США, Нью-Йорк. 2019 год.

Тишину квартиры пронзил громкий треск, и по полу разлетелись разноцветные брызги теней, усыпая белый ковер различными оттенками нюда.

– Да чтоб тебя! – не удержавшись, воскликнула Элисон.

Она со злостью стукнула кулаком по элегантному лакированному столику в стиле модерн, за которым сидела, но, увидев в зеркале свое искаженное гневом лицо, тут же постаралась успокоиться - закрыла глаза и сделала глубокий вдох. Палетка теней от Dior ее любимого оттенка была уничтожена, что не могло не вызвать огорчения, как и то, что дорогой ковер из чистой шерсти, сделанный на заказ в компании Uttermost безнадежно утратил свой первоначальный вид. Впрочем, современные химчистки творят чудеса, возможно и воскрешение им под силу.

Бросив быстрый взгляд на часы, Элисон подобрала остатки футляра и пылесосом собрала все, что не успело превратиться в современное прочтение картин Ли Краснера. Так или иначе уйти из дома, зная, что в ее комнате остались последствия случайно разбитой палетки теней, Элисон не могла - такое вполне способно свести с ума.

Дни, какими бы однообразными они не были, всегда несли в себе оттенок вызовов судьбы и отражали толику удачи, положенную милостью богов на долю того или иного человека. Элисон все больше начинало казаться, что сегодня один из таких дней, которые принято называть началом черной полосы, и она стойко переносила это в надежде, что вся ее удача проявит себя вечером - на выставке в Бруклинском музее, где она появится как приглашенный специалист, ответственный за проверку подлинности экспонатов. В скором времени постоянная выставка пополнится предметами древности Ближнего Востока, и Элисон переполняла уверенность в том, что лучше ее никто не подойдет на эту роль. Конечно же, причиной тому служили годами наработанный опыт и трудоголизм, заставляющий работать в любое время дня и ночи, но не в последнюю очередь желанием получить эту работу руководило обещанное щедрое вознаграждение.

Примерно полчаса спустя Элисон уже стояла в прихожей и, бросив оценивающий взгляд на свое отражение в зеркале, удовлетворенно кивнула, мысленно похвалив себя за покупку туфель Prada, над которой сомневалась пару недель. Черная лакированная кожа, заостренные носы и каблук конус, неустойчивый, но чертовски сексуальный - все это идеально дополняло строгие брюки палаццо, жакет и белый топ-корсет, который благодаря стройной фигуре она могла позволить себе носить, несмотря на возраст. В следующем году ей уже исполнится сорок - очередная круглая цифра, которая воспринимается не так болезненно, если у тебя за плечами развод, взрослая дочь и накопления на безбедную старость. Немного подумав, Элисон сняла с шеи нитку жемчуга и, вернувшись в комнату, вытащила из шкатулки маленький золотой крестик на длинной цепочке, который тут же скрылся за краем топа, а также еще парочку золотых цепочек разной длины с маленькими кулонами. Нет, суеверной она совсем не была, но неудачи этого дня - разбитая чашка, курьер, доставивший ее новое платье по другому адресу, водитель, едва не переехавший ее утром по дороге в магазин, и разбитая палетка теней - не могли остаться незамеченными, и требовали дополнительного вмешательства свыше.

– Мелоди, я ухожу. Буду поздно. Еда в холодильнике, – крикнула Элисон, но, не услышав ответа, открыла дверь в комнату дочери. – Понятно, ты еще не вернулась.

Пожав плечами, женщина выключила свет и торопливо заперла за собой дверь, вызывая такси. Если выйдет из дома прямо сейчас, то приедет как раз к началу выставки, медлить нельзя.

