После уборки я поднялась в комнату, где Сара ждала на моей кровати, с моим синтезатором.

- Что ты делаешь? – поинтересовалась я, не скрывая нотку раздражения в голосе.

- Сыграй мне что-нибудь.

Сара подняла на меня зеленые, полные слез, глаза. «Что произошло? Как же лекарства?» Вслух я ничего не сказала. Все так же в школьной форме, я уселась на свою мягкую кровать, сделанную из маршмеллоу, и подвинула к себе инструмент. Руки чесались нажать на клавиши, но предварительно я уменьшила звук, чтобы не нагнать на нас разъяренных, побеспокоенных пациентов.

Я не любила, когда на меня смотрели в процессе игры. Дома я играла только у себя в комнате, нигде больше. Попробовала сблизиться с уличными музыкантами, но и это оказалось не тем. С чувствами я предпочитала оставаться наедине.

- Что ты любишь? – из вежливости поинтересовалась я.

- Свой блог и нормальных интервьюеров.

- Из музыки, Сара. Что ты любишь из музыки.

- А, это... Что-нибудь... Воодушевляющее.

Я сыграла «Green Day - Holiday». Для меня не было ничего более воодушевляющего. Да и Саре, похоже, нравилось.

Ощущение клавиш под пальцами, короткий звук, сливающийся с остальными в потоке музыки... И правда магия. Не хватало барабанов, гитары, да и вообще, если быть максимально честным, на синтезаторе это не звучит не так, как на других инструментах. Но все равно, чувство было восхитительным.

Я не пела, но это не мешало процессу. Голос у меня не был так хорошо развит, как игра. Сара не знала слов песни, но качала головой под ритм из стороны в сторону.

- Здорово, - сказала она в конце.

Я кивнула и отключила синтезатор, получив нужный прилив эйфории от музыки. Что бы я сделала, если бы у меня его отобрали, как отобрали телефон Сары?

- Как прошла уборка? – спросила Сара, окинув взглядом мою школньную форму. Пора было бы переодеться.

- Ничего, достойного твоего внимания, - слегка улыбнувшись ответила я.

Сара усмехнулась и опустила глаза.

- Может, сходим на тот кружок Джекса?

Мне вдруг все стало ясно. Девушка в отчаянии. И если все то, что прибавляло нам иссякшие силы, было под рукой – садоводство, игра на инструментах, рисование и так далее – Сара оставалась ни с чем. Блог у нее отобрали, телефоны и другие гаджеты были под запретом в «Двадцать Три». Девушка с неимоверным желанием искала того же чувства наполнения в других.

Я не хотела встречаться с Джексом, и, тем более, рисовать. Но я согласилась.

Невозможно не согласиться, когда на вас смотрят глаза, полные безнадежности.

***

Нам повезло. Мест к нашему прибытию в специально выделенный класс оставалось всего два. Находились они, правда, не по соседству, одно в конце класса, другое почти напротив холста Джекса. Парень сидел на отведенном ему месте, но рисовать еще не начал – дожидался остальных.

Я поправила края легкой серой толстовки. Джекс попросил надеть что-то не броское, что не жалко. Большенство пришли в худи или потрепанных футболках.

Мы с Сарой переглянулись. Нам впервые приходилось сидеть раздельно. Девушка быстрым шагом направлялась в конец, оставив меня с носом. Пришлось сесть напротив Сурового Брата. «Отлично».

Он не обращал на меня своего драгоценного внимания, парень с рисованной заинтересованностью изучал сформировавшуюся толпу. До того, как я заняла свое место, я успела заметить Ноя, Саманту рядом с Мэттом, Анну, и еще пару человек первого и второго года, знакомых и не очень. На глаз выходило около пятнадцати человек. Перед каждым стоял белоснежный холст, на пластиковой подставке снизу лежали кисти и десять баночек с красками.

Я не смотрела на парня, когда он начал объяснения. Не подняла глаза, когда делал кому-то замечание. Мое внимание было приковано к холсту, каждое белое местечко которого заполнялось краской. Тема была простой – изобразить свое хобби. Никто из нас не осматривался по сторонам, не глядел на то, что рисовал сосед. Тишина была неощутимой, даже приятной. И Смотрящие в нескольких уголках комнаты будто бы стали призраками. В конце мы не показовали результат всему классу – Джекс позаботился и об этом. Таким, как мы, не нравилось быть судимыми.

Мой синтезатор едва походил на что-то сносное, но выглядел живым. Я и не заметила, как пролетело время. Мне хотелось повернуться, посмотреть, как обстояли дела у Сары, но я заставила себя сидеть неподвижно.

Послышался стук опускающихся кистей, и Джекс вновь заговорил.

- Рисунок – это тоже своего рода психотерапия. Помогает привести мысли в относительный порядок. Я не буду показывать вам свой рисунок, вы можете не показовать свой. Ваше право. Я здесь скорее для того, чтобы предоставить возможность опустошить голову на час, а не выискивать изъяны в ваших рисунках. Но если у кого-то возникнут вопросы относительно этого искусства, я отвечу. Можете задать их сейчас, или остаться на минуту-другую, после того, как все уйдут. Все ясно?

Я кивнула, но едва сдержала смешок, когда Мэтт вскрикнул: «Да, мистер Альдери!».

Мы забирали холсты себе, могли сжечь их или сохранить – именно так, без стеснения, выразился Джекс.

Класс пустел, я ждала Сару. Картина в моих руках казалась почти невесомой. Девушка искрилась от счастья, но в уголках глаз показались бусинки слез, которые Джонсон быстро смахнула фалангой пальца. Я сделала вид, что ничего не заметила.

- Спасибо, - бросила она Джексу у выхода, что тот явно не ожидал.

- Не за что, - буркнул он в ответ.

Задать вопросы никто не остался. Джекс вышел со всеми вместе, Смотрящие покинули класс следом.

Дни пролетали почти незаметно. Я вставала, переодевалась в форму, принимала лекарства, завтракала, училась, в определенные дни общалась с Фелисией, в другие - ходила на кружок рисования Джекса. Фредрик назвал бы мое поведение «приемлемым». Иногда по вечерам я даже успевала играть Саре, та чувствовала себя просто превосходно для жертвы Вспышки, что не могло меня не радовать.

Случаи с Эпизодами все-таки случались, но теперь, никакого шока и удивления не было. Это стало частью рутины. Все через это проходили. Теперь, когда за столом кто-то начинал извиваться и кричать, мы знали, что нужно делать.

О прошлом друг друга мы с Сарой не разговаривали. Обсуждали лишь насущное. Я едва знала ее, и Сара не торопилась рассеивать образ «богатой девочки в беде» для меня, а я не измывала желанием поделиться замечательной историей своей семьи. Саманта, как мне показалось, с каждым днем выглядела все бодрее. На щеках появился чуть заметный румянец, глаза искрились, мешки под ними исчезли. В ней просыпалась жизнь, раскрывалась, как бутон. «Может, с «Двадцать Три» все не так плохо, в конце концов?» Мы не разговаривали, но я видела, как счастлив был Мэтт. Он не отводил от нее взгляда, будто вечно искал одобрения, питался ее позитивной энергией.

Джекс, правда, стал выглядеть гораздо хуже, чем прежде. Рубашка парня была вечно измята, пуговицы застегнуты неправильно, под глазами залежали синяки. Он вновь отсел от брата, предпочел стол первогодок, и занимал место рядом с Анной, состояние которой оставалось для меня загадкой. Похоже, я лишилась своей способности вот так просто читать людей.

Интересно, что опять между ними произошло?