Айрин перед Джайаном не оправдывался, хоть и виноватым себя ощущал. Перед всеми. Перед Джайаном - за своё бессилие. Наследник не обвинял его - сам понимал - против приказа Далонга не пойдёшь. А так хотя бы знает, куда Сюэ отправили. Охрана доверяет Айрину и Глава Совета тоже, а Тхээсу провести невозможно, это всем известно.

Перед Сюэ - за то, что в числе врагов оказался и последней опоры лишил. Перед глазами лицо вставало, спокойное в своей холодной отчуждённости, и в то же время такое, что Айрин проклинал себя. Если бы знал хоть немного заранее, а не когда люди Тхээсы нагрянули. Может быть, успел бы забрать, увезти, спрятать. А там... Может и получилось бы приручить. Не смог бы не оттаять... не взглянуть иначе. Чем он хуже наследника? А теперь потеря виделась невосполнимой. Одна надежда оставалась на Джайана. И от этой надежды перед собой становилось особенно стыдно. Он прятал этот стыд глубоко, боролся как мог. И не мог бороться. Все переплелось тугим клубком - любовь, дружба, верность, и он мог лишь следить обречённо, как ширится в груди его пустота, ничем не заполненная.

- Он в горах. У Тхээсы в Тиньцзи. Я провожал...

Джайан кивнул. «Место, где видно небо». Знал хорошо, где это. Сейчас его другое заботило. Меч скорее всего спрятан надёжно. Без меча сколько продержится Сюэ? Тогда в далёком детстве несколько месяцев жил до отъезда домой и силы бережно расходовал. Харуки отварами выпаивал, но на одних отварах не протянешь. А меч - будет звать, тянуть, пока жизнь не иссякнет.

- Мы с ним одинаковые - он пьёт кровь, я - его силу, - шутил Сюэ. Теперь шутка невесёлой казалась.

Джайана к мечу даже близко не подпустят. Разве что...

Айрин думал Джайан не стерпит, не в его характере это было. С боем пробиваться будет, когда выяснит, где меч спрятан. Штурмом Хранилище возьмёт, стражу перебьёт, с Айлуном схватится. Хоть и крепок ещё мастер меча, но Джайан молод и силен. А потом Далонгу свою волю продиктует. Наследник все-таки. И сам понимал - дело дрянь. Не выйдет ничего. Преданным Джайану людям повезёт, если в живых оставят и в Приграничье сошлют, а то и вовсе казнят за то, что против Главы Дома пошли. Джайана для усмирения в башне запрут. И хорошо, если этим все обойдётся. Могут и страшнее наказать... Об этом думать не решался.

Штурмовать Хранилище или покои Далонга, где меч хранится, гиблое дело, эту мысль Джайан отмёл сразу. Есть и другие пути. «Хитрость, обман, уловки - оружие надёжнее и действеннее любого меча» - говорил покойный Ли Шанг. Вот теперь и Джайану придётся. Не опоздать бы только.

Он начал с малого - проиграл в учебном бою Айрину. Голова вдруг закружилась и солнце с яркого неба по глазам резануло. Ушёл с ристалища, сел в тени под навесом. Встревоженный слуга воды принёс. Он жадно напился, смочил макушку. От прохладных струек, текущих за шиворот стало легче, но в этот день ни с кем из воинов не занимался больше.

А через день дрогнула рука, метавшая лёгкое копье в соломенные мишени, на колесе вращающиеся. Стражник на нижней стене чудом в живых остался. Джайан скрипнул зубами, с удивлением на пальцы дрожащие глянул. Подоспевший Айлун встряхнул его за плечи - в глазах ярость смешивалась с удивлением и тревогой.

- Да что с тобой?! Опять в Алых домах с Айрином шлялся?! Ты не ребёнок уже... Соберись наконец!

Если бы он мог... Вечером этого дня отказался от ужина. Наутро вместе со слугами пришёл Харуки. Заметил нетронутый завтрак. Расспрашивал, щупал лоб и считал пульс. Джайан посмеялся над его беспокойством. Утверждал, что все в порядке. Велел подавать одеваться. Потом отвар, приготовленный старым врачом, выпил, поел немного и все выпитое и съеденное вернул. Встревоженный Харуки поджимал сухие губы, велел все питье и еду наследника проверять и при нем готовить. Айрин помог Джайану одеться, встретился взглядом, промолчал. Даже кивком не выдал. Он сам Джайану порошок из дома Юхи принёс. Та толк в степных травах знала. Кое-что показывала. Малейшей щепотки хватало, чтобы человек ускользнул за грань в несколько дней.