Уже садясь в такси, Элисон подняла глаза наверх, на окно в комнате дочери – черное, как и множество других – и задалась вопросом, когда ее маленькая девочка перестала от нее зависеть и нуждаться в материнской заботе. Может, сказывались переходный возраст, взросление, влияние школьной компании, или просто они никогда не были достаточно близки? Подобные мысли крутились в голове Элисон под такт тихой мелодии, заливающей такси, но быстро отошли на второй план перед первоочередными заботами, не выдержав конкуренции. Не откладывая ничего на завтра, женщина уже нашла химчистку, сотрудник которой мог приехать и забрать ковер, а также заказала новую палетку теней, добавив к ней губную помаду оттенка Rose от Lancôme. Уже убирая телефон в сумку, Элисон вытащила его снова и написала короткое «Уехала на встречу, буду поздно», нажав кнопку отправить и удостоверившись, что контакт «Мелоди» сообщение получил.

Но поскольку мир сегодня восстал против нее, дорога в музей превратилась в бесконечную реку красных сигналов автомобилей.

– Впереди авария, – уткнувшись в навигатор, проворчал водитель и послал Элисон печальную улыбку в зеркало заднего вида. – Боюсь, мы здесь застряли, мисс.

– «Потому что тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь, и немногие находят их»*, – процитировала Элисон священное писание и вздрогнула, недоумевая, почему именно эти строки сорвались с языка.

Она сказала это, имея в виду, что сегодня лишь немногие водители смогут вовремя добраться до пункта назначения, поскольку большая часть дороги оказалась перекрытой. Но может, призывала себя к спокойствию, подразумевая, что только терпеливые и праведные добиваются намеченных целей. В любом случае взгляд водителя с сочувствующего сменился на удивленный. Подобных реплик от одетой по последней моде дамочки средних лет на заднем сидении своей машины он явно не ожидал.

– «О, тебя так напугали мои слова, но ведь ты явно не знаешь, что я только что процитировала. Как и не понимаешь смысла. Посредственность», – поморщившись, подумала Элисон и вгляделась в лицо водителя.

Глубокие морщины бороздили лоб и веером окружали уголки глаз и губ, поверхность головы представляла собой поле боя между начинающими седеть волосами и теми, кто давно предпочел удалиться, оставив после себя всем известное «озеро», мятая, застиранная рубашка и грубые, мозолистые руки – явные признаки возраста и усталости. А ведь Элисон едва ли была его моложе, и от этой мысли мурашки побежали по ее рукам. Она надеялась, что выглядит лучше, ведь каждый день вела борьбу с возрастом.

– Могу я выйти здесь? – спокойно спросила Элисон, бросив очередной взгляд на часы.

– Да, но... Вы уверены? – водитель обернулся и посмотрел на нее. – На улице дождь.

На заднем сидении раздался громкий печальный вздох. Как же она не заметила барабанящие по крыше капли? Впрочем, гнев природы, к которому Элисон отнеслась также философски, как и ко всему прочему, с чем столкнулась в этот день, был вполне ожидаемым гвоздем программы. Удостоверившись, что дождь еще не набрал силу и не залил улицы, угрожая расправой ее Prado, женщина решительно повернулась к водителю.

– У вас есть зонт?

– Конечно, – фыркнул водитель, подумав, что только глупец не проверяет прогноз погоды перед выходом из дома, и с подозрением посмотрел на пассажирку. – Но вам я его не отдам.

– Тогда я его куплю, – уверенно сказала Элисон, тоном, не терпящим возражений, и, достав из клатча крупную купюру, протянула ее водителю. – Думаю этого хватит, чтобы покрыть стоимость поездки и забрать у вас зонт.

– У богатых свои причуды? – хмыкнул мужчина, но купюру взял и, пользуясь тем, что машины перед ними не двигались, нагнулся к пассажирской двери, вытаскивая черный зонт-трость. – Держите. Можете выйти здесь.

Послав ему дежурную улыбку, Элисон выбралась из машины, сразу отгородив себя от капель воды зонтом, оказавшимся больше, чем она предполагала. Радуясь, что забрать зонт оказалось не так уж и трудно, женщина тут же слилась с толпой, кожей ощущая на себе взгляд оставшегося в пробке водителя, утопающего в радости от полученных легких денег. Но Элисон, во-первых, была ярой приверженицей пунктуальности и правильного первого впечатления, а во-вторых не умела сдаваться и намеревалась заполучить контракт любой ценой. Существовало, конечно, и в-третьих - когда работа будет выполнена, она получит столько денег, что потраченные сегодня будут напоминать сдачу в магазине.

