Мы вражду разожгли в очаге былой дружбы,

Ядом лжи наполняя пустые бокалы,

Имя Мести для нас перестало быть чуждым,

Столько ближнему врали: даже небо такого не знало...

Нет, Реми не был хищником. Строго говоря, он не имел и наметок на такую перспективу, потому как чтобы быть хищником, нужно иметь хотя бы пару клыков, а чтобы не стать жертвой себе подобных - настоящий характер. Нужно опережать злопыхателей и бросаться в бой первым, надо рвать плоть противника, нещадно, до последнего его и, быть может, даже собственного издыхания. Однако Реми клыки вырвали - воспитали; взрастили в нём натуру трепетную и миролюбивую, заместо той природной дикости, что была в нём заложена. И вот, казалось, дело кончено: Ришару светило в унынии наслаждаться закатом жизни, так и не дождавшись рассвета, как вдруг злою сущностью пробудился характер.

Виктору исполнилось пятнадцать, когда в общежитии академии начались ремонтные работы и Реми Ришара на месяц переселили в его комнату. До этого момента он виделся Дарковски фигурой смутной, но весьма порядочной, оттого сожительству предстояло быть спокойным. Поначалу дела шли хорошо. Вставал Реми засветло, когда Виктор лежал в прозрачной полудрёме, выходил из комнаты почти бесшумно, изредка скрипя половицами. Он каждодневно молился в тиши пустующей купальни, как приучили его ещё при жизни дома, а после возвращался в постель, распаренный и полусонный, лежал в кромешной тишине, глядя куда-то в глубину потолка. Дни напролёт Ришар учился: он был одним из немногих, кто ясно понимал, как это и зачем. Он никогда не говорил с Дарковски, особенно попусту, не спрашивал помощи и не делился советами; он и о себе любимом размышлять не то что бы любил, оттого и считался человеком дела - человеком умным. В недельном молчании Реми внезапно обнаружил в Викторе друга и предложил совершить совместную вылазку из академии.

Их было трое: решительно настроенный Реми, который не в первый раз покидал академию тайком; ведомый им Виктор, согласившийся на авантюру забавы ради, и Фэл, самый близкий из товарищей Реми, оттого и всюду его сопровождавший. Они покинули общежитие за полночь. Спустились из окна второго этажа, когда комендант, обходивший корпус, поднялся на четвертый, где жили выпускники. Бардак и шум всегда стояли там, обещали отвлечь его внимание от возни под окнами.

Ришар повсюду следовал первым. Фэлу же уверенности не хватало. Тощая его фигура долго виднелась в разрезе окна, прежде чем он наконец решился прыгнуть.

«Быстрее! - Реми издал звук больше похожий на остервенелое шипение, чем на шепот. - Что ты мнешься?! Да не разобьешься ты! Тут невысоко!»

Однако от такой активной поддержки - а слова сопровождались неустанным размахиванием руками в воздухе - толку было немного. Фэл сидел на подоконнике, боязливо поджав ноги, тараторил что-то неясное себе под нос, ломая от напряжения руки. Когда же он спустился, дрожа всем телом, Реми бросил недовольное «ей-Богу, как девчонка», по-свойски взял его под руки и потащил следом за собой.

В суете Виктор почти упустил прелесть той ночи. Лишь ненадолго остановился у поросшей зеленью стены, вглядываясь в ничем не затуманенное чёрное небо, столь ровное, что не верилось глазам. А после Ришар окликнул его, протянул руку, помогая подняться по взваленным вдоль ограждения камням, протиснуться меж сломанных штырей. Реми не было дела ни до неба, ни до красоты ночи - он ловко вскарабкался на стену и, не медля ни секунды, спрыгнул во мрак неизвестности. Земля ухнула под его ногами. Реми фыркнул, отбрасывая со лба взмокшие от пота волосы. Дорогой костюм, сшитый по индивидуальным меркам и подаренный отцом после летней сессии, выглядел обиженно-измятым, смотрелся чужеродно в сочетании с вороватым выражением лица своего обладателя.

