальсу. От такой фееричной картины улыбка сама вырывалась наружу, как и панический смех, ибо, когда я нервничаю, начинаю дико хохотать. Именно это сейчас и происходит. Волны пенятся и почти что доходят до наших ног, как будто мы ведём с океаном спор, и тот не хочет проигрывать и уступать. Я все ещё не могу придти в себя, и Ал это с довольной ухмылкой замечает.
— Ну как? — спрашивает он, наклонившись ко мне.
Мои глаза ярко горят янтарным блеском. Никто и никогда не делал мне таких сюрпризов, кто же знал, что это так приятно?
— Невероятно... — не верила своим глазам я. — Ты сам все это подготовил? Как?
Брюнет довольно покраснел и загадочно улыбнулся. Что-то подсказывает мне, что это ещё не конец.
— Ты веришь в волшебство? — в эту секунду, не дожидаясь моего ответа, Алекс хлопает два раза в ладоши и свет по всему побережью гаснет, весь, кроме тех самых гирлянд под моими ногами, и казалось, словно песок стал заколдованным. Это было так красиво: океан, песок, луна и любимый человек. Мне внезапно захотелось кричать от счастья! Глаза полезли на лоб от всей этой прекрасной картины. Я ещё долго не могла говорить, а сердце сотрясало грудь и обещало вот-вот лопнуть, подобно мыльному пузырю. Как же мне хорошо... Знаете, если забыть о школе, проблемах дома, то моя жизнь не так и ужасна, как думалось раньше. Хотя все может измениться, это ведь жизнь.
ЛЧ нежно берет меня за руку и поворачивается в мою сторону, расплывчато улыбаясь. Сердце забилось ещё мощнее, а в глазах чувствуется жжение. Я точно знаю, что брюнет хочет мне что-то сказать, потому терпеливо молчу и сдерживаю желание поцеловать его. О, черт возьми, это же прекрасная атмосфера для первого поцелуя! Ничто не испортит мой день.
Однако Алекс ничего не произносит, лишь ведёт меня за собой, к пледу, и помогает сесть. Его рука отпускает мою уже потную ладонь; сразу становится одиноко. Следующее, что успевают заметить мои плохо видящие глаза, это прекрасный профиль парня: его острый носик с еле заметной горбинкой, мягкие малинового оттенка губы, матовая кожа, покрытая родинками (четыре на шее и одна над левой бровью), его морщинки и мешочки под карими глазами, что блестели от белых огоньков гирлянд. Он принялся за мной ухаживать: накормил клубникой и протер салфеткой мои уста, после чего желание вцепиться в его губы увеличилось десятикратно. От этого моё тело бросило в жар. Чувствую себя странно...
— Как ты додумался до этого? — осматриваюсь я вокруг, дожевывая клубнику.
Алекс отпил глоток лимонада и довольно чавкнул.
— Не помню точно, просто лежал, думал о тебе и само как-то вышло все, — отвечает он.
— Спешу заметить, что тебе удалось меня удивить. Я не испытывала ничего подобного.
Молчание. Ал сидит рядом со мной, наши руки сплелись, и я чувствую какое-то опьянение. Он — моя самая вредная привычка. Человек — это сигарета — с каждым разом твоё влечение к ней увеличивается, а противостояние обращается в прах. Мне сложно противостоять своим истинным чувствам. Все больше и больше хочется быть с ним рядом и меньше быть без него.
Вдруг стало холодно — ветер одарил нас холодным воздухом, поэтому кожа мгновенно стала гусиной. Алекс, заметив краем глаза моё хмурое лицо снимает чёрную курточку и накидывает её на мои плечи. От этого я взбудоражилась и принялась улыбаться, как последняя дурочка. Как трудно сдерживать эмоции. Затем я подумала как смешно выгляжу: пальто и чёрная куртка сверху... Эти мысли заставили меня обнажить зубы в дурацкой улыбке.
— Спасибо, — произношу шёпотом я, поправляя волосы. Парень кивнул.
— Правда красиво? — вздохнул он. — Этот океан, звезды... А главное, здесь так тихо... Нет родителей, которые вечно бурчат и поучают тебя, нету правил и обмана. Есть только мы.
