— Тихо! Все! Все закончилось! Анхит! Анхит!.. — Крик бился прямо в уши, разбивал в осколки звенящий лёд, тяжело сдавливающий виски. Он не слышал себя, не слышал сорванный голос. Легкие не хотели вдыхать раскалённый воздух. В горле привкус гари и пепла, и перед глазами ничего, кроме кровавой пелены. Он бился в чьих-то руках, не в силах выдержать боль. Огонь был всюду. Гибель для него и для всего живого вокруг.
— Не выживет... Слишком сильно обгорел... Уйдёт... Отдал дар... Спасти пытался...
— Не уйдёт! — Не голос в ответ — рычание. — Не отпущу!

Прикосновения ласковых волн к обожжённому телу. Из глубины так хочется посмотреть вверх в радостную синеву неба, полет облаков увидеть, но блеск солнечных лучей слепит глаза. Кровавые пятна заслоняют мёртвые лица. Мокрая шкаторина паруса хлещет по лицу пощёчинами.
— Что ты наделал! — Хриплый стон над головой. Впервые в жизни слезы в любимом голосе слышит. Поздно. Ничего не исправить.
— Он показал приказ с вашей подписью. Ему мы поверили...
— Я знаю. Знаю... Я должен был догадаться...

Анхит мотнул головой, отгоняя наваждение. Мокрые пряди волос качнулись, роняя капли на плиты пола. Осенние сумерки заволакивали все вокруг дождём и сырым туманом.
Он вернулся в свои покои, скинул с облегчением мокрую одежду, растёрся тёплыми простынями. Сейчас бы в горячей воде купальни отогреваться, но не время. Переоделся. Слуги наспех расчёсывали волосы, а он письмо из дома прочел, задумался. Отец о произошедшем, скорее всего, уже не узнает. А вот брату старшему известно все. Минхо всегда верным другом был, гордился обоими воспитанниками Иверни, а когда Наронг всю вину за Вишневый Дом на себя принял, прикрыв своим именем Анхита, поклялся быть верным и вечным союзником. И слово свое держал нерушимо.

Снова гонец. На этот раз со знаком Наронга на плече. Правитель прибыл во дворец. Зовёт Анхита к себе в покои. На одно мгновение ощутил себя смертельно уставшим, но дела ещё не закончены. Пока в порядок его приводили, вспоминал отданные распоряжения. Личных слуг и рабов Клахан-Моана из дворца удалили. Их судьбу ещё придётся решать. Анхит заменил своими людьми кого смог, но часть прежних слуг осталась на своих местах, и люди выполняли свою работу в покоях так, как будто ничего не произошло. Только стражи в коридорах побольше. У Наронга своя охрана. Надёжная. Доверенная. Ему нечего опасаться.
Анхит знаком отпустил слуг, глянул в зеркала. Отвернулся. Бывали мгновения, когда до тошноты безупречность в себе ненавидел.

— Господин. — Один из командиров со знаком Высокого Дома склонился перед ним. — Мы схватили мальчишку в Кольцовой бухте.
— Жив?
— Пока да. Воды нахлебался, о камни побило. Пытался назад в море уйти. Но мы успели. Заперли в подвале.
- Охранять и никого к нему не пускать. Сейчас не до него.

Шаги в галерее и бряцанье оружия. Голос за занавесью. На этот голос и мёртвым отозвался бы. Сердце вскинулось, трепыхнулось в груди, но лицо словно маска, когда под взглядом Наронга выпрямился. Тот двигался стремительно, как всегда, движениями напоминая хищника, сильного, гибкого. Светлые прямые пряди волос влажны от дождя. Капли воды ещё блестят на бронзовых пластинах панциря. Как долго он не видел его. И здесь не надеялся увидеть, но судьба распорядилась по-своему.

