Ещё в начале недели Надя отправила Марианне один из своих стихов, попросила её как подругу оценить и как автора понять. Выставлять своё творчество в Интернет девчонка ещё не решалась, страшно было услышать любую критику, да даже мелкие замечания, но обратная связь очень нужна. Писать в стол и показывать свои произведения только на кружке уже маловато, хочется вырваться на свободу и рассказывать стихи на аудиторию, да всё равно страшно. Пока можно потихоньку показывать стихи хотя бы подруге и ждать от неё честное мнение. Надя её стихи уже прочитала и ответила прямо, что глагольная рифма в таком количестве выглядит простовато. А оценку своих пока так и не получила. Ни в четверг, ни в субботу, ни в воскресенье до кружка. У Марианны до них не дошли руки. При этом же она постоянно тусовалась в сети и отвечала.

Не будет же Надя приставать к ней с просьбами, один раз только спросила в среду, и то было неловко как-то напоминать о себе. В литературном кружке она тоже не стала подходить, да и обсуждали там сначала продолжение истории Валерки с Колей, а потом и новенькой, пришедшей первый раз девочки тринадцати лет. Обе истории были про лето, отдых, поездки в деревню и песни у костра, потому день получился тематическим. Правда, Наде от этих историй стало только более грустно, чем раньше – она такого лета никогда не видела. В самом кружке ещё нормально держалась, плюс Гриша пообещал в следующий раз перейти к стихам и в первую очередь послушать Надю, ведь у неё прописаны интересные темы, подняты вопросы принятия себя. Для подростков это актуально.

После «Центра детского творчества» как обычно девчонки пошли гулять по городу. И в этот раз Надя всё-таки решила поднять тему того, что ей важно мнение относительно стихов, отправленных ещё в начале недели.

- Извини, но мне правда очень интересно, что ты про них скажешь. – Зачем-то ещё и извинилась, хотя ни в чём не была виновата.

- А, ну, я до них дойду обязательно, только попозже.

И тут девчонка решила сказать то, что раньше бы сдержала в себе и всё проглотила. Что ей не нравится.

- Просто я вижу, как ты активничаешь у других, поэтому... - У самой чуть в глазах не потемнело от сказанного. Что-то настолько новое, для неё дерзкое. Выдала это и тут же пожалела.

- Ну Надь, понимаешь, у меня те, кто... эм... ну, с кем я общаюсь уже долго и с кем у меня уже контакт выстроен...

Всё, что дальше говорила Марианна, для Нади моментально переводилось в другую плоскость. Все её слова звучали уже как издевательство и насмешка. «Понимаешь, Надь, ахах, есть куда более важные люди чем ты. Нет, ты хорошая, правда! Ну не такая хорошая, как все остальные, с кем я общаюсь. Я обязательно тебя прочитаю, но когда-нибудь, когда дойду, а когда я дойду... ну мне все остальные важнее, конечно, куда тебе до них! Ты на себя посмотри, ахах! Ну правда, Надь, потерпи ещё». Даже если эти слова так не звучали и этого не означали, девчонка почувствовала их так, будто Марианна вплотную поднесла обрез ружья и выстрелила в живот, что со спины вылетели ошмётки вместе с кишками и их содержимым.

Наде не хватило воздуха, чтобы что-то ответить. Она только криво улыбнулась и покивала, мол, да, поняла. Поняла, что она по степени важности не подруга, а так – чучелко для того, чтобы раз в неделю его выгуливать и периодически в него вываливать свои проблемы.

- Надь?

- Мне пора идти. – Она нервно сглотнула. – Было приятно пообщаться.

- Эм, ну, ты же...

- Нет, правда, мне нужно идти. – Наспех распрощалась с Марианной, быстрым шагом направилась к остановке и запрыгнула в первый же попавшийся троллейбус, который подошёл идеально по таймингу.

Оплатила проезд картой, встала на задней площадке у окна и смотрела на давно знакомый пейзаж. На телефон пришли какие-то сообщения, несколько штук, но Наде совсем не хотелось смотреть туда. Да и без этого разговора было ясно, что Марианна – это не такая близкая подруга, что у той есть свой круг общения со своими друзьями её возраста, это как раз не новость. Это нормально, что у людей есть своя жизнь, есть разный приоритет. Надя даже не помнила, что именно было произнесено, всё это постоянно трансформировалось в эти издевательские «ахаха, ну ты дурочка наивная, ты же хрен знает кто, мы с тобой знакомы-то раз-два и обчёлся, чё ты хотела, у меня всегда найдутся люди лучше, чем ты».

Невозможно было ни на чём сконцентрироваться. Уже и пейзаж изменился на незнакомый, в этих районах Надя никогда не была. Какая-то большая церковь мимо проплыла, многоэтажки, парк, торговый центр. Трамвайное кольцо. Конечная. Выходя из салона не забывайте свои вещи.