Как же он прав. Мне давно хотелось отдохнуть от мамы с папой, которые по сути ничего мне не сделали, но все же сильно обидели своим безразличием. Для них это нормально — оставлять ребёнка дома, а самим ездить по банкетам. Но мне же плохо... А им хоть бы хны.
— Расскажи что-нибудь... — прошу я брюнета, положив свою голову на его плечо. Замечаю как он начинает улыбаться, и сразу краснею.
— Что, например?
— Не знаю. Что угодно. Просто расскажи.
Недолгое молчание, которое прервал шум океана и голоса людей где-то вдали, а затем послышалась полицейская сирена, напоминавшая нам лишний раз, что город никуда не исчез, но он позади. Да, здесь только я и он. Пусть так будет вечно...
— Когда мне было двенадцать лет мой отец изменил моей маме со своей начальницей, — начал было тот. Стало ясно, что его это угнетает, ему нужно выговориться. — Мама узнала это случайно, когда вернулась домой пораньше и застала их в спальне. Мы гуляли с ней в тот злополучный день в зоопарке. Знаешь, что сделала моя мама? — с насмешкой поинтересовался Алекс, глядя на меня.
Мне пришлось подумать. Но вскоре произношу:
— Что?
Парень набрал в лёгкие воздух и уставил свой взор на океан. Снова тишина.
— Она улыбнулась отцу и сказала: «Я подам на развод через шесть лет, когда Алексу будет восемнадцать и он сможет жить без твоей опеки, а теперь можете продолжать». Затем она вышла из спальни, прошла в мою комнату и поцеловала меня в лоб, шепотом произнеся: «non te filii patris tui foeda animi sui», что значит «ты не сын своего подлого отца». Мама всегда говорила на латыни, если это что-то больное для неё. С тех пор папа мне противен. Но мы все живём под одной крышей и играем в счастливую семью.
Он поделился со мной мыслями, которые его душили, подобно ядовитой змее. Да, такое часто бывает. Подросток гибнет от мыслей, но никто этого не знает. Двадцать первый век — время, когда у техники больше души, чем у человека. Это мир, где можно с лёгкостью предать друга, пустить слухи, отравить чью-то жизнь; мир, в котором родные тебе люди становятся чужими. Мир, где ты одинок. Один из самых больших страхов в моей жизни — не сделать ничего обезбашенного. После разговора с мисс Флинн, я ещё больше принялась страдать по этому поводу, бояться, что буду жить по графику, так и не сделав чего-то стоящего. А ведь мне бы хотелось открыть новую планету, изобрести аппарат для излечения раковых клеток, создать собственную таблицу умножения, ну или хотя бы написать песню. Сделать хоть что-то для этого серого мира без ценностей, кроме наркотиков, алкоголя и сигарет.
— Теперь твоя очередь, — вернул меня в реальность суховатый голос брюнета.
— Что? — я убрала голову с его плеча и выпрямилась, затем ощутила тупую боль в спине. Старушка в шестнадцать лет, круто, не правда ли?
— Открой какой-нибудь секрет, тайну, мечту или поделись с грузом на сердце.
Недолго думая, я произношу:
—...Ты не боишься быть один? Смысле, что все тебя бросят? Родные, друзья, знакомые и даже дворовые коты. Все возьмут и покинут тебя, и что тогда?
— Тебе страшно, что от тебя все отвернутся? — он взглянул мне так глубоко в глаза, что на секунду показалось, как будто я попала в параллельный мир с миллионами млечных путей. По телу прошлась дрожь, а сердце в груди забилось чаще. Только вот неизвестно хорошо это или нет.
— Знаешь, каждый из нас боится быть одиноким. Это наш потайной страх, только вот у меня он чётче выражен, — грустно замечаю я.
— Но ты не одинока...
—...Но я в одиночестве. Одиночество — место, куда попадают брошенные люди. Там холодно, зябко и темно, будто ты сидишь в сырой яме и ждёшь, пока её начнут закапывать. И сидя в этой яме, ты точно знаешь, что никто не придёт на помощь.
