Канада, провинция Альберта, деревня Уотертон, 2019 год.

Солнечные лучи нежно ласкали кожу, теплыми прикосновениями касаясь оголенной кожи рук, и торса. Прикрыв глаза, мужчина купался в них так же, как и в водах моря, волнами облизывающих ступни. Он медленно переставлял ноги, преодолевая сопротивление воды, зовущей его обратно в свое бескрайнее царство, и вскоре ленивые, потерявшие свой напор волны уже лизали его икры. Умиротворение и спокойствие – кажется, он искал этого так долго, хоть и был доволен своей повседневной жизнью.

Справа от себя он скорее почувствовал, чем увидел движение – легкий, воздушный образ. Длинные стройные ноги, плоский живот, обтянутый бифлексом* яркой расцветки, хрупкие тонкие руки, в которых, он знал, таились нежность и сила. Порыв ветра растрепал ее волосы и пряди светлых волос метнулись вверх. Как самые непослушные водоросли. Как сотни молний, на неспокойном небе.

И теплый, упоительный воздух наполнился смехом – переливами тысячи колокольчиков. Звуком, обволакивающим его сердце. Не сдержав улыбку, он прикрыл глаза, наслаждаясь моментом, впитывая в себя картину происходящего, и вздохнул полной грудью соленый воздух. Одинокая капля, должно быть оставшийся след морского царства медленно покатился по его виску, заставив открыть глаза, прервав блаженство.

Густав Рогнхелм, суперинтендант полицейского управления Уотертона, открыл глаза и стер каплю пота с виска так резко, что едва не сбил с головы неизменную псевдо-ковбойскую шляпу. Видение тут же исчезло, оставив нотки сожаления и печали. От яркого света перед глазами тут же заплясали огни, и поморщившись, мужчина сжал переносицу пальцами в надежде облегчить головную боль.

Боль преследовала его все утро и была такой силы, что временами Густаву казалось, что его голову засунули в мясорубку. Очень старую, ржавую мясорубку. Покидая здание вокзала, он вытащил телефон в надежде выторговать у Джимми, еще один выходной день, но едва услышав в трубке его серьезный, напряженный голос, понял, что в арсенале у него остались только молитвы о смягчении непрекращающейся боли.

Когда Густава Рогнхелма спрашивали, почему он решил стать суперинтендантом, и что привело к его переводу в тихую деревушку Уотертон, он ощущал внутреннее чувство пустоты. Мужчина точно знал ответ на эти вопросы, не мог не знать - это его жизнь и его выбор, и все же так и не смог вытащить глубинные причины на поверхность. Как будто он спрятал куда-то банку варенья и теперь не может найти, точно зная, что оно было безумно вкусным.

Так или иначе, за время пребывания в Уотертоне он успел несколько раз пожалеть о собственном выборе и даже пытался написать заявление о переводе обратно, но каждый раз рвал или терял его и оставлял эту идею - ему нравилось спокойствие деревенской жизни, неспешный бег времени и тесная связь немногочисленных жителей. И так уж вышло, что из всех сотрудников полицейского управления Уотертона он был единственным, кто расследовал дела об убийствах не бытового характера. На самом деле, всякое бывало, ведь деревушка в глуши Канады преступностью не баловала. И этим утром он был незаменимым сотрудником, посланником судьбы для Джеймса Томпсона, в один миг пожалевшего, что не ушел на пенсию по достижению возраста, и все усложнялось одним фактом - на место преступления Густав явился последним. С дикой головной болью, заставляющей его завидовать судьбе убитого.

О том, что произошло убийство, Джеймс Томпсон выпалил сразу, стоило только Густаву сказать ему о своем приезде. В старом поместье Гренхолмов найден труп молодой девушки, предположительно Софии Бондар – владелицы. По крайней мере, это следовало из документов в ее сумочке в прихожей. Даже по телефонному разговору Густав почувствовал, как ошарашен комиссар и со своей стороны приложил все усилия, чтобы появиться на месте преступления как можно скорее. Однако ситуация осложнялась еще и тем, что все сотрудники управления уже прибыли на место преступления и встретить коллегу с вокзала не могли.

И все же Густав не привык сдаваться. Сочетание слов «убийство» и «поместье Гренхолмов» прозвучали как послание небес, учитывая, что последние недели он посвятил изучению этой семьи. Забыв о гордости, суперинтендант проделал путь до поместья в старом ржавом пикапе, доверху набитом сеном, - его согласился подвести местный фермер, не преминув возможностью обсудить с попутчиком последние новости.