Наронг шагнул вперёд, сжал плечи Анхита, вгляделся в лицо не то с сожалением, не то с облегчением. Анхит давно уже разучился разбирать, сам смотрел, жадно впитывая в себя знакомые черты. Загорелая кожа, обтянувшая резкие скулы, шрам на подбородке под колючей щетиной — след ловкого удара сабли степняка, едва не стоивший ему жизни, жёсткие складки в углах рта. Видел радость во взгляде, от которой в груди теплело, и злился на себя. Почему не отплыл, как собирался, до его прибытия? Зачем задержался? Мальчишка планы все перечеркнул. И шторм налетевший. Сам он другое задумывал.
— Все получилось, как надо. Я знал, что ты справишься.
— Разве я мог не справиться?
— Ты жив — это главное.
— Ты беспокоился за меня? — Анхит не сдержал удивления, вскинул недоуменный взгляд. Давно от Наронга таких слов не слышал. И услышать не ждал. Лучше бы тот и не говорил.
— Я так и думал, что эти две кошки из Вишнёвого Дома захотят поиграть с нами.
— Ты слишком плохо думаешь обо мне.
— Нет, душа моя, я слишком хорошо знаю, на что ты способен. И не могу не восхищаться тобой.
Слова остаются всего лишь словами, но глаза Наронга не лгут. Ему наверняка рассказали, что произошло, и именно поэтому он не торопил Анхита. Ждал, что тот сам объяснит. Анхит кивнул в сторону распахнутых окон, куда мокрый ночной ветер врывался вместе с брызгами дождя:
— Гавани твои. Я хотел бы отплыть в Иверни. Брат прислал птицу с письмом. Отец совсем плох.
— Поезжай. И возвращайся. Ты нужен мне здесь. Таро ушёл. Твои не догнали его. Как это получилось, Анхит?
— Я тоже хотел бы знать. — Анхит смотрел спокойно. Вот он Наронг — перед ним. Знает ли ответ? Или спрашивает намеренно? — Шторм к утру утихнет, я выйду в море на рассвете.
— Останься со мной. — Тёплая ладонь на плече. И помыслить невозможно о том, чтобы отказаться. Анхит склонился плавно. Тихо зазвенели подвески в волосах. Словно волны, накатили воспоминания...

— Он отказал мне! — Наронг метался по шатру, похожий на разъярённого барса, запертого в клетку. — Не посмотрел, что я муж его старшей дочери!
Огонь в светильниках дрожал, и тени метались по стенам. От них рябило в глазах и хотелось зажмуриться, уронить голову на сомкнутые руки, заснуть до утра. Дорога выдалась нелёгкой.

Анхит наблюдал за Наронгом с кушетки, застеленной дорогим покрывалом с разбросанными по белому шёлку пёстрыми птицами. Полулежал, опираясь локтем на подушку. Темные волосы блестящей волной растекались по плечам. Наронг любил запускать пальцы в тяжёлые пряди, разглаживать их, собирать в кулак, удивляясь богатству и густоте. Немногие женщины могли похвастаться такой роскошью.
— Ты сам — драгоценность, душа моя, — говорил он, когда был в особенном расположении духа, брал в руки костяной гребень и долго прочёсывал длинные пряди, переплетал их до тех пор, пока в глазах не загорался жадный огонь.

— Тебе нужна она?.. Я заметил... Ещё тогда... — Анхит впервые заговорил о том, что тревожило многие месяцы. Не зря отстранённость в Наронге ощущал. Вместе с ним к Акаму ехать отказался, оставшись в лагере на границе, куда приехал незадолго до его возвращения из Вишнёвого Дома. Его шатёр рядом с шатром Правителя разбили, пока он проехался вдоль длинной линии палаток. Целую армию привёл сюда Наронг от степных границ, расположив на отдых в глубокой ложбине между лесистых холмов. За несколько быстрых переходов на рысях преодолел немалое расстояние. Анхит знал — зачем. Сам хотел своих людей привести. Но отец не позволил. Высокий Дом и без того многое Наронгу позволяет в своих землях.
— Мне нужен наследник. Ты сам знаешь, что случается с моими детьми. Дар для меня — проклятье.
— Но Хокеа ждёт ребёнка.
— Да. И он может умереть так же, как остальные. Хокеа отдаст ему дар, если захочет, но будет ли этого достаточно? Сын Бин Фена жив благодаря древней реликвии. У меня ее нет...
— Поэтому?.. — Анхит приподнялся, не в силах сдержать удивление, холодом в груди растекающееся. — Тебе нужна другая сестра?
— Дочь Вишнёвого Дома, способная отдать или хотя бы поделиться.
— Акаму никогда не пойдёт на это. У них договор с Серебряной Гаванью. Кейлани станет женой младшего сына.
— Есть и другие причины. Мне нужны свои гавани на побережье. Я и без того чересчур обязан Высокому Дому. Кориса недоволен твоей связью со мной. Он прислал письмо...

