Рем молча провожал меня взглядом, когда я спускалась вниз по «лучу». Я так резво сиганула вниз, схватившись за него руками, что Рем охнул. Я даже умудрилась шутливо отсалютовать ему, пока скользила вниз. На его лице застыло непередаваемое выражение: восхищение вперемешку с разочарованием. Думаю, он все же хотел продолжения, и не ожидал, что я вдруг могу взять ситуацию в свои руки.

Детка, может быть, я и мучаюсь от своего повышенного либидо и, как школьница, готова влюбиться в любого симпатягу, но все же я прекрасно умею играть в предложенную тобой игру. А именно: ты не дождешься от меня эмоций, даже если однажды захочешь их получить.

«У вас все в порядке? — спросила Блисс, пока я тихонько пробиралась обратно. — Я улавливаю от тебя грозовое электричество».

— Лучше некуда. Просто играю с твоим хозяином по его же правилам.

«Он мне не хозяин».

— А кто?

«Я его хранитель, проводник, его рука и оружие в руке его, звезда над его головой и тропа под его ступней, я — молитва на его устах и огонь в его глазах».

— А как-то попроще объяснить как-то можно? Одним словом.

«Нет. Это сложно».

— Окей, — хмыкнула я. — Уж точно не для простой смертной, трахавшейся всю ночь напролет?

Блисс фыркнула, оценив мой сарказм, но все же не стала ничего пояснять. Я наощупь шла вдоль стены коридора, краем глаза улавливая роение теней на отдаленных стенах. Здесь что-то изменилось со вчерашней ночи. Холодок побежал по моей спине, когда впереди бесшумно промелькнуло что-то черное — еще более черное, чем тьма.

«Стой, — скомандовала Блисс. — Они выпустили стражников».

— И что теперь? — выпалила я, вдруг различив в темноте ярко-синие глаза неведомых существ.

Блисс начала что-то орать мне, но я не разбирала слова: кровь в голове вдруг зашумела громче водопада. Я подскочила на пятках, развернулась и рванула обратно. Сейчас, когда Рему немного полегчало, он точно поможет мне. Может нам и вовсе не стоило расставаться в этом адовом местечке. Но пока бежала, я в панике свернула куда-то не туда. Коридор, который раньше заканчивался лестницей в башню, сейчас... перестал заканчиваться вообще. Я бежала так долго, что совсем выбилась из сил. Яростное клацанье зубами и скуление за моей спиной вдруг сменилось оглушительным рыком. Я оглянулась, и кровь застыла в жилах: существа, похожие на черных свиней с длинными клыками, почти настигли меня. Мое сердце подскочило, ноги покосились и в момент падения я подумала, что мне конец. Я зажмурилась, приготовившись к тому, что твари сейчас начнут терзать меня живьем, визг и рычание полностью оглушил меня, но... ни одна из них не притронулась ко мне. Я открыла глаза и увидела плотную решетку из сияющих голубых лучей — точно таких же, как тот, по которому я взобралась к Рему. Свиньи с ревом толклись за ними, пытаясь пробиться, но эти лучи были прочнее стали. Только их синие, как электрическое пламя глаза, хаотично метались по ту сторону решетки, будто медузы в океанической пучине. Их были десятки!

«Не смотри на них!» — заорала мне Блисс.

Я отвернулась, поднялась на ноги и побежала дальше. Оглянувшись пару раз, я поняла, что свиньи потеряли мой след. Может, повернули обратно или свалились замертво.

Я долго блуждала незнакомыми коридорами, панически оглядываясь по сторонам. Я была уверена, что найду дорогу к Рему, как только мне понадобится, магия приведет меня к нему, но сейчас это становилось все опаснее. Госпиталь оживал. Утренний свет сочился из запыленных окон, лампы загорались над головой, я слышала хлопанье дверей и разговор невидимых людей. Было бы хорошо найти укромное местечко, выставить «лучи» по периметру и поспать хотя бы пару часов.

