Соревнования по сёкболу пролетели стремительно. Громыхали, светили окнами, пронеслись мимо скоростным поездом. А Алан, еле успел уловить их, обернувшись на звук, видел, но не чувствовал. Знал, но не вкладывал ровным счётом ничего в их существование. 8b занял почётное (может не совсем) третье место, на что Алан молча кивнул, сделав вид, будто это совершенно не важно. Так и было. Или ему показалось...

Погасли суета, ощущение праздника, наигранное волнение и ликование. Школа вернулась к своей, как часто говорят, обычной, рутинной жизни. Мощный часовой механизм постепенно возвращался к привычному ритму. Сначала секундой стрелкой стремительно ожили учителя, которым всегда была чужда праздность и её последствия. Отмерли минутой стрелкой ученики, неспешно скользнули по циферблату, с непривычки запнулись пару раз, после чего все стало, как и прежде. Наконец, часовая стрелка, именуемая будущем, под давлением "жизни" резко, чуть слегка сдвинулась. Работа, работа, работа...

Алан ненужной шестеренкой остался в стороне. Как никогда ранее, незнакомыми казались ему все системы. Напали меланхолия и уныние, отдалив его от окружающих.
Мелькали бордовые силуэты. Движение неаккуратны, а линии не плавны. Нелепая спешка накрыла с головой, в этой борьбе за жизнь, где Алан занял самую не привычную для себя роль - сторонний наблюдатель.

  Однажды, утром первого июньского дня, Алан проснулся раньше обычного. Спонтанно и совершенно не в своей привычке, вскочил с кровати, поспешно переодевшись, выбежал из школьного общежития.

Пусто, ещё совсем свежо, тихо.

Как всегда, работали опрыскиватели, усердно поливавшие клумбы, пустовали дорожки, уложенные аккуратными плитами. Солнце еле теплилось вдали, за прозрачным Куполом, за чуть голубоватым небосклоном, в пустынном космическом пространстве.

  ...Июнь - ещё один месяц учёбы, июль - итоговые экзамены, общественные работы, практика в Центре Новейших Разработок, август - девятый класс. Будущее Алана, как на ладони, скучное и предсказуемое; впрочем, ему другого и не надо...

  Во время одной из перемен, Мейлин подошла к парте Алана и положила перед ним несколько компьютерных распечаток.

- Что это?

- Я собираю подписи классных руководителей и представителей с восьмого по одиннадцатый классы. - гордо заявила девушка, скрестив руки на груди. - Хочу организовать нечто вроде балла или вечеринки для учащихся.

  Алан нахмурился и с непониманием в карих глазах уставился на Мей.

- Зачем?

- Как зачем! - она усмехнулась, будто Алан спросил несусветную глупость. - У нас в школе никогда не проводилось ничего подобного.

  Мейлин оперлась руками о парту, чуть наклонившись к Алану.

- Ты только представь, как будет круто! - мечтательно вздохнула. - Организуем группу людей из разных классов, сами сделаем декор, украсим актовый зал, выберем подходящую музыку и приготовим закуски, - она помедлила. - К тому же, все согласны. Осталась пара подписей, и учительский состав одобрит мою идею.

  Быть может, организовать столь масштабное мероприятие, было бы интересно, но Алан никогда не питал любви к танцам, по крайней мере такого рода. Он закатил глаза, сосредоточенно посмотрел на бумаги, потом на Мей, которая от нетерпения барабанила указательным пальцем по столу.

- Ммммм... Тебе так сложно?! - девушка раздражённо уставилась на него. - Даже ради меня?!

- Ладно.

Тихо произнёс Алан, потянулся к ручке.

- А Хейден тоже расписалась? - неожиданно спросил он.

  Мей кивнула, так что её короткие чёрные волосы качнулись, скользнув по щекам и лбу. Получив желанную подпись, она резко развернулась и летящей походкой направилась к выходу из класса.

  Среди учителей Мейлин была известна, как ярый и неутомимый организатор. Она довольно часто обращалась к старшим, желая воплотить свои неисчерпаемые идеи по улучшению школьной жизни, цеплялась за любую возможность и успокаивалась лишь тогда, когда добивались своего. В список "достижений" Мейлин входили: Клуб Общественных Деятелей, состоящий по большей части из представителей классов, Фестиваль Искусства, проводившейся осенью каждого года, Школьный Питомник (самая бесполезная вещь, по мнению Алана), за которым следили младшеклассники и т.п.

Миранда82m при виде Мейлин, которая чуть ли не бежала с криками:

"Подождите! Мне надо сказать вам кое-что важное!"

Обычно останавливались с самым осуждающим выражением лица, ожидая очередную идею ученицы. Мей была искрометным идеалистом и к досаде окружающих неудержимым перфекционистом, который заметив любой изъян или прореху, тут же кидался её устранять. Взгляды и убеждения Мейлин, практически всегда оставались неоспоримыми, потому как одноклассники просто не желали с ней спорить. Сам Алан считал это бесполезной, воистину глупой мыслью, ведь мнение девушки приносило больше пользы, чем вреда.