Холод в голосе, от которого кричать хочется, в который невозможно поверить, от которого замирает сердце и закладывает уши.
— Я знаю, что он пишет. — Тёмные глаза сверкнули в ответ протестующе. Анхит вскочил на ноги, шагнул к Наронгу, сжал сильные запястья так, что пальцы побелели. Старался изо всех сил, чтобы голос не дрогнул. — Я не оставлю тебя.
— Ты должен. После этой войны меня проклянут на суше и на море. Я не хочу, чтобы твоё имя смешали с моим. Моя армия готова к наступлению. И я готов. А ты... Ты должен уехать.
— Нет! Не прогоняй меня! — впервые взмолился. Не мог поверить сказанному. Значит, вот так конец приходит...
— Не вынуждай меня.
Наронг вышел из шатра, не оглядываясь...

Анхит осторожно высвободился из-под тяжёлой руки спящего рядом Наронга. Послушал ровное дыхание, долго всматривался в знакомый профиль на подушке. Напряжение, не отпускающее все эти дни, схлынуло. В груди разливалось тёплое спокойствие. Всегда так подле него становилось — хорошо и тихо в сердце. Сам себе не мог не признаться — желал этой встречи. Понять хотел — свободен ли? Сейчас казалось — да. Коснулся губ едва ощутимо, обвёл изгиб верхней, сдерживая дыхание. Прощался. Накинул покрывало на бедра. В купальне вода тихо журчала, и девочка-прислужница из живых игрушек тенью скользнула, эйхени его подала, после того как он последние капли стер с себя. Одевшись, кивнул стражам, ожидающим его у входа в покои бывшего Правителя. Велел себя в подвалы проводить.

Огонь факелов трепетал и дёргался в такт быстрым шагам в узком проходе. Тяжёлая дверь распахнулась под низким сводом каменного мешка, куда воздух проникал через узкую щель, прорубленную в толще камня. Там видноелось ночное небо. Серые дождевые тучи летели совсем низко с востока на запад. Что ж, если ветер не переменится, то под парусами они дойдут до гавани Высокого Дома за два перехода.

Маленькая фигурка неподвижно скорчилась на полу. Анхит склонился, отвёл со лба влажные слипшиеся пряди. Лицо бледное, и дыхания почти не слышно. В забытьи мальчишка. Он коснулся руки. Холодный совсем. Сквозь прорехи в одежде видны синяки и ссадины на теле, запёкшаяся кровь на худом запястье. Камни в прибойной волне или солдаты, тащившие сюда обессиленного пленника, постарались.

Задрал рубашку на спине. Глянул на знак под левой лопаткой. Полураскрытый цветок вишни — татуировка Вишнёвого Дома. Такие только членам семьи делали. Он нахмурился. Что ж, загадка оставалась пока не разгаданной. Но он найдёт ответ рано или поздно. В этом был уверен. Кивнул одному из своих людей: «Возьми». Тот прикрыл мальчишку плащом, поднял на руки легко совсем, будто тот ничего не весил.

У себя в покоях кликнул суетящихся в приготовлениях к отъезду слуг, передал им Кейсо, приказав глаз не спускать, отмыть от соли и крови и лекаря позвать. Пускай осмотрит и что нужно сделает, чтобы жив остался. Ночь в каменном мешке после долгих часов в штормящем море могли дорого обойтись. В том, что молчать будут, не сомневался. Сам Наронг как-то пошутил: «Твои слуги боятся тебя больше, чем меня. Я и сам тебя боюсь иногда». Часть правды в этом была несомненная.

Отплывали на рассвете, едва осветившем хмурое небо. Море за ночь успокоилось, катило неспешно зеленоватые волны к берегу, и с востока по-прежнему дул ровный свежий ветер. Гребцы налегли на весла, выводя «Крылатого» из устья Гавани. Анхит стоял на корме, взглядом окидывал полуобгоревшие здания порта. Пожар остановили вовремя, иначе огонь перекинулся бы на корабли, а этого нельзя было допустить. Не для того игру затевали. Запертый в гаванях флот переходил под руку Наронга.