Внезапно коридор закончился двойной дверью — в каждой мутное квадратное окошко. Я распахнула ее, и солнечный свет брызнул мне в глаза, ослепляя. Ветер ударил в лицо, и я обнаружила перед собой обширный задний двор: ухоженные газоны, скамейки, фонтан. «Твою мать», — шепнула я, не веря своим глазам. Все вокруг было изумрудно-зеленым, живым, напитанным влагой. Деревья шумели пышными кронами и были усеяны белыми цветами. Фонтан в отдалении, отделанный белым мрамором, был украшен восхитительной скульптурой пышнотелой женщины. Из кувшина в ее руках низвергалась струя чистейшей бирюзовой воды. А на воде, словно короны, покачивались нежно-розовые лотосы.

Но даже не эта внезапная жизнь, и свежесть, и красота поразили меня до дрожи в коленках. А люди. Пациенты. Мужчины, женщины, старики. Они были повсюду — отдыхали на скамейках, бегали по лужайкам друг за другом, играли в куклы, листали журналы. На всех были свободные больничные рубахи, которые показались мне знакомыми.

— Мисс Найтингейл! — окликнули меня, и я подскочила от ужаса. Поискала глазами источник голоса. Впереди махала рукой незнакомая девушка в форме медсестры: белый халат, белые брюки, туфли на низком каблучке.

— Мисс Найтингейл! Идите к нам! Как вы сегодня себя чувствуете?

Я отступила назад, приготовившись к побегу. Галлюцинация была такой реалистичной, что меня затошнило, как на американских горках. Но позади меня больше не было никакого коридора. Я стояла на лужайке, окруженная другими пациентами, каждый из которых был занят своим делом.

«Блисс! — запаниковала я. — Что тут, черт возьми, происходит?»

Та не ответила. Сначала я орала мысленно, потом начала шептать ее имя вслух, панически оглядываясь, потом перешла на крик:

— БЛИСС! ПОМОГИ МНЕ!

Кошка не отвечала, и в ту секунду я испытала одиночество, сильнее которого не знала вообще никогда в жизни. Ну разве что, когда Селеста исчезла. Я решила расстегнуть комбинезон, чтобы проверить и перетряхнуть штанины: не выпал ли медальон, пока я уматывала от адовых свиней. Только вот комбинезона на мне больше не было — такая же рубаха, как и на других пациентах. Чертыхнувшись, я подумала, что хорошо бы засунуть палец в промежность и проверить, на месте ли медальон. Но на меня воззрились десятки глаз. Всем было интересно наблюдать за мной: больше никто не поляне не орал, не крутил головой, не призывал бог знает кого и не пытался вылезти из собственной рубахи. Только я.

— Мисс Найтингейл! — снова позвала медсестра, ласково улыбаясь. Ее щеки нежно румянились, русые волосы выбились из-под шапочки и трепетали на ветру. — Хотите мороженого?

Медленно, капля за каплей, в меня вливалась новая реальность. Не та, в которой я жила последние пару дней, с момента появления в госпитале. Какая-то иная и до чертиков пугающая.

«Блисс! Где ты? Я не знаю, что мне теперь делать!» — повторяла я, но связь с моим проводником была безвозвратно утеряна.

Медсестра подошла ко мне и ласково потрепала по плечу: «Все пройдет, это просто слепящее солнце. Яркий свет может спровоцировать паническую атаку и тахикардию. Хотите, спрячемся в тень?» Она взяла меня за руку и повела в тень деревьев. Я шла за ней, спотыкаясь, теребя подол рубахи и нервно оглядываясь по сторонам. Медсестра усадила меня на скамейку, набросила плед на мои плечи, вручила мне эскимо на палочке и ласково шепнула:

— Мы очень рады, что вам наконец стало лучше, мисс Найтингейл. Препараты, которые вам прописали, у некоторых пациентов вызывают очень сильные галлюцинации. Также могут ударить по женской части: либидо, например, часто полностью выходит из-под контроля. Пациента, который находился рядом с вами в соседней палате, даже пришлось переместить в другое крыло — настолько сильно он вас манил, — она добродушно вздохнула и похлопала рукой по моей, сжатой в кулак, ладони. — Вероятно вы до сих пор ощущаете небольшой дискомфорт... в интимной зоне. Это все от излишней стимуляции, от которой вас можно было удержать только ремнями и снотворными. Но сегодня, на двадцатый день наконец-то произошло улучшение, и вы пришли в себя. Галлюцинации прекратились, и вы наконец смогли выйти на свежий воздух. Невероятное ощущение, правда, — снова вдохнуть полной грудью?

