Я ухожу с этой проклятой площадки, стараясь не оборачиваться. Эта девчонка, Алиса, чем-то зацепила меня. Я не знаю, чем, но было в ней что-то такое, что заставило меня остановиться, а не пройти мимо, и помочь ей. Только вот зря я с ней познакомился. Она такая маленькая. Наивная. И беззащитная.

Я не знаю, зачем ввязался в эту драку, зачем вступился за нее, но сделанного не изменить. Я это сделал. И вот с разбитой рожей иду домой. Незаслуженно пострадал из-за какой-то приезжей девчонки. Раньше такого не было. Я никогда ни за кого не вступался. Не такой я человек.

Но Алиса потрясла меня тем, что мужественно вытерпела все удары этих ублюдков. Сначала эти продажные шкуры избили ее, потом главарь отморозков Морозов бил ее кулаком в живот, пока я не сказал то, чего он хотел. Она смогла удивить меня. И смогла дать повод восхищаться ею.

Когда она касалась платком моего лица, вытирая кровь, я наблюдал за ней. Она чиста. Чиста, как маленький ребенок. У меня сестра такая же. Никакой корысти в ее действиях или глазах просто не было, что крайне удивило.

Идти домой совсем нет желания, но я знаю, что опять лишь поругаюсь с отцом из-за этого. Ему хочется видеть хорошего сына, который вскоре после него самого унаследует семейное дело, семейный бизнес, но мне это не интересно. Зачастую я прогуливаю школу, никогда не интересуюсь отцовским бизнесом, не хожу на всякие встречи вместе с ним. Светская жизнь не для меня. Я поступаю как хочу, иногда даже совсем не хорошо, но это моя жизнь и мой выбор. Я не позволяю никому решать за меня.

Когда мама еще жила с нами, я был более-менее послушным и прилежным. Я ходил в школу, ни с кем не дрался, получал хорошие оценки и любил сидеть у отца в кабинете, пока он решает всякие проблемы с бумагами. Но потом она ушла, оставив меня и Веронику на попечение отца и нянек. Она выбрала другую жизнь. Более лучшую, чем эта.

Я долго не понимал, чего же ей не хватало в жизни со мной, Вероникой и отцом. Понял тогда, когда сам это испытал. Ей не хватало свободы.

После ее ухода ни одна нянька не могла справиться со мной. Я будто обезумел. Мне все перестало быть интересным. И я стал жить сам по себе, наплевав на все правила и требования отца.

Я был тем, кем хотел быть, и начал делать то, чего хотел. Мне стало пофигу на запугивания и угрозы отца, потому что он все равно ничего не мог бы сделать мне. Я - его выродок. Родной сын как никак.

- Вадим, это ты? - слышу я голос младшей сестры, стоило только переступить порог дома. Веронике всего шесть лет, а когда ушла мама, ей было два года. Даже не верится, что с тех пор прошло уже четыре года. - Вадим!

Девочка тут же запрыгивает на меня, и я крепко обнимаю ее, прижимая к себе. Она является моим лучом света во всей этой тьме, в которую я погряз. Она ничего обо мне не знает, видит во мне заботливого и любящего старшего брата, но на самом деле я нахожусь в полном дерьме. Буквально захлебываюсь в нем. Тону. Но она об этом никогда не узнает. Она еще маленькая. Может быть потом как-нибудь...

- Вадим, почему ты пришел так поздно? - тихо спрашивает меня сестра, положив голову мне на плечо. - Ты же знаешь, что я не ложусь спать без тебя! И почему у тебя болячки?

Она аккуратно касается пальчиком моей ссадины на губе, а я невольно морщусь от боли, отдергивая лицо. Я совсем о них забыл, пока шел домой, погруженный в свои мысли.

- Малая, прости! – отвечаю девочке, улыбнувшись. - Пошли, ляжем спать.

Я специально игнорирую ее вопрос о моих ранах, потому что ей еще рано знать всего, что творится в этой чертовой жизни. Пусть она живет в своем розовом мирке, пока на это есть возможность. Благо отец старается дать ей для этого все.

- Будем слушать музыку? - тут же оживляется девочка и спрыгивает с моих рук на пол.

- Нет, - смеюсь и беру ее за руку, направляясь к лестнице. - Я включу музыку, и ты ляжешь спать! Я просто побуду рядом с тобой какое-то время.

- А как же ты? Ты не будешь спать со мной?