Такси почти успело доехать до музея, Элисон оставалось пройти всего лишь квартал, но сделав несколько шагов, она тут же раскаялась в своем решении преодолеть этот путь пешком. Каблуки конус – изумительное решение, если вы собираетесь заставить окружающих завидовать вашему вкусу и грации, или если решили утереть нос какой-нибудь зарвавшейся дамочки и увести ее мужа. Иными словами, в них прекрасно было стоять, но вот лавировать в людском потоке с огромным зонтом наперевес оказалось невозможным.

Стиснув зубы, Элисон из последних сил старалась не терять самообладание и сосредоточилась на дыхании, уверенно делая шаг за шагом. Ее разум вскоре заполнился ритмичными ударами маятника - слившимися воедино биением сердца, стука каблуков и ударяющихся о зонт капель. Все прочие звуки города ушли на второй план и растворились. Но внезапно глухой удар в плечо разрушил это уединение, сбивая ее с ног и заставляя вскрикнуть.

– Прошу прощения, – раздался грубый голос прямо над ухом женщины.

Открыв глаза, Элисон с радостью осознала, что не успела упасть - сильные мужские руки подхватили ее за талию и вернули в вертикальное положение. Придя в себя, она приоткрыла губы, чтобы произнести слова благодарности, но мужчина, как ни в чем не бывало, уже направился дальше. Замерев на месте и не обращая внимания на круживших со всех сторон прохожих, женщина смотрела ему вслед, но с сожалением признала, что даже не успела разглядеть лица. Все, что она запомнила – светло коричневая классическая шляпа, заостренная спереди на манер ковбойской. Слегка тряхнув головой, сбрасывая остатки наваждения, Элисон продолжила свой непростой путь к новой работе.

Разглядывая себя в зеркале гардеробной двадцать минут спустя, Элисон улыбнулась, подумав, что боги, какими бы сердитыми они сегодня не были, наконец проявили к ней должное милосердие. Она не только добралась до музея чуть раньше назначенного времени, но и сохранила свой утонченный внешний вид, несмотря на все старания непогоды. Оставив в гардеробе жакет и мокрый зонт, она тут же погрузилась в привычный для себя мир искусства. Узнав у администратора, что мистер Блэкмунд – директор музея – еще не освободился, женщина предупредила, что будет в Большом вестибюле и поднялась на второй этаж.

Бруклинский музей был одним из ее любимых. Не только из-за большого количества редких экспонатов, но и потому, что к оценке подлинности некоторых она сама приложила руку. Элисон часто мечтала как приведет сюда дочь, погрузит ее в эту атмосферу спокойной красоты и умиротворения, сотканного в паутине времени, но желаниям не суждено было сбыться. От мыслей о Мелоди в груди что-то неприятно сжалось, но отбросив тревоги, Элисон направилась к фреске «Манифест судьбы» Алексиса Рокмана, украшавшей мезонин. Выполненная маслом по дереву картина поражала не только красотой и детальностью, но и размерами – 8 на 24 фута**. Элисон всегда ощущала трепет рядом с таким подтверждением таланта и кропотливого труда, величием человеческого воображения. Сложно представить сколько долгих часов потребовалось художнику на создание этой красоты и сколько сил, чтобы не бросить работу на полпути. И каждый раз она, посещая музей, останавливалась возле этой картины, рассматривая корабль, птиц и удаленный горизонт. Впрочем сегодня ее мысли были далеко - она подумала как чудесно было бы увидеть не менее величественную картину Александра Иванова, возможно исполненную даже большего смысла. «Явление Христа народу», вот о чем она подумала в этот миг. Когда-нибудь они вместе с Мелоди ее увидят.

– Мисс Гамильтон, рад вас видеть, – теплая мужская рука легла на плечо Элисон, нарушая ее уединение. – Вижу, вы уже погрузились в нашу атмосферу.

– Просто не могла не бросить на нее взгляд, это что-то вроде ритуала посещения музея, – засмеялась Элисон. – Извините, если заставила себя ждать.