Я перевела на нее взгляд и наконец хорошенько рассмотрела. Черт возьми, она была реальнее меня самой: солнце блестело на влажном лбу, изогнутые ресницы были густо накрашены, тонкий слой перламутровой помады немного размазался в левом уголке губ. В ней было что-то от звезды старого голливудского кино: то ли форма лица, то ли прическа, то ли голос.

Мороженное начало таять: жирные капли текли по моей руке и падали на колено.

— И где же мой сосед по палате? — спросила я, бросая эскимо на траву и отряхивая руку.

— Ах, он? Ну конечно, я знала, что вы спросите, — улыбнулась женщина. — Да вон же он, в кресле, у фонтана. Вы можете подойти к нему, но не очень близко. Мистер Реми на серьезных успокоительных, но вам стоит знать, что когда-то он был серийным убийцей. Вот уже тринадцать лет он в нашем госпитале, но только последние полгода ему позволили выходить на ули...

Я не дослушала. Я встала и побежала к креслу у фонтана, в котором сидела завернутая в серый плед фигура. Это была та же самая ткань, которая покрывала тело Рема, когда он лежал на кровати в башенной камере. Та же самая фактура и те же самые странные письмена, в которых сквозило нечто древнее, ритуальное.

Я подскочила к нему, оббежала и остановилась, как вкопанная. Это совершенно очевидно был Рем, я бы узнала его лицо среди тысяч, только вот это лицо были лишено всякой жизни — он смотрел в пустоту, не мигая, бескровные губы были крепко сомкнуты, кожа растрескалась, будто он долго скитался по пустыне. Его фигура казалась невероятно мелкой и хрупкой, он будто уменьшился втрое, по сравнению с тем Ремом, которого я знала. Его руки покорно лежали на подлокотниках — белые, безжизненные, словно слепленные из воска.

— Рем, — я упала перед ним на колени. — Рем, я потеряла связь с Блисс. Я не знаю, что делать. Ты должен знать, черт возьми.

Я нервно оглянулась. Все были заняты своими делами: ели, бегали друг за другом и грызли мороженое. Моя медсестра помахала мне рукой издалека, одобрительно кивая. Мол давай, детка, что бы ты ни сделала, я все прощу, даже знойные приставания к серийному убийцу.

Я нагнулась и поцеловала Рема в губы. Он снова пах горечью: миндалем, полынью, йодом. Я углубила поцелуй, пытаясь проникнуть языком ему в рот. Я постаралась, черт возьми! Если из него снова высосали все подчистую, то мой поцелуй оживит его. Я не сомневалась, что тотчас увижу эффект. Но ничего, твою мать, не случилось! Вообще ничего! Рем даже не двинулся. Только ветер продолжал шевелить его темно-русые, с позолотой, волосы. Леденящий ужас и ужасное отчаяние взяли меня за горло.

Я медленно выдохнула, утерла слезы и... присмотрелась. Рем шевельнул указательным пальцем. Его безжизненный восковой палец двигался, словно подключенный к электродам. Мне хватило смекалки понять, что он будто указывает на что-то. Я проследила взглядом за его кончиком и внезапно увидала мертвого голубя у самого фонтана.

Что-то вопиюще нереальное было в этом взъерошенном комке перьев со свернутой шеей. Он не принадлежал этой безупречной реальности, в которой я очутилась. Вошел с ней в непримиримый контраст.

Губы Рема двинулись, и мне пришлось придвинуть к ним ухо, чтобы расслышать.

— Поджарь его, — сказал он.

Его указательный и средний пальцы вытянулись в жесте, имитирующем пистолет. Я оглянулась. Медсестра продолжала смотреть на меня, но внезапно что-то в ее облике странным образом изменилось. Глаза. Они будто засветились электрическим синим пламенем.

— Поджарь его, Саванна! — рыкнул Рем.

