***

Ведь если бы никто не пошёл, не было б войны?

Давным-давно с этим вопросом, прильнув носом к окну, шестилетняя девочка уезжала из родного края, в одночасье превратившегося из цветущей колыбели её детства в поле военных действий. Чья-то злая рука швырнула народы, мирно жившие бок о бок, на шахматную доску, стравив, велев сражаться.
Велев лить реки безвинной крови.

На руках у отца, зажмурив глаза и крепко ухватившись за его шею, девочка переправилась через разрушенный мост, наспех сколоченный из подручных материалов теми, кто знал, что каждая минута промедления может стоить жизни. В ее ушах все еще звенел нечеловеческий вопль женщины, не удержавшей младенца... Кто-то прыгнул в воду, но было поздно... Невинный ребёнок - у девочки не было сомнений - попадет прямиком в рай.

По изрытому яминами полотну дороги, изуродованной бомбардировками и тяжелой военной техникой, в семерке, в которой уместились ещё три женщины -родственницы с детьми, семья девочки объездным путём выбиралась из республики. Отец вёл машину неспешно, вглядываясь вперёд, чтобы, завидев боевиков, успеть развернуться. Пусть отечественная легковая и не котировалась, но даже из-за неё могли лишить жизни. Пассажиров дорогих иномарок без церемоний выволакивали из автомобилей и расстреливали.

Дети хором заревели, девочка обернулась к ним, оторвавшись от окна, водитель бросил на крикунов взгляд через зеркало заднего вида.

- Если нужно на улицу, говорите, пока все чисто на горизонте.

Едва слова слетели с языка, как впереди словно из ниоткуда вырос пост. Трое в форме, с автоматами наперевес, вышагивали вальяжно, предвкушая улов.

Двинувшись им навстречу, солдаты прокричали приказ остановиться и выйти из машины.

Мать прижимала девочку к себе в попытке заставить не смотреть на то, что произойдёт дальше, но дочь изворачивалась и глядела во все глаза на тех, кто, не моргнув, убивал любого, пытавшегося пересечь границы республики. Отец пошёл прямо к солдатам.

- Стой!

Он продолжал идти, приподняв руки вверх. Просто дойти к ним, чтобы посмотреть в глаза и спросить, ради чего они собрались убить его семью? Что сможет заглушить их совесть? Как они будут смотреть в глаза своим детям с кровью других малышей на руках?

- Ни шагу дальше!

Автоматная очередь прошлась прямо у ног мужчины, заставив отскочить назад.

- Выйти из машины! К обочине! Живо!

Когда после этих слов из салона показались молодые женщины, каждая с ребёнком на руках, один из троих подошёл к старшему.

- У них же дети... Бог с ними... Пусть едут.

Несколько бесконечных минут военные пререкались, активно жестикулируя и выкрикивая ругательства, но в итоге махнули рукой на семейство, позволив им продолжить путь.

Позволив... Как странно... Откуда у одного человека право распоряжаться судьбой другого, выбирать, жить ему или нет?

Девочка выросла. Эмигрировав с родителями в страну, куда в то время подались многие их земляки, она прожила прекрасные годы. Родители тосковали по родной земле, но так и не решились вернуться. Власть не менялась, пусть и сменила пару личин. Им некуда было возвращаться.

А сегодня... некому.

Злые руки, долгорукие, дотянулись и до страны, ставшей их приютом... Разделив государство, завязав войну, стравив между собой один, единый народ, заставив убивать братьев по крови.

Девочка выросла, вопрос остался прежним.

Ведь, если б никто не пошёл, не было б войны?

Когда её друг, сосед Риза, был призван в ряды национальной армии, он твёрдо заявил, что не станет стрелять в своих братьев, и уехал. Ни его семья, ни ее семья не захотели покидать родные дома, истово веря, что скоро всё завершится. Дружественная  страна обещала помощь, они отправят свои войска, скоро всё наладится.

...Но конфликты не для того зачинались, чтобы им позволили быстро разрешиться...

Нет теперь ни его семьи, ни её семьи. Есть бесконечно разросшийся вопрос, тот самый, из детства, и есть цель: сделать хоть что-то, чтобы помочь другим, пока в усталом теле ещё клокочет непреклонный дух.