Некоторое время Алекс молчал, переваривая все мои слова по буковке. По-моему, мой недавний монолог вызвал в его голове целый водопад мыслей, в котором он захлёбывается.
Тем временем температура воздуха снизилась, стало ещё более прохладно. На небе из ниоткуда появились густые тучи, и вдали над океаном показались красные языки пламени. Я испугалась, отчего и вздрогнула, но парень этого не заметил. Он все ещё думал. И это озадачило меня. Моя рука ухватилась за сотовый телефон, на экране которого время было уже почти восемь часов вечера. Как же мило... Мои родители ни один раз мне не удосужусь позвонить и спросить в порядке ли я? Вдруг в дом забрались воры? Ах да, наверняка они думают, что я супер сильная и сумею их одолеть одним лишь зонтиком. Ну, а если дома пожар, то Кит конечно же напялит на себя униформу пожарника и станет тушить огонь... Да, раньше они хоть что-то делали для меня, а сейчас обходятся лишь одним советом и вопросом: «Дочка, тебя отвезти в школу?». Да им было плевать даже, когда шёл этот чертов дождь. Отец случайно увидел меня, а так никогда бы в жизни не решился забрать свою дочь в такую ужасную погоду. Как же сейчас хочется накричать на них, продемонстрировать своё недовольство и возмущение, сказать какие они родители... После моего дня рождения мама с папой и вовсе позабыли обо мне... Как же хочется исчезнуть.
— Кит, я... — невнятно заговорил Алекс. И в эту секунду, наполненную эмоциями, я собираюсь смелости поцеловать брюнета. Но увы мои уста не находят губы Ала, а попадают прямо в его холодную щеку. Все тело горит. Чувствую себя полной дурой! Как же хочется провалиться сквозь землю...
Я отодвигаюсь назад и прячу свои глаза, считая в уме до десяти. Меня это успокаивает. Один, два, три, четыре...
— Ух ты, это было неожиданно... — краснея, признается Алекс.
Пять, шесть...
— Прости, просто захотелось.
Семь, восемь...
Очень хотелось, вообще-то! И прямо в губы, но видимо не судьба. А ведь так хочется, чтобы первый поцелуй в моей жизни был при таких романтических обстоятельствах. Тут я определенно решила для себя, что теперь не буду ничего предпринимать. Пусть все будет спонтанно. Но черт бы все побрал, как же это трудно!
— Все хорошо, — Ал вскочил на ноги, — может, уже пойдём, а то скоро начнётся дождь.
Девять, десять.
Мои глаза уставились на языки пламени далеко (или уже нет) над океаном. Печально, что такое душевное свидание прервала неблагоприятная погода. А может, это все из-за поцелуя? Почему брюнета так взъерошивают мои попытки поцеловать его? От меня плохо пахнёт? Я недостаточно красива? Что не так? Ладони сложились в кулаки, но в ту же секунду разжались. Я неохотно встала с пледа и принялась помогать Алу с уборкой. Схватив кое-как коробку из-под пиццы, пакет с фруктами и ещё один пакет с мусором, я еле шагая поплелась к машине, что была припаркована прямо на пляже, а ведь это запрещено. Супер, Алекс взял машину отца, которого он недолюбливает, ездил без прав и вдобавок оставил машину в неположенном месте. Полный комплект.
— Слушай, — догоняет меня парень, вытаскивая из кармана брюк ключи от автомобиля, — мы почти ничего не съели. Забери еду домой, поешь и думай о том, какой я потрясающий!
Я рассмеялась. Ал отключил сигнализацию, затем открыл багажник и аккуратно начал раскладывать пакеты и плед. Пусть у меня и очень плачевное зрение, но я сумела заметить, что белые огоньки на песке все ещё горят.
— Мистер «Потрясающий», вы ничего не забыли?
На мой вопрос кареглазый начал крутить шею в разные стороны, стараясь понять мой намёк, и вскоре, с нелепой улыбкой, Алекс прошёл к гирляндам и собрал их, а потом подбежал к ларьку, наколдовал руками, отчего огоньки погасли. Стало вовсе темно, лишь свет исходящий от трассы помогал нам видеть хотя бы то, что находится в метре от нас.