Я подняла указательный палец, как тогда, когда открывала вместе с Блисс двери, и метнулась к голубю. Электрический разряд прошил мое тело, и из пальца вырвалась молния. Голубь перекувыркнулся в воздухе, источая запах жареного мяса. Я оглянулась на медсестру и вскрикнула: она неслась ко мне на четвереньках, и вместо человеческой головы у нее теперь была свиная: черная, клыкастая, покрытая шерстью.

Я обхватила Рема за плечи и развернулась к ней, наставив на нее палец.

— Я же сейчас нахрен убью тебя, свинорылая тварь!

Из моего пальца снова вырвалась молния и долбанула так сильно, что потухло солнце. Вокруг вдруг разлилась полная беспросветная тьма. Визг медсестры становился все тише и тише. Я попала в нее. Я совершенно точно прострелила ей башку! Ее голубые глаза метались в темноте, у самой земли, пока не угасли.

— Ты вернулась? Ты со мной? — спросил Рем, и его голос звучал ужас как взволнованно.

***

«Твою мать! Рем! Еще одна шевелится! Прикончи ее! — орала Блисс в моей голове. — Саванна здесь! Я чувствую ее снова, она здесь, с нами!»

Я открыла глаза и тут же зажмурилась. Зрелище было воистину фантастическим: я лежала посреди того самого темного коридора, по которому бежала, спасаясь от сторожевых свиней. Передо мной стоял Рем, облаченный в черное. Два кинжала блестели в его руках. Он был в кровище с ног до головы, она текла темной рекой по полу коридора. А за ним высилась огромная гора мертвых свиных туш. Решетка из голубых лучей до сих пор стояла в пространстве за его спиной — он без труда прошел через нее, в отличие от свинорылых.

Стон облегчения сорвался с губ Рема, как только он понял, что я пришла в себя. Он припал передо мной на колени, бросил кинжалы и сжал в ладонях мое лицо.

— Саванна... — в его голосе слышалось такое облегчение, будто я с того света вернулась.

Позади нас раздался оглушительный утробный визг и усиленное гудение лучей, которые свинья пыталась прорвать клыками. Рем снова схватил кинжал и метнул его через плечо, не прицеливаясь. Агонический рев ударил по барабанным перепонкам и тут же прекратился. Он только что заколол последнюю из адовых свиней.

— Что... это все... мать их... за дела?! — вытаращилась я. Меня так трясло, что зуб на зуб не попадал.

— Давай-ка убираться отсюда, пока за нами не пустили новую порцию стражников. Потом все поясню.

Только сейчас я поняла, что никакая это не черная рубашка на Реме — это было то самое полотно, которым он был укрыт, пока спал. Рем обвернул его вокруг его тела, пару раз перебросив через плечо, как у древних греков, отчего стал похож на героя из легенд. Ткань вымокла в крови свиней так сильно, что казалась черной. Я даже представить не могла, что же это за бой такой был, если его не просто забрызгало — а облило кровью с ног до головы.

Рем помог мне встать, с сомнением посмотрел, как меня шатает, и тут же подхватил на руки. Он несся вперед быстрее, чем я могла бы даже в самом невероятном спринте. Время от времени он открывал двери и сканировал взглядом комнаты, словно разыскивая что-то. Наконец, когда мы одолели несколько бесконечных коридоров и лестничных проемов, Рем ввалился в огромный зал с узкими витражными окнами. Здесь было так пусто, что можно было бы устроить балл. Окна были занавешены шторами, но не плотно: кое-где сквозь щели струился свет и отражался от длинных темных половиц. С потолка свисали две огромные люстры, затянутые паутиной. В углу стоял рояль, покрытый ветошью.

Рем поставил меня на ноги, взмахнул рукой — и двери тут же затянула решетка тонких голубых лучей. Потом он прошелся вдоль окон и зарешетил каждое из них тоже. Каждый раз, когда он ступал в полосу света и на пол ложилась его тень — я замечала, что она была темно-фиолетовой, будто в нее плеснули чернил.