Кормчий «Крылатого» почтительно замер за спиной. Анхит глянул в его сторону.
— Как Кейсо?
— Мальчишку запер в каюте. Спит. Пока грузились, из портовых и дворцовых никто ничего не видел.

Анхит не был в этом уверен, но Наронгу сейчас не до него будет. С семьёй Клахан-Моана разобраться бы и новый порядок установить в обширных землях, упавших ему в руки. А когда время придёт, люди расскажут то, что слышали и видели именно так, как надо. И в городе уже нужный слух пустили. И к Далонгу в Драконье Пламя посланник отправился с благодарностями, обещаниями и предложениями.

Белая Скала и маяки на дальних утёсах скрылись в береговой дымке. Анхит распорядился поднять оба паруса. В гавань Иверни при попутном ветре он рассчитывал добраться за два перехода, хотя море волновалось совсем по-осеннему. С низкого серого неба с самого утра сеялась мелкая морось. Он пообедал вместе с гребцами под мачтой, как всегда делал. Обычай для него нерушимый. Только потом в нижний ярус спустился, где под кормовой полупалубой была сооружена небольшая каюта для него. Он и не пользовался ею почти, предпочитая даже в сырость, дождь и холод проводить время под навесом, растянутым на носу корабля.

Вспомнилось вдруг, как свалился за борт пятилетним мальчишкой, потянувшись за пробковым поплавком лёгкой удочки, доверенной ему старшим братом. А как выплыл, до сих вспомнить не мог. Отец тогда старшего сына наказал сурово, но Минхо лишь улыбался торжествующе. Анхит с тех пор плавал как рыба, не испытывая ни малейшего страха пред могучей стихией, которая принимала его, как своего, не давая ни обессилеть, ни утонуть в волнах. Только потом понял — так Минхо в нем дар раскрыл. Спрашивал: «Как догадался?» Тот лишь плечами пожимал: «Никак. Просто — знал».

В тусклом свете лампы, рассеивающей мрак по углам каюты, разглядел бледное лицо на подушке. Кейсо был в сознании. При виде Анхита попытался приподняться, сесть на жёсткой койке, сбитой из грубых досок, прикрытых тонким тюфяком и покрывалами, и без сил откинулся на спину. Выглядел плохо. Глаза блестели в полутьме лихорадочно нездоровым горячечным блеском.

Анхит взял чашу с низкого стола, плеснул свежей воды из кувшина. Опустился рядом на край лежака. Осторожно приподнял мальчишке голову, поддерживая за плечи. Через ткань ощущал болезненный жар в теле. Кейсо пил жадно. Никак напиться не мог. Горячка иссушала рот, обмётывала губы. Анхит сжал изодранное запястье, считал учащённый пульс. В доме отца ему помогут, если дотянет, конечно.
— Убьёшь меня? — шёпот почти бесцветный, еле слышимый. — Убей... Мне не страшно. Один раз я уже умирал.
— Разве для того я спасал тебя? — Анхит укрыл его одеялом, поправил подушки. — Но я хочу знать все.
— Я расскажу. — Мука в глазах. Та самая, знакомая Анхиту. Одни на двоих воспоминания.
— Расскажешь. Потом. А сейчас спи.

Он вышел из каюты, солёный воздух вдохнул глубоко, всей грудью, словно надышаться не мог. В горле отчего-то першило, и запах гари от светильника преследовал даже снаружи.
«Крылатый» резво рассекал маслянистые тёмные волны сверкающим медью носовым тараном под ритмичные удары барабана, доносящиеся с носовой полупалубы. Тугой парус, наполненный ветром, горделиво грудь вперёд выпячивал со щитом и двумя скрещёнными мечами на нем. За кормой тянулся пенный след.

Анхит погладил ладонью полированный брус центральной мачты, прислушиваясь к едва различимому отголоску, будто песня звучала откуда-то из самого сердца корабля, отзывающегося на ласку хозяина, и поймал себя на том, что улыбается. Впереди предстоял тяжёлый разговор с отцом. А позже — с Наронгом, но впервые при мысли о нем сердце в груди билось тихо и ровно. Долг был выплачен сполна. Можно было пробовать жить.

Конец третьей части.