- Сколько у кого? - Ришар вопрошающе уставился на будущих собутыльников, тоже пожертвовавших красотой выходных костюмов.

Виктор растерянно шарился по полупустым карманам брюк. Вечер не предвещал больших трат, однако вопрос денег всё равно вызвал у Дарковски немалые трудности. Найденные монеты складывали прямо в руки Реми, а затем он с видом бывалого казначея пересчитал собранное и недовольно отвесил: «Пускай! Сойдёт».

Через лесополосу шли неторопливо, прямо-таки вальяжно. Когда показалась дорога и во тьме неба замаячили огни города, Фэл и Реми заметно приободрились, зашагали нога в ногу, обсуждая что-то своё.

- Даже если не сдашь зарубежную литературу, общий бал ниже семёрки уже не опустится! - Уверенно заговорил Ришар.

- Думаешь? - собеседник недоверчиво поморщился.

- Сколько у тебя сейчас? 7,8?

- Как-то так...

- Ну вот! - Реми, обычно чрезвычайно озабоченный учёбой, держался развязно; казалось, стоило им выйти за территорию академии, как проблемы, обременявшие его, смешались с дорожной пылью и потеряли всякое значение.

- Вот кому действительно переживать не стоит, так это Виктору! - Воскликнул Фэл, стараясь вовлечь Дарковски в беседу. Тот, вопреки ожиданиям, от подобного комплимента сконфузился. - Ты зарубежную литературу знаешь лучше всех на курсе.

- Разве? - Недоумевал Виктор искренне. - Разве не Реми?

Реми, услышав то, вздрогнул, но не от радости признанных Виктором достижений. На лице его изобразилось странное, доселе неведомое напряжение, как будто сейчас и только сейчас решалась его судьба.

- Реми? - Фэлу единственному удалось сохранить внешнюю непосредственность. - Думаю, Реми хватит смелости признать поражение в этой битве умов.

- Не думаю, что мы бы стали тягаться хотя бы в чём-то. Верно, Виктор? - Ришар настороженно поглядел на Дарковски, ожидая безусловного согласия с его стороны.

- Да, конечно! - с готовностью нашёлся Виктор.

Вскоре они оказались посреди улицы, где разговор заглушили крики лавочников и шум проезжавших мимо экипажей. До самого города, началом которого принято было считать главные улицы с прилегавшими к ним кварталами, оставалось ещё несколько минут пути; студенты же очутились в его преддверии - этакой провинциальной Арафией, где селился простой люд и теснились промышленные постройки. Впрочем, при огромном столпотворении грязи на улицах виделось куда больше, чем людей. Помои застилали дорогу, чавкали под ногами. Всё той же грязью торговали в местных лавках. Бар, к которому уверенно шагал Реми, был своего рода оплотом чистоты средь этого болота, блистал свежевымытым порогом, над которым то и дело горбилась старуха-наёмница. Однако посетители этого места - та же грязь: сплошь и до мужланы, косо взиравшие на студентов.

- Будь здесь! - настаивал Реми, обращаясь к Фэлу.

Они втроем стояли у дверей бара, теснимые мимо проходившими рабочими. Реми то и дело громко чертыхался, чем обращал на себя излишнее внимание бывалых посетителей, переминавшихся на улице: заведение в тот вечер было переполнено, торговали навынос.

- И почему я не могу пойти с вами?! - Фэл упрямился, больше остальных стесненный дикостью обстановки.

- Потому что с тобой, дорогой мой, велика вероятность того, что нам ничего не продадут! - раздражался Ришар.

- Я постою с краю.

- Я тебе говорю: будь здесь!

Фэл поморщился, но более упираться не стал.