Я тоже обошла комнату, разглядывая, что к чему. Жаль, что здесь не было ни кровати, ни душа, ни шкафа с одеждой, ни тайника со съестными припасами. Я бы сейчас руку отдала за «Сникерс», а за теплую мягкую кровать — наверно даже ногу. Усталость потихоньку брала свое. Я, конечно, в состоянии заниматься сексом всю ночь напролет, а потом даже совершить убойный спринт, убегая от свино-демонов, но рано или поздно даже мне, энергетической аномалии, нужна будет подзарядка.

— Как ты? — спросил Рем, покончив с лучами и подходя ко мне.

— Цела, — ответила я. — Что со мной случилось в том проклятом коридоре?

— Стражники могут свести с ума, если посмотреть им в глаза, — пояснил он. — Блисс лишком поздно предупредила тебя. Они впились в твой разум и погрузили тебя в иллюзию. Я пытался разбудить тебя, но твой мозг был заворожен реалистичностью галлюцинации и не реагировал...

— Ты убил их всех, поэтому я вернулась?

— Да, но не сразу. Нельзя убивать всех стражников, пока не разбудишь человека. Хотя бы одного нужно оставить, иначе сознание застрянет там, в бреду, и его уже ничто не вернет.

— И как ты разбудил меня?

— Срабатывают всякие дурацкие фразы и шутки. Галлюцинация начинает искажаться, в ней появляются странные предметы или странные события, и тогда у тебя есть шанс проснуться.

— Алилуйя поджаренным голубям, — улыбнулась я.

— Я был на седьмом небе, когда это сработало, — ответил он.

Мы стояли посреди зала и вокруг нас кружились потревоженные пылинки. Лучи мерцали на окнах, как волшебные жалюзи. На лице Рема запеклись бордовые капли, и я вдруг испытала удовольствие от мысли, что это не его кровь.

— Что дальше? — спросила я.

— Я смог найти слабое место в башне и выбраться, но не смогу покинуть территорию больницы. Слишком сильная печать — даже небо перекрыто силовыми лентами. Нас будут искать, стражники в том числе. Оберег простоит достаточно долго, пару дней так точно. Надеюсь, к тому времени, когда нас найдут, нам удастся восстановить силы и, может быть, найти новые, чтобы бежать отсюда. Тебе необходимо поспать и поесть.

— Конечно, командир, — кивнула я и даже отдала честь. Он был так серьезен, что я совершенно не могла этого вынести. — Вот еще бы нам найти тут кровать или надувной матрас. Я не в восторге от идеи спать на голых досках.

— Давай поедим, а потом что-то придумаем с кроватью.

На слове «поедим» мои глаза подскочили кверху сами собой. Голубей я есть не буду. Тем более, Блисс не сможет доставить их сюда. Судя по виду из окна, этот зал находится в самой высокой части этого здания, и снаружи — ни одной пожарной лестницы, ни одной террасы, ни одного подоконника. Только гладкие стены, сложенные из камня. Кошка не одолеет такую высоту.

«Ничего, думаю Рем сможет найти что-то питательное, не выходя из комнаты. А я позабочусь о том, чтобы это выглядело аппетитно».

— Речь о грибах, мышах и пауках?

«Крысятина очень калорийна, и с прожаркой проблем тоже не будет».

— Я воздержусь, — содрогнулась я. Мой голод не настолько силен.

Пока я препиралась с Блисс, Рем стащил с себя пропитанные кровью одеяния и бросил их в угол. Потом сорвал штору с одного из окон и принялся мастерить себе новое одеяние, умело орудуя ножом. Покончив с этим за пару минут и облачившись в обновку, он прошелся вдоль окон и сорвал оставшиеся шторы. Их набрался приличный десяток — огромных, плотных, сделанных из добротной ткани. Я и глазом моргнуть не успела, как передо мной возникло небольшое ложе и даже, можно сказать, мягкое.

— Ты точно не хочешь поесть? Это будет выглядеть, как лучший бургер на свете.

Я молча залезла в «кровать» и натянула на голову обрывок шторы. Рем только рассмеялся. Его смех, как и сам он, был восхитительно уютен. Никогда бы не подумала, что мужик, способный перерезать стаю адовых свиней собственными руками, может хихикать как мальчишка.