– Напротив, я рад видеть в вас такую любовь к искусству.

Мистер Блэкмунд галантно предложил ей руку, и, взяв его под локоть, Элисон послушно позволила себя увести от предметов искусства, которые так обожала, к представителям высшего общества, большинство из которых презирала. Едва войдя в зал, она тут же ощутила на себе оценивающие взгляды светских львиц, женщин одного с ней возраста, и искренне улыбнулась, увидев зависть на лицах. Ничего так не грело ей душу, как осознание собственного превосходства - она, некогда выросшая в деревне, смогла не только сделать себе имя и карьеру, но и добиться утонченности и привлекательности недоступной женам богачей, приглашенных в общество по праву рождения.

Следующие пару часов она под неусыпным руководством мистера Блэкмунда переходила от одной группы людей к другой. Подразумевалось, что в этот вечер состоится первичная оценка экспонатов новой выставки, но стоило только Элисон обратить свое внимание на что-то родом из Ближнего Востока, как над ухом тотчас зазвучал легкомысленный щебет одной из дам, чья активность подпитывалась не столько интересом, сколько пузырьками шампанского, заметно убывающего в бокале.

– Мисс Гамильтон, вы просто обязаны раскрыть нам свой секрет, – ехидно произнесла дама, подошедшая к своему мужу, с которым Элисон разговаривала уже некоторое время. – Глядя на вас даже невозможно представить, что вам уже столько лет. Уж не ведьма ли вы?

– Вы рассекретили меня, – засмеялась Элисон, оставив без внимания явный намек на увядающую молодость, и мысленно добавила, – «Это ты старая ведьма, на которую даже муж смотреть не хочет».

Элисон улыбнулась, радуясь, что ее ежедневные занятия йогой и приверженность правильного питания приносят свои плоды. И косметолог конечно, встречи с которыми были так же регулярны как и совместные завтраки с дочерью.

– Плох тот искусствовед, который не заботиться о собственном теле. Очарование прячется в деталях. Как и дьявол, – задорно подмигнула Элисон собеседнику и добавила, переведя взгляд на его жену. – Прошу извинить, мне надо выйти.

Едва она успела перевести дух, растворившись в живительной тишине коридора, как за спиной раздались шаги.

– Уже уходите, мисс Гамильтон? Мы вас утомили? – участливо спросил подошедший к ней мистер Блэкмунд.

– Нет, что вы. Я просто ответила на звонок, – не моргнув глазом соврала Элисон.

Мужчина бросил на нее внимательный взгляд, заподозрив ложь, но тут же весело рассмеялся.

– Я вернулся в офис за договором. Буду признателен, если вы прочитаете, и подпишете его в ближайшие дни, - он протянул ей папку с документами и подмигнул. – А пока нам лучше переместиться в более приятное место. Это общество... слишком давит. Не желаете поужинать?

– С вами? – кокетливо хлопнула ресницами Элисон. – С удовольствием.

– Тогда подождите меня внизу. Я только попрощаюсь и догоню вас.

Элисон кивнула и направилась в гардеробную, покрепче прижимая папку с договором к груди.

Было что-то неправильное в осознании как легко она получила этот договор - бумаги судя по всему подготовили задолго до ее прихода, и посещение музея в этот вечер носило не более чем формальный характер. Возможно, это был шанс мистера Блэкмунда узнать ее поближе, даже завязать более тесные отношения. Подумав об этом, Элисон улыбнулась. Она была вовсе не против проснуться с ним утром, если это произойдет не в ее квартире, чистой и изысканно обставленной. Больше ни одного мужчину пустить в свою жизнь она была не готова - не для того пережила тяжелый и долгий бракоразводный процесс с мужем. И все же она непростительно давно не занималась сексом, не говоря уже о любви.