И все же самообладание подвело Густава, стоило ему только увидеть дом. Старинный двухэтажный особняк сейчас представлял собой достаточно дикое, первобытное сооружение. Некогда роскошный дом с большими окнами, широкой лестницей, блестящей на солнце черепицей без должного ухода зарос листьями винограда и утратил свой лоск. Густав застыл возле кованной, местами проржавевшей ограды вовсе не из-за боли или нежелания входить в давно пустующий дом. Входная дверь оказалась распахнутой настежь, изнутри раздавались обрывки десятков разговоров - никто не подумал об осторожности, сохранении улик и экспертизах.

Пересилив желание вышвырнуть нерадивых коллег по очереди из дома за грудки и всеми силами стараясь игнорировать головную боль, Густав переступил порог, осматриваясь. Задав пару раз единственный вопрос, который в настоящий момент имел значение, «Где комиссар Томпсон?» и, получив в ответ лишь рассеянные пожатия плечами, суперинтендант Рогнхелм направился туда, где раздавалось наибольшее количество голосов.

Переступив порог одной из комнат, Густав почувствовал, как злость черной пеленой накрывает его обычно бесстрастное сердце, и с трудом подавил в себе желание закричать. Если раньше ему казалось, что ситуация вышла из-под контроля, то сейчас перед его глазами предстал ад констебля - намеренная порча улик. Ирония заключалась лишь в том, что занимались этим сами сотрудники полицейского управления Уотертон.

Обойдя пару коллег, покосившись на труп и удивленно вскинув брови при виде торчащего из груди меча, Густав направился прямо к Джеймсу Томпсону – благодушно беседующему о чем-то с Аароном Дэйли с таким невозмутимым лицом, словно обсуждал рыбалку – и хлопнул его по плечу.

– Какого черта происходит, Джимми? – спросил Густав преувеличенно спокойным тоном.

– А разве не видишь, парень? У нас труп, – хохотнул начальник и оглядел коллег в ожидании поддержки, как после удачно рассказанного анекдота. – У нас в деревне это, конечно, не частое явление, но ты-то уже наверняка с таким сталкивался в городе.

– Я не об этом, Джимми, – покачал головой суперинтендант со стеклянной улыбкой на лице, грозящей превратиться в хищный оскал. – Зачем сюда приехало все управление? Сложно сказать осталась ли хоть одна инструкция не нарушенной в это утро.

– Брось, дружище, всем интересно посмотреть, что тут и как, – чуть растягивая слова, расслабленно сказал Аарон, обратив на себя внимания коллег.

Джеймс кивнул, подтверждая согласие со сказанным ранее, Густав же наоборот нахмурился и посмотрел мужчине прямо в глаза.

– Сдается мне, ты должен быть в отпуске, Аарон.

– Да, с сегодняшнего дня, – пожал плечами молодой человек. – Но раз все так закрутилось, я нужнее здесь. К тому же сам понимаешь, порыбачить я смогу и через месяц.

Вздохнув, Густав лишь кивнул в ответ, отложив разбирательства по поводу его нахождения на месте преступления на более позднее время. Для начала он собирался навести порядок – напомнить коллегам, что это территория совершения серьезного правонарушения, и постараться сохранить хоть какие-то улики.

– Джимми, послушай, – повернулся снова к начальнику Густав.

– Нет, это ты послушай, – рассмеялся комиссар и махнул рукой в сторону трупа. – Он вонзил меч ей в грудь! Убийство долбанным мечом, словно мы в Средневековье!

– Джеймс...

– Только представь, что напишут в заголовках газет! «Рыцарь наносит свой удар» или «Смерть на острие меча»...

– Комиссар Джеймс Томпсон! – повысил голос Густав, чем мгновенно привлек к себе внимание всех присутствующих. – Если вы сейчас же не удалите с места преступления посторонних, я буду вынужден написать рапорт. И вам придется объясняться ближайшие несколько лет – по каждому из нарушений.

Еще в раннем детстве Густав понял, как безграничен и разнообразен мир книг. Он читал много и с упоением, предпочитая в основном классику, философию и историю. Порой ему казалось, что в мире людей для него совсем не отведено места, – красивый и харизматичный юноша, окруженный друзьями, временами тяготился их обществом и убегал в свой одинокий мир воображения. И все же, каждый раз встречая описание тишины как оглушающей или звенящей, Густав смеялся над этими строками, не понимая, как отсутствие звуков может быть настолько полным. Сейчас же, в маленькой гостиной, наполненной людьми, он отчетливо услышал, как тикают часы. И десятки пар глаз были обращены на него.