***

Меня разбудил приглушенный вой. Он разлился где-то далеко и затих. Солнце уже село. Кроме сияния голубых лучей, зарешетивших окна, у нас больше не осталось источников света. Рема я разглядела только через пару минут. Он сидел, прислонившись к стене и прикрыв глаза. Сначала я подумала, что он спит, но оттенки сменяющихся эмоций на его лице — улыбка, удивление, нахмуренность, еще одна улыбка — навели меня на мысли о том, что он общается с кем-то. Мысленно. Прямо как я с Блисс. Он вел с кем-то разговор, и, клянусь, этот разговор был увлекателен.

Я почти испытала укол ревности. Черт возьми, ревности мне еще не хватало в этом сюрреалистическом аду.

Я шевельнулась, села, и Рем тут же открыл глаза. Его губы что-то пробормотали, и я почти была уверена, что он сказал «до скорого».

— Что это выло, черт возьми? — спросила я, набросив на себя штору, как плед.

— Стражники пытаются найти след.

— Они что, потеряли нас в пределах одного здания?

— Бывает, если беглецы выжгли за собой следы, — пояснил он.

— Да всего-то нужно проверить все палаты в больнице.

— Они это сделают в конце концов. Когда поймут, что этажей больше, чем лестниц. Но, возможно, это будет не очень быстро... Как ты себя чувствуешь?

— Лучше некуда. Матрас не идеален, но все равно спасибо, что смастерил его для меня. Иначе мне пришлось бы спать на тебе.

— Тоже не самый плохой вариант, — усмехнулся Рем, поднимаясь на ноги.

Я наблюдала за тем, как он встает, потягивается, прохаживается по комнате, разминая мышцы спины. В том, как он выглядел и двигался, было кошмарно много сексуальности. Не нарочитой, не наигранной — природной. Или может быть меня просто влекло к здоровенным, мощным, заляпанным кровью мужикам с кинжалами за поясом.

— Чашечку кофе? — спросил он, покончив с разминкой. В этот момент я действительно уловила в воздухе запах кофе.

— Даже не хочу знать, что стало прототипом.

— Конденсат с оконных стекол. Не самый плохой вариант.

— Что ж, давай, — сдалась я.

Рем подошел к окну и вернулся с... миниатюрной чашкой свежезаваренного эспрессо. Он пах божественно. Вот бы еще круассан...

«Круассан можно раздобыть тоже, только дай знак».

Боже правый, в тот момент я так хотела круассан, что у меня аж желудок свело.

— Твою мать, хорошо! Я согласна на круассан! С миндальным вареньем!

Рем только глаза закатил. Как официант, окончательно замученный клиентом. Он отошел к окну и вернулся с огромным, золотистым, волшебно пахнущим круассаном. Я нервно рассмеялась, потому что у меня просто слюнки потекли.

— Ничего не говори, — предупредила я Рема, подняв палец.

— Даже не собирался, — улыбнулся тот.

Это были восхитительные десять минут. Кофе, круассан и заляпанный кровью, увенчанный кинжалами мужчина, вытянувший ноги напротив. Я ела, старательно разжевывая ароматное, воздушное тесто. Не хватало еще подавиться крысиными костями.

— Что пьют в тех краях по утрам, откуда ты родом? — спросила я Рема, надеясь получить какой-то невероятный ответ. Я была уверена, что он явился из потустороннего, никем ранее не виданного мира, в котором по утрам пьют, ну допустим, нектар магнолий.

— Кофе, как и почти везде, — ответил Рем. — Я родился в Иерусалиме.

— Забавно, я ожидала услышать что-то вроде: Атлантида или Олимп.

Рем рассмеялся и стер крошку с моей губы.

— Намекаешь, что от меня так и веет древностью?

— Намекаю, что ты слишком похож на божество. Есть в тебе нечто... такое.

Рем ничего не ответил, молча забрал у меня чашку с тарелкой, отставил их в сторону и — те тут же превратились в два лунных блика.

— Я понимаю, что ты бы хотела узнать больше, а желательно все. И ты заслуживаешь узнать больше, а может и все. И мне даже не сложно рассказать, но... иногда все настолько невероятно, что я сам с трудом во все верю.

— Ночь длинна, — ответила я.