— Почему бы тебе не хлопнуть в ладоши снова, чтобы фонари в округе вновь загорелись, м?
— Прости, — захлопнул багажник тот, — моей магии хватает лишь на то, чтобы вырубить свет.
И опять я смеюсь. Мы уселись по своим местам, прокручивая сегодняшний сногсшибательный вечер. Возможно, ничего такого не произошло, однако, время проведённое с любимым человеком автоматически становится великолепным. Я снимаю с себя куртку Алекса и возвращаю её хозяину. Поправив свои пряди вперёд и очки на носу, я украдкой посмотрела на занятие парня. Он долго возился с ключами и заставил меня понервничать. Если эта машина сломалась, я просто сойду с ума.
— Черт! — брюнет ударил руку об кожаный руль и схватился за голову.
Внутри все начало дрожать. Ну конечно, всегда и везде есть подвох. Не может быть такого, чтобы за весь вечер ни случилось что-нибудь неприятное.
— Что такое? — любопытничаю я.
— Тачка не заводится, — Алекс снова попытался включить ключ зажигания, но тщетно. Я сглотнула ком в горле.
— И как нам быть? Эвакуатор? Позвоним в такси? Боже, я знала, что что-то пойдёт не так! Это все ты! — ткнула я пальцем в грудь Алекса. Тот удивлённо поглядел на меня, выпучив недовольные глаза и открыл рот.
— Я?! При чем тут я вообще?!
— Ты угнал машину отца и водил её без прав, вот и получил свою карму! И что нам теперь делать?
Парень раздраженно фыркнул и вновь схватился за ключи. Его рука дернулась в мою сторону и раздался глухой шум мотора, а затем и рёв. Автомобиль затрясся, как при шестибалльном землетрясении. Голова брюнета медленно повернулась ко мне, и я заметила довольное лицо Ала, которое говорило: «Выкуси». Я театрально закатила глаза и уселась поудобнее.
— Видишь, — прошипел тот, хмыкая, — а ты сразу начинаешь паниковать! Карма на меня не действует.
— Это мозг на тебя не действует! — вскрикнула я, ударив его по плечу, — давай поехали, пока ещё что-то не случилось.

* * *
Ал оставил меня в одном квартале от моей улицы. Я почувствовала себя современной Джульеттой, что прячет своего Ромео от недовольных родителей. И мне было забавно от того, что приходилось скрываться. Вспоминая сегодняшнее времяпрепровождение, но не дружеское, как было раньше, а романтическое... Боже, не верится... Дайте-ка сказать это снова, романтическое... Сразу начинаю таять, подобно льду на солнце. На моих губах запечатана детская счастливая улыбка, и мимо проходящие люди думали бы: «Что с ней такое? Она пьяна?!». Да, пьяна. Человеком. Как же это восхитительно — любить, зная, что это взаимно. Не могу поверить, ещё пять дней назад мы с Алом были лучшими друзьями, а сейчас... сейчас мы больше, чем просто друзья. Он такой замечательный!
Наконец, я вышла на свою улицу. В домах горит свет, где-то играет музыка и дерутся кошки. Наверное, это коты мисс Крисберг. Прохожу мимо дома Шабах; во дворе сидит тинейджер моего возраста и болтает по домашнему телефону, обсуждая последние новости в школе. Порой, меня раздражает мой район, люди живущие здесь, но сейчас, эта ненависть иссякла. Мне почему-то даже захотелось со всеми здороваться, испечь пироги и плясать всю ночь напролёт. Вижу впереди несколько человек. Прищурив глаза и придвинув «поддержку для зрения» ближе, узнаю соседку с дома напротив и её дочерей. Подойдя достаточно близко, я разглядела ещё несколько человек — старушку миссис Хамфри, доктора Тирсо, что живёт через три дома от нашего и семью Смит. Некоторые из них стоят в халатах, кто-то в пижаме. Люди что-то бурно обсуждают вслух, кажется, хотят вызвать полицию. Протрезвев от дурманящих мыслей о свидании с Алексом, я начала буквально бежать к толпе людей, стараясь понять в чем причина сбора. Так как я просто обожаю паниковать, на ум пришли мысли о пожаре, убийстве и ещё... только не мой дом! Миссис Хамфри увидев меня, сразу начала что-то говорить, но ничего невозможно было разобрать. Все соседи принялись перебивать друг друга, окружив меня, как стая голодных гиен. От этого стало тошно. Боже, что могло произойти? Мои глаза бегают от одного к другому.