В более-менее уцелевших домах собрались выжившие после бомбардировок. Сироты, за которыми взялись смотреть те, кто потерял своих детей, родственники, отыскавшие друг друга. Привели в порядок жилища, залатали раны. Они верили, что хотя бы руины разрушенного города оставят в покое. И теперь, когда к ним снова двинулись солдаты, они собрались в отряды и давали отпор военным, пытаясь защитить свой хлипкий мир. Возглавил их дезертир Баш. Девушке тоже нашлось место у повстанцев - за плечами неоконченное медицинское образование и умение приготовить годную кашу даже из топора. Так она ощущала себя полезной. Иногда она выступала приманкой, надевая яркое красное платье, чтобы отвлечь вражескую роту или выманить солдат из укрытия своим безобидным видом.

В минуты, когда отчаяние брало верх, когда горе, крепко замурованное где-то под кожей, вырывалось наружу, она злилась на себя. Её окружали такие же потерянные и потерявшие. Те, кого её улыбающееся лицо может приободрить, те, кто увидев её слёзы, зароются в свою беду. Эти мысли вкупе с воспоминаниями о родителях были розжигом для ее сердца.

«Полыхай, не туши себя солёными реками. Помогай, пока можешь кому-то помочь» - мантра, приводившая в себя, вырывающая её, сироту в осиротевшем мире, из пут уныния.

Она давно приметила ручей на окраине, куда приходила мыться. Но прибежав в этот раз, замерла, завидев, как кто-то такой же чистоплотный опередил ее.

Спрятавшись за деревом, она решила дождаться, пока чужак не уйдёт. Путь проделан немалый, а назавтра могла и не выдаться возможность прийти к умывальне.

- Я тебя заметил ещё метров двести назад. Выходи.

Схватив с земли палку потолще, она приготовилась защищаться.

- Мое оружие в кармане куртки, которая висит на ветке дерева, за которым стоишь ты. Брось корягу.

Выдохнув, она вышла из укрытия. Не потому, что доверилась, а потому, что распознала акцент. Родной акцент. Тот, которого отродясь не было у нее, но который был у ее родителей. И который сейчас ласкал слух лучше любой симфонии.

Когда парень обернулся, она замерла.
Она знает его.
Знает.

Удивительная память на лица. Она без труда могла отгадать любого актера даже под гримом инопланетного существа. И мальчика, с которым ходила в подготовительный класс, узнала сразу же.

- Адам?

Глаза юноши округлились, он рассматривал незнакомку, пытаясь понять, кто перед ним.

- Нет, я Зака, - хмурясь, ответил он, так и не придумав логичного объяснения тому, что девушка знала его брата.

- Близнецы Адам и Закарий, вы мне порядком жизнь портили, - рассмеялась она, и этот смех прозвенел в душе юноши, как весенняя капель в родном дворе, когда с первыми тёплыми днями всё вокруг преображалось, когда они с братом бежали домой наперегонки: кто первый, того Лаура любит.

Лаура стояла перед ним, из плоти и крови. Его Лау, самая маленькая в классе годами и ростом, теперь вымахавшая в высокую стройную девушку с царапинами на оголенных плечах, впалыми щеками, но с теми же большими карими глазами в обрамлении длинных пушистых ресниц, в которые были влюблены все мальчишки, с теми же каштановыми кудрями, от которых пахло абрикосами.

- Лау?! Ты-то здесь откуда?

Он шагнул к ней, и просто, без умысла, потянулся, и она приникла к нему для братского объятия.

- Лау... Не могу поверить, что это ты! Когда Адам болел, он ждал моего возвращения из школы и первым делом спрашивал: «Лаура была?»

- Вы мне весь свой палисадник передарили - так стыдно было... Глупая, не знала, что такими вещами принято гордиться.

- Адама больше нет...

Зака потерял брата во время второй войны в республике. Отец получил ранение, стал инвалидом. Мать ухаживает за ним, неустанно сетуя на холостого сына, который никак не приведёт в дом невестку. Работы нет, стариковских пенсий не хватает даже на лекарства, вот он и стал контрактником, и теперь оказался здесь, в противоположном Лауре лагере.
Зато ещё пара лет службы - и он получит квартиру. Материальное положение семьи наконец поправится.

Зака и Лау виделись у ручья почти каждый день.
Он учил её забытому родному языку.
Она учила его забытому искусству радоваться.