Я услышала, как Блисс тихонько выругалась, и Рем, очевидно, услышал это тоже, судя по тому, как улыбнулся.

«Ну что еще? — мысленно вспылила я. — Я понимаю, что в твоем идеальном мире я только и должна совокупляться с ним каждые пять минут, лишь бы он побыстрее отсюда сбежал, но в моем идеальном мире я не могу спать с мужчинами, даже не пытаясь узнать их поближе!»

«Да молчу я, — промурлыкала Блисс. — Просто знаю я вас, людей. Хлебом не корми, дай поговорить. А за разговорами забывается важное. Стражники понемногу подбираются ближе, пока вы тут про кофе да Олимп...»

Словно в подтверждение ее слов, дол меня снова донесся утробный рев с воем вперемешку. И на это раз он был ближе. Волоски зашевелились на моем затылке. По-видимому, мне стоит послушать кошку, если я хочу выбраться отсюда живой и поскорее.

— Ладно, к черту разговоры, хочешь снова трахнуться? — обратилась я к Рему, комично отряхнув руки от несуществующей пыли.

Выражение его лица было просто шедевральным. Знала бы, что это произведет такой эффект, обязательно спросила бы раньше.

— Ведь это по-прежнему необходимо, так? У тебя еще недостаточно сил, чтобы просто взять и вытащить нас отсюда?

— Недостаточно, — подтвердил он, следя за мной взглядом, как за непредсказуемым котом.

— Тогда что делать будем, командир? — я подошла к нему и опустила руки ему на плечи. Рем смотрел на меня с таким выражением, будто каждый мой закидон доставлял ему удовольствие. Будь его девушка самой богиней, я бы на ее месте не на шутку приревновала...

— Саванна, тебе не обязательно вести себя как пьяный пикапер, лишь бы скрыть уязвимость. Ты можешь быть собой. Я все равно вижу, какая ты есть...

— Может я внутри и есть пьяный пикапер. Просто Бог пошутил и забросил меня в тело нежной девчушки.

— Ты и внутри нежная, — сказал он.

Может быть, подумала я. Немного. Слишком легко влюбляюсь и склонна верить людям на слово. Но в остальном у меня металлический каркас. Я почти лишена страха, я не прогибаюсь перед несправедливостью, я бью правой не хуже парней, и, как мы уже выяснили, у меня энергии как у высоковольтного провода. Я — солдат, Рем. А потом уже все остальное. Но вслух я сказала совсем другое:

— И что-то мне подсказывает, что тебе именно такие, как я, и нравятся.

— Может быть, — ответил он, внезапно краснея. — А какие нравятся тебе?

— Здоровенные парни с большими ручищами, которые расправляются со стаей демонов на раз-два, но при этом краснеют, когда разговаривают про девчонок. Взрывная, знаешь, ли смесь. С твоей мужественностью все и так понятно, она прет из каждой твоей клетки. Но есть в тебе еще что-то... невинное. Как будто ты все еще живешь с мамой, а по воскресеньям ходишь в церковь.

— И какая из моих частей тебе нравится больше? — вскинул бровь Рем, явно раззадоренный моим подначиванием.

— Эта, — сказала я и опустила руку на его промежность.

Он уже завелся. Я давно поняла. Еще на фразе «Что делать будем, командир?» Блеск его глаз стал обжигающе интенсивным, его руки сомкнулись на моей талии, губы приоткрылись. Мне нравилось, когда его вдруг перемыкало минуса на плюс и от былой сдержанности не оставалось и следа. Может в нем и угадывался позолоченный налет невинности, но она точно слетала подчистую, когда он трахался.

Рем расстегнул мой комбинезон, запустил руки под спортивный топ и сжал грудь так сильно, что я охнула. Я впилась в его губы, часто вдыхая и выдыхая, как грейхаунд в скоростном забеге.

— Господи, — прошептал он, яростно целуя меня, будто просил Бога уберечь его.

