На седеющий день я не коротала перерывы в курилке рядом с Евой – она осталась лежать дома, чтобы хоть немного отойти от ночных событий. Бессонная ночь давала о себе знать – я не вполне хорошо себя чувствовала, а голова болела так, словно вчера я успела перебрать с алкоголем. Раз за разом я касалась рукой своего коротко остриженного затылка, пытаясь привести себя в чувства, но даже это получалось у меня плохо.

         Никита сдержал свое обещание. Ровно в три часа его «мерседес» подкатил к центральному университетскому входу, где я его поджидала под навесом с сигаретой в руках. Погода стояла ужасная, дождь лил, как из ведра, но он, не страшась непогоды, вышел из машины, чтобы галантно распахнуть передо мной дверь переднего сидения, где обычно сидела Ева.

         По его красивому лицу с крупными чертами телка вода, мокрые волосы прилипли ко лбу, а темные глаза были переполнены грустью и усталостью.

         Мы уселись в его старенький «мерседес», и тот, издав громкий рев, сдвинулся с места, фонтаном рассекая огромные лужи на дороге. Я молча курила в форточку, не прерывая тишины. Никита заговорил первым.

- Ты хорошо выглядишь сегодня.

- Ты так шутишь?

- Нет. Я никогда раньше не обращал внимания на то, что ты красивая. А еще тебе очень идет твоя стрижка. Хоть мне обычно и не нравятся девушки с короткими волосами.

- К чему все эти комплименты? – удивленно проговорила я.

- Я всегда говорю то, что чувствую. Я привык к тебе и к тому, как ты выглядишь, потому что рядом с тобой всегда была Ева, а, кроме нее, я обычно не замечаю никого... Теперь ты словно от нее отделилась.

- Ты несешь чушь, но, тем не менее, мне приятно.

- Извини, если что-то не так. Я совершенно вымотался. Университет и вся эта паршивая жизнь пьет из меня все соки.

- По тебе видно, – отозвалась я.

- Больше всего, - продолжал он, вращая в руках руль, - меня грузит состояние Евы. Ведь поэтому ты предложила мне увидеться, да?

- Да, это так. Поверни здесь налево, там есть чудесное кафе, там и обоснуемся.

- Как скажешь, - Никита безэмоционально подчинился.

Спустя несколько минут мы с мокрыми волосами, снимали наши куртки и вешали их на крючки внутри уютного помещения кофейни в лиловых тонах. Никита заказал нам по чашке американо, и мы примостились в самом углу, близ окна, за которым сверкали капли дождя, такого, какой существует лишь в реальности Петербурга, и разве что фильмах Вуди Аллена.

Меня удивило, что между мной и Никитой не осталось и тени той неловкости, что была вчера. Это был второй раз, когда мы виделись с ним без присутствия Евы. Раньше он отдельно, суверенно от Евы как будто и вовсе не существовал. Наши руки крепко сжимали цветные чашки с горячим кофе, принесенным симпатичной девушкой-официанткой, мы молчали, словно провинившиеся дети, оставленные в одной комнате. Оба чувствовали вину за то, что встречаемся вот так, тайком, ничего не рассказав об этом Еве. Но игра стоила свеч.

- Странно видеть тебя вот так вот, - озвучил Никита мои мысли.

- И правда странно, - отозвалась я, делая глоток из свей чашки.

- Я догадываюсь, зачем ты меня позвала, - продолжал он. – Но лучше бы тебе все озвучить самой. Догадки не приводят ни к чему хорошему, верно?

- Отчасти. Я очень волнуюсь за Еву, Никита, - я осеклась, ведь это был первый раз, когда я назвала его по имени. Над столом повисло облако неловкости, которое растворилось за долю секунды, однако успело отбросить на нас обоих тень.

- Я тоже за нее волнуюсь. Только вот понятия не имею, что делать.

- Взгляни на это, - я протянула ему свой телефон со светящимся экраном.

- Что это? - спросил Никита, беря его в руки.

- Больница. Она в Москве. Бывшая «Кащенко». Там лечат расстройства пищевого поведения.

- И ты хочешь...

- Да.

- Но она никогда нам этого не простит.

По моим щекам потекли слезы.

- Зато она останется жива. Она весит около тридцати килограммов, ее ноги едва способны передвигаться с места на место, а этот ночной обморок... Разве ты не понимаешь, что все намного более серьезно, чем мы думали? Послушай, ее матери, да и всем остальным родственникам нет до нее дела, по сути у нее нет никого, кроме нас с тобой, значит, именно нам придется ее спасать. Ей нужна помощь, помощь врачей. Я прочитала об этой больнице все, там консультируют талантливые доктора и психологи, они помогают пациентам набрать вес. Пойми меня, я не хочу ходить к ней на кладбище.

- Никогда так не говори, - оборвал меня Никита.

- Когда же ты откроешь глаза и увидишь то, что находится перед твоим носом? Она умирает.

- Я в это не верю. Она слишком сильная для этого. Да и в больницу она никогда не согласится лечь.