Сама мысль о том, что Хейден согласилась с проведением таинственных танцев, выходила за рамки реализма. Мей, конечно, умела убеждать, да и к тому же, противоречить ей было явно бесполезно, но... слишком уж странно и не в стиле скептичной старосты. Может, ей просто все равно? Не должна же Хейден печься обо всем, что происходит в классе. Она всегда чётко разделяла свои обязанности и пережитки общественной деятельности, социальные условности, которые нечасто, но пересекались. Может, Алан просто плохо знал старосту? Этот факт дался с трудом, тяжким грузом "перевалился" через стену гордости и самомнения, после чего оказался очень реалистичным. Ход мыслей Хейден не был далёк Алану, скорее совершенно неизвестен и безоснователен. Соблюдать правила и одновременно принимать непонятные, чрезмерно путаные решения? - Да, это Хейден.

  После уроков сообщили о досрочной медицинской проверке. Это объявление сопровождалось недовольными вздохами, причитаниями.

Сразу после звонка Хейден велела всем построиться. Ну, как сказать велела - махнула классным журналом со словами:

"Нуссс... Вперёд!"

При этом она встряхнула собранными в хвост волосами, оперлась об учительский стол, наблюдая, как ребята поднимались с мест и степенным шагом направлялись к выходу из класса.

Что может быть глупее, чем строится по парам? - Алану думалось, что ничего. Он поковылял в конец строя, где уже в одиночестве расположился Айзек.

- Тоже без пары? - последовал риторический вопрос.

  Айзек слегка наклонил голову набок и с лёгкой усмешкой уставился на Алана.

- Да, как видишь, - ответил лидер класса.

  Он сделал самое суровое и скорбящее выражение лица. Прикусил губу, всхлипнув, с силой зажмурился, печально покачал головой. Для пущей достоверности сжал правую руку в кулак. Какая, однако, боль! Айзек рассмеялся, причём так звонко и необычно, что Алан опешил, с неприкрытым удивлением в глазах уставился на него. Айзек при виде этого неловко замолчал, пригладил свои рыжие вихры, с которыми он походил на жертву неумелого парикмахера.

Хейден, пересчитывающая одноклассников замерла у Алана за спиной со словами:

- Двадцать семь... Алан? А лидер класса разве не должен стоять в начале строя?

  В её голосе, как всегда, ясно блеснули нотки высокомерия.

- Нет. - Парень скрестил руки на груди. - С чего ты взяла?

- Как знаешь. - Сухо ответила Хейден.

Она размеренным шагом вернулась на своё место во главе строя, параллельно, что-то налаживая.

Медпункт, что располагался на территории школы, больше походил на двухэтажную больницу, выполненную в светло-голубых и песочных тонах. Первый этаж всегда находился в открытом доступе для учеников. Там часто размещали больных, проводили медпроверки и анализы, могли оставить там на ночь, если кому-то из ребят становилось плохо. Вместе с тем, первый этаж был особо путаным, изрезанным множеством коридоров. То, что дети там часто блуждали, не могли найти даже выход - не редкость. Второй этаж удавалось увидеть не каждому. Он предназначался для управления и так называемого "тяжёлого случая" - детей с тяжёлыми заболеваниями или осложнениями. Айзек хвастался, что был там, когда страдал от острого гастрита. Парень не вдавался в подробности, не описывал ровным счётом ничего, лишь заключал увиденное словом "жутко".

На первом этаже, уже возле самого входа учеников разделили на мальчиков и девочек, направили в противоположные кабинеты. В течение пяти минут восьмиклассники толпились, жались по углам, нарывались на замечания со стороны работников медпункта. Потом из кабинета вышел врач весьма строгого вида, и даже девочки в другом конце коридора затихли. Врач разделил мужскую половину на группы по шесть человек, чтобы ребята не завалились на медпроверку дружной кучей. Скрылся за дверью. Ещё пять минут ожидания сопровождались гробовой тишиной, после чего Алан в числе первой группы зашёл в кабинет. На входе все по очереди разулись. Лидеру класса пришлось пропустить всех вперёд, дабы показать себя в лучшем свете. Он оперся на гладкую, словно лаковую стену, ловко подцепил ложечкой сначала один ботинок, давая ноге выскользнуть, затем второй. Стопы, сдавленные неподходящей по размеру обувью, отдавали болью и затекли. Алан с трудом сжал закаменевшие пальцы, чувствуя, как к ним приливает кровь.

Врач, что-то сосредоточенно заполнявший в небольшом белом планшете, сказал раздеваться по пояс и снимать ремни. Айзек откладывал это до последнего, переминался с ноги на ногу, пока на него не накричала медсестра. Только тогда парень влажными от пота пальцами расстегнул одиннадцать злосчастных пуговиц рубашки. Сдернул её с узких плеч, расстегнул широкий темно-синий ремень.

Айзек был чрезмерно худ; в глаза бросались его торчащие рёбра, россыпь веснушек на плечах и груди, тонкая ключица и пара родинок вдоль шеи. Но что привлекло внимание ещё больше, так это бинты, обмотанные вокруг бёдер и костей таза.

- Зачем это? - не удержался от вопроса Алан.

- Не важно, - нервно бросил Айзек, прежде чем медсестра повторно окликнула его...