- Нет, ты же уже большая девочка и пора учиться засыпать одной.

- Твоему брату еще нужно серьезно поговорить со мной! – раздается откуда-то сбоку мужской голос.

Свет в помещении загорается, ослепляя не привыкших к нему нас. От холодного тона мужчины, стоящего в нескольких шагах от нас в строгом деловом костюме, по моему телу бегут мурашки, а Ника крепко сжимает мою руку.

Мы оба боимся его, но никогда не показываем своего страха. Этот мужчина умеет наводить страх, но лишь лает, но никогда не кусает. По крайней мере нас.

- Ты меня спросил, хочу ли я с тобой разговаривать? - в его манере бросаю я, и, не дожидаясь ответа, направляюсь в сторону комнаты сестры.

- Ты не сможешь, вечность убегать от разговора! - слышится голос отца за моей спиной. Я фыркаю, поворачиваюсь к нему и смотрю прямо в глаза.

- Я не убегаю от разговора с тобой! Я просто не хочу с тобой разговаривать!

С этими словами я покрепче ухватываюсь за руку сестры и веду ее в спальню, довольный, что не позволил отцу оставить за собой последнее слово.

- Почему папа так не любит тебя? - спрашивает Вероника, отпуская мою руку и подходя к зеркалу, чтобы привести себя в порядок перед сном. - Почему вы постоянно ругаетесь?

- Все сложно, Ник! Все сложно...

Я тяжело опускаюсь на желтый пуфик, стоящий возле кровати моей сестры. Сколько помню, она никогда не любила розовый, поэтому потребовала у отца комнату желтого цвета. Сначала он не хотел уступать, пытался втолковать ей, что все девочки любят розовый и должны ухаживать за собой, на что Ника отвечала, что она не все и добилась своего.

В отражении я вижу, как мелкая заплела из своих длинных рыжеватых волос две обыкновенные косички. Она уже настолько привыкла к самостоятельности, что отказалась от всех нянек, которых нанимал для нас отец.

Волосы нам с ней достались от матери, но все же мы с сестрой были разные. Ника больше походила на отца. У нее такие же большие голубые глаза, прямой нос, высокие скулы, худоба. От мамы ей достались только пухлые губы. Но больше всего она напоминала мне куклу.

- Расскажи мне о маме! - вдруг просит девочка, будто прочитав мои мысли, и ложится в постель.

Меня удивляет ее вопрос, но я не подаю виду. Видимо, у моей сестры тоже есть от меня секреты. Она скучает по маме и ей не хватает ее поддержки.

Я достаю свой телефон, включаю любимую музыкальную группу сестры и ложусь рядом с ней, обнимая за хрупкое тельце.

- Она безумно красивая, Ника. Свои губы ты унаследовала от нее, но все остальные черты лица на тебе отцовские. Она была заботливой матерью, но ушла от нас, потому что отец лишал ее свободы. Я помню, что она любила возиться с нами. Целовала меня в лоб перед сном, рассказывала сказки, пела песни...

- Может, ты споешь мне что-нибудь из тех песен, которые она пела тебе? - перебивает Ника.

- Ты же знаешь, что я не умею петь! - возражаю я.

- Умеешь. Я помню, что три года назад ты состоял в какой-то группе, где был вокалистом. На самом деле отец всегда гордился тобой. Твоими достижениями в спорте, твоим голосом. Я не знаю, что сейчас происходит в твоей жизни, но я не слепая, Вадим!

Ответить мне нечего. Она права. Раньше мы не так собачились с отцом. Но это было лишь до тех пор, пока я не связался с бандой...

Я выключаю музыку, играющую на телефоне, и тихо запеваю одну из тех песен, которая так полюбилась мне в детстве, и которую часто пела мама.

Голос немного хрипит от непривычки и сигарет, которые стали неотъемлемой частью меня, но я все равно тихо напеваю сестре. Вероника слушает меня, затаив дыхание, но в итоге сон сморил ее, и она уснула, прижавшись ко мне своим маленьким телом.

Прекратив петь, я беру с подоконника большого мишку, которого сам когда-то ей подарил, аккуратно встаю с кровати и кладу на свое место медведя. Сестра недовольно начинает шевелиться, что-то бормочет, но все-таки не просыпается.