— Где же ты была, Кит? — плаксиво стонет Хамфри.
— Тут такое! Девочка, ты должна бежать к себе! — толкает меня вперёд кто-то из толпы.
Голоса увеличиваются, все чего-то хотят, но никто толком не объясняет в чем собственно дело. В глазах резко потемнело, голова раскалывается, будто её кто-то сильно сжимает, и я прямо-таки чувствую, как лопается каждый сосуд внутри. Думается, вот-вот и я упаду в обморок. Следующее, что я слышу мужской крик, глухой удар и звук бьющегося стекла. И ВСЕ ЭТО ИСХОДИЛО ИЗ МОЕГО ДОМА. Сердце неимоверно бьется, меня бросает то в жар, то в холод. Перед глазами все плывёт. Женщины вокруг меня прикрыли рот руками и начали качать головой, а мужчины ещё больше нахмурились. Все снова начали что-то говорить. Я бросаюсь с места и, сломя голову, бегу к крыльцу. Все происходит слишком быстро и неразборчиво, смутно, будто я нахожусь в кошмарном сне или каком-то квесте. Не помню даже как оказываюсь в гостиной. Голос отца стал отчётливей. Уголком глаз вижу разбросанные вещи по комнате и сломанный горшок с любимым маминым цветком, который она так долго растила. Снова до меня доходят разъярённые крики отца и мамины всхлипы. Мною овладевает паника и страх. Никогда такого не было, и я не знала что и думать. Открываю дверь в спальню родителей и резко останавливаюсь. Мои глаза ослепли. Зрение на некоторое время покинуло меня, однако позже стало возвращаться. На полу валяется множество осколков разбитого стекла, мамина сумочка, вещи, бижутерия и фоторамка. Мама, всхлипывая и опустив голову вниз, сидит на краю двуспальной кровати, а рядом с ней стоит невменяемый папа. Я сразу успеваю разглядеть его напряжённую спину, взбухшую вену на лбу и чуть выдвинутую нижнюю челюсть. Он пьян. Слишком пьян. По комнате так и витает мерзкий запах перегара. Повернувшись ко мне лицом, отец немного успокаивается, а его окровавленная ладонь расслабляется. И вечности было мало, чтобы прийти в себя после увиденного. Моя кожа покрылась холодным потом, в грудной клетке колит, а к горлу подобрался комок, запретивший дышать. Вообще-то, я бы не против умереть прямо сейчас. Это сон, да? Скажите «да», сделайте мне одолжение, пожалуйста! Мне так больно, страшно и одиноко... Мама с папой никогда ещё так сильно не ругались. С одной стороны мне хочется узнать причину и подробности ссоры, а с другой, более эгоистичной, развернуться и уйти из дома, послав всех к черту. Я знаю, что в порыве злости человек причиняет боль ближнему, знаю... Но это уже надоело.
Я хлопнула глазами и пошатнулась.
— Ч-что здесь происходит? — ошеломленно произношу я.
Отец снова завёлся и указал раскрытой целой ладонью на дрожащую маму.
— Давай, Лорен, скажи дочери! — молчание. — Что, хвост поджала?! Давай, — папа сильно толкнул маму, и она заплакала.
Я бросаюсь с места и бегу к женщине, став для неё живым щитом. Расправив руки в стороны, я пытаюсь закрыть маму от отца, но тот продолжает размахиваться и что-то орать про честь, правду... Отец ударил жену в плечо, задев и мою руку, из-за чего я громко вскрикнула. Нет таких слов, чтобы описать всю боль, которую я испытала. Меня разрывало на части. Хотелось взять осколки стекла и вскрыть вены или выпрыгнуть из окна, чтобы хоть как-то отвлечь внимание отца от матери.