В баре горели лампы, однако уютным от того он не становился. Бедность оказалась не просто нелицеприятной, а по-настоящему уродливой, и Виктор невольно поморщился от осознания того, сколько сил забирает физический труд и насколько неизменно тяжелой оставалась жизнь в развитой, по меркам страны, Арафии. Реми был холоден и ступал с прежней уверенностью. Его не страшила бедность, потому что он сам совсем недавно выступил из неё. Семья Ришаров бедствовала около шести лет, пока Эрик Ришар, отец Реми, не решился вложить остатки средств в добычу меди на востоке страны. Дело виделось пустым, однако вскоре окупило себя. Средств вполне хватило, чтобы основать собственный ткацкий завод и на ближайшие годы закрыть "голодный" вопрос. Но Реми невзгоды помнил ясно, как будто они были только вчера или непременно должны были навалиться на его плечи завтра. Бедность пробудила в нём и благородство, и жажду справедливости, которая, правда, имела искаженную или, как её называли, "Ришаровскую" форму, где если платили за свершенное, то вдвойне, а месть виделась делом чести. И вот Реми шагал по бару, глядя не то поверх собравшихся, не то через них, отчего Дарковски чувствовал ещё большую неловкость.

Содержатель окинул их оценивающим взглядом: субтильный Реми с белым галстучком на тонкой шее и долговязый Виктор, по-подростковому нелепо сложенный, доверия не вызывали. Торговаться пришлось долго, и результат не слишком обрадовал - содержатель отказался продавать что-то крепче самого дешевого в баре белого вина. Ришар недовольно фыркнул, но деньги на стойку выложил.

- Тоже мне... - бубнил он себе под нос, когда они двинулись к выходу. - Только бы деньги драть!

Толпа у дверей к тому моменту ничуть не рассеялась, а только начала разрастаться. Крики, свист, смех сопровождали внезапное веселье, разыгравшееся там. Рабочие, крестьяне и простые пьянчуги собрались плотным кругом, обуянные внезапным восторгом. А Фэла нигде не было. Реми настороженно огляделся, пробежал улицу до самого угла, а после с недоумением произнёс:

- Ну и куда он запропастился?! Я же сказал ему: стой здесь... носит же свет таких полудурков! Неужто обиделся...

И только тогда Виктору удалось понять, что же так забавляло толпу. Он бросился обратно к дверям бара, стараясь протиснуться меж плотно сжатых давкой тел, и наконец уловил краем глаза силуэт Фэла. Он лежал, распластанный на земле, с глазами, полными бессознательности, упертыми куда-то в пустоту. Его худое, слабое тело казалось ещё меньше, чем раньше, и было абсолютно обездвижено. Чёрные волосы растрепались, подрагивали на висках в такт толчкам, пальцы рук мерно содрогались, загребая густую дорожную пыль. Фэл судорожно дышал. Часто. Широко раскрытым ртом. А после Реми резко дернул Виктора за плечо, насильно оттащил его в сторону.

- Нам... нам нужно помочь ему! - Кричал Дарковски, вне себя от ярости и ужаса.

Реми, напротив, держался холодно и отрешенно. Он с силой сжимал обе руки Виктора, сдерживая его попытки ринуться в глубь толпы.

Виктор кричал - Реми кивал.

Виктор умолял - Реми молчал.

Виктор рыдал - Реми просил его успокоиться.

Он почему-то свято верил, что предприми они хоть что-то, окажутся также растерзаны, а потому остается только ждать. И они ждали: Виктор, прячущий слезы, упившийся взглядом в бестолковую стену, и заледеневший Реми. Время застыло меж ними, видимо, заплутавшие среди однообразных, грязных улиц. Застыло и никак не хотело сдвинуться с места.

Когда толпа рассеялась, у Виктора пересохли глаза. Он отчаянно мусолил их, растирал грязными руками, отчего они болели сильнее прежнего. Реми, вновь решительный и будто бы чуть оттаявший, подошёл к Фэлу, взял его под обе руки и попытался на силу поднять на ноги. Но тот лишь запрокинул голову и разрыдался у него на плече. Слёз, правда, было не сыскать: он глухо стонал и задыхался, давясь криком и словами.

- Сейчас ты встанешь, и мы пойдём на пристань, как мы и планировали, - говорил Реми, старательно поддерживая голову Фэла так, чтобы смотреть прямо ему в глаза, - ты слышишь меня? Ну вот... слышишь.