- Боюсь, что мы не будем ее спрашивать. Речь идет о ее жизни. Она больна, но не понимает этого, а ты живешь с широко закрытыми глазами. Сегодня в перерыве между занятиями я позвонила в эту клинику и поговорила с заведующим отделением. Он был очень обеспокоен состоянием Евы и настаивал на ее экстренной госпитализации.

- Когда ты успела?

- В то время, пока ты был слеп.

- Но как мы ее уговорим?

- Эта часть лежит на тебе.

Никита тяжело вздохнул, но кивнул.

- Давай позвоним туда снова. Ты сам поговоришь с врачом.

- Я не вижу смысла делать это повторно, ведь я доверяю тебе. Просто я не могу поверить в то, что это происходит с Евой. Анорексия? Она и правда слишком исхудала, но у нее же все в порядке с головой! Она же такая умная, почему она не может просто поесть?

- Потому что нисколько это все не просто.

- Все и правда так плачевно?

- Послушай, ночью ее везли в реанимацию. Ты же будущий врач, мне ли тебе объяснять, что такое болезнь?

- Хорошо, - он снова кивнул. - Я сделаю все, что в моих силах.

- Так не пойдет, - я горько улыбнулась. – Ты просто сделаешь все. Уже через неделю мы повезем ее в Москву.

- А как же моя учеба?

- Бог ты мой, почему ты думаешь об этом? На кону ее жизнь.

- Ты права, я разберусь. Что-нибудь придумаю. А теперь, извини меня, мне пора идти. Мне нужно все это обдумать, а затем сделать так, чтобы Ева согласилась на больницу. Если честно, не представляю, как это провернуть – ты видела, как бесцеремонно она сбежала из реанимации. Скажи мне одно: она и правда так больна?

- Слепец! - только и смогла выдавить я.

- Мне жаль, - произнес Никита, опуская глаза. Он порылся в карманах, бросил мелочь на стол с пустыми чашками кофе и встал со своего места.

- Тебя подвезти до дома?

- Я доберусь сама.

- Но там же ливень, а ты без зонта.

- Мне нужно побыть одной сейчас.

- Я настаиваю, - Никита выжидающе смотрел на меня, и я поняла, что больше всего на свете сейчас он боится остаться наедине со своими мыслями.

- Поезжай. Я возьму еще кофе, потом поеду к Еве.

- Ладно. Тогда я прощаюсь, — произнес он, а затем встал, не дожидаясь моего ответа, набросил на плечи свою красную клетчатую куртку с белым, насквозь мокрым воротником, и исчез за дверью кафе.

Сквозь заводненное стекло я рассматривала его силуэт, бегущий к «мерседесу». И молилась о том, чтобы Ева согласилась хотя бы на путешествие в Москву. Ведь везти ее обманом было слишком подло, но, если бы другого выхода не было, я, пожалуй, решилась бы и на это. Каждые 60 минут от анорексии обрывается одна жизнь. И мне бы не хотелось, чтобы Ева оказалась следующей.

В кафе я просидела еще около часа, обдумывая все, что произошло между нами с Никитой за этим столом. Он отказывался смотреть в упор на реальность происходящего, спрятавшись в своей защитной скорлупе, не замечая, что с Евой что-то происходит, а, возможно, просто был так вымотан университетом и ее болезнью, что его мозг сам ограждал его от этого понимания. 

Я снова набрала номер заведующего отделением клиникой. Спустя несколько гудков я услышала низкий голос врача на другом конце провода:

- Я вас слушаю.

- Алексей Александрович, это снова я, Маргарита, я звонила вам сегодня.

- Да-да, - отозвался он.

- Ева ляжет в больницу в следующую субботу, - произнесла я, вытирая слезы со своих щек.

- Прекрасная новость. Не сомневайтесь, мы обязательно ей поможем. Здесь, внутри больницы, мы проведем все нужные обследования и подтянем все показатели ее анализов. Вместе мы вытащим вашу подругу.

- Проблема состоит только в том, что больная... - мне стало гадко от того, что я так назвала Еву. – Она не хочет ложиться в больницу.

         - Я слышу это чаще, чем вы можете себе представить. Приезжайте в Москву. Я лично проконсультирую вашу подругу и постараюсь убедить лечь в стационар. Насильно никто этого делать, разумеется, не будет.

- Благодарю, - отозвалась я и повесила трубку. Мое тело изошлось рыданиями, все посетители кафе стали оглядываться на меня, однако это было мне совершенно безразлично.  Я полностью выгорела за этот день и бессонную ночь. В моей голове звучало одно: «Я должна спасти Еву».

Поднявшись из-за стола, я вышла на улицу, залитую водой, кутаясь в свою промокшую куртку. Я шагала, часто моргая, сбрасывая навязчивые капли со своих ресниц, измеряя шагами растояние до ближайшей станции метро, которая своими быстроходными рельсовыми кораблями должна была стать порталом к дому, в котором жила Ева, - ее обитель кофейных чашек, книг с яркими корешками и душевных разговоров.