Я пришел, мама, пришел домой! Я стучал, мама, стучал!

Но ты так и не открыла дверь...

Мне было одиноко и, присевши у двери начал ждать тебя.

Я мечтал, что ты обнимешь меня, прижмешь к плечу, начнешь напевать колыбельную. Ту, которую ты сама сочинила для меня, еще в раннем детстве.

Предомной открылась дверь соседей и на пороге стояла тетя Люба. Взглянув на меня, она прошептала:

-Сыночок, пойдем, пойдем.

-Тетя Люба, что с моей матерью?

С ее глаз потекли старческие слезы:

-Занедужила она. Вчера похоронили на кладбище.

Я не мог поверить, просто не мог, что я остался совсем один, что война забрала у меня все, что даже дни, когда ее почти не было, ее последние дни, разбили мою жизнь на тысячи осколков, в которых отражался весь я. Я оставшийся один на один с отражением прошлого.
Я помню, мама, как ты пела, теперь моя очередь петь тебе:

Не видя небо над землею,
Касание свинцовых пуль мы слышали дождем.
Стучавшим в щели синею судьбою,
Пытаясь, стать себе вождем.

Ломая сердцем губы вен,
Вдыхал я слезы синих дней.
И не вставали мы с колен,
Стирали в пыль кору ступней.

На север, мама, мы бежали,
Но немцы нас там поджидали.
Молитву горестно шептали,
Как беды, мама, мы собрали.

Споткнувшись о войну, солдаты что-то напевали,
Стать морем крови они не желали.
И дав обещанье души их спали,
И камнем могильным они себе стали.

Меж двух огней, горящею звездою,
Разлились реки алою водою.
Сердцебиенье волн раздалось предомною,
Вливалось в душу мне отчаянной судьбою.

Раздался звон колоколов,
Текущий сквозь дыру веков.
Разбивший цепь тех всех годов,
Сжимавших плацы всех оков.

Враг был повержен навсегда,
И гнета немцев нет следа.
Лежат в земле мои друзья,
И ты, о мама, там моя...