Девчонка выбралась со своим грузом печали в какое-то новое место, добралась до первой же скамеечки во дворе девятиэтажки у детской площадки. У мамы никогда не было времени. Точнее, у мамы никогда не было времени на Надю. На своих подружек – да, на дурацкие сериалы по телевизору – да. На то, чтобы дрючить за учёбу и стоять над душой – да. На проблемы и разговоры о чём-то волнующем – нет. Извини, Надь, тебе не положено.

Так сидела в тишине и держалась за живот, будто он болел. В какой-то момент хотелось только отправить Марианну покорять просторы чёрного списка, как раз на двоих с мамой. Невозможно было выбросить из головы этот дикий водоворот мыслей, это «прости, Надюша, у меня нет времени на тебя, зато есть на других». Даже если этого сказано и не было, может, даже не имелось в виду, да что угодно тут можно сказать, Надя никак не могла прекратить думать именно так. Снова случайно вышло, что Марианна опять задела её триггер, причём, не специально. Она – подросток, у неё свой круг, свои привычки, предпочтения, это всё понятно, да. Головой это всё переваривается. Но навязчивая усмешка в мыслях не смолкала ни на секунду.

Только сейчас она наконец открыла сообщения, всё прочитала. В общем-то ничего нового от Марианны и не было, Надя и так это всё понимала, что просто связалась с ребёнком, у которой есть свой постоянный круг общения, ну и тут взрослая девушка ещё есть, которой как большой и сильной можно вываливать свои подростковые проблемы. Разве что Надя не была такой уж большой и настолько сильной, сама выстроила такое. И сама же таким занималась. Только вываливала всё большим и сильным Лиде, Максу, Грише и Лёше. Получила ровно то, что делала сама. Не интересовалась их жизнью, а только делилась проблемами.

Но она по-другому не умела! Что она тут сделает-то?! Как будто её кто-то спрашивал раньше. Или давал ей самой рассказать. Вот она и не научилась. Да, опять же головой-то всё логично и чётко, есть проблема – надо решать, но в душе бардак, в сердце насрано. Всё-таки в чём-то ей было легче, когда ни к кому не привязывалась и ни от кого ничего не ждала – нет разочарований и больно тоже не бывало. Но душа требовала с кем-то поговорить. Надо было высказаться, куда-то деть это всё. И довериться можно было только двум людям – Лиде и Лёше. Вот парню она и написала.

- Лёш, извини, ты ничем не занят сейчас?

- А за что «извини», совёнок, что-то случилось?

- Мне плохо и одиноко... - плачущий смайлик. - ... мне надо с кем-то поговорить...

- Ты где сейчас находишься? Я могу подъехать к тебе.

Надя еле-еле пересилила себя, чтобы предложение с точкой на конце не воспринять как холодный тон.

- Да я доехала на 28 троллейбусе до конечной...

- Жди, солнце, сейчас приеду) – И сердечко.

Вот Лёша снова показал ей, что она важна. Правда, навязчивые мысли вытеснить из головы всё равно не получалось. И даже когда он приехал, даже когда Надя уткнулась ему в плечо, поплакала и всё выговорила, это мутное кислое ощущение какой-то своей нелепости и ненужности не проходило. Лёша смог вылечить зияющую дыру от несуществующего выстрела в упор, но живот болеть от этой раны так и не перестал.

Всё же ей удалось успокоиться. Слишком сильна была эта травма, чтобы вылечить её за один раз, это культивировалось годами и собственной матерью, но с поддержкой Лёши переживать такое намного легче. Ещё парень знал нужные слова, в какой момент по голове погладить, а когда и слёзы вытереть.

- Лёш, откуда ты такой классный? Как ты вот это знаешь, что мне нужно сказать? – Ей и правда было интересно, почему он хорошо её понимал.

- Так я сам был в терапии, а там есть свои методики. Очень сильно переживал после смерти Маши. Родители тогда забили тревогу, что я вообще из комнаты выходить перестал. И кое-как затащили меня к психотерапевту все вместе. И, пожалуй, я бы сам и не справился.

- Блин... - Наде стало не по себе от того, что опять всплыла эта тема с его покойной бывшей.

- Это было три года назад, не парься. Я уже всё отпустил. Она занимала большую часть моей жизни, да, но время-то идёт, а чё зацикливаться на тех, кто умер, прально?

- Угу.

- Мне нравиться проводить время с тобой. И знаешь, почему? – Лёша взял её за руку. – Не только потому, что ты самый милый совёнок в мире. Но и потому, что ты открыта новому всегда. А ещё ты очень прикольно краснеешь, когда смущаешься.

Если бы такое говорили Наде в своё время, если бы... да кабы... Сколько же вот этих самых «если» в жизни девчонки.

- А я... - Она засмущалась, это да. – А ты мне нравишься, потому что с тобой всегда спокойно. И я не боюсь что-то говорить или показаться какой-то... неправильной, не знаю... Что с тобой я могу просто быть. И я немножко боюсь привязываться... - Взглянула на него и поймала что-то вроде согласия и мысли «я тоже, дорогая». – Но я хочу...

- Понимаю тебя. Надь. Я тоже хочу. И что-то мне внутри подсказывает... - Он нежно провёл подушечками пальцев по её щеке. – Что всё у нас получится.