- А помнишь? - начинала она, набредши в памяти на очередной случай из детства. Они сидели на земле по разные стороны дерева, прислонившись спинами к стволу. Лаура накручивала на палец прядь, затем отбрасывала волосы назад, не подозревая, какие мысли рождались в голове у новообретённого друга от этих простых движений. - Вы увязались за мной после уроков. Едва увидела вас двоих - мою личную головную боль - я побежала со всех ног. Тяжелый ранец тянул назад, и я поклялась, что больше не возьму с собой книжки, которые читала на переменах. Забежала во двор, захлопнула калитку и, спиной прислонившись к ней, переводила дыхание. И тут вы что-то просунули под забор! Как назло вышла мама, и я умчала в дом, сгорая от стыда. Она прочитала вашу записку, - Лау спрятала лицо в ладонях. Но когда услышала слова Заки, изумленная, подняла голову.

- «Дога*, как бы быстро ни бегала, ты бьёшься в моей груди».

(дога - здесь - обращение к возлюбленной, букв. дог - сердце)

- Ты помнишь, - выдохнула она, повернувшись к нему.

Закарий улыбался, глядя на её стремительно краснеющие щеки, сделавшиеся пунцовыми, как закатное небо. Усилием воли он поборол желание сорвать поцелуй с припухлых, обветренных зноем губ - пусть они и на чужой земле, родные законы крепко удерживали страсть юноши в рамках дозволенного.

***

В один из дней, когда Лаура, окрылённая мыслями о Заке, бродила в поисках провизии, и с небольшой добычей вернулась к своим, она застала соратников встревоженными. Собравшись у стола с бумагами и картами, они обсуждали план действий в связи с новой информацией от лазутчиков.

- Они обнаружили нашу базу, - повернувшись, доложил ей один из ополченцев.

- Что будем делать?

- Их слишком много, - сокрушенно покачал головой Баш. - Мы тут прикинули план. Если заложить взрывчатку на их пути, то после взрыва, мы бы всеми силами напали с тыла и добили остальных. Иначе шансов нет, их численное превосходство многократно.

- Но у нас нет... - вспомнила Лау о состоянии их боеприпасов.

- Верно. Мы что-то придумаем, смастерим за ночь... Но и они выдвигаются на рассвете. Мало времени, очень мало.

***

В их обычное время Зака ждал девушку у ручья. Лау сбежала к нему с пригорка, и застыла в полушаге - до поры запретное расстояние. Беспечность первой встречи минула, а с рождением нежных чувств появилась и стыдливость.

Юноша был воодушевлен:

- Если завтра все пройдёт хорошо, мне дают отпуск с последующим переводом, мы можем... Лау, ты поедешь со мной?

Девушка опустила глаза, не в силах бороться с вихрем эмоций, закруживших ее. Она давно списала себя со счетов и каждый новый день принимала, как ошибочно отпущенный ей небесами. Но... что, если только теперь начинается её путь? Впереди - возвращение на родину, с единственным родным во всем мире человеком. С тем, с кем рядом хочется перестать искать достойную смерть, потому что с ним возможна достойная жизнь...

- Будто я могу тебе отказать, - вымолвила она, не решаясь поднять глаза.

Притянув к себе отливающий медью в свете закатного солнца локон, Зак прижал его к губам.

- Операция начнётся на рассвете. Завтра все решится...

Новорождённая надежда рассыпалась в крошево. Окрылённая девушка шлепнулась об грязный холодный кафельный пол реальности.

Разум нарочно не искал ответа на вопрос, с какой миссией здесь Зак, как близко к городу их батальон. Она ни разу не спросила, он ни разу не упомянул.

- Не ходи! - взмолилась она, обеими руками схватившись за полы его куртки.

- В смысле, куда не...

- Завтра! Не ходи! Пожалуйста, не ходи! Пусть никто не пойдёт! Ведь если никто не пойдёт, войны не будет?

- Лау, о чём ты? Распереживалась, родная. Вытри слезы, все будет хорошо. Небольшая база, повстанцев по пальцам пересчитать.

- Пожалуйста, не ходи! Давай... Давай уедем? Прямо сейчас! Ты и я, что нас держит? Мы ведь можем... - сбивчивый поток слов привёл юношу в замешательство.

