На следующее утро нас разбудил звонок Никитиного телефона. На экране высветилось имя Евы. Мы переглянулись, едва открыв глаза, и быстро вскочили с постели, словно уличенные в чем-то неприличном. Никита немедля поднял трубку.

- Привет, - неуверенно произнес он, включая громкую связь. – Мы с Марго сейчас вместе. Как ты, дорогая?

- Поверить не могу, что вы оставили меня здесь.

- Но...

- Я знаю, что у вас не было выхода. Вам, как и мне, не дали выбора. Я-то надеялась провести врачей, доказать всем, что не больна на самом деле, но мне не удалось. Мой вес слишком низок, все говорят, что я могу умереть в любую минуту, представляете? Меня возят по отделению в инвалидной коляске и запрещают передвигаться самостоятельно. Я здесь всего день, но мне это уже опостылело. Знаете, что смешно? Когда я очнулась, я была уверена, что больше никогда не заговорю ни с тобой, Никита, ни с Марго, но теперь я понимаю, что вы не могли забрать меня отсюда. Все было решено за нас.

- Значит, ты не злишься? – проговорила я.

- Нет, больше нет, - отозвалась Ева. – Марго, милая, я уже так соскучилась. Спасибо тебе большое за письмо. Это нечто очень нежное. И вообще, спасибо за все. За одежду, за книги, за косметику. Я была очень растрогана, когда мне все это принесли. Знаете, здесь выдают телефоны всего два раза за день, утром, в десять, и вечером, в семь. Если вы не возражаете, я буду звонить вам по вечерам.

- Звони в любое время, - произнес Никита.

- Уезжайте из Москвы. Вам больше нечего здесь делать, - продолжала Ева. - Приедете, когда у меня кончатся книги, ладно?

- Конечно. Ты уверена, что нам стоит уехать?

- Да. Толку от вас здесь никакого. Тем более, у вас обоих учеба. Кроме того, вас скорее всего ко мне не пустят.

- Какое гадство, - возмутился Никита. – Ладно. Тогда мы покинем Москву сегодня же. Расскажи, как ты? Еще не привыкла?

- О, поверьте, здесь ужасно. Но я не буду вас пугать. Расскажу обо всем, когда выпишусь. Мне поставили условие: набрать вес до сорока пяти килограммов. Я на это готова. Я сделаю все, чтобы побыстрее отсюда выйти.

- Ты умница.

- Не преувеличивай, Марго. Здесь кошмарная обстановка. Мне противно смотреть на эту атмосферу всеобщей жалости к себе и зацикленности на еде. Хотя, знаете, я уже успела подружиться с двумя девчонками, они классные. Мы сидим за одним столом во время приемов пищи.

Меня больно кольнула ревность, но я решила не подавать виду:

- Это замечательно, замечательно, что ты там не одна. Ева, даже, если меня не пустят, я обещаю, что приеду к тебе.

- Спасибо. Ты и Никита – это лучшее, что случалось в моей паршивой жизни, - ее голос дрогнул. – А теперь давайте прощаться. Вам предстоит долгая дорога. Знайте, я люблю вас.

- И мы тебя любим, - отозвался Никита, вытирая слезы со щек.

В телефоне раздались гудки. Ева повесила трубку.

- Ну что будем делать? – посмотрел на меня Никита. – Можем весь день провести в Москве – я здесь впервые - а ближе к вечеру отправиться домой, в Питер.

- Ты же понимаешь, что дорога займет всю ночь?

- Конечно. Но я сейчас не совсем в состоянии садиться за руль. И да, - в его голосе появилось смущение. – Прошу, никогда не рассказывай Еве, что я плакал, хорошо?

- Ладно, - пообещала я.

На Никитиной машине мы отправились кататься по центру Москвы, а затем, бросив ее на одной из платных парковок, пошли гулять по Патриаршим, шагая по Малой Бронной, затем измерили шагами весь Арбат, позавтракав сэндвичами в одном из местных кафе. Как бы долго мы не гуляли, развлекая друг друга разговорами, в горле обоих застыл ком из-за всего, что произошло вчера. Из нашего сознания не выходила Ева.

Почти весь день мы изучали Москву подошвами своих кроссовок, а ближе к вечеру сели в машину, забрали вещи из гостиницы, где провели последние две ночи, Никита расплатился, и мы отправились в путь домой. Стекла, отделяющего меня от Никиты, больше не существовало. Мы разговаривали всю дорогу так, как будто мы лучшие друзья, которые не виделись миллионы лет, а потом вдруг случайно вновь обрели друг друга. Меня удивило то, что наши с ним взгляды на многие вещи были близкими, нам было даже интересно друг с другом.

Никитин «мерседес» подкатил к дверям моей парадной лишь спустя много часов пути, ранним утром, когда майское солнце уже успело полностью вступить в свои права. Никита вышел из машины, чтобы распахнуть мне дверь - он всегда был очень галантен. Мы обнялись прежде, чем расстаться, его руки легли на мою талию.