Предаваясь мечтам о страстных поцелуях и крепких объятьях, Элисон положила документы на стойку в гардеробе, надела свой жакет и, посмотревшись в зеркало, заметила, что один из кармашков отличается, выпирая чуть сильнее остальных. Нахмурившись, женщина попыталась его пригладить и услышала шуршание. Быстро запустив руку в карман, она вытащила сложенный лист бумаги, раскрыла его и приложила руку к губам, едва сдержав крик, разрывающий ее изнутри. Торопливо оглядевшись и удостоверившись, что никто не видел, как она читает записку, Элисон сунула ее в клатч и, стараясь не сорваться на бег, подошла к гардеробщице.

– Передайте мистеру Блэкмунду, что я... – дыхание Элисон сбилось, а на глаза наворачивались слезы, которые она безуспешно старалась сморгнуть. – Что мне пришлось уйти. Я неважно себя чувствую.

Гардеробщица взглянула на нее обеспокоено и уточнила лишь, не стоит ли вызвать ей такси или доктора, но Элисон уже бежала к выходу из музея, не слыша ничего вокруг. Губы ее тряслись, кровь отхлынула от лица, и думать она могла только о том, как позорно не упасть в обморок прямо здесь, на глазах у всех. И конечно вызывая такси и блаженно прикрыв глаза на заднем сидении мчащего ее домой автомобиля, она даже не вспомнила ни про папку с документами, ни про работу, такую желанную еще утром.

Едва закрыв за собой дверь, Элисон тут же скинула жакет, бросив его на пол, чего никогда себе не позволяла, заботясь о постоянном порядке в доме и выказывая недовольство Мелоди за разбросанные вещи. Туфли, элегантные, но по удобству напоминающие колодки, отправились туда же, и Элисон позволила себе громкий, сладостный вздох, ощутив ступнями прохладу паркета. Но облегчение пришло лишь на мгновение, и женщина диким зверем понеслась в свою комнату, уже не уверенная сможет ли найти там защиту и спокойствие.

– Ах, Мелоди, вечно ты... – выругалась Элисон, споткнувшись о брошенный на полу рюкзак, но тут же помчалась дальше.

Влетев в комнату, женщина опустилась на колени возле прикроватной тумбочки и, выдернув нижний ящик, начала вытаскивать его содержимое на пол, не заботясь о сохранности. Все в этот миг утратило ценность. Все, кроме шкатулки, хранящейся на самом дне. Взяв ее, Элисон только сейчас осознала, как дрожат и трясутся ее руки, как участился пульс, и удивилась, почему сердце до сих пор не выпрыгнуло из груди, прекратив ее мучения. Медленно, стараясь не уронить шкатулку, Элисон подняла крышку и осторожно, словно не веря тому, что видит, коснулась подушечками пальцев края плотной бумаги. Разворачивать их не было нужды - женщина и так помнила каждое написанное в них слово.

Записки. Три маленьких сложенных пополам белых листа, скорее всего вырванных из записной книжки. Но стоит только раскрыть их, как они превращаются в источник людской ненависти, злобы, жажды смерти. Чувствуя, как слезы заливают лицо, Элисон поставила шкатулку и раскрыла первый лист. Его она получила в десять лет и не сразу связала со смертью своей старшей сестры – Шелби Остелл. Маленькая и наивная она восприняла все как злую шутку одноклассников и спрятала записку подальше от убитых горем родителей - в одну из любимых книг, таким образом, непреднамеренно сохранив на долгие годы.

Холодные пальцы уже держали вторую записку. Другой город, другой дом и совершенно другая, повзрослевшая Элисон. Прошло восемь лет, которые в этом возрасте кажутся целой жизнью, но стоило только ей найти этот сложенный листок, как воспоминания накрыли холодной лавиной. И снова записка стала подтверждением смерти. Элисон лишилась троюродной сестры Марии Мартин, хотя малодушно готова была признать, что эта смерть огорчила ее гораздо меньше потери родной сестры. Возможно, она даже и не узнала бы о ней, если бы не родители, настолько мало общалась с родственницей.

Но настоящее чувство ужаса и отчаяния пришло только с третьей запиской, которую сейчас женщина взяла в руки. Она получила ее в тридцать три года, шесть лет назад, на следующий день после смерти младшей сестренки - Шарлотты Бондар. И даже сейчас помнила, как в тот день ужас потери и отчаяния снова накрыл ее.