Я выхожу из комнаты, тихо прикрыв дверь, и иду к себе в спальню. Безумно уставший, я лишь хочу упасть на кровать и уснуть крепким сном, но ч огромным разочарованием вижу, что на кровати меня ждет отец.

- Мы так и не поговорили, - замечает он холодно, поднимаясь с моей кровати. Терпеливости ему точно не занимать.

- Нам не о чем разговаривать! - бросаю я, беру полотенце в руки и ухожу в душ. Отец направляется следом за мной.

- Мне надоело терпеть твое отвратительное поведение! - угрожающе рычит он, наблюдая за тем, как я медленно снимаю с себя одежду и захожу в душ. - Ты уходишь из дома, когда хочешь, приходишь в любое время, куришь, даже не стесняясь, а сегодня еще и избитый пришел!

Я включаю воду, настроив на прохладную волну, и нехотя слушаю отца. Отвечать что-либо на его слова не собираюсь, поэтому он продолжает дальше. Неужели он сам не понимает, что разговаривает со стенкой?

- Скоро начнется школа, одиннадцатый класс, и тебе, черт возьми, сдавать экзамены! Чем ты думаешь вообще? О чем думаешь?

- Бать, тебя вообще не касаются мои дела! Я же в твои не лезу! - не выдерживаю я его гундежа, смывая мыло с тела.

- Ты мой сын! – его голос повышается на пару октав.

- Дальше что?

- Я - уважаемый человек в этом городе. Ты просто позоришь мое и свое имя!

- Мне плевать!

Я выхожу из душевой кабины, обтираюсь полотенцем и надеваю сменные чистые вещи. Отец стоит на проходе, и вид у него тот еще. Такой грозный взгляд, руки скрещены на груди, челюсть напряжена, а и без того тонкие губы превращаются в нитку. Он думает, меня это напугает или что?

- Ты заставляешь меня предпринимать крайние меры, - предупреждает он, понизив голос.

- И что? Что ты сделаешь? Сдашь меня куда-нибудь? Или, может быть, грохнешь?

От последней фразы отец вздрагивает, явно вспоминая ту ужасную ночь, когда он очень сильно облажался. Его могли бы посадить на несколько десятков лет за изнасилование и убийство, а потом еще и сокрытие трупа, но хорошая взятка помогла ему избежать срока. Он серьезно струсил тогда и даже понятия не имел, что я все видел

Но сейчас я не хочу молчать. Он понимает, что я все знаю и все видел. Если я сейчас пойду бы в полицию и подниму дело, то отцу не поздоровится. Потому что срок давности еще не прошел, а тут объявился свидетель. Но я этого не сделаю. Но не из-за отца. Мне его совсем не жалко, и я считаю, что он заслужил гнить в местах не столь отдаленных. Я делаю это ради младшей сестры. Ради Вероники.

- Вадим, пожалуйста, не выводи меня из себя...

- Да пошел ты!

Я намеренно толкаю его плечом и вылетаю из ванной, хватая по дороге кожанку и ключи от мотоцикла.

Выбегаю из дома под сердитый ор отца, вывожу из гаража свой мотоцикл и, скрипя шинами, срываюсь с места. Давненько меня не было в самом грязном районе нашего города.

Мой отец только строит из себя ангела, на самом деле на нем столько грехов, что он никогда не отмоется. Его место в Аду, а не рядом со мной и Вероникой. Он говорит, что я позорю его имя, но он его сам запятнал его несколько лет назад, когда пришел домой пьяный с какого-то корпоратива и начал домогаться нашей няньки. Она не хотела ему давать, и в итоге он изнасиловал ее, а после, в самом разгаре интима, задушил. Труп он спрятал, но девушку искали и нашли. Все улики показывали на отца, но он откупился. После этого он перестал быть отцом для меня. Мой отец оказался ужасным человеком.

И вот на пути проглядывает знакомое темное заброшенное здание, где обычно мы все и собираемся. Кучка отбросов, пытающихся хоть в чем-то найти счастье. Туда мало кто заходят, потому что все боятся каких-то призраков, которых тут и в помине не было. Просто люди любят выдумывать сказки.

Прямо возле входа тусуется несколько ребят, которые уже явно успели покурить какую-нибудь травку или дурь. Они под кайфом.

- Оо, Вадим! Братан, давай, подваливай! Там как раз несколько косячков для тебя осталось!