– Густав, ты же это не серьезно? – тихо спросил Джеймс и затравленно огляделся в поисках поддержки.

– Серьезнее некуда, – спокойно ответил Рогнхелм. – Женщина убита, и это не вызывает сомнений. Наша задача выяснить, кто это сделал. Разводить здесь цирк совсем неуместно.

– Не ожидал от вас этого, суперинтендант Рогнхелм.

Взмахнув руками, комиссар Томпсон повел всех к выходу, бросая вымученные улыбки в ответ на удивленные взгляды. Как расследовать убийства он давно забыл, если когда-то вообще знал, и совсем не собирался этого делать - если еще одно дело пополнит архив, его за это никто не осудит. Джеймс уже представлял, как под прицелами камер журналистов выдвигает различные версии случившегося и смотрит в объектив мудрым взглядом. Но угроза рапорта была слишком серьезной, чтобы проверять не блефует ли Густав, – это может здорово подпортить ему спокойную работу пристальным вниманием высшего начальства.

– Джимми, прости... – взмахнул рукой Густав вслед удаляющемуся другу, словно мог заставить того замереть. – Я вовсе не хочу, чтобы доходило до этого.

Чувство вины пустило свои корни и запульсировало сильнее, когда, не оборачиваясь, Джеймс лишь бросил:

– Делай, что должен, крутой коп. Поговорим об этом позже.

Когда не только из комнаты, но и из дома ушли все посторонние, Густав достал блокнот, погружаясь в свое особое состояние – всеподмечающей ищейки. Первое, что он заметил, почти случайно, был портрет красивой девушки на стене - светлые волосы, локонами струящиеся по плечам, большие синие глаза и манящая улыбка. Она была совсем не похожа на убитую, а лиф платья с глубоким вырезом и ажурными оборками выдавал в ней принадлежность к другой эпохе. У Густава внезапно защемило сердце от тоски - он почувствовал волнение, которое не испытывал рядом ни с одной знакомой девушкой. Она была прекрасна, и ее красота, даже сквозь века, тронула, казалось, давно закостенелое сердце суперинтенданта.

С трудом оторвав взгляд от картины, Густав перевел взгляд на стену, прямо над трупом. Красная надпись на стене поражала даже больше чем убийство – было во всем в этом что-то чужеродное.

«Господь дал знамение через пророка Исайю – тень на солнечных часах возвратилась назад на десять ступеней».

– Кто-нибудь здесь знает, кто такой Исайя? – не особо надеясь на ответ, спросил Густав и кивнул, когда никто не произнес ни слова. – Так я и думал.

Он переписал послание в блокнот, а также сделал пометку по поводу расположения тела жертвы и ее внешности. Было что-то странное и пугающее в том, что перед ним лежала вовсе не незнакомка – всего пару недель назад София Бондар убеждала его в том, что над их семьей не висит никакого проклятья, и была уверена, что больше никто не умрет. Сейчас же девушка лежала в центре комнаты, раскинув руки в стороны, как на известной картине «Анатомия человека». Ситцевое легкое платье открывало ноги, и, не обращая внимания на внимательные взгляды коллег, Густав вышел в коридор и сделал еще одну пометку в блокноте. София пришла в дом в теплом пальто, шарфе и шапке, но другой одежды в прихожей не было. Вернувшись, он оглядел стены комнаты, и снова задумчиво кивнул.

Дом представлял собой дань истории, в основном семейной. Конечно, каждое поколение привносило свои перемены, но картины, статуэтки и милые безделушки первых Гренхолмов преобладали, делая дом отчасти похожим на музей. Суперинтендант интересовался вовсе не произведениями искусства - ему было важно понять, являлось ли орудие убийства частью семейного наследия. Из груди девушки торчал меч, острое лезвие которого поблескивало в лучах утреннего солнца, лившегося из окна. Бросив еще один взгляд вокруг, Густав пометил в своем блокноте предположение - возможно убийца принес меч с собой, на стенах в коридоре и в комнате не было видно места, откуда его сняли. Впрочем, это не исключает того, что оружие могло храниться, например, в шкафу. Удивительным казалось то, как убийца смог пронести его не привлекая внимания, ведь даже в ножнах меч был весьма заметен.

Выглянув еще раз в коридор, Густав посмотрел на входную дверь, закрытую в этот раз, не содержащую следов взлома, и подошел к высокому, сутулому мужчине лет пятидесяти в маленьких строгих очках и одноразовых перчатках. Мужчина убирал что-то в маленький чемоданчик на полу, но увидев Густава выпрямился.

