Она говорит: «Ты больше не русская, если можешь допустить, что русские солдаты стреляют в мирных жителей».

Он говорит: «Каждое утро, просыпаясь, мне нужно ударить себя, ущипнуть, стукнуться головой о стенку, чтобы убедить себя в том, что все это реально, что все это действительно происходит».

Она говорит: «Я соблюдаю нейтралитет. Не лезу в политику. Если меня спрашивают, я говорю, что ничего не знаю».

Она говорит: «Вы русская, а помогаете беженцам. Это как?»

Я говорю: «Эта война отбросит от себя длинную тень. Очень длинную, на несколько поколений».

Она говорит: «Путин не нажмет на кнопку. Ты сама знаешь, кто нажмет. Путину просто нужно выпустить пар в Украине».

Он говорит: «Мне говорят, ты же оттуда, с Донбасса. Ты наверное теперь радуешься?» А я не знаю, что сказать. Как я могу такому радоваться?»

Она говорит: «Я нейтральна. Я в самом начале написала пост на стене, что война – это ужасно, что у меня самой родственники в Украине. А потом уже не писала ничего, чтобы избежать всех этих комментариев. Столько злобы в них. А теперь украинские родственники со мной не общаются из-за этого. Они хотят, чтобы я не молчала. Пытались запостить мне на стену что-то против Путина, а я удалила. Это же моя стена, я пыталась объяснить. Но теперь они со мной не разговаривают».

Он говорит: «Все повторяется. В 2014 году все это уже было. Война тогда с мясом семьи разрывала напополам. Я знаю одну: там один брат на стороне России сражался, другой – за Украину. Сидели, наверное, в окопах напротив друг друга. И вот теперь то же самое».

Она говорит: «Я бы осторожно отнеслась к глаголу "бомбить-разбомбить". Кажется, это специфическая особенность словоупотребления русскоязычных украинцев...»

Она говорит: «У подруги на сына напали. Он шел, разговаривал по телефону по-русски. Сзади подскочили, ударили по голове, сбили с ног, пинали...»

Он говорит: «Ты все больше от меня отдаляешься. Мыслями ты не здесь».

Она говорит: «Ее заставили. Как она самом могла в здравом уме? У нее же двое детей. Говорят, ее родню на Украине взяли в заложники и угрожали ей. Вот она это и сделала».

Она говорит: «У меня мама под Полтавой. Я звала ее к себе, но она не хочет уезжать. Там дом и больной дед. Дедушка вот умер недавно, но дом остался. Она не может его бросить».

Он говорит: «Мир изменился. Он никогда уже не будет прежним».