- Реми, мне больно, - Фэл впивался пальцами в рукава его пиджака, дрожал всем телом.

- Ничего-ничего! - Реми, как мог, старался его приободрить. - Это всего лишь глупый, страшный сон. Ты понимаешь меня? Глупый, страшный сон... Таких много. Это он и был.

- Реми, я не... - Фэл захлёбывался словами.

- Не веришь мне? Но ты сейчас выпьешь немного, буквально самую малость, и боль как рукой снимет. И это будет сон.

Реми откупорил бутылку, поднес её к губам Фэла, шепча что-то убаюкивающее, но Фэл не пил. Вино стекало по его подбородку, лилось на серую от пыли рубашку.

- Реми, я хочу вернуться.

- Зачем? - Ришар нахмурился. - Тебе нельзя появляться в академии в таком виде! Давай, мы сначала приведём тебя в божеский вид, а уже потом...

Но Фэл не стал более его слушать: поднялся с земли, покачиваясь от нахлынувшей слабости, медленно двинулся куда-то во тьму улицы. Реми вскочил следом за ним, но остался на месте, не готовый отступиться от намеченных планов.

- Вернись немедленно! - голосил он. - Ты слышишь меня?! Ну и куда ты по...

Фэл, пошатываясь, попытался оправить на себе одежду, но руки безвольно упали, и он пошёл дальше, даже и не думая оглянуться.

- Наверное, нам стоит пойти вместе с ним. - Заговорил Виктор, всё это время безучастно наблюдавший со стороны; ему боязно было вставить лишнее слово, потому что знал, как гневлив и жесток Реми и как привык он обращаться с теми, кто намеревался идти против его воли. - Вдруг с ним что-то случится.

- Пусть катится к чертям собачьим! - Рявкнул Реми. 

Он простоял с минуту, пыхтя от ярости, а после резко схватил Виктора за плечо и со словами "Пойдём! Резче!" увлёк его следом за собой.

Пристань располагалась совсем недалеко. Ночью здесь было пусто, и, кроме комаров, никто не донимал заплутавших студентов. Над водой вязкой пеленой завис туман, средь которого прятались старенькие лодочки. Реми спешно отвязал одну из них, и юноши тихо отплыли, чуть покачиваемые на разыгравшихся волнах.

- Нам не стоило оставлять Фэла там, - в лодке было зябко и влажно; Виктор сидел, скрючившись, и предавался сожалениям, нахлынувшим сильнее прежнего.

- Всякое случается, - Реми был слишком занят греблей, чтобы придать словам Дарковски хотя бы какое-то значение.

Их неизменно сносило к берегу, весла тяжело лежали в руках Ришара, но он с непривычки не решался попросить помощи. Даже бутыль с вином Виктору не доверил: сидел, зажав её между коленками.

- А если бы ты был на месте Фэла?

- История не знает сослагательного наклонения.

- И что же, тебе не хватает сердечности, чтобы вообразить себя на его месте?

- Тебе так хочется докопаться до моей совести? - Реми наконец изволил передать весла в умелые руки Виктора, а сам принялся глоток за глотком опустошать бутылку. - Она у меня есть, поверь на слово. И не копай более. И без того скверно.

Вскоре они настигли середину озера, и Виктор отпустил весла из зудящих от натуги рук. Туман чуть просел, обнажая метры прозрачной воды, изредка покрывающейся ребристыми линиями волн. Небо, плотное и насыщенное, склонилось над их головами, вобрав в себя оставшееся свободным пространство, смотрело отчужденно и без интереса.

- Как печет в груди! - Вино разморило Реми, и он всеми силами пытался поудобнее умоститься в лодке.

- Может, нам стоит вернуться? Вдруг мы ещё успеем догнать Фэла? - Виктор оставался трезв, а потому волнение не отпускало его.

- Нет. - Отрезал Реми. - Я знаю, что ты сейчас подумаешь, и всё-таки нет.

- И что же я такого подумаю?

- Что я, должно быть, беспросветный эгоист, раз позволяю себе такое поведение. Что у меня, должно быть, камень вместо сердца, и я окромя себя ничего не вижу.