Я снимаю шлем, слезаю с байка и оставляю его стоять прямо возле входа. Подойдя к ребятам, я пожимаю руки пацанам, киваю обгашенным курицам и иду в само здание, в самую гущу событий.

- Зимин! - радостно всплескивает руками главарь этой банды, приятельски обнимая меня. - А мы уж думали, что сегодня не увидим тебя!

- Да я там, в передрягу попал, ничего страшного! - ухмыляюсь я, смотря на три заманчивые белые дорожки. - А что-нибудь получше имеется?

Глаза Ромы блестят в темноте, и я отчетливо вижу, как его рука тянется к карману куртки. Медленно он вытаскивает шприц и как-то странно смотрит на меня.

- Ты никогда раньше даже не думал о таком, - тихо говорит он, будто хочет отговорить меня, но мои глаза не отрываются от этого шприца.

- Время идет. Все мы растем и развиваемся... - я усмехаюсь и тянусь рукой к дозе, но Рома прячет ее обратно в куртку.

- Я не знаю, что у тебя сегодня такого случилось, и из-за чего ты с кем-то почесался яйцами, но садить на иглу я тебя не буду. Ты хороший пацан, поэтому расслабляйся лучше чем-нибудь полегче. Любая дурь, но не игла.

Я хмыкаю, но не спорю. Если Рома сказал, то он сделает и от своего слова не отступится. Да и прав он. Сейчас я еще не зависим от всей этой дряни, позволяя себе лишь иногда побаловаться, но от игры... обратного пути не будет. Я стану зависим. И мне будет плевать на все и всех, чего я не могу себе позволить хотя бы ради сестры. Я нужен ей.

Со вздохом падаю на старый пыльный диван и ко мне сразу подходит одна из местных шлюх. Вообще она из приличной семьи, отличница, но здесь она другая. Она перепробовала многие виды наркотиков, она переспала с каждым из нашей компании, включая меня и Рому, она взяла от жизни все, что только можно, поэтому ей просто стало скучно жить.

Я не представляю, как можно перепробовать за семнадцать лет все, что только можно и устать от жизни. Это просто какой-то бред. Но нет, живое доказательство этого сидит у меня на коленях и нежно ласкает мою шею мягкими поцелуями.

- Подожди секундочку, милая! - улыбаюсь я ей, коротко поцеловав в пухлые губки.

Она слезает с моих колен, я приближаюсь к столику с дурью и втягиваю в себя все три дорожки через короткую трубочку, услужливо протянутую Ромой.

После этого уже началось мое веселье. И милая Полина помогла мне полностью расслабиться после этого трудного дня, который принес мне только одни неприятности.

Все было как всегда. Это и была моя привычная жизнь, после ухода мамы из моей жизни. Я был плохим мальчиком, жил среди наркотиков, убийств и всего прочего, но зато на мне не висело никаких обязанностей. Я погряз в такой грязной жизни по самые уши, но даже не пытался выбраться. Зачем? Для кого? Ради сестренки? Она еще маленькая, а, когда вырастет, все уже тысячу раз изменится.

- Может уединимся где-нибудь? - предлагает мне Полина, проводя длинным ноготком по моей груди, торсу и прямо к брюкам.

- Тебя устроит секс в подвале, рядом с грудой мусора и крысами? - ухмыляюсь я, играя бровями.

- Ох, Вадим, мне плевать где, как! Если хочешь, то можешь взять меня прямо здесь, на глазах у всей банды и Ромы...

Видите? А ведь на людях это самый огромный пример для подражания. Узнай о ней то, что знаю я, люди бы просто не поверили. Это же два абсолютно разных человека. Но факт остается фактом.

Полина, которую я вижу почти каждый день, - это конченая наркоманка, дающая всем подряд, и та еще сучка. А Полина, которую знают ее родители и друзья, - скромная отличница в школе, которая приносит медали не только за свои мозги, но и за спортивные достижения.

Я начинаю покрывать ее шею и грудь поцелуями, но Полина останавливает меня.

- Я еще слишком трезвая, чтобы быть грязной девочкой! – невинно улыбнувшись, произносит девушка.

Пошлая ухмылка появляется на моем лице, когда я вижу, как Поля опустошает рюмку за рюмкой алкоголя, а следом проглатывает какую-то пилюлю.

- А вот теперь я, пожалуй, готова!

Она садится ко мне на колени, и мы продолжаем начатое, постепенно перейдя в тот подвал, о котором я совсем недавно говорил ей.