– Вы уже провели первоначальный осмотр? - не тратя время на любезности, спросил Густав.

– Да, но отчет предоставлю только после вскрытия, – ответил судмедэксперт, и внезапно усмехнулся. - Это вполне соответствует инструкциям, можете не пугать меня рапортом.

Услышав столь резкий ответ, Густав отшатнулся и в нерешительности снова заглянул в свой блокнот. Ему не хватало деталей для составления полной картины случившегося, и все же настаивать, после своего резкого укора начальнику, мужчина не решился. Заметив замешательство Густава, судмедэксперт рассмеялся.

– И все же, вы все сделали правильно. Отчет я действительно не дам, но на вопросы ответить могу.

– Как давно она умерла? – с благодарностью посмотрел на собеседника суперинтендант.

– Утром, пару часов назад. Точнее скажу после вскрытия, но тело еще не закостенело, когда мы прибыли.

Брови Густава удивленно взлетели вверх, блокнот едва не выскользнул из дрогнувшей руки. Поместье Гренхолмов располагалось обособлено от других зданий деревни, и к тому же, пустовало не один год. По сути, суперинтендант мог бы назвать его идеальным местом для убийства – вероятность того, что кого-то будут искать в закрытом старом особняке, стремилась к нулю.

Поискав глазами кого-нибудь из коллег, Густав поморщился, не найдя начальника. Зато в стороне с интересом за ним наблюдал Аарон Дэйли. Молодой человек не отрывал от суперинтенданта глаз, и по его напряженному лицу было заметно, что он силился понять к каким выводам приходит Густав.

Семья Дэйли – одна из самых старейших, наряду к Гренхолмами. Своего особняка они, конечно, не имели, зато приобрели несколько гектар земли, и успешно возделывали их, продавая урожай. Несколько поколений настолько упрочили свою безупречную репутацию фермерства, что решение младшего сына, нынешнего главы семьи – Аарона – стать полицейским, было поначалу принято в штыки. До Густава до сих пор долетали слухи, что родители уговаривают его покинуть службу.

– Аарон, почему все приехали сюда сегодня утром? Как узнали про убийство? – спросил Густав.

– Комиссар сказал, что получил анонимный звонок, – пожал плечами Густав. – А дальше уже позвонил всем остальным.

Густав кивнул и сделал заметку в блокноте, снова вернувшись к криминалисту.

– Ее убили здесь? Тело перемещали?

– Меч вонзили здесь, но думаю, положение тела немного изменили, – пожал плечами мужчина. – Раскинутые руки и ровные ноги... Маловероятно, что она упала именно в такой позе. Хотя, судя по луже крови, тело не перемещали. В любом случае, даже если он что-то делал с телом, понять этого мы не сможем – кровь из такой раны наверняка продолжала пребывать после ухода убийцы.

Приложив пальцы к губам, Густав снова осмотрел комнату. Что-то еще выбивалось из правильного порядка вещей, если, конечно, в убийствах может быть правильный порядок, но суперинтендант не мог понять, что именно. Зато другая мысль, отложенная на потом, всплыла в его голове.

– А как ты здесь оказался? – спросил он Аарона.

– Услышал рев сирен и поехал следом, – пожал плечами парень.

В деревне осталось очень мало семей с вековой историей и судя по делам, все еще находившимся в сумке Густава, каждая из них бережно хранила свои тайны. Дейли и Гренхолмы вполне могли быть знакомы и даже иметь более тесную связь. В голове суперинтенданта зажглась лампочка слабой догадки, пропитанной паранойей, – что если у Аарона тоже был интерес к этому делу? Парень отменил отпуск, примчался на место преступление раньше всех и теперь не сводит глаз с Густава, впитывая каждое слово.

– «Это все череда случайностей, старик. Не надо видеть черта там, где его нет», – подумал суперинтендант, но вслух произнес: - Почему ты не уехал вместе с остальными?

– Комиссар поручил мне вести это дело.

Брови Густава удивленно взлетели вверх. Он был уверен, что его руководство расследованием не подлежит сомнению. Если он не принимает участия, то его прерванный отпуск выглядел просто нелепо. Заметив замешательство суперинтенданта, мужчина-криминалист откашлялся, привлекая внимание, и произнес:

– Комиссар сказал, что ты будешь вести это дело, потому что суперинтендант Рогнхелм не приехал. Но сейчас он здесь.

– Я не мог приехать раньше, и Джимми об этом знал, - удивленно сказал Густав, переводя взгляд с одного мужчины на другого. - Он сам купил мне билет на поезд.