Я запустила пальцы в его волосы, лунные блики играли на его кудрях и коже, и в этот момент упоительный аромат жасмина ударил в голову. Я откинула голову, подставляя Рему шею, и увидела, что потолок над нами стал прозрачным, и сквозь него теперь было видно миллиарды звезд — массивную россыпь переливающихся всеми цветами радуги созвездий. Мой восторг был так же бесконечен, как Млечный Путь. Голова пошла кругом, то ли от поцелуев, то ли от осознания величия Вселенной. Метеор перечеркнул синеву светящейся линией. Еще один и еще один, пока метеоритный дождь не разукрасил собой весь небосвод.

— Рем, это так красиво, — прошептала я, дурея от всей этой красоты и того, что его губы делали с моей шеей и грудью. — И я даже не знаю, что прекраснее, это небо или ты...

— Ты, — сказал он, прекрасно играя в игру комплиментов.

Он уложил меня на наше импровизированное ложе, и я поняла, что сегодня меня тоже ждет миссионерская. Но ее мы уже практиковали, вот в чем загвоздка. Пора было разнообразить меню.

— Саванна, — взмолился он, протестуя. — Если снова начнется гиперкомпенсация, ты... рискуешь. Я хочу, чтобы ты могла оттолкнуть меня руками в любой момент, и ты сможешь это сделать только лежа на спине.

— Ничего, еще я умею резво соскакивать с жеребца, если тот вдруг понесется в пропасть, — сказала я, поднимаясь на локтях и по-командирски упираясь в него своей грудью.

Он позволил нам поменяться местами. Я забралась на него сверху и развернула его импровизированную тунику. Рельеф его мышц был просто феноменален. Не говоря обо всем остальном. Я пялилась на него так, будто никогда не видела мужчину... Его ладони легли на мои бедра, пальцы впились в кожу, венка на его шее запульсировала, как сумасшедшая. Значит, и его сердце сошло с ума.

Я направила его член в себя, пристроилась точно сверху, под нужным углом, чтобы ни мне ни ему не пришлось даже трудиться. Пусть два наших мира просто соединятся в одной точке, как уже делали это — безукоризненно.

Рем отпустил мои бедра и переложил руки на талию. Мне показалось лишь затем, чтобы поднять меня в воздух, если вдруг снова начнется гиперкомпенсация. Он боялся за меня, и в этом страхе было нечто упоительное.

Как и в прошлый раз, мне пришлось попотеть. Я трудилась, танцевала на нем, трепетала, как бабочка, которую насаживают на иглу. Мне было больно, но в ту секунду даже боль становилась блаженством. Я наклонилась, чтобы снова поцеловать его, и Рем застонал в мои открытые губы, как раньше стонала я.

Томление стало невыносимым, я расслабила бедра, позволяя силе тяжести помочь мне, и его член вошел в меня почти целиком. Мой клитор ударился о его лобок. Рем приподнял меня и позволил мне опуститься снова. Еще раз и еще раз. Разряд мягкого электричества родился где-то в моей глубине, нарастал с каждым моим взлетом и падением и наконец прострелил оба наших тела. Судороги оргазма сотрясли меня. Аметистовое сияние залило комнату, и грудь Рема загудела под моими пальцами: стон разрывал ее. Только несколько секунд спустя я поняла, что его руки поднимают меня в воздух и я лечу. Медленно, но верно к самому потолку. Его огромные руки держали меня, как священный грааль, на безопасной высоте, пока его тело разносило вверх и вширь от гиперкомпенсации.

Когда она прекратилась, Рем, обмякнув, положил меня себе на грудь, и закрыл глаза. В этот момент он был примерно в шесть раз больше меня. Его сердце молотило в груди так громко, что я слышала грохот. Я распласталась на нем сверху, обняв его обеими руками, и мы так и лежали, неподвижно, пока он не вернулся к своему нормальному размеру.

Вселенная над нами мигнула сразу всеми звездами, и потолок снова стал непрозрачным. Волны жасмина улеглись, успокоились. Рем коснулся моих волос, убрал пряди с моего лица, провел костяшками по щеке.

— Ты — мое спасение, — прошептал он. — И сегодня мы уйдем отсюда. Клянусь.

«А ты моя погибель, — подумала я. — И куда бы мы с тобой ни ушли, мое сердце останется здесь, в этом месте, и воспоминания обо всем, что между нами было, убьют меня».