- И что же ты скажешь в своё оправдание? - Виктор заинтересованно вглядывался в лицо Реми - бесспорно приятное и вместе с тем необычное лицо, в котором нашлось место и округлым и острым чертам.

- Ничего не скажу. - Юноша покачал головой, протянул Виктору бутыль вина, но тот отмахнулся. Пришлось опустошить её одному.

- Совсем ничего?

- Совсем.

- И почему же?

- А зачем? Ты разве поверишь? Ты вообще часто кому-то веришь на слово?

- Нет.

- Ну вот. - Реми устало прикрыл глаза. - Я лучше расскажу тебе об одном своём любопытном замечании.

- Как хочешь, - Виктор покачал головой.

- Помнишь профессора Т****? Он один из тех, кто принимает экзамен по истории.

- У нашей половины группы был Бьен, однако Т**** я знаю.

Реми ненадолго замолчал, словно сомневаясь, стоит ли продолжать, а после заговорил с ещё большей развязностью:

- Т**** - бесспорно замечательный историк, и никто не посмеет усомниться в его компетенции. Мало того, он добрый и весьма порядочный человек; один из тех, кого уважают не только за знания, но и за свойства души. Но у профессора Т**** есть одна особенность, о которой знают все, у кого он когда-либо принимал экзамен, но и все же молчат, потому что стыдно сказать. Потому что не знаешь, как и зачем. И я молчу, и Фэл молчит, и ещё несколько десятков студентов. Они тоже молчат. И я долго думал, что я могу сделать. Ну выбегу я из аудитории, ну закричу во всеуслышание: «Он трогал меня, помогите! Я ведь просил его убрать руки, но он сказал, что так надо». - Голос дрогнул. Ришар потупился, стараясь не соприкасаться с Виктором взглядом. - Ну и что с того? Все терпят, и я потерплю. Оно ведь только и нужно, что терпеть: не так уж и много.

- Значит, - протянул Виктор, - ты предлагаешь Фэлу перетерпеть?

Реми завис где-то в глубине мрачных размышлений, а потом произошло то, чего Виктор никак не мог ожидать. Со словами "Как же печёт, черт возьми" охмелевший Ришар закинул ноги за борт. Лодка резко накренилась, и Виктор только и успел, что панически упереться веслом в дно старенького судна. Реми с головой погрузился в ледяную воду, явно довольный и также явно желавший этого. Дарковски один остался в лодке, которую лихо качало на разыгравшейся воде.

- Руку дай! - крикнул Реми: он плохо держался на воде и как-то нелепо отбивался от её нападок, то и дело погружался в её беспросветную густую массу. - Я плавать не умею!

Виктор, недолго думая, протянул ему руку, и Реми с силой потянул Дарковски на себя. На сей раз лодка опрокинулась, и Виктор ушёл под воду, подминая под себя не успевшего отплыть Реми.

- Что ты творишь?! - Дарковски жадно хватал воздух ртом, дрожа от холода и неожиданности.

Ботинок удачно соскочил с его ног, и Виктор уж было хотел нырнуть за ним, но понял, что вещь безвозвратно потеряна. Реми всплыл парой секунд позже, спокойный и хитро улыбающийся. Вода теперь не внушала ему страх, и он спокойно очерчивал руками круги вокруг себя, легко приподнимаясь над нею.

- Ах ты... - Виктор попытался в отместку ударить его, но Ришар с легкостью отбился, не обращая внимания на оклики, поплыл к позабытой лодке, которая мерно покачивалась на волнах...

... На следующий день Реми Ришар перебрался в другую комнату, где помимо него теснилось человека четыре. Он по-прежнему не говорил Виктору ни слова, однако теперь это не стало бы лишним. И трудно было сказать, что именно заставило Реми собрать вещи и покинуть полупустую комнату Дарковски, но с того момента, когда Ришар снял с вешалки в их общем шкафу свой последний костюм, Виктор впервые почувствовал ту неприязнь к себе, которая преследовала его ещё долгие годы...