— Папа, что ты делаешь?! — кричу, не сумев сдержать слезы я, они градом обрушились на моё лицо. — Хватит уже!
— Учить она меня будет, — он сделал шаг назад, а затем взглянув на скулящую жену, фыркнул, — ДА КТО ТЫ, МАТЬ ТВОЮ, ТАКАЯ?!
Я громко и со всей душой заплакала, прижав маму к себе. Папа бешено, как голодный ротвейлер поглядел на нас с матерью, а затем, шатаясь, вышел из комнаты, все ещё что-то говоря.
Моё сердце разрывается, голова гудит. Я хватаюсь обеими руками за волосы и бесшумно кричу. Да, именно бесшумно. Немая боль самая противная, ибо ты кричишь, но не можешь быть услышанной. Я сползаю на пол и падаю на колени, прикрывая рот тыльной стороной ладони. Мне страшно. Мои мысли заглушили громогласные крики отца, плач мамы, шум бьющихся вещей... Я захлебываюсь собственными мыслями, которые твердили бежать отсюда, что есть силы, но их нет. Картинка перед глазами расплывчатая, ибо слезы упали на стекла очков и размазали кругозор. Мои дрожащие конечности онемели, стали мне чужими. Краем уха слышу приближающие грубые шаги и понимаю, надо быть наготове. Приподнимаюсь, опираясь рукой об кровать и сажусь рядом с бледной мамой, в глазах который была лишь пустота и нескончаемая боль. Никогда не видела её такой безжизненной. Папа буквально залетает в спальню и подходит к маме, отрывисто вздыхая. Время остановилось.
— ЧТОБЫ ЗАВТРА ДУХУ ТВОЕГО В ЭТОМ ДОМЕ НЕ БЫЛО!  — севшим и хриплым голосом орет папа прямо маме в лицо, отчего та прикрыла веки.
Тут, набравшись смелости, вступаю я.
— Она никуда не пойдёт!
Туманный взгляд пьяницы уставился прямо на меня. Он засунул руки в карманы джинс и покачиваясь, оценивающе сверлил моё лицо глазами.
— Да? — иронично спросил папа. — Ещё как пойдёт, полетит! — он вновь нагнулся и приблизил свою физиономию к маме. — СЛЫШИШЬ?! ПОЛЕТИШЬ!
Набираю воздух и отрывисто выдыхаю, подготавливая, быть может, своё тело к удару.
— Если уйдёт она, уйду и я! — сдавленно поставила отца перед фактом.
Он скривил гримасу, почесал бородку и кивнул, расправив руки.
— Давайте, — громко сказал мужчина, — проваливайте обе! Проваливайте! Чтобы я вас завтра здесь не видел!
И ушёл. Развернулся и ушёл. Бросил. Прогнал. А за что? Мне так и не рассказали. Я слышу вой собственного сердца, слышу стоны и мольбы о помощи. Отец ещё долго кричал на весь дом, но вскоре рухнулся на диван и уснул. Мне прямо сейчас захотелось собрать свои вещи и покинуть родное гнездо, ведь я знала, что папа не врал, когда орал, чтобы мы завтра убрались из дома. Пьяные люди неспособны лгать. Ими управляет злость, ими управляют бесы. И даже, если вдруг, папа начнёт молить о прощение, я его никогда не прощу. Когда родители ссорятся всегда страдает ребёнок. И самое отвратительное то, что они этого не понимают. Комната все ещё плавает, а лицо полностью горит. Я не выдерживаю груз эмоций и начинаю плакать. Боже... это несправедливо...
Мама берет меня за руку и смотря в одну точку шепотом говорит:
— Прости меня.
Ничего не ответив, я обняла её и тяжело выдохнула. Наверное, она сожалеет обо всем. О моем рождении, например, о свадьбе с отцом... Ну почему жизнь такое дерьмо?! Когда будет все хорошо? Когда придёт пора счастья, а не самоубийства?! Почему все должно быть плохо?
Жизнь за одно мгновение превратилась в чёрную дыру, в которую я падаю неспешно. Мы все падаем.