- Увидимся завтра? – прошептал он, положив голову на мое плечо. Я вдруг почувствовала нечто, что так сильно напугало меня, от этого я, пожалуй, слишком резко, отстранилась.

- Я не уверена. У меня много дел. Институт, а после мне нужно на съемки.

- Что за съемки? – он спокойно отпустил меня из своих объятий.

- Мы с ребятами делаем документальный фильм о творчестве Рембрандта. Я отвечаю за сценарий, мне нужно присутствовать.

- Ничего себе. Значит, ты будешь занята?

- Да.

- Не пойми меня неправильно... Мне просто сейчас очень тяжело оставаться одному.

- Разве у тебя нет друзей?

- Разумеется, есть. Но это все не то. С ними здорово выпить, а с тобой... с тобой приятно говорить.

Мне стало больно от его лжи. Ему было хорошо со мной по одной простой причине - я была в некоторой степени отпечатком личности Евы. Неосознанно, но я подражала ее манере говорить и двигаться. Читала все книги, что она мне советовала, смотрела ленты, которые воспитывали чувства, ходила на выставки вместе с ней. Ева создавала мою личность подобно тому, как люди собирают картинки из кусочков пазла. Как и его личность тоже.

- Тогда, может, увидимся послезавтра? - не сдавался Никита.

- Хорошо, - выдохнула я. – Я постараюсь все успеть.

- Если ты не хочешь, скажи мне, я пойму.

- Я хочу. Только вот это как-то... неправильно.

Мы помолчали.

- Мы же просто друзья, Марго.

- Конечно. Но мне не хочется развлекаться, пока Ева страдает в этой жуткой больнице.

- Я понимаю тебя. Но ставить на себе крест тоже глупо.

- Ты прав. Тогда послезавтра?

- Да.

На этом мы расстались. Никита сел в машину и нажал на газ. Я же разместилась на скамейке возле парадной, достала пачку сигарет и закурила, откинув голову. Утреннее солнце грело мое виноватое лицо. Очередная бессонная ночь из-за Евы. Как мне это все успело надоесть.

Звонки Евы раздавались каждый день ровно в семь вечера. Сперва мне, затем Никите. Она не разговаривала с нами долго, всего несколько минут, ограничиваясь краткими сведениями о то, что она ела и как себя чувствует. Но мы и этому были безумно рады.

С исчезновением Евы за больничными стенами, в моей жизни появилось слишком много свободного времени, которое я всецело решила посвятить работе над фильмом. С самого утра я шла с ноутбуком в ближайшую кофейню и, не жалея своих пальцев, строчила тем сценарий. После обеда с тем же ноутбуком я встречалась с ребятами в студии, где мы продолжали съемки. Работа придавала мне сил вставать по утрам. Именно там я познакомилась с коллективом, с которым работаю и снимаю до сих пор. Даже болея, Ева помогала мне развиваться, освобождая своим отсутствием время для моей творческой деятельности.

По вечерам Никита скрашивал мое одиночество. Его «мерседес» подъезжал к студии после семи часов – времени ежедневного звонка Евы. Я отказывалась видеться с ним каждый день, хотя, по правде сказать, мне часто его не хватало. Вместе мы ходили по наполненным людьми улицам или помещениям, чтобы ни в коем случае вновь не остаться наедине. Местами наших визитов стали уютные кофейни, бары с гремящим техно, а иногда даже залы питерской синематеки, где устраивали спецпоказы старых фильмов. Мы научились убивать пустое время с пользой. Вскоре у нас обоих началась сессия, что разлучило нас на две недели, проведенные за зазубриванием тонн информации из старых фолиантов, взятых в библиотеке, однако, когда с экзаменами было покончено, наши вечерние несвидания продолжились.

Съемки кончились, в моей жизни катастрофически ничего не происходило. Честно говоря, мне скучно писать обо всем, что случалось в те два месяца, что Ева провела в больнице. Потому что каждый день был копией предыдущего. Ранние утренние пробуждения, пробежка, готовка завтрака для себя одной, работа с новым сценарием, поздняя прогулка с Никитой или одной из моих одноразовых подруг... Мое глубинное одиночество во время отсутствия Евы вновь вырвалось наружу. Я стала выкуривать по пачке сигарет в день, съедаемая нервами. И каждый день я ждала одного – семи часов вечера, чтобы услышать ее долгожданный звонок.

Ева проглотила купленные нами книги раньше, чем мы ожидали, поэтому в середине июня мы с Никитой снова решили навестить ее в больнице. Я купила ей с десяток новых книг, абсолютно разношерстных и необычных, новую одежду и ароматные масла для тела, чтобы хоть как-то поднять ее настроение. Когда мы приехали в больницу, нас встретила уже знакомая санитарка, забрала передачу, однако к Еве пустить нас отказалась. Приемные дни – это среда и пятница, как мы могли забыть об этом? Санитарку не тронуло даже то, что мы приехали издалека. Несмотря на то, что наша встреча сорвалась, Ева была рада тому, что мы приезжали.