- Лау, у тебя жар? - он осторожно притронулся к ее лбу. - Ты горишь! Я проведу тебя...

- Если любишь меня - не ходи! Не ходи! - девушка твердила эти два слова, будто заклинание, будто частота повторений сможет заставить упрямый мужской ум послушать женское сердце. - Нет ничего достойного ни в том, чтобы убивать людей, ни в том, чтобы умереть на этой чёртовой, никому не нужной войне! Не ходи! Не ходи!

- Лау...

- Не ходи! - прошептала она ему в ухо и, задержавшись на мгновение, вдохнула его запах: запах родной земли, горных быстротечных рек, весенних лугов и пастбищ с янтарнобокими коровами и, не оглядываясь, побежала прочь, к своим...

Истерзанный бессмысленным поиском решения рассудок не позволил Лауре уснуть. Металась по комнатам, не находя ни места себе, ни выхода из ситуации. Разве только... перехватить его на полпути, рассказать обо всем - и сбежать.

Когда утром Баш призвал всех для обсуждения стратегии, она тоже пришла и стояла поодаль с отрешённым видом. Лаура переводила взгляд с одного лица на другое: встревоженное Баша, угрюмое Калача, даже у вечно беспечного Хомы на лбу пролегли беспокойные складки.
Как могла она забыть всё то, через что они вместе прошли? Как Хома веселил своими на ходу выдумываемыми историями Верзилу, когда здоровяк схватил пулю, и Лаура ковыряла его плоть, доставая свинец. Как Баш иногда отзывал её в сторону и просил помочь с девушкой из дома сирот, советуясь, как лучше признаться в чувствах. Как Кавер притащил в штаб покалеченного щенка, и все, даже возмущавшийся о том, что и так забот полон рот, Нечик, потом выхаживали его.

Зака – не единственный родной ей человек. Вот они – её семья. Если она и покинет их – то только во имя них же.

- Я пойду, - проговорила она, перебив Хому и Кавера.

- Нет, Лаура, тебе никто не позволит! - Баш грозно посмотрел на неё и отвернулся, давая понять, что вопрос закрыт и не подлежит рассмотрению.

- Мы разделимся и... – продолжил Калач.

- И вас перебьют. Я пойду. Меня не тронут.

- Лаура...

- Баш, она права. Только ей удастся подойти предельно близко и подорвать как можно больше выродков.

- Нет! - отрезал дезертир. - Ты понимаешь, что взрывчатка будет на тебе? Мы не успеваем заложить...

- Я знаю, - сухим, выжатым до капли голосом ответила девушка.

И отправилась надевать свой алый наряд.

***

Ветер развевал полы красного платья и сдувал слезы с лица той, что мысленно прощалась с миром, не прощая ему его законы.

- Красавица, заблудилась? - выкрикнул высунувшийся из первого в шеренге танка солдат.

Она не шелохнулась, блуждающим взглядом оглядывая батальон.

- Лау, что ты здесь делаешь? - к ней подбежал Закарий. - Сумасшедшая, снова будешь просить меня остаться?

Она покачала головой.

- Вы и на войну также спешите, как к девушке в красном платье... Только её одежды красные от крови... Как же много крови... Земля захлёбывается ею...

- Что? Я не понимаю тебя.

- Приказы отдают, но вы ведь вольны их не выполнять... Просто возьмите и не выполните... Ведь если б никто не пошёл, войны бы не было...

- Сегодня все закончится, - Зака бережно взял ее руку, поднёс к губам и поцеловал в ладонь. Кто-то из продолжившей движение вперёд шеренги присвистнул, раздались одобрительные возгласы. Парень не реагировал, будто не существовало в мире ничего, кроме стоящей перед ним девушки.

- Да, сегодня закончится... - подтвердила она и, прикрыв веки, нажала кнопку.

***

Можно ли унести с собой, в тот мир, последние воспоминания?

Гордый взгляд серых глаз из-под густых чёрных бровей. Щетину на щеках, ямочку на подбородке. Шрам над губой, который до одури хотелось, но так и не довелось поцеловать. Говорят, если полюбишь и сохранишь целомудрие, в раю сможешь быть с любимым вечность...

Но смертникам не светит рай.

Смертнице дарован только предсмертный взгляд любимых глаз, который она не унесёт с собой ни в один из миров, ни в верхний, ни в нижний.