– Аарон заверил его, что видел тебя утром в кафе на вокзале, – пожал плечами мужчина. – И комиссар взбесился, что ты даже не позвонил.

– Звучит, как саботаж, – нахмурил брови Густав.

– Но ты, правда, был там! – вскрикнул Аарон. – Я проезжал мимо, а ты сидел за столиком. Не пытаюсь я забрать дело, оно твое, если хочешь.

От резкого крика коллеги головная боль Густава снова вернулась. Он зажмурился, и зажав пальцами переносицу, махнул коллегам свободной рукой, давая понять, что разговор окончен. Переждав резкую вспышку боли, он постарался снова сосредоточиться на месте преступления и оглядел комнату. Внимание его привлекли широко раскрытые, то ли от удивления, то ли от ужаса глаза девушки – совсем не такие как на картине – зеленые, идеально сочетающиеся с рассыпанными по полу рыжими волосами.

– Следов борьбы не было? – спросил Густав у криминалиста, не отводя взгляда от тела.

– Нет. Если только рана, нанесенная мечом и ставшая причиной смерти. Ни синяков, ни царапин, ногти чистые. Угадаю ваш следующий вопрос – следов насилия я тоже не обнаружил. Не думаю, что перед смертью имел место половой акт.

– Из всего можно сделать вывод, что убийцу она знала, – задумчиво проговорил суперинтендант. – Она свободно впустила его в дом и скорее всего, даже приехала сюда ради встречи с ним. Не любовник, но и не случайный знакомый. Любопытно.

Обойдя девушку, Густав присел на корточки и снова вгляделся в лицо. Что-то настораживало его, выбивалось из общей картины, но ускользало от внимания. Прошептав «расскажи мне», Густав ахнул и резко повернулся к криминалисту, озаренный внезапной догадкой.

– На лице девушки застыли страх или удивление, ее глаза говорят об этом. Но посмотрите на рот – он плотно закрыт. Неужели она даже не вскрикнула перед смертью?

Криминалист нахмурился и подошел ближе. Снова надев перчатки, он осторожно разомкнул губы жертвы и замер, удивленно взглянув на Густава. Между зубами девушки торчал уголок бумаги.

– Что за черт, – прошептал Густав. – Давайте посмотрим, что там.

Через несколько минут они уже читали послание убийцы, символично добытое из горла жертвы.

«И возвращается ветер на круги свои»**. Ниже цифры, похожие на номер телефона, и краткая подпись, вторящая посланию на стене – «Исайя». Не раздумывая, Густав уже достал мобильный, когда увидел, что последние две цифры расплылись из-за долгого нахождения во рту жертвы. Криминалист лишь развел руками, признавая свою беспомощность. Суперинтендант снова и снова вглядывался в лист бумаги, проклиная нелепую случайность – догадайся он заглянуть в рот чуть раньше, и ниточка, ведущая к убийце, не была бы оборвана. Сжалившись над Софией, мужчина прикрыл ее веки, невидящим взором глядящим на мир, который был более ей недоступен.

Густав уже сделал пару шагов в сторону, когда понял, что видел этот номер и раньше – много раз, но так и не решился позвонить. Как знать, может он набирал бы его сейчас, если бы не покинул Нью-Йорк. И, конечно, в его блокноте эти цифры все еще записаны. Пролистав несколько страниц, он удостоверился в своей догадке и радостно усмехнулся.

– Я знаю чей это номер. Попрошу пока ничего не трогать, мне бы хотелось, чтобы эта женщина увидела место преступления своими глазами.

– Тогда звоните скорее, суперинтендант. Если она не приедет в ближайшее время, разложение заставит вас пожалеть о своем решении, – пробурчал криминалист.

Густав кивнул, но прежде чем набрать номер, повернулся к Аарону, все еще застывшему в углу, и спросил:

– С чего ты взял, что видел меня утром в кафе?

– Я не вру! Я, правда, видел!

– Хорошо, – примирительно вскинул руки Густав. – Но как ты понял, что это я? Ты же ехал, должно быть видел посетителей кафе не больше десяти секунд. Это мог быть абсолютно любой мужчина.

– Но я и подумать не мог, что кто-то еще в деревне может нацепить эту дурацкую шляпу! – застонал Аарон.

*Ткань, из которой делают купальники.

**Книга Екклезиаста, или Проповедника. 1:6 «Идет ветер к югу, и переходит к северу, кружится, кружится, на ходу своем, и возвращается ветер на круги свои».