И каждый раз после получения очередной записки Элисон приходилось собирать вещи и бросать свою устроенную, привычную жизнь. Сначала родители увезли ее, не в силах продолжать жить в доме, где все напоминало о дочери. Затем Элисон внезапно приняла предложение руки и сердца Аттикуса Гамильтона, над которым сомневалась почти год, словно заранее предчувствуя, что этот мужчина не станет тем самым кораблем, причалившим к острову под названием "судьба". Но к тому моменту родители научились жить дальше и растили малышку Шарлотту, и оставаться в доме с ними Элисон было тяжело. И лишь третья записка придала ей уверенности в том, что время забрать Мелоди и оставить мужа, с которым отношения складывались все хуже и хуже, наступило.

Ее жизнь следовала четкой последовательности: смерть, послание, переезд.

– Куда я дела записку? – прошептала Элисон и начала судорожно рыться в разбросанных вокруг себя бумагах.

Не обнаружив того что искала, она выбежала в коридор, но ни в карманах жакета, ни в клатче листка бумаги не было. Решив, что обронила ее по дороге домой, Элисон позволила себе минутную слабость и села на пол, прислонившись спиной к входной двери. Закрыв глаза, она представила, что все это ей лишь привиделось, и опасность не нависла над нами черным вороньим крылом.

Нелепая и в тоже время чудовищная череда загадочных смертей в ее семье способна была свести с ума кого угодно. Полиция лишь разводила руками и через время закрывала дела, отправляя их на пыльные полки архива за неимением улик. И Элисон оставалось только гадать, что за злой рок преследует женщин ее семьи - женщин, связанных кровью, но не поддерживающих связь и ведущих совершенно разные жизни. Как один человек мог столько лет выслеживать ее, ведь почерк на всех записках совпадал. И все же их в семье оставалось совсем мало родственниц.

– Мелоди! – воскликнула Элисон, пронзенная внезапным страхом за жизнь самого близкого человека. – Нет, только не моя дочь!

Резко вскочив, не обращая внимания на головокружение, она побежала к комнате дочери и постучала, гораздо громче и нетерпеливее чем обычно, а затем, дернув ручку, убедилась, что дверь закрыта. Только сейчас Элисон услышала, как громко играла музыка. В обычный день она сделала бы дочери замечание, беспокоилась бы о соседях, которые вероятно не смогут заснуть, и ворвалась бы в комнату любой ценой, но сейчас, стоя у закрытой двери, она сделала единственное, что было в ее силах - приложила к ней ухо и, услышав шорох и шаги, облегченно выдохнула.

Сердце наконец перестало помещаться в груди, а дыхание так участилось, что легкие, зажатые тесным топом-корсетом, горели огнем. Не заботясь ни о сохранности одежды, ни о беспорядке вокруг, Элисон сорвала с себя топ и бросила его на пол.

Она разберется со всем завтра – обзвонит родственниц, попробует снова найти записку, подберет подходящий район для переезда и обдумает, как лучше сказать об этом Мелоди. Но сегодня она больше не в силах справляться с судьбой.

Медленно перешагнув через разбросанные повсюду вещи, Элисон прошла в столовую и вытащила из бара бутылку Château Gruaud-Larose. Налив себе целый бокал, она выпила его почти залпом, ощущая легкий укол вины за такое пренебрежение к одному из лучших в мире вин. Почувствовав, как тепло алкоголя разлилось по телу, Элисон поплелась в спальню, с трудом сохраняя ровную походку, и рухнула на кровать, пожалуй, впервые в жизни не заботясь ни об оставленном беспорядке в ее идеально обставленной дорогими вещами квартире, ни о том, что утром об этом подумает дочь.

Закрыв глаза, Элисон ожидала обрести покой, но даже там, в тени своего сознания, она не могла избавиться от ужасного предупреждения, чернеющего на белом листе бумаги.

«Я убью вас всех, каждую по очереди. И однажды ты станешь следующей».

*Евангелие от Матфея, Глава 7, стих 14.

**2,4 на 7,3 м.