Время тянулось невыносимо медленно. Прошел месяц, однако Евино заключение продолжалось. Несколько раз я созванивалась с ее лечащим врачом. Меня интересовало лишь два вопроса: идет ли Ева на поправку и когда ее наконец выпишут. Заведующий убеждал меня в том, что динамика есть, что Ева медленно, но набирает вес, но о выписке думать пока рано. Каждый раз мои мольбы о ее освобождении разбивались о скалы. Врач был непоколебим. Хотя, мне казалось, он знал то, о чем говорил. Евино состояние продолжало быть нестабильным. По телефону она называла себя жирной свиньей, признавалась, с каким трудом ей дается каждый прием пищи, но ее решительность поскорее сбежать из больницы поражала меня. Она была готова наступить на горло себе и своим страхам, так она ненавидела это место.

Наконец настал июль. Мы с Никитой уже успели привыкнуть к ежедневным встречам, мир продолжал вращаться по своей привычной оси, а Ева все еще была заложницей лечебницы. В один из самых обычных дней мой звонок психиатру сделал меня счастливой:

- Мы готовы выписать Еву через неделю.

- Какое счастье! – воскликнула я.

- Я бы на вашем месте не стал так радоваться. Конечно, мы готовы отпустить ее обратно, в Петербург, но помните: Ева все еще больна. Я бы, конечно, порекомендовал вам остаться в Москве и отправить ее в дневной стационар, но, насколько я понимаю, вы не намерены меня слушать.

- Не намерены.

- Тогда приезжайте через неделю.

Как только доктор положил трубку, я набрала Никитин номер и сообщила ему эту новость. Он был счастлив.

Неделя ожидания тянулась бесконечно долго. Казалось, что все валится из рук. Моя работа над сценарием шла полны ходом, я хотела дописать его до Евиного возвращения, потому что отчетливо понимала, что после ее появления у меня снова не останется ни секунды свободного времени. Мы с Никитой отправились в Евину квартиру, чтобы вымыть там полы и вытереть пыль перед ее возвращением. Кроме того, мы отправились в оранжерею и купили ей несколько красивых цветов в горшках, чтобы немного оживить ее комнату.

Наконец настал тот самый день икс. Мы забрались в машину и Никита направил ее в сторону Москвы. Долгая дорога, радостные разговоры, предвкушение и счастье стали нашими компаньонами. Никита сильно жал на газ, поэтому добрались мы относительно быстро. Очередная череда бюрократии, и вот мы уже стоим в до боли знакомом коридоре больницы и ждем Евиного появления. Из отделения в компании заведующего вышла девушка, в которой я не сразу смогла узнать Еву. Ее тело осталось истощенно худым, пускай и немного увеличилось в размерах, но вот лицо... Тяжелые нависшие веки, одутловатый овал и отеки - все это выглядело жутко неестественным. Я заметила промелькнувшую в глазах Никиты жалость. Словно вечный прекрасный образ Евы померк в его глазах. Будто он впервые заметил, что его божество имеет человеческую сущность. Думаю, Ева тоже обратила на это внимание, потому что поспешно произнесла:

- Не пугайтесь, пожалуйста, - Она горько усмехнулась. – Посмотрите, что они со мной сделали. Это все из-за калорийных капельниц, теперь я настоящая уродина. Говорят, что отеки сойдут, но я живу с этим вот уже два месяца.

- Успокойся, - подошел к ней Никита и крепко обнял ее хрупкое тело. – Я люблю тебя любой.

- Спасибо, - проговорила Ева, уткнувшись головой в его плечо.

- Я надеюсь, что это наша последняя встреча, Ева, - по-отечески произнес психиатр. – Мне бы очень хотелось, чтобы ты поправилась. Вот меню, по которому тебе нужно будет питаться в ближайшие полгода – он протянул ей листок бумаги с таблицей. – И знайте, Маргарита, я надеюсь на вашу ответственность – ставьте меня в известность при любом ухудшении. Обещаете?

- Обещаю, - отозвалась я.

- Надеюсь на вашу бдительность. Что ж, на этом я с вами прощаюсь.

Никита подхватил Евины немногочисленные сумки, и уже через десять минут мы сидели в его «мерседесе», уставшие и счастливые. Больница за нашими спинами удалялась, Сперва Ева постоянно оглядывалась назад, а после перестала.

- Ты хочешь погулять по Москве? – спросил Никита, вращая в руках руль.

Ева покачала головой.

- Увези меня отсюда поскорее. Прочь! Я смогу успокоится только тогда, когда переступлю порог своей квартиры.

- Ладно, - отозвался он. - Дорога длинная, пусть я сильно устал, поехали. Домой.

- Домой, - повторила Ева.

- Пока мы в дороге, расскажи нам все о больнице, - попросила я.

- Что вы хотите знать?

- Все. С самого начала.

- Хорошо...