Харуки между тем сам еду проверял, но обнаружить яд не получалось. Только руками разводить оставалось. А время шло.

- Что с тобой, мальчик? - тревога в голосе старого врача уже неподдельно звучала. Джайан не вставал почти. Глаза на исхудавшем лице горели воспалённым упрямым блеском.

- Тянет что-то, - впервые заговорил о главном спустя несколько дней, когда особенно измученным проснулся. Будто и не спал совсем. - И снится...

- Что снится? - Харуки смотрел обеспокоенно. Непростой разговор с Далонгом с утра имел. Тот всерьёз встревожился, когда минувшим вечером навестил Джайана. Тот бледной тенью себя прежнего среди подушек казался. Говорил с трудом, улыбался прозрачно, вдруг особенно Цзиньхуа напомнив в последние дни жизни. Такое не сыграешь. Обманом, который он заподозрил сначала, здесь и не пахло.

- Кровь... Клинок скользкий от крови... Он умер, да?

- Он жив. - Харуки низко наклонился к лицу. Неохотно тайну раскрывал. - О его здоровье твоему отцу каждый день сообщают. Пока жив...

- Меч... Ему нужен меч... - Джайан обессиленно закрыл глаза. - И мне тоже... Я поил его своей кровью...

Харуки ушёл, качая головой. Джайан позвал Айрина. Тот неотлучно с ним находился, помогал, в отхожее место водил ослабевшего наследника и кормил почти с рук. У Джайана сил не было даже ложку ко рту поднести.

Ларь с мечом принесли люди Тхээсы. Встревоженный Далонг после совещания, скрепя сердце, распоряжение отдал, но велел в тайне держать. Для всех в Цитадели Джайан на охоте рану получил. Несчастный случай. А ближние слуги молчать умели.

- Айрин, прикажи выйти всем, - Джайан пошевелился, и рука повисла бессильно. У Айрина мороз по спине прошёл - не перестарались ли они оба? Противоядием он Джайана со вчерашнего дня поить начал, но тот пока совсем слабым казался. Сам размышлял - смог бы он так? Пройти по краю и не оступиться. Ради чего? Ради кого? Впервые по-другому на наследника взглянул. Знает ли Далонг о том, на что способен его сын?

Джайан задрожал весь, когда меч увидел, прошептал побелевшими губами:

- Не хочу... При всех...

Слуги ушли, но Харуки остался. Джайан смотрел расширенными глазами на прямой лепесток лезвия. Меч как меч. Такой же, как все. На многие другие мечи похожий. Кусок стали, много веков назад выкованный, страшным даром мастеров оживлённый. Тихий голос Сюэ в ушах звучал напевно:

- Дар сжигает нас. Изнутри и снаружи. Просачивается в наш мир сквозь ходы. Мы видим их. Миры - как пена в воде. Пузырьки склеенные, соприкасающиеся, проникающие друг в друга. Чистый дар проникает сюда. Мы знаем, но видим его лишь как чудеса и чудовищ, неведомых тварей, убивающих живое, расплавляющих камень гор, выжигающих моря и реки. Искорка жизни в этом мире - ничто для дара. Он сам - не жизнь, но смерть, заразившая нас. Мы пришли сюда, спасаясь от него и вместе с ним те, что теперь стали Высокими Домами, уничтожившими старых богов. Никакие боги не смогли бы спасти эту землю от чужеродной стихии. Пока нас было слишком мало, никто не беспокоился, если бы дар не продолжил проникать сюда. Ходы есть везде - в море, внутри скал, под землёй, даже в небе они есть. Я могу видеть их, могу открыть - дар нашего Дома. Но нужны были те, кто умел бы закрыть. Таких среди нас не оказалось. Никто не мог знать - что просыпается в человеке. Вишнёвый Дом и Дом Иверни искали нужное, пробуждали в других, учили, как потом с ним жить. Дар многих людей коснулся. Нераспознанный, он становился неуправляемым, убивал и хозяина, и часто всех остальных вокруг него. В Вишнёвом Доме учили сдерживать, в Иверни - направлять. А когда надежды найти того, кто закроет ходы не осталось, они сковали меч. Обычный меч - вот этот. Глава Дома Драконьего Пламени убил им своего сына в честном бою. Дар в крови молодого Дракона был силен как ни у кого, он и сам знал об этом. Люди гибли от его огня. Он умер, отдав свою жизнь куску стали. Многие умерли тогда вместе с ним, пытаясь удержать в лезвии, запереть родившуюся сущность, жизнь, спаявшуюся в одно целое со смертью, и ставшую ей врагом. Меч пил кровь, взамен отдавая силу обезвреженного дара. Равноценный обмен, если суметь удержать свой и его голод.

С этим мечом твой предок закрыл все известные врата. Не спрашивай как - этого я не знаю. Как будто щит ставил или замок. Я так вижу, а больше ничего не известно. И мы смогли вздохнуть спокойно и остаться жить здесь.

Мы все были тогда одним племенем. Выжившим, уцелевшим, выползшим на сушу из моря. Наши врата на самом дне оказались, и мало кто выжил. Нас было слишком мало, а эти места от края Степи до Солнечных Пиков считались мёртвыми. Здесь сильнее всего прорывался дар. Когда все врата были закрыты, наши предки разбили сады, оживили землю, а меч отдали Драконьему Пламени. Беда могла вернуться. Мой Дом умел открывать ходы, и те, что оказывались безопасными - становились нашими дорогами. Мы смогли торговать, учиться у других народов и племён, защищаться. Воевать мы не стали. Показали другим, что мы умеем, дар тогда во многих сильно проявлен был - огнём плевались, реки вспять поворачивали, дождём обрушивались, штормами и ураганами. И Тайе с Ашуром, и Чёрный берег, и Степь предпочли мир.

Вишнёвый Дом остался на побережье. Они были последними, кто сумел войти сюда и больше всех остальных возвращения дара опасались. Так и остались там на страже стоять, пока остальные разбредались по земле...

Никому Сюэ этого не доверил - одному Джайану среди ночи рассказал, когда от пещеры приехали. Джайан тогда и другой вопрос задал и ответ получил. И поэтому все не зря... Надо решиться.

Он потянулся к мечу. Стон довольный услышал, или показалось просто? По лицам Харуки и Айрина разобрать невозможно. Но чувствовал - меч узнал его. Как в прошлый раз надрез старался неглубокий сделать, но меч будто шевельнулся и вперёд рванулся из ослабевших пальцев, вгрызаясь в мышцы, до самых жил и кости добираясь. Где-то вне времени и вне пространства кто-то смотрел на него внимательным, оценивающим взглядом, от которого цепенело тело, и липкая паутина цеплялась, приставала, тянулась к лицу, к губам, заползала в глазницы, склеивая их небытием. Он рванулся было, пытаясь сбросить, отодрать ее, и удержался. Нельзя... Не время ещё. Ждать... Иначе не выйдет задуманное. Пусть пьёт, он тоже возьмёт то, что ему надо. Боги, как же Сюэ с ним управлялся с самого младенчества?! А мать его?.. Девочка, вся переломанная после падения... Жила с этой нежитью подле себя... Может, потому и жить не захотела. Невыносимо же так - рядом с сосущим ужасом находиться, что припадает к ране губами-присосками и тянет из тебя то, что отдавать нельзя.

Харуки с Айрином рядом стояли, готовые на помощь прийти, когда крик за окном разнёсся в вечернем воздухе, разлетелся в томных весенних сумерках. Невозможный. Нечеловечий. Как будто рвали в клочья кого-то живого прямо на террасе или на свежей траве под ближними деревьями, в которых первоцветы распускались голубыми и белыми колокольцами.

Старый врач вздрогнул от неожиданности, обернулся, шагнул невольно к окну. Айрин кинулся вперёд, едва не сбив его с ног. Вопль тянулся по саду - страшный, неведомый, потусторонний. В два прыжка Айрин был уже снаружи. Там уже разбегалась стража в поисках источника страшного звука. Когда вернулся, Харуки уже руку наследника бинтовал. А меч в ларе лежал, перехваченный сдёрнутым покрывалом. На сверкающем лезвии кровь подсыхала. Харуки кивнул людям Тхээсы унести ларь. Сам отошёл к помощникам питье приготовить.

- Пить, - попросил Джайан слабым голосом, и Айрин ему губы смочил из чаши у кровати. Немного. Наследник дышал ровнее и румянец на щёки возвращался медленно, но верно. Харуки ушёл довольный с докладом к Далонгу. А наутро Айрин куда-то запропастился. Зато наследник ночь провёл спокойно спал крепко, и видно